Поколение DOS - (кластеры 1-2)

Небольшое предисловие
Ради чего я затеял написать обо всём этом, не ясно до конца даже мне самому. Это как случайный сон, который видишь лишь однажды и помнишь его потом всю жизнь. Несколько лет угрюмый паучок, теребя паутину воспоминаний, не давал мне покоя и скрёбся в глубине сознания, то и дело, подбивая меня взяться за эти рассказы. И вроде не было ничего такого, что явственно указало бы мне на необходимость написать об этом отрывке из собственной жизни, но в один из долгих зимних золотых вечеров, я почти обреченно достал из ящика стола пачку бумаги и карандаш, и водрузил на письменный стол стеклянную старомодную пепельницу.
Наверное, с такой же обреченностью осужденный на смертную казнь шествует на эшафот, ясно сознавая, что скоро это всё для него закончится. Не было ни сладкого предвкушения от новой работы, ни чувства удовлетворения после родившейся новой строчки. Ничего этого не было. Я писал тяжело, натужно и со скрипом, отбывая время за письменным столом, словно каторжный срок. Несколько раз я порывался бросить это занятие, порядком меня измучившее, но проходило несколько дней, и неугомонное насекомое в моей голове снова начинало свои бредовые параличные движения. И тогда, единственным спасением от всего этого становились только карандаш и бумага. Со временем это стало каким-то проклятием. Я не мог не писать, впадая от этого в полнейший ступор, но и сама мысль о том, что нужно снова садиться за письменный стол, тоже приводила в какой-то неописуемый ужас. Получался извечный замкнутый круг.
С каждым днём чистых листов становилось всё меньше. Я даже перестал редактировать написанное, преследуя при этом лишь одну цель – закончить всё побыстрее и больше к этому никогда не возвращаться. Постоянные обрывы мысли доводили меня до бешенства, но я упорно продолжал марать бумагу, заполняя промежутки между фейерверками образов напыщенными многоточиями. Так появился на свет этот цикл рассказов, стоивших мне километров испорченных нервов, десятков бессонных ночей и сотни растоптанных окурков в стеклянной пепельнице. Бумагу и карандаш я в расчёт не беру. Их можно легко купить в любом канцелярском магазине…

Кластер №1. Лёха и «Зоопарк».

Я проснулся от раздражающего холодного звона металлического будильника. В голову вломились новые ощущения, разбавляя свежим потоком липкое состояние похмелья. Собственно, новым было только утро, а всё остальное при детальном анализе оказалось прежним. Тот же желтый от никотина потолок, та же люстра с висюльками и одной лампочкой и старые постеры на стене, никогда не знавшей ласки обоев. Где-то в углу, шелестя кулером, натужно гудел процессор компьютера, и слышалась мерная перебранка клавиатуры. Я попробовал скосить глаза в сторону источника звука, но тут же зажмурился от короткого замыкания в голове. Любая мышечная активность вызывала ужасную боль внутри черепа и отдавалась глухой болью в области сердца.
- Проснулись, коллега?
Я собрался духом и разомкнул воспаленные веки. Передо мной возникло умное и расплывчатое лицо в очках.
- Лёха, родной, - я вдруг ощутил к этому лицу искреннюю, почти щенячью любовь, - дай водички…
Лицо колыхнулось в сторону, а через несколько секунд вместо него возник стакан с вожделенной влагой. К моему удивлению, там оказалась не вода, а холодный портвейн. Я клацнул зубами о край стакана и осушил его до дна.
- Gut. - Констатировал голос свыше. – Noch ein mal?
- Ja… Naturllich…
Стакан чудесным образом вновь наполнился до самых краёв, и в этот раз я пил уже не так жадно, вливая в себя дешёвое вино маленькими глотками. Со стороны могло показаться, что измученный тяжким недугом человек пьёт спасительное для себя лекарство.
Через пару минут стало заметно легче. Пульс выровнялся, дыхание окрепло, и лёгкие уже в нормальном режиме продолжили выделять в атмосферу комнаты тяжелые винные пары.
***
Лёха это мой спаситель и благодетель. Практически полгода я обитаю в его пятикомнатной квартире на полном пансионе, и ни разу не услышал от него ни одного упрёка в свою сторону. Его терпение оказалось безграничным, и не смотря на мой достаточно вздорный характер, мы отлично ладили между собой.
