Абсолют страха. Последняя глава.

V



Уличный свет пробивал стеклянную занавеску окон и холодным потоком разгонял тусклую атмосферу комнаты среднестатистической американской семьи. Искусственно подсвеченное двумя настенными светильниками помещение не было полностью погружено в темноту, но окружающие предметы все равно терялись во мраке, взявшем бразды правления в свои цепкие всепоглощающие лапы.
Со стороны казалось, что здесь не могло сейчас находиться ни единого живого существа. Но это не так. Если углубиться в черную плоть тьмы, то можно заметить силуэт, выжженный на диване. Он не двигается, не издает каких-либо звуков и не проявляет признаков жизни. Лишь иногда тень вздрагивает, будто чувствует приближение надвигающейся угрозы.
Имя этой тени - Арчи. Что заставило его сидеть столь долгое время в тихой сумеречной обстановке с окаменевшим видом у себя дома?
Ответ белым цветом вырисовывался на деревянном столике, купаясь в бледных лучах уличных фонарей. Арчи не спускал глаз с прямоугольной формы кусочка. И, хотя он уставился на предмет воспламеняющим взглядом, мозг его сосредоточился на иных проблемах, грядущих как следствие этого объекта наблюдения.
Ураганный вихрь апокалиптичных сюжетов проносился в голове побледневшего Арчи, описывая всевозможные варианты неминуемой погибели. То ему грезилось, что где-то за окном притаился Брайан, выжидающий удобного момента для нападения, то Майкл, казалось, скребся о дверь в попытках взломать замок и отомстить за себя. Эти и многие другие, более изощренные, картины под завязку забили разум Арчи, который с превеликим удовольствием перевел бы свое внимание на что-то красивое и безмятежное, трансцендентальное, но в силу того, что обстоятельства, внезапно взвалившееся на его плечи, требовали наибыстрейшего принятия решения, покой и чистое небо могли ему только сниться.
Недалеко проскрипела несмазанная дверь, возвещая о приходе еще одного гостя. Теперь домашняя темная энергия отступила на пару шагов, и пол прихожей искаженным оранжевым прямоугольником вычерчивался на черном фоне. В странную фигуру вписалась еще одна, до безобразия ассиметричная, тень.
Раздался тихий волшебный щелчок, после которого яркий теплый свет люстры вернул хотя бы части дома уютную атмосферу, прогнав холодное одеяло увядания и грусти.
Силуэт принадлежал Молли. Она часто захаживала к подруге, с которой была знакома еще со школьной скамьи. Арчи толком не знал, о чем велись в том обществе беседы, но это и не особо заботило его. Тут он строго придерживался типичной мужской точки зрения – дамские коктейли сродни желтой прессе, вместе с секретами семейной жизни женщины охотно делятся всеми последними слухами.
Но в данный момент не это довлело над отягощенным смутными думами разумом Арчи. Жена уже не казалась ему путеводной звездой, как он называл ее с момента первого признания в любви. Молли перешла границу дозволенного, ту черту, что сдерживает напор своей твердой и хрупкой одновременно стенкой, сохраняя, таким образом, баланс и гармонию.
С новым щелчком свет озарил место пребывания Арчи. Внешне он сейчас напоминал, по меньшей мере, заправского пьянчугу, чем порядочного гражданина и семьянина.
Молли остолбенела, застав мужа в таком состоянии.
- Что-то случилось, Арчи? – она спросила очень тихо, - Почему ты сидишь здесь один в темноте, весь взъерошенный, в мятой одежде? Господи, сними хотя бы туфли, я весь день сегодня убиралась! Отвечай же!- попытка начать разговор спокойно не удалась ей.
Арчи в ответ на все вопросы простым движением руки указал на столик, где весь вечер пролежал тот самый белый кусочек непонятного материала. Как оказалось, это был всего-навсего конверт, ничего сверхъестественного или противозаконного.
- Подойди и прочитай,- Арчи не выказал никаких эмоций, произнося эти слова.
Молли, не торопясь, подошла к столику, при этом она настороженно поглядывала на мужа.
- Мистеру Арчибальду…
- Нет, - прервал Арчи тем же железным голосом,- Читай, от кого письмо.
Молли догадалась сразу, что за отправитель решил чиркнуть весточку в их дом. На конверте в левом верхнем углу красовался изящно выведенный символ издательства, куда она послала рукопись Арчи. Но, глядя на свою вторую половинку, Молли не понравилось, что в доме царит ледяная обстановка. Тут же острым кинжалом ей в голову вонзилась мысль, что работа Арчи попросту была отклонена, что случается довольно часто, и именно поэтому он погрузился в депрессию.
- Мне очень жаль,- Молли приостановилась, боясь, что муж ее снова перебьет и начнет истерически изливать свое недовольство современной политикой книжных издательств, но ничего подобного не произошло,- Мне жаль, что твой роман не приняли.
Арчи усмехнулся.
- Почему же? Приняли.
