Лопата

ЛОПАТА

С большой алюминиевой лопаты, стоящей в углу темного узкого коридора однокомнатной панельной хрущевки, вяло сползал отяжелевший в тепле, блестящий тающий снег. Михалыч, отставной мичман, возрастом чуть больше полста лет, сидя на скрипучем табурете, молча наблюдал, как под лопатой увеличивалась холодная лужа, растекавшаяся по вздувшейся когда-то коричневой краске неровных половиц, захватывающая скопившийся мусор и подбиравшаяся к дырявым носкам на его ногах. Еще минута и кончиками пальцев он ощутит промозглый холод талого снега, который по венам доберется до колен, съежит кожу и погонит по всему телу колючие мурашки.
Михалыч только что разделся и еще держал в дрожащих от усталости руках пропитанную вонючим потом черную облезлую морскую ушанку, не в силах заставить себя подняться и идти на кухню готовить чай. Вместе с медленно тающим снегом ядовитая ненависть с алюминиевой лопаты также медленно перетекала в коридор, холодную одинокую квартиру с выцветшими обоями и такую же мутную проклятую жизнь. Ведь только пять минут назад он ожесточенно стучал ей по забору, пытаясь сбить остатки снега и льда – и все равно лужа. Эта лопата словно издевалась над ним.
Наконец он встал, остервенело бросил на вешалку шапку, и побрел на кухню поближе к светлому окну и теплой газовой плите. День начинался до безумия знакомо, также как и вчера, и позавчера, и год и два года назад. Он уже и не помнил, сколько прошло лет после того, как разведясь с женой, поселился в этом небольшом захолустном городке. Как вышел на пенсию так сразу и развелся. Пришел с моря и выгнал жену за неверность. А может, потому что отвык от нее? Может ее измена на самом деле пустяк, предлог. Героем себя чувствовал и вся спокойная, заработанная и обеспеченная пенсией жизнь, была впереди… Пенсия. Ради нее он не вылезал из железа кораблей, дышал маслом, не видел солнечного света земли и семьи. Полных двадцать пять лет! И вот, наконец, сбылась мечта военнослужащего, а жизнь незаметно превратилась в ад.
Сначала крепко пил, но женщины и случайные знакомые-алкаши быстро надоели. Друзья-сослуживцы забыли, и жизнь сама собой устроилась, но как-то бестолково. Внезапно кончились деньги. Кто сосватал его работать дворником, Михалыч уже не помнил, но вначале ему понравилось. Снег, свежий воздух, знакомство с соседями и приятная усталость. После очередной пьянки кто-то принес ему украденную с завода алюминиевую лопату. Он гордился ей – крепкая, легкая, блестящая лопата, уверенно вгрызалась в не успевший слежаться, только что выпавший снег.
«Главное в любой работе инструмент. Вот что ты сделаешь с двигателем, если нет инструмента? А если корабль в море и жизнь всего экипажа в твоих руках? Если капитан обращается к тебе по имени и смотрит на тебя как на бога? Вот так вот. Да. Пальцем помпу не заменишь! Конечно, инструмент первая вещь!» - Михалыч был доволен. За черенком он специально ходил в лес, срубил молоденькую ровную березу и, высушив, тщательно отполировал мелкой наждачной шкуркой, чтобы не нахватать заноз. Со временем от рукавиц и человеческой кожи дерево стало блестеть, лишь изредка поскрипывая при особенно тяжелых хватах.
- По нынешним временам ценная лопата, – хвастался он соседке. - Не оставишь как раньше в подъезде – умыкнут в два счета и сдадут в пункт приема цветного лома.
Жизнь постепенно устаканилась. Немного пенсии, немного зарплаты, закопченный чайник и светлое окно. Семью Михалыч стал вспоминать все реже, и только лопата занимала в этой новой жизни все больше места. Однажды он со страхом поймал себя на мысли, что разговаривает с ней, а главное ежесекундно ощущает ее присутствие.