Познакомились мы с ним при обстоятельствах необычных, можно даже сказать странных. Уже потом, спустя некоторое время, узнав получше Лёху и его пристрастия, я понял, что по-другому наша встреча и не состоялась бы. Не могли два таких человека, как я и он, встретится в магазине, или, допустим, в парке имени Пушкина. Даже место нашей встречи было выбрано судьбой с каким-то злорадством и каверзой, словно отметив нас печатью блаженных. Ну и пусть, я за это на неё не в обиде…
А всё началось с того, что в одно отнюдь не прекрасное утро, хозяйка, у которой я снимал квартиру, указала мне на дверь. Основания для этого были более чем обоснованными – я не платил за квартиру уже третий месяц. Работу к тому времени я так и не нашёл, а денег от копирайтерской деятельности осталось совсем немного. Я до последнего надеялся, что вот-вот дела пойдут в гору, но дела не спешили страгиваться с мёртвой точки. То, что удавалось продать на разные сайты и биржи контента, приносило просто мизерный доход, которого едва хватало на сигареты, хлеб и китайскую лапшу. Мне даже нечего было продать. Всё моё богатство на тот момент заключалось в стареньком ноутбуке Asus, у которого постоянно западал левый Shift. Также в списке особо значимых вещей значились древнейший телефон Nokia и беспородный мп3 плеер. Все эти вещи были для меня одинаково бесценны, и расстаться с любой из них я не согласился бы ни при каких обстоятельствах. Всё равно сколь-нибудь значимой суммы я за них бы не получил, а продав ноутбук, я вовсе рисковал остаться без средств к существованию. Занятие копирайтингом на тот момент составляло весь мой доход, и продать основное орудие труда, было ну никак нельзя. Я помнил те не очень далекие времена, когда за тысячу печатных знаков удавалось срубить с заказчика до десяти вечнозелёных баксов, и я всё ещё надеялся, что те времена вернутся.
Я бесцельно бродил по промозглому октябрьскому городку и машинально курил.
Гоняя по голове невеселые мысли, я незаметно для себя, вышел к городскому кладбищу. Ничего себе маршрут! Что же такое может происходить в голове, что из сотен улиц, проулков, переездов, проспектов и тупиков, человек выбирает именно ту единственную дорогу, которая приводит его к кладбищу? Чем же так нужно прогневить Бога, чтобы он своим царствующим перстом указал голодному и бездомному копирайтеру с ноутбуком под мышкой, тот единственный путь приводящий прямиком на погост? Чего мне здесь копирайтить? Покойников пиарить? Или открыть сервис по торговле мёртвыми душами? Так был уже в истории такой коммерсант из народа – Паша Чичиков. Прогорел он на этом деле… Не потянул… Ему бы в то время интернет-магазин какой-нибудь, может и звякали бы монеты в кипере. А так, по деревням много не накатаешь… И ведь задумка-то у мужика неплохая была. Ему бы жить в наше время и глядишь далеко пошёл бы.
Ворота кладбища были раскрыты настежь. Ну, раз приглашают, грех не зайти. Я вытащил из пачки последнюю сигарету и пошёл по главной дорожке, мимоходом осматривая старые причудливые семейные склепы и памятники, с которых на меня молча взирали ангелы, с лицами полными скорби, и унылые вороны, чьи гнёзда находились на ближайших тополях и вязах. Стояла полная, практически осязаемая тишина. Дальше, ближе к центру кладбища, начались уже более привычные глазу кресты и надгробия. Странно, но на меня их вид действовал как успокоительное. Я уже давно не посещал столь тихих и умиротворенных мест. Я остановился у красивой оградки и прочитал табличку на рыжем от старости железном кресте. На эмалевой табличке я разглядел фото какой-то маленькой девочки. А в следующий момент меня дёрнуло так, что я едва успел схватиться за оградку, чтобы не упасть. Ноутбук выскользнул из подмышки и шлёпнулся на подмерзшую землю. Под фотографией я отчетливо увидел выцарапанное чем-то острым слово «ДЖОКЕР». Меня убило не само слово. Дело в том, что Джокер, это я. Не помню, с какого времени ко мне приклеилась эта кличка, но со временем она превратилась во второе имя, и многие из моих новых знакомых даже и не подозревали, как меня зовут на самом деле.