Такой ответ привел Молли в еще большую растерянность. Но прежде чем она смогла произнести хоть слово, Арчи крепко схватил ее за левую руку и жесткими рывками потащил ее к двери своего кабинета.
Рабочий стол был завален стопками листов бумаги, некоторые из них успели приобрести желтоватый оттенок.
- Ты хочешь мне что-то показать, Арчи?
- О, а я так надеялся, что это ты, дорогая моя Молли, сможешь объяснить мне, непонятливому человеку, почему в рукописях появился пробел? Куда же запропастилась рукопись трехлетней давности?- он вперился в жену так же, как волк присматривается к добыче – одновременно хочет убить ее, но при этом приглядывается, все ли спокойно, или есть преграды на пути осуществления низменных желаний.
- Но я не знаю,- она по-прежнему стояла на позиции отрицания,- это твои работы. Ты должен знать сам.
- Вот именно! Должен!
Арчи вприпрыжку преодолел путь до стола, схватил конверт и, варварски разорвав его, оставил в руках листочек бархатной бумаги с искусно написанным на нем текстом. Вплотную подойдя к Молли, он принялся размахивать у нее перед лицом посланием из издательства.
- Если ты никак не желаешь сознаться во всем, что ж, будь по-твоему, я все сделаю за тебя, как уже не раз случалось,- Арчи выпрямился и принялся за чтение,- Уважаемый мистер такой-то и такой-то, в общем, я,- он указал пальцем на себя,- хотим сообщить Вам, что Ваше произведение «Большой мир маленького супермаркета» просто восхитило все издательство. Мы очень хотели бы, чтобы Вы в свободное время заглянули к нам. Уже на месте мы могли бы обговорить детали. Надеемся на сотрудничество с Вами,- тут Арчи скомкал письмо в руке, но выбрасывать не стал. Вместо этого он стал носиться взад-вперед с одним только кулаком, в котором спрессовывал бумагу,- Ты не находишь странным, Молли, что название, прозвучавшее в письме, является ни чем иным, как заглавием моей рукописи. О, пардон, моей исчезнувшей рукописи. Меня мучает еще один вопрос: почему не пропал новый материал, а старый, написанный несколько лет назад?- Арчи сейчас выглядел почти точной копией знаменитого сыщика из романов Агаты Кристи Эркюля Пуаро в те моменты, когда происходит кульминация всего действа,- Не забыл я и о том, что ты успела побывать в моем кабинете, пока я отсутствовал.
Еле сдерживая слезы, Молли смогла произнести, вернее, пролепетать, лишь одно слово.
- Прости.
- Вот оно, то слово, которое ставит крест на всех проблемах. Все выводят этот невидимый штамп, когда хотят поскорее избавиться от неприятностей, снять чувство вины с себя за какие-то грехи. И не важно, что, может быть, кто-то лет десять потерял из жизни, мучаясь от обиды, пока в один прекрасный момент плохому человеку вдруг булыжником по голове не стукнуло, и он не соизволил собраться духом и сказать тихим голосом «прости»,- на последнем слове кулак разжался, выронив сморщенный комок бумаги, пропитавшейся потом.
Арчи произносил слова все быстрее и быстрее, иногда запинался на середине предложения, как актер, забывший текст роли. У Молли возникло ощущение клаустрофобии. Ей казалось, что энергия мужа заполняет собой все свободное пространство, вытесняя все на своем пути. Она снова предприняла попытку оправдать себя.
- Арчи, ты прав. Это я взяла твой роман. Я и подумать не могла, что все так обернется…
И снова ей не удалось договорить начатое. Продолжить Молли не позволила жесткая мужская пощечина, свойственная излишне эмоциональным представителям сильного пола. Хрупкую женщину отшвырнуло к стене, а на лице не замедлила разлиться красная отметина.
Ничего не говоря, она сорвалась с места и, взбежав по лестнице, скрылась в сумеречной зоне второго этажа.
Арчи закрыл глаза и прислонился лбом к дверному проему. Все, что он сейчас наговорил Молли, было ложью. В его словах не проскочило даже малой толики правды. Но раскрыться он тоже не мог, ведь причина, по которой Арчи консервировал свои работы, проскочила бы мимо ушей Молли. Более того, в нем крепко засела боязнь быть осмеянным собственной женой. Разве типичный материально смотрящий на мир человек способен оценить его положение, не говоря уже о том, чтобы понять или попытаться сопережить душевные мучения индивида, единицы социума, наделенной несколько иными качествами, нежели остальные особи?
К тому же, есть и другая причина: если книгу прочитают сотрудники супермаркета, то вряд ли им понравится, что Арчи описывал всю магазинную жизнь без прикрас. Вдруг, подвергнув его произведение тщательному анализу, знающие люди вынесут такой вердикт, что вся работа, проделанная в течение стольких лет, станет пустышкой? Арчи поставил себе смысл жизни фиксировать любое событие в окружающем его мире. Этот мир – работа. А теперь, получается, то, что он возвел в свое предначертание, обратится в прах истории одного человека. Нельзя допустить такой поворот. Нужно всеми силами попытаться изолировать себя от контактов с издательством, а, может, и с внешним миром, включая супермаркет.