«Да нет, ерунда какая-то – подумал Михалыч, со страхом оглянувшись на коридор - это просто лопата… Может жениться? – он вдруг вспомнил тех, кого приводили на просмотр сердобольные соседи, и с отвращением поежился, отбросив мысль, что в этой однокомнатной квартире кто-то разрушил его мир, сотканный из воспоминаний. Его раздражало, как женщины называли гальюн туалетом, небрежно мяли одеяло на кровати, переставляли предметы на кухне, а особенно смотрели и обсуждали идиотские мексиканские сериалы. «Почему-то с женой такого не было…. Может, еще найду?» - с вялой надеждой думал он, остро ощущая безнадежность.
«Нет, что-то со мной происходит. Может бросить все к чертям? - Михалыч набрал воды и поставил чайник на плиту – Где же спички?». Он долго рылся в ящике стола и среди ложек, старых винных пробок, сломанных штопоров и искореженных баночных крышек нашел перочинный нож с эмблемой своего корабля.
В голове солнечным лучом пронеслась палуба, трап, развевающийся Андреевский стяг и команда старпома «Отдать концы!». Повеяло соленным свежим молодым ветром, зазвучал оркестр с любимым маршем «Прощание славянки», плечом он ощутил стоящих рядом друзей и увидел пирс с женщинами, сопки, небо….
Вдруг его осенило - «Его никто не ждет! Вот чего ему не хватало все последние годы. Его теперь никто не ждет. Он, как и раньше один в плавании, сам себе хозяин, но теперь его никто не ждет! Вот почему он ушел от жены – он в плавание ушел.
В злом раздражении, с силой задвинув ящик, Михалыч побрел в коридор, где висел старый бушлат, в кармане которого должны быть сигареты и спички. Не успел он сунуть руку в карман, как ощутил холодную сырость, обволакивающую ноги. Это лопата! Это ненавистная лопата блестела, ухмыляясь внизу и посылая к нему свои водяные щупальца: - «Все попался». В отчаянии он сел на табурет и тупо глядел на пол. Талая вода, словно плесень, обволакивала и электрическим током проникала сквозь кожу, сжимая судорогой мышцы.
Перед ним словно со стороны открылась его жизнь: каждый день в четыре часа утра, когда весь город еще спит и видит сны, он как вор под светом тусклых фонарей вынужден брать эту злосчастную лопату и идти в лютый холод кидать проклятый, жесткий и колючий снег. Это было похоже на нескончаемую борьбу с небом, с ветром, со своей злодейкой судьбой. Даже в марте, когда казалось бы, должна наступить весна и пора брать метлу – нет! Снег валил как сумасшедший и эта злосчастная лопата … и каждый день боль в спине, руках, мокрые носки и лужа в коридоре….
«Нет, так можно сойти с ума!», - Михалыч дрожащими руками чиркнул спичкой, прикурил, судорожно затянулся и закрыл глаза.
«Кто виноват? Ельцин? Кто разрушил его жизнь? Ради чего он отдал флоту двадцать пять лет своей жизни? Он всего себя отдал! Кому? Родине? Кто он теперь? Нищий и одинокий! Где семья? Жена? Кто виноват? Чубайс? Да он сам, Николай Михайлович Кашарин виноват. Он хотел наслаждаться жизнью на пенсии, лелеял мужское самолюбие. Дурак! Причем тут Чубайс? Это он сам свою любимую жену выгнал и незачем идти на митинг… Никто, кроме него не виноват. Только он во всем виноват и не пойдет он на митинг, и не будет сыпать проклятья на невидимых телевизионных врагов».
Ему вдруг стало ясно, что казавшаяся каторгой военная служба оказалась самым светлым пятном в его жизни. Он готов отдать все, чтобы вернуться, чтобы все вернуть назад!
«А что у него осталось? – Только лопата. Эта проклятая лопата! Может выставить ее в подъезд? Да, это все от этого, – Михалыч зло затянулся, и горький сигаретный дым обжег гортань.