Я проморгался и снова посмотрел на крест. Надпись исчезла и только лицо на фотографии, как мне показалось, стало немного грустнее. Объяснить этот феномен, на тот момент я не смог, и поэтому, кое-как расцепив негнущиеся пальцы, оторвался от оградки и, подобрав непослушными руками ноутбук, побрёл по дорожке дальше, к центру кладбища. До зарезу хотелось курить, и охлопав по привычке карманы и ничего там не найдя, я совсем приуныл. Нацарапанный ДЖОКЕР стоял перед глазами, как столб посреди дороги, и кладбище уже не казалось таким тихим и приветливым. Самым разумным на тот момент было бы уйти прочь из того места, но ноги упрямо тащили меня в глубь городского погоста. Метров через тридцать я наткнулся на небольшую похоронную церемонию. Судя по всему, гроб закопали совсем недавно, и один из кладбищенских могильщиков ещё продолжал ковыряться возле свежего холмика земли, поправляя венки и расставляя корзины с искусственными цветами.
Моё внимание привлёк парень, который держался немного особняком от остальных, стоя у самой могилы, в то время как другие стояли отдельной группой несколько поодаль. На нём были напялены видавшие виды джинсы, которые непременно составили бы гордость гардероба Джима Мориссона, футболка с надписью «Сдохни, Windows» и чёрная кожаная куртка, которая явно была ему великовата. Чёрные, длинные до плеч волосы были распущены и висели по обеим сторонам его лица какими-то клоунскими патлами. Если бы Иисус был неформалом (что вобщем-то недалеко от истины) то, я уверен, что он выглядел бы именно так. Единственное что сразу приковывало внимание к нему, это умные, пронзительно глубокие глаза, которые излучали какой-то неясный свет, многократно усиленный линзами очков, лихо восседавших на небольшом, чуть с горбинкой носу. Остальная компания выглядела поприличнее, но в основном тоже была похожа на этого отрока, так прямолинейно выразившего своё отношение к дяде Биллу в частности, и к жизни вообще, посредством обычной надписи на футболке. Либо больные, либо сатанисты, вот что пришло мне на ум в первый момент. Только не вполне адекватный хомо сапиенс может выбрать в качестве траурного костюма для похорон такую футболку и вытертые джинсы.
Я приближался к группе скорбящих, одновременно с этим пытаясь нацепить на своё лицо подобающую случаю гримасу. Достигнув ближайшего ко мне человека, я осторожно тронул его за рукав косухи, надетой на нём, и, откашлявшись в сторону, обратился к его спине.
- Тысяча извинений, - я был сама вежливость. – Не найдётся ли у вас сигареты?
В ответ на просьбу тип в косухе обернулся ко мне, оглядел с ног до головы и вытащил из кармана пачку «Честерфилда».
- Не вопрос, брат, бери сколько надо…
- Премного благодарен. – Я вытащил из пачки три сигареты, одну из которых сразу сунул в рот, а две другие аккуратно положил во внутренний карман, где хранился мой драгоценный плеер.
- Вот ведь какие дела, брат, - продолжал тип в косухе. – Леннон мёртв, Фредди мёртв, а теперь и Зингер мёртв. – И он кивнул головой в сторону свежей могилы, где по-прежнему в одиночестве стоял патлатый парень с умными глазами.
- Жопа полная, брат. Запомни, все там будем, но кто раньше, а кто позже – это уже большой вопрос. Думаешь жизнь это малина? Нет, брат, жизнь это дерьмо, а мы хаваем его большими ложками. И наша задача в этой жизни, брат, подохнуть красиво, потому как только красивая и скорая смерть оставит после человека память о нём. Вникаешь, о чём я, брат?
От него пахло водкой и дорогим одеколоном. Я абсолютно ничего не понял из того что он сказал, но согласно кивнул головой. Как - никак он угостил меня сигаретами, и мне не хотелось его огорчать. Судя по его улыбке, которая обнажила насквозь кривые и прокуренные зубы, мой кивок воодушевил его на новый пространный трактат о жизни и нашем предназначении в ней, и он уже было открыл рот, чтобы излить мне свои мысли, но тут парень в очках махнул мне рукой приглашая подойти поближе.