Арчи не слышал, как захлопнулась входная дверь. С момента рокового удара прошло уже полчаса. Молли разбудила Криса, собрала наспех их вещи и, не сказав ни слова, ушла с ним из дома.
Ни время, ни Молли с Крисом сейчас не волновали Арчи. Все место в голове занял бесконечный поток информации, сортирующейся под создавшуюся ситуацию.
Он остался наедине со своими думами и был всецело поглощен ими.

Глаза подобно камере наблюдения переключались с одного посетителя на другого. Они словно искали в каждом из покупателей подвоха. Но самому пристальному вниманию подверглась очередь, выстроенная возле второй кассы, где люди больше всего напоминали шифрующихся шпионов.
Брайан несколько раз пытался отвлечься от параноидальных идей, но как только он сталкивался взглядом с предметом, который не так давно украл из лона своей работы, будь то замороженные гамбургеры или шоколадные батончики, то нервозное состояние вгрызалось в его тело с еще большей силой.
Несмотря на то, что дело закрыли, а во всем, как и в прошлый раз, обвинили местных бомжей, те сами сознались в содеянном, но не потому, что знали о бесполезности отрицать вину – им просто хотелось погреться и по-человечески наесться – Брайана ни на секунду не оставляла мысль о том, что за его грехи принесли себя в жертву невинные люди. Вот та жестокая вещь, терзавшая денно и нощно падшую душу раба господнего.
Ко всему прочему прибавилось и чувство паники.
Панику нагнетала совершенно новая рабочая обстановка. Нет, с виду ничего не изменилось, внешний облик остался прежним, а вот внутренняя составляющая полностью преобразилась. К Брайану стали относиться с примесью снисхождения – никаких шуток в его адрес теперь не отпускалось, часто, что еще больше настораживало, с ним желали поделиться обедом. Все это наводило на неприятные мысли. Сложившаяся атмосфера свидетельствовала о раскрытии тайны преступления в супермаркете. Тут же возникает вполне законный вопрос: почему он все еще на свободе?
И хотя ответ постоянно всплывал перед ним, Брайан незамедлительно отбрасывал подобные мысли.
Кто же пронюхал и разболтал истину всем и вся? Единственный, кто мог случайным образом увидеть его в ту ночь, был Арчи.
Как бы между делом Брайана посетила другая, параллельная мысль – Арчи еще не пришел на работу, что никак не вязалось с обычным графиком, которому тот никогда не изменял. Он всегда первым открывал двери магазина. Сегодня наступил день, когда неразрывная цепь пунктуальности впервые разомкнула-таки свое звено.
Нельзя забывать и о Джеймсе. Если у Арчи была только возможность застать его во время кражи, то Джеймс был единственным, кому известна абсолютная истина. Неужели Брайан ошибался, доверившись ему?
«Ничего удивительного тут нет, парень. Ты сознавал риск, на который шел. Сам же оставил за ним право вынесения приговора. Нечего теперь хныкать, радуйся, что пока твое общение с полицией окончено. Лучше принимайся за работу, а не стой в уголке, как провинившийся мальчишка», рокотал голос разума.
И Брайан мог лишь внимать ему.

От давящих на голову дум помогла отвлечься работа на складе. Расставляя коробки с ящиками по заведенному порядку, Брайан на время сорвал с себя плащ отчаяния и стресса, постарался вышвырнуть ткань-невидимку куда подальше. Механические движения отлично снабжали тело новой энергией. Это настолько поднимало внутренний тонус, что, казалось, каждая мышца способна с легкостью функционировать за весь организм. Руки молниеносно смыкались на предметах с такой силой, какой обладают стальные челюсти медвежьих капканов.
Нежданный стук сзади помешал дальнейшему пребыванию Брайана в состоянии эйфории. Плечи вновь ощутили тяжесть выброшенного прочь плаща, подкравшегося также незаметно, как и застывший в проходе человек.
- Брайан, я могу поговорить с тобой. Это необходимо,- сказал Джеймс.
Плащ коконом завернул тело несчастного парня.
- Конечно. Если дело срочное, то не надо его откладывать,- еле выдавил писклявым голосом Брайан.
Джеймс только кивнул и вошел. А за ним вошло еще несколько рабочих.
«Что это значит? Суд Линча?», испугался Брайан.
Наконец, Джеймс, сделав пару шагов, выделился из процессии. При полной тишине, в окружении зависших на нем глаз, он вытащил из кармана клетчатой рубашки обернутой резинкой плотный кусок бумаги.
- Брайан, ты дал мне время поразмыслить над твоими словами, и я использовал это время. Надеюсь, я поступил правильно. Ты же знаешь о моем отношении ко лжи. Мне не удалось пересилить себя и теперь. Но не волнуйся, никто из нас не стал доносить на тебя. Мы вошли в твое положение. Нам ведь известно, что ты живешь один, снимаешь маленькую комнатку. Такое случается сплошь и рядом – большинство молодых людей вынуждены ютиться в крохотных апартаментах и влачить жалкое существование…и…- Джеймс говорил отрывистыми фразами извиняющимся тоном,- В общем, держи. Это тебе.