Раньше он оставлял ее в подъезде под лестницей, и все было хорошо. В квартире он оставался наедине с самим собой, со своим счастливым прошлым, женой, детьми и флотом. Вот в чем виноват Ельцин – он повысил цены на алюминий, и лопату пришлось впустить в квартиру. Странно, но она изменила его жизнь, вытеснив прошлое и оставив только это дурацкое настоящее. Она стояла круглый год в углу и насмехалась над ним: – Не вороти нос, завтра снова обнимешь меня своими крепкими руками….
Внезапно чайник засвистел, вернув Михалыча в действительность, и он с облегчением зашлепал мокрыми ногами по грязному полу на кухню поближе к теплой плите и светлому окну, подальше от страшного темного коридора. Почти с наслаждением он налил себе в чашку кипятку, бросил горсть заварки и долго смотрел, как она тонет, окрашивая бурлящую воду в красивый коричневый цвет. «Ведь у меня есть дети и жена, которую я любил. Она звонила ему год назад, звала. Почему он не поборол гордость? Кому и что он этим доказал? Этой лопате?».
Вдруг его охватил ужас. Завтра он снова проснется ночью, возьмет ее и пойдет кидать снег. Он не может не идти. Идеальный дворник с военной пунктуальностью. И все останется как есть? И однажды он умрет в сугробе, обняв эту лопату, насмехающуюся над ним всеми своими зазубринами и царапинами…
Чай остывал, а Михалыч не мог пошевелиться. - «Нет, этого не может быть. Это должно когда-нибудь кончиться». «Вот так и закончится – ты умрешь на мне!! – громом пронеслось в голове из темноты.
Он вскочил, оказавшись в два прыжка в коридоре, схватил лопату и выставил ее за дверь, злобно бормоча: – Врешь! У меня еще есть силы, есть будущее!
Он вернулся на кухню и большими глотками стал пить горячий чай, вместе с которым по телу разливалась уверенность и самообладание: - «Вот и все. Черт с ней. Завтра иду увольняться. Хватит! Этот снег никогда не кончиться. Вместе с ним уходит жизнь, а я этой проклятой лопатой ее еще и подталкиваю. Свою жизнь этой лопатой меряю! Надо собираться на вокзал к жене. На коленях буду молить, но вымолю прощение. К черту эту жизнь!».
В дверь позвонили. Михалыч с чашкой в руке смело вошел в коридор, открыл дверь и увидел свою соседку Антоновну.
- Михалыч, ты, штоль, лопату забыл? – толстая, добрая, опоясанная теплой шалью Антоновна, недоуменно улыбаясь, протягивала ему лопату. Ее милая улыбка вдруг показалась Михалычу злорадной и страшной. Он медленно протянул Антоновне чашку и, взяв в освободившиеся руки черенок, вышел в коридор. Медленно размахнувшись, он с остервенением грохнул лопатой по перилам подъезда. Соседка охнула, испуганно осела по стене, уронив чашку и закрыв руками беззубый рот.
Михалыч взглянул на лопату и произнес: – Цела с-сука!
На миг ему показалось, что лопата насмехается над ним. Кипятка больше нет и силы теперь равны.
- Врешь, не возьмешь, - прорычал, еще больше испугав Антоновну, Михалыч и, прислонив к стене лопату, с силой пнул по металлу ногой. Алюминий мягко согнулся, мерзко процарапав подъездную плитку.
- Выброси ее куда подальше, - с облегчением выдавил он из себя, не глядя на полуобморочную Антоновну, подобрал чашку и уверенно захлопнул дверь.
«Теперь расчет и к жене. Где-то должен быть телефон – он судорожно стал рыться в вещах, опасаясь еще одной одинокой ночи в этой квартире. – К черту телефон, на вокзал, билеты… В ногах буду молить…Документы, деньги».
Через пол часа отставной мичман Михалыч спешил на вокзал, с удовольствием вздыхая свежий, влажный весенний воздух, размахивая потертым и вздутым от, в спешке уложенных вещей, чемоданом, и мотал головой: - «И черт с ней, с этой работой, с жалким расчетом! Квартира? Антоновна проследит…. Домой! Свистать всех наверх! Скоро родной причал. Мичман Николай Михайлович Кашарин свой последний выход закончил. Баста!».



В.Серебров
2006 год.