- Извини, меня зовут,- перебил я своего визави в кожаном прикиде и пошёл к могиле. По пути я машинально достал ещё одну сигарету и прикурил её.
- Привет, коллега. Я – Лёха. – Парень в очках протянул мне руку.
- Будь здоров, Лёха. Меня Джокер зовут.
- Ну, Джокер так Джокер, - согласился он, и мы обменялись рукопожатиями. – Будь здоров, Джокер. Как сам?
Вопрос явно застал меня врасплох.
- Можешь не отвечать. И так всё ясно. Дела швах. Полный швах. Так ведь?
Он внимательно посмотрел на меня своими умными глазами.
- Так ведь? – Повторил он свой вопрос, не отрывая от меня своих глаз.
- Хм… С чего ты взял?
- Ни один нормальный человек, у которого есть дом, работа, деньги и девушка, не станет таскаться по кладбищу в такую пору.
Чёрт возьми, он, словно просматривал меня на рентгене, просвечивая насквозь всю бездну моих проблем. И, тем не менее, я решил не сдаваться.
- Может, у меня родня здесь похоронена? Может я бабушку пришёл проведать?
Он улыбнулся.
- Ну да, конечно. Конечно родня… С ноутбуком под мышкой. Ты не находишь, коллега, что это немного… мммм… глупо?
Действительно глупо. Я совершенно забыл про свой Asus с хромающим Shift-ом, который по-прежнему держал под левой рукой, словно гигантский градусник.
- Ну, в общем, ты прав, - признался я. – А ты? Кого-то похоронил?
- Отца.
- Да уж… Мои соболезнования.
- Да брось ты, - отмахнулся он. – Не стоит. Я не любил его.
Вот как, оказывается. Смелое откровение, ничего не скажешь. Ну что же, во всяком случае, он был со мной честен, а мне всегда импонировали такие люди. Он взял бутылку с водкой, стоявшую возле могилы, открутил пробку и протянул мне.
- Держи. Помяни Зингера. Заодно и согреешься. Отец любил выпить, так что и нам не грех. Вот ещё… держи.
Он сунул мне в руку тёплое жёлтое яблоко. От него сладко пахло тёплым летом, солнцем и туалетной водой. Я сделал большой глоток, обтёр губы рукавом и откусил чуть увядшую мякоть. Глядя на нас, к могиле потянулись остальные. Бутылка переходила от одного к другому по кругу, пока не опустела. Появилась ещё одна, потом ещё…
- Пойдём отсюда. Лучше дома посидим. – Лёха коротко махнул рукой оставшимся у свежего холмика и решительно потянул меня за собой. Я не стал сопротивляться и послушно последовал за ним. По дороге мы завернули в кладбищенскую сторожку, где Лёха сунул какому-то из могилокопателей смятую купюру и поставил на стол бутылку водки.
Так и состоялось наше знакомство. Узнав, что мне негде жить, Лёха великодушно разрешил временно заселиться в квартиру, где они жили вдвоём с отцом, и которая после смерти Зингера полностью перешла в его распоряжение. Квартира была просто огромной и в такой же мере неухоженной. Свалка вещей, среди которых можно было встретить, как и бесполезный хлам, так и какую-нибудь занятную вещицу. В комнатах, даже в самую солнечную погоду всегда царил полумрак, точной такой же, как и в Лёхиной голове. Но этот полумрак был приятным. Под его покровом было хорошо мечтать, пить портвейн и слушать музыку. А ещё можно было говорить на разные темы, благо собеседник в Лёхином лице, был очень начитанный и образованный человек. У Лёхи было много своих странностей и привычек. Некоторые из них меня забавляли, некоторые откровенно бесили, но с каждым днём я привязывался к нему всё больше и в те редкие дни, когда он куда-то пропадал, мне его всегда очень не хватало.