Кулек перекочевал в трясущиеся руки потом покрывшегося от смешанных эмоций Брайана. Спину бороздили хладные сферки соленой на вкус жидкости. Пальцы, крепко-накрепко вжавшись в переданный предмет, слились в единое целое с подачкой, щедро свалившейся на него с товарищеского плеча.

Брайан закидывал громоздкие сумки в багажник старой отцовской машины. Ржавый в нескольких местах «Форд» некогда служил опорой авторитета Гремучего Билла, таким прозвищем друзья одарили отца в восьмидесятых, когда он рассекал ночную дорогу на максимальной скорости, отчего все окружающее пространство заполнялось грохотом.
Весь скарб Брайана, а его было немного, плотно уместился в отделении. Закидывая рюкзак на заднее сидение, он услышал позади себя тихие шажки. Кто-то шел неуверенно, либо этот человек преднамеренно старался оставаться как можно дольше незамеченным. Ни один из вариантов не устраивал Брайана, который за день успел изрядно испереживаться. Разговор на складе не вылезал у него из головы, ведь именно из-за этой неприятной сцены, похожей на романы реалистов о бедных рабочих индустриального общества, ему пришлось наибыстрейшим образом сообразить новый путь дальнейшего существования.
Брайан резко развернулся в сторону шагающего. Крадущимся незнакомцем оказался Джеймс.
- Ты хорошо все обдумал? Здесь по-прежнему тебе все рады, зачем нужно так поступать?- он старался говорить размеренно.
Брайан в ответ ограничился лишь взглядом полным презрения, но это подействовало гораздо сильнее, нежели многословные речи на тему моральных устоев современного общества, кои можно услышать в нынешнее время где угодно – от представителей церкви и правящей верхушки до нравственно-озабоченных соседей, спускаясь ниже.
Этот взгляд говорил: «не стоит более произносить слов, они не нужны, когда все уже сделано».
- Брайан, не таи на меня обиды. Я же ничего не сказал полиции.
- Но ты растрепал остальным!
Поначалу Джеймс не понял, из чьих уст вырвался ураганный обвинительный вихрь, настолько он поразился этой перемене в характере тихони-Брайана.
- Брай…бр…- тяжело было выговорить хоть словечко,- Брайан, я…
- Ты! Ты всем рассказал, что я сделал!- фразу с гулким эхом разносились по воздуху, так как действие происходило в переулке между двумя невысокими кирпичными домами,- Зачем им все знать?
- Я не понимаю тебя, - и это было правдой. Джеймс не мог уяснить для себя, чем же так обижен его друг.
- Вот именно! Не понимаешь, но поступаешь. А я скажу тебе, в чем дело, скажу,- голос постоянно срывался и вибрировал.
Брайан подошел ближе. Руки то сжимались, то разжимались, а лицо ежесекундно сводили нервные спазмы.
- Мне не нужно было, чтобы кто-либо, хоть один человек, знал о моем положении. Может кому-то приятно, когда к нему все относятся только с жалостью, и не более. Но не мне! Уж лучше меня ненавидят, чем проявляют ко мне снисхождение. Я чувствую себя немощным, слабаком, каких и без моего присутствия много живет. Думай так, как хочешь, Джеймс. Принимай меня за съехавшего с катушек парня, но моя позиция остается неизменной. Теперь-то тебе чуточку стало ясно, почему я поступил именно так, а не иначе?
Глядя в бездонные полные печали и трепета глаза, Джеймс захотел расплакаться, но не стал этого делать, в таком случае Брайан разъярился бы еще больше.
- Брай, время есть. Арчи до сих пор не на работе. Давай поступим как умные люди. Пойдем в магазин, и ты заберешь заявление об уходе. Все это ничто, оно пройдет. Всего лишь эпизод. Нужно верить в перемены.
Брайан с силой оттолкнул не ожидавшего ничего подобного Джеймса к стене и, подняв с земли кусок железной трубы, начал лихорадочно обрушивать удар за ударом на своего друга. Джеймс быстро перестал сопротивляться и обмяк. Его лицо крутилось из стороны в сторону, будто получая в быстром темпе пощечины от ревнивой жены.
Через несколько мгновений рассудок прояснился, но было уже поздно. Тело Джеймса распласталось по асфальтовому покрытию. Красная струйка, вытекавшая из пробитой головы, неторопливо направлялась к заднему колесу машины.
Ужас охватил Брайана. Он испугался сам себя. Никогда в жизни ему не приходила на ум идея о том, что и у него в крови есть ген жестокости.
Но ведь он это не специально, а рефлексивно, бессознательно. Нельзя его винить, он же не хотел, нет.