Он постоянно пил маленькие жёлтые таблетки, объясняя это наличием в его голове какой-то опухоли, от которой он мог умереть в любой момент. Доза таблеток каждый день менялась, но Лёха продолжал жить. Обмозгововав с ним этот факт, мы пришли к выводу, что как ни крути, а таблетки, вероятно, помогают, сдерживая своей химической мощью наступление коварной опухоли на Лёхин уникальный мозг. Если у меня болела голова, это списывалось на выпитое накануне вино, и я приговаривался к ношению позорного клейма алкоголика. Если голова болела у Лёхи, то это непременно объяснялось очередным натиском мозговой опухоли, и он моментально возносился в ранг великого мученика, обреченного нести своёй тяжкий крест во имя всего прогрессивного человечества. Он мог часами возиться со своими компьютерами, совершенно забывая о еде, сигаретах, выпивке и прочих маргинальных радостях простого смертного. Переняв от покойного отца фанатичную страсть к музыке, он обожал старый рок и мог часами крутить одну и ту же песню «Pink Floyd» или «Animals», доводя меня тем самым до исступления. Каталог его фонотеки впечатлил бы своими размерами любого, кто хоть что-нибудь понимает в хорошей музыке. Терабайты блюза, психоделики, джаза, рок-н-ролла… Но особой страстью меломана с опухолью в голове были пластинки, коих несметное количество было размещено на всех свободных от книг полках. Книги тоже являлись неотъемлемой частью Лёхиной жизни, но все-таки по большей части они перешли в моё постоянное пользование. Библиотека, которую удалось собрать Лёхе и покойному Зингеру, была интересной и бестолковой одновременно. Среди многих сотен томов можно было наткнуться и на « Справочник сельского ветеринара» и на полное собрание сочинений Эдгара По. Сам Лёха объяснял такую разноплановость так:
- В нашей хреновой жизни в любой момент могут пригодиться любые знания.
Я с трудом представлял, как на мою жизнь могут повлиять «Справочник сельского ветеринара» или «Советы бывалого пасечника», но с Лёхой не спорил. В конце-концов, он был старше на целый год, а значит, по умолчанию умнее.
Жизнь протекала весело, содержательно и непредсказуемо. Откуда у Лёхи появлялись деньги, я не знал. Подозреваю, что он потихоньку продавал что-то из отцовских коллекций, так как периодически из квартиры навсегда испарялись то картины, то альбомы с марками, то серебряные столовые приборы. Папаша Зингер под конец своей жизни сумел собрать в квартире неплохую коллекцию антиквариата. Я по-прежнему перебивался копирайтом и таким образом вносил свою лепту в общую копилку.
***
- Коллега? – Лёха продолжал долбить по клавиатуре, одновременно разговаривая со мной. – Вам легче? Уже сможете самостоятельно воспринимать окружающую действительность без посторонней помощи?
- Вполне…, - промычал я и насторожился. Обращение «коллега» всегда означало, что Лёха что-то задумал.
- Извольте получить в кассе пятьсот рублей и закупиться к раннему обеду всем необходимым. У нас сегодня удивительный день.
Такое начало мне понравилось. Это сулило хорошую попойку. Я стал собираться, а Лёха тем временем включил старый проигрыватель и поставил на него одну из коллекционных пластинок своего отца. Это случалось не так часто, а значит сегодня у Лёхи действительно какое-то особое настроение. По квартире разлились блаженные звуки «Похмельного блюза» группы «Зоопарк». Он обожал эту группу и слушал её практически каждый день. Постер с Майком Науменко висел над его кроватью, и простым грешникам вроде меня, запрещалось стирать с него даже пыль. Лёхины пальцы просто порхали по клавиатуре. Таким воодушевленным я его давно уже не видел.
- Ты что, совсем спать не ложился?
- Нет, Джокер. Нет. У меня совсем нет никакого желания спать. Пространство раздвигает свои границы. Интернет дарит сегодня мне все свои прелести…
- М-м-мм... Подожди, дай я угадаю… Новый порносайт?
- Нет. Я, кажется, влюбился… И в данный момент общаюсь с той, которая дарит мне бездну счастья.
- О, как… - Я был слегка озадачен. – И как зовут твою прелестную даму сердца?
- Сладкая N…
Я улыбнулся.
- Это как в «Зоопарке»?
- Нет… Это как в жизни…
Я сунул деньги в карман куртки и вышел на улицу. Из раскрытой форточки квартиры на третьем этаже звучала новая песня. Майк трогательно и наплевательски пел:
Я проснулся утром, одетым, в кресле
В своей каморке средь знакомых стен
Я ждал тебя до утра. Интересно где ты
Провела эту ночь моя сладкая N?
Я поднял повыше воротник куртки и, распахивая ногами свежевыпавший ночной снег, побрёл в магазин.

Кластер №2. Искусство правильного копирайта.

Очередной приступ депрессняка подкрался ко мне так же незаметно, как и писец из известной народной поговорки. Литры выпитого портвейна приносили лишь временное облегчение, но я упорно продолжал принимать его в качестве лекарства. Мне казалось, что так я больше буду похож на юного Байрона, так рано уставшего от жизни, и тем самым подниму свою самооценку. Лёха вполне разделял мои убеждения по этому поводу и исправно наполнял наш холодильник этим дешёвым спиртосодержащим продуктом. У нас вполне хватило бы денег на водку, или даже коньяк, но мы с мрачным упорством продолжали пить эту адскую смесь, практически каждый день.
Я сидел над раскрытым ноутбуком, и уже более получаса пытался выдавить из себя хоть строчку для новой статьи, тема которой была для меня окутана мраком. Содержимое «начного» трактата должно было наиболее полно осветить все аспекты выбора женского нижнего белья, и поэтому никак не представлялась быть для меня законченной в ближайшее время. Кроме того был нужен сравнительный анализ различных материалов, обзор наиболее популярных брендов и особенности ухода за особо деликатными вещами кружевного гардероба. Особенно меня угнетал объём, который мне предстояло написать. Двадцать тысяч печатных знаков без пробелов! Тысячи две, худо-бедно можно было наскрести, перемалывая чужие тексты и используя их в качестве вступления. С тысячу можно было бы отвести на заключительную часть. Но набрать «воды» на остальные семнадцать, у меня просто не хватило бы фантазии. Даже такой изощренной, как у меня. Не то чтобы я совсем не имел представления об указанных вещах женского туалета, но всё моё знание ограничивалось только умением снимать оные предметы с девушек, возжелавших моего, в ту пору ещё крепкого, копирайтерского тела. Промучившись полдня, но так и не написав ни одной строчки, я впал в полное уныние. Несмотря на активные возливания портвейна и дружескую Лёхину помощь, я должен был к своему стыду признаться, что о женских трусах я не знаю ничего. Усиленные поиски по интернету не принесли желаемых результатов. Все статейки ограничивались лишь общими описаниями. Я тупо разглядывал картинки, сравнивал цены на товар в разных интернет магазинах, читал короткие описания к чулкам, лифчикам и купальникам, но с места не двигался. Вот тебе и Великий Интернет… На таком огромном пространстве, и ни одной развернутой статьи по женским причиндалам. Я медленно, но верно проваливал заказ…
- Никак? – участливо спрашивал Лёха после каждого моего тяжёлого вздоха означающего крах очередной мысли. Мне хотелось его убить, хотя бы морально, но я только требовал очередную порцию портвейна и снова погружался в раздумья. Статья не шла. Пепельница уже дважды опустошалась от окурков, количество пустых зелёных бутылок росло, но новый вордовский документ был по-прежнему издевательски чист. Я задыхался от бессильной злобы на самого себя и Лёху. Где те светлые дни, когда я выдавал на ура по пятнадцать тысяч знаков уникального текста в день… Мозг оброс паутиной и всё что я мог, это тупо долбить пробел, каждый раз возвращая курсор в начало строки. Лёха лез с советами.
- Соберись, - говорил мне он. – Ты же человек старой закалки. Ты из поколения DOS. Ты играл в змейку на «Агатах» с чёрно-белыми мониторами. Чёрт возьми, ты помнишь восьмибитные компьютерные игры…
- Чёрт возьми, а я и не знал, что я такой старый, - огрызнуся я и полез в пачку за новой сигаретой.
- Вы много курите, коллега,- осторожно заметил он.- И пьёте.