Автомобиль неторопливо тащился в гору под чистым небесным сводом. Лазурь нежным покрывалом расстелилась над всей землей, позволяя солнечным лучам любя обдавать теплом любой уголок. Казалось, вокруг поет все, что только может обладать голосовыми связками, и радуется все, что умеет выражать эмоции. Глядя на это, никто не осмелился бы предположить, что в такой чудесный день на территории кусочка счастья возможно появление отрицательного заряда. А он был не только возможен, он уже присутствовал там.
И скрывался негативный объект в элегантной машине, той самой, что медленно следовала намеченному водителем курсу.
За рулем сидел Стэнли, он же был единственным живым существом, находящимся в салоне автомобиля. Его раздирали два противоположных друг другу желания: вдавить педаль газа и помчаться что есть мощи в движке или поехать еще медленнее, растягивая путь до конечной цели.
Сегодня днем, каких-то два часа назад, он ждал звонка Мэттью у себя дома, а теперь направляется в совсем ином направлении.
Телефон протрезвонил так неожиданно, что сидевший на диване Стэнли резко вскочил с места как испуганный. Но тот, кто хотел поговорить с ним, оказался не Мэттью и, на крайний случай, не его матерью, хотя и был с ней связан. Голос из трубки вещал очень сдержанно.
Итак, настал день, о котором Стэнли мечтал большую часть своей жизни – умерла мать. Больше не будет никаких надоедливых мольб, чтобы он взял трубку и поговорил с ней. Теперь она перестанет вспоминать прошлое монологом, произнесенным на автоответчик. Все кончено.
Как бы ни было велико его желание узнать, чем же завершилась попытка Мэттью исцелиться от оков страха, Стэнли не смог побороть желание срочно увидеть старую дуру, молча лежащую на кровати. Именно молчащую дуру, потому что живой она никогда не затыкалась, а у него накопилось столько всего, чего нужно было высказать, но не любому человеку, а ей. Пора и ему освободиться от пережитков той части жизни, о которой не следует вообще вспоминать, а надо просто похоронить в самых глубоких закромах разума. И он это сделает. Стэнли все сделает.

Мэттью, стоя на коленях, лихорадочно стучал по кнопкам сотового телефона. Он находился в этой позе так долго, что ноги успели затечь, и от ступней до бедер распространялось неприятное покалывание. Но на данный момент Мэттью отключил все нервные передатчики в теле, сосредоточившись на записной книжке. Ему необходимо было дозвониться до нужного абонента. Однако пока что ни одна попытка не удалась, лишь записанный механический голос в трубке отчеканивал стандартную фразу, смысл которой заключался в следующем – как бы ваши яйца сейчас не зажимали в тисках, вам все равно в ближайшее время не суждено услышать заветное «алло» вашего знакомого, друга и так далее.
Градинки пота стекались у подбородка в большие капли под аккомпанемент прерывистого дыхания Мэттью и падающие в свободном полете на пол.
- Включи же телефон, Стэнли!- орал он в динамик трубки.
Стэнли должен был дать совет, как действовать дальше. Они же с ним договорились обо всем, договорились, что будут держаться вместе, а получается все наоборот. А помощь Мэттью требовалась очень сильная.
Полчаса назад, громко хлопнув входной дверью, от него ушла жена с сыном, точнее выбежала. А как еще она могла поступить, когда ее собственный муж набросился на нее с криками и обвинениями в предательстве и попытках свести его с ума?
Он прибил Дороти к стене и, брызгая слюной, разразился тирадой, не стесняясь в выражениях, о том, что нельзя так поступать с близкими людьми. Каждое высказанное слово звучало как сентенция, твердо и недвусмысленно.
- Мы живем вместе столько времени! Я тебе доверился, отдавшись без остатка! А что я получил в награду? Сколько раз я говорил тебе, что боюсь их, сколько? Ты всегда воспринимала мои откровения по этому поводу не иначе как шутку! А я ведь не шутил! Я обречен жить с этим всю свою жизнь. Найдя тебя, я думал, что смогу перебороть страх. Но, оказалось, надеждам не сбыться, раз любимый человек сам же норовит заставить тебя вечно помнить о том, о чем так мечтал забыть, от чего так сильно хотел избавиться!
Мэттью, багровый от гнева, остановился, лишь заметив, наконец, присутствие сына. Дороти хватило этого мгновения, чтобы вырваться из крепкого захвата и, зацепив на ходу Тоби за локоть, убежать от психически неуравновешенного мужа.
Мэттью не стал гнаться за ними. Вместо этого он нетвердой походкой добрался до стойки с телефоном. Ему надо было поговорить со Стэнли.
Но вот уже полчаса Мэттью бьется за доступ к единственному союзнику, а другой конец провода все недоступен.
Не хватало только потерять и Стэнли в качестве друга.
- Ну же, Стэнли, включи телефон! Я не твоя мать, со мной можно говорить. Ты обещал, что будешь ждать моего звонка. Обещал!
- Абонент не доступен, - сказали ему в ответ.

Стэнли остался наедине с телом своей матери. Она лежала посреди роскошной королевской кровати, окруженная служившими ей при жизни вещами. Сложно сосчитать, сколько раз стены этих апартаментов содрогались под иерихонскими волнами ее голоса.
Смерть придала лицу мамы еще больше сморщенный вид, выражавший своеобразный протест против постигшей ее чистое тело аскета участи. Не будет теперь она проповедовать истинную модель жизни. И прислуга вздохнет спокойно.
Стэнли был на все сто уверен, что прислуживающий персонал натерпелся нравоучений не менее чем он, когда еще не мог дать отпор злобной суке.
- Я знаю, ты умерла, но все равно слышишь меня. Я столько всего хотел высказать в твое ублюдочное лицо, что не могу позволить тебе уйти без моего напутственного слова, мама. Ты могла бы сейчас возразить, что необязательно было ждать этого момента, ведь ты звонила мне. Звонила? Нет. Ты добивала меня своими звонками! Твои вечные мольбы, как заученные тексты из библии, звучат в моей голове! «Возьми трубку, я умоляю. Пожалуйста, сжалься!» Но тогда были не те моменты для откровений. Я чувствовал, что нужно оттянуть этот миг. Теперь ты можешь радоваться – отправишься к Богу на небо. О чем ты так мечтала. Правда, не знаю, как долго бедолага продержится, прежде чем скинет твою прогнившую мнимой верой тушку вниз в ад. И даже там тебя не будут ждать! А все почему? А потому, что ты до сих пор жила тем, чем мама подпитала тебя. И ты до сих пор проповедовала это! Тебе не дали пожить в детстве, испоганили будущее, и ты решила подпортить слегка его другим, например, мне, чтобы не быть в обиде. Ведь так, мамочка? Вспомни, как тебя били головой об угол кровати, когда ты забывала молитву. Вспомни, что сделала твоя мать, когда она услышала от тебя, что размножаться это естественно, и этого не нужно бояться. Она так отлупила тебя по заднице, что ты осмелилась раздвинуть ноги только по окончании колледжа. А твоя одежда? Только тебя всегда называли «дочь фермера». Да ты от маминой юбки никогда не отходила, жила от «вставай дочка, в школу пора» и до «ложись в кровать». А между этими двумя фразами было еще много, которым твоя мелкая душонка не осмелилась перечить. Даже пищала ты с разрешения. Не забудь про то, как ты решила ночью перекусить. Тогда была зима. Твоя обожаемая, как ты мне твердила, мамочка, выставила тебя на холод в пижаме минут на пять! А что стало с тобой, когда ты выросла? Ты начала гадить на жизнь мне! Аналогичная история, не правда ли? Ванная, оборудованная под карцер. Помнишь, как ты меня запирала там, оставляя маленькую свечку и библию, а потом через полчаса приходила экзаменовать меня? Нельзя забыть и твою дубинку с гвоздями. Ты применяла ее, когда я не слушался тебя. Ты била меня по ногам, и я падал ниц перед тобой, чтобы внимать священные молитвы, которые в обязательном порядке должен был повторить слово в слово вечером у кровати! И еще…
У Стэнли перехватило дыхание. Он вдруг понял, что, кроме невнятного бормотания, с его уст больше ничего не сойдет.
- Спи крепко, блядина.
И он удалился с мыслями о том, как хорошо было бы сейчас избить и изуродовать бездыханное тело матери той самой дубинкой с гвоздями. У него даже поднялось настроение.

Брайан мог четко различать лишь дорогу, сплошным серым ковром развернувшуюся перед железным лицом его автомобиля. Весь остальной мир превратился в размытый кислотными красками фон без каких-либо форм. Пребывание в одном помещении с трупом не способствовало концентрации. А это было так нужно Брайану сейчас. Мешанина в голове скомкалась в плотную кашицу, в результате чего различение одного понятия от другого стало невозможным.
Положение ухудшало появление голоса из ниоткуда. Брайан уяснил из этого для себя только одно: мост душевного равновесия подорван террористами отряда «Шизофрения». Вот простой, но правильный ответ. Иначе как еще можно объяснить эту слуховую галлюцинацию, неотступно следующую за Брайаном с того самого момента, как только он с трудом закинул труп Джеймса на заднее сидение и выехал из переулка на своей машине? Более того галлюцинация обладала интеллектом, так как на протяжении всей поездки она третировала и без того запутавшегося в моральном плане Брайана каверзными вопросами.
Самым неприятным было то, что Брайан разговаривал с таинственным незнакомым голосом.
- Я доверился ему! Думал, он единственный, кто меня понимает. Ведь Джеймс всегда старался помогать мне. Как он мог так поступить?
- Брайан, а кто просил тебя довериться ему или кому-то еще? Ты задавался этим вопросом? Промолчи ты в тот раз, и все продолжало бы идти своим чередом. Виновных нашли, от тебя отвели все подозрения. Очнись, ты живешь в таком дерьмовом мире, где проданы последние морали, и, похоже, что один ты продолжаешь мучить себя ненужными проблемами. Виноват ты,- в отличие от Брайана, голос декламировал свою речь вкрадчиво, не торопясь. Обычно так разговаривают стереотипные персонажи чертей и сатаны в литературных произведениях и кинематографе.
- Я сорвался! Да! Но каждый день миллионы людей срываются. Что же получается, я не имею на это права, так? Нет, я такой же человек, как все остальные.
- Тут, спору нет, ты прав – человек ты обычный. У тебя есть чувства и эмоции. Срываются все, Брайан, да только вот так вот плачевно заканчиваются такие сцены далеко не у каждого. Не у каждого после подобного случая на заднем сидении мертвец лежит. И чего ты его в багажник не запихнул?
- Заткнись! Заткнись! Заткнись же!
Позади раздался режущий по ушам вой сирены. Брайан знал, что это полиция – он нарушал правила, проезжая на красный свет и не сбавляя скорости, где это требовалось. Ему очень сильно хотелось уехать из города далеко-далеко.
В ответ на призыв остановить машину у обочины, Брайан, наоборот, прибавил газу.
- Смотри, что ты наделал. И здесь ты не смог ничего сделать нормально. Как теперь будешь выкручиваться? Или так поедешь, пока бензин не кончится?- голос был явно доволен сложившейся ситуацией и не скрывал злорадства,- И зачем ты только убил Джеймса? Сколько проблем нахватал себе! Я начинаю беспокоиться о тебе. Попадешь в еще одну передрягу, и я буду вынужден покинуть тебя.
- Я же объяснил тебе. Я был на пределе. Ведь он предал меня.
- Правда? А я все время думал, что тебе просто хотели помочь, а ты, вбив себе в голову социофобские мысли, даже не захотел повернуть в эту сторону.
- Я помощи не просил! Мне нужно было расставить все по местам. Поэтому я и открылся!
- А мог ли ты вообще что-то сделать в тот момент? Тут уж у тебя не было абсолютно никакой воли. Сам себя потопил.
Вдруг Брайан резко обернулся и впервые за все время, что он бежал из города, решил взглянуть на своего лучшего друга в Хоупфилде, лучшего друга вообще. Все протесты, высказанные им в свою защиту противному голосу, сразу же показались ему бессмысленными, когда он увидел застывшее каменной маской лицо Джеймса.
По щекам начали медленно стекать прозрачные ручейки слез.
- Прости. Прости меня, Джеймс! Я опять бегу от ответственности. Я ничтожен. Прости меня, пожалуйста.
Брайан не заметил, как выехал на встречную полосу, не заметил сигналившей спереди идущей на него лоб в лоб машины.
- Прости,- это было последнее, что он сказал перед смертельным столкновением. Голос из ниоткуда замолк.

Резкий запах витал по всему дому, пропитывая собой любой попадающийся на пути предмет. Он въелся в плотно завешанные шторы, проник в скатерть, сброшенную в спешке со стола. К неприятным парам примешивалась и собственно домашняя обстановка: опрокинутые столы, которые кто-то переместил к лестнице наверх, переходам между кухней и гостиной комнатой, повсюду нагромоздились кучи вещей, куда понапихали абсолютно разные по значению и объему вещи – белье, газеты и книги, обломки перил. От странных горок также разило тем самым дурным духом, что распространялся по периметру. Настораживающая была атмосфера в доме Арчи.
Сам хозяин обиталища забился в угол кухни и пристально смотрел на телефон. Отсюда также хорошо открывался вид на входную дверь, на случай, если они придут за ним без звонка. А в том, что эти они появятся в скором времени, Арчи не сомневался. Всем стало известно, чем он занимался на работе, помимо выполнения своих обязанностей. И теперь, когда остальные люди случайно найдут себя в его произведении, то у них, несомненно, возникнет желание поговорить с автором с глазу на глаз. И верно поступят – Арчи не имел никакого права использовать их как персонажей своих опусов. Оставалось лишь ждать первых ласточек.
У входа послышались тихие голоса. Как по сценарию, раздался звонок в дверь.
Арчи колебался поначалу с действиями, но внутренний разум подсказывал, что противники могут шпионски взломать дверь, а тогда уже не скрыться. Звонили все настойчивей.
- Добрый день! Мы из организации «Свидетели Иеговы». Мы хотели бы задать вам несколько вопросов о вере.
На пороге стояло два человека, мужчина и женщина. Одеты они были опрятно. Нельзя сказать, чтобы элегантно, скорее, простовато, но выглядели при этом довольно интеллигентно. Тем, кто поздоровался первым, был мужчина.
- Вы можете поговорить с нами?- взяла эстафету уговаривания женщина.
Арчи настораживали глаза этих людей, точнее, блеск их глаз. А растянутые улыбки, лица, светящиеся добром. Любой человек, завидев таких персоналий, мог принять их за представителей Плезантвилля, американского идеала.
- Входите, пожалуйста, - Арчи действовал в замедленном режиме.
Во избежание нападения со спины он пропустил гостей вперед, а сам устроился сзади.
- Очень мило, что вы уделяете нам свое время,- тут же продолжила слишком добрая леди,- Знаете, нам очень интересно, верите ли вы, что библия может обеспечить вам стабильность и гармонию в сегодняшнем дне? И как вы вообще воспринимаете ее? Сейчас настали сложные времена, и вера угасла в сердцах людей, уступив место злобе и полному подчинению души инстинктам. Но остались еще люди, полные добра и веры в лучшее,- пока она говорила, ее лицо немного морщилось. Из-за едкого запаха.
- И мы объединяем этих людей!- продолжил ее коллега,- Найти их, конечно, сложно, но мы не сдаемся! Вы даже представить не можете, скольких уже нам удалось найти! Чтобы доказать, что вера может помочь людям, мы написали специальную брошюру, в которой говорится, как правильно познать Бога и веру. У нас есть также новая редакция Библии.
Арчи молча слушал их речи, не понимая, к чему ведутся эти разговоры. Что они хотят от него? Почему бы не покончить с этим быстро, ведь он у них в руках?
- Купив брошюру и оставив нам ваш телефон, вы можете неожиданно для себя открыть многое в плане души, познать всю ее глубину.
- Мы не заставляем вас решать прямо сейчас,- женщина вновь вошла в роль,- Вы можете думать столько, сколько считаете нужным! Ведь вера – это не шутки, некоторые размышляют об этом всю жизнь! Так как, вы приобретете брошюру?
- Да, у меня есть ответ,- Арчи ехидно улыбался,- Он вам понравится. Я же знаю, зачем вы пришли, вашу истинную цель.
- Цель?- в один голос проверещали гости.
- Да, вашу цель. Можно было и не притворяться, а сразу перейти к делу. Мы же умные интеллигентные люди, обойдемся без лишних слов.
- О, тогда мы будем рады выслушать ваше решение,- снова заулыбалась женщина.
- Я смогу им поделиться с вами, а вы ощутите его в полной мере,- улыбка Арчи была намного шире, чем натянутое подобие доброты женщины.
Он достал зажигалку и стал крутить колесико. Только в этот момент «Служители Иеговы» поняли, что это был за запах.
Яркий огонек отобразился в блестящих, широко раскрытых от ужаса, глазах доброй на вид дамы.

Покрытые ворсинками лапки неторопливо ступали по грубоватой коже. Два темных тельца исследовали непривычную для них поверхность. Огромный исполин, вытащивший их из любимого убежища, был заряжен плохой энергией. Он снял с себя клетчатую кожу, под которой скрывалась еще одна. Наверное, у него линька. Это существо сильно походило на хозяина, только было намного выше и противнее. Хозяин никогда не пытался проникнуть в их сознание, а этот сразу начал телепатически слать им сигналы, слал им вызовы на бой, кричал, что из-за них он лишился семьи, какой-то Дороти, и что Стэнли его предал.
Пауки согласились принять бой и быстро поразили супостата. Теперь поверженный противник лежал на полу, а силы его медленно угасали. Ужасный сигнал вскоре совсем прекратился.
Так умер Мэттью Роджер Барнс, забравшись в соседний дом, вытащив пауков, которых держал у себя младший обитатель, из террариума, позволив им себя искусать. Но умирал он с улыбкой на лице, улыбкой, полной облегчения.

День прошел просто великолепно. Исповедь перед телом матери так хорошо подействовала на Стэнли, что он решил вернуться обратно пешком. Как только машина пересекла границу родного города, Стэнли тут же припарковался и, припрыгивая, пошел нагретым солнцем улицам. Силы так и наполняли его изнутри. Но самое главное заключалось в том, что у него пропали те чувства, из за которых ему пришлось столько лет прожить в душевных муках и вести странный образ жизни. В один миг все изменилось. Он рад был посидеть под тенью дерева в городском парке, быть единственным посетителем кафе, пройтись по безлюдным улицам. И все это Стэнли делал один и присутствовал при этом только он, и больше никого! Раньше на такое у него не хватило бы сил. Зато теперь ему предстоит заново открыть для себя окружающий мир, от которого столько времени был изолирован. Стэнли отключил телефон, чтобы никто не беспокоил его в такой момент.
Перед тем, как пойти домой и сообщить радостную новость Мэттью, а заодно узнать, что получилось из их затеи, он решил пройтись по подземному переходу, ведущему к станциям метро. Его больше не пугала возможность быть задавленным стенами, также как не пугали его и дома, столько раз следившие за ним.
Стэнли стал человеком в полном смысле этого слова.
Только почему-то выход на улицу постоянно сужался с каждым шагом. Арочка все уменьшалась, но сердце не увеличивало ритм. Стэнли выполнил свою цель в этой жизни, а потому продолжал идти к лестнице наверх как ни в чем не бывало. Теперь умирать было не страшно.
Выход совсем затянулся – сердце остановилось.