- А вы мне не родная мама, чтобы указывать, что я должен делать. И вообще, можно оставить меня в покое хотя бы на полчаса. Коллега…
Такой переход в общении с дружеского «ты» на «коллега», у нас всегда означал высшую точку кипения эмоций, которые могли быть вызваны чем угодно – внезапным озарением, злостью, ненавистью или, наоборот, братской любовью друг к другу. Обращение «коллега» могло быть вызвано сопереживанием, могло явно указать на раздражение собеседника или быть продиктовано чувством солидарности. Сегодня Лёху забавляла моя беспомощность, а меня приводило в ярость его поведение. В конце-концов, мы бы, наверное, поругались, но Лёха разрулил ситуацию по-своему: сдернул с вешалки куртку и ушёл. Стало совсем тоскливо. Вот почему так? Его присутствие было невыносимым, но стоило ему уйти, как я тут же стал задыхаться без его язвительных замечаний. Мне было трудно признаться себе в том, что я привязался к нему, но иногда, во время внутренних разговоров с самим собой, все же приходилось это признавать. Впрочем, его отсутствие длилось не так долго, как я ожидал. Не прошло и часа, как зашумел дверной замок, и вскоре в прихожей послышалась возня и сдержанный смех. Лёха явно был не один, и судя по всему, не совсем трезв. Конечно, случалось такое, что он приходил домой с девушкой, но, как правило, это происходило ближе к вечеру, и при этом он никогда не бывал пьяным. А тут прямо нонсенс какой-то. Лёха с бабой, да еще и днем, да еще и пьяный.
Я крутанулся на кресле и уставился на дверь в комнату. Около минуты они о чем-то шептались под дверью, а затем она распахнулась, и передо мной появился сияющий Лёха, толкающий перед собой хихикающую подвыпившую девицу. По комнате сразу же поплыл густой аромат смешанный из нескольких составляющих – вина, сигарет, женского и мужского парфюма и морозного воздуха. Девица посмотрела на меня, и, поправив юбку, села на диван, растирая руками маленькие колени.
- Здрасьте…
Я насторожился – девушка была явно не из той категории прекрасного пола, которые нравятся Лехе. Она не была некрасивой. Скорее наоборот, ее личико было очень миловидным. Чуть вздёрнутый носик, небольшие, но пухленькие щёчки, немного веснушек и лакированная чёлка придавали ей своеобразное очарование, но я нутром чуял, что это не имеет к Лёхе никакого отношения. А он тем временем повешал свою куртку на кроватью, и сел на стул между мной и девушкой.
- Вот. Знакомьтесь. Джокер, это – Таня. Таня, это – Джокер. Вообще-то его зовут Евгений, но Джокер звучит роднее и привычнее.
Я молчал, одновременно с этим пытаясь найти хоть какое-то рациональное объяснение её появлению в нашей квартире. Объяснение оказалось простым и банальным.
- Вот, коллега. Сейчас, Танюша расскажет тебе всё о женских премудростях от первого лица и с предельной откровенностью. Так ведь? – Он вопросительно посмотрел на девушку. Та немного смутилась, но лишь мимолетно, отряхнула с челки растаявшие снежинки и как-то сразу стала непосредственной и настоящей.
- Ну, да. А чего мудреного-то. Подумаешь, сложности какие... – Она пересела ближе ко мне. – Спрашивай, что там у тебя? – Она заглянула сбоку на монитор ноутбука, на котором по-прежнему одиноко маячил пустой вордовский документ.
- А игры у тебя есть?
Такое начало меня несколько обескуражило.
- Есть. – Я свернул окно документа и запустил игру с какими-то троллями. – Вот. Развлекайся пока, а у меня пара вопросов к коллеге. – Я посмотрел на Лёху. – Выйдем на минутку?
Он иронично пожал плечами и вышел из комнаты. Черт, ведет себя так, словно ничего не происходит. Ладно, устроим допрос с пристрастием…
- А чего тут делать-то надо? – крикнула нам вдогонку девушка.
- Убей их всех, - коротко ответил я и последовал за Лёхой. Он зашёл на кухню, сел на подоконник и скрестил на груди руки.
- Ну? Слушаю внимательно.
- Кто это? – Я показал пальцем в сторону комнаты, где сидела гостья. – И где ты ее нашел?
- Я вас кажется, познакомил…
- Да, я это тоже заметил. Прекрати ерничать и объясни, что эта девушка делает в нашей… гхм… в твоей квартире?
- Просто решил тебе помочь. Текст у тебя не идет? Не идет. А она торгует на рынке женским бельём, и значит, знает о нем все и еще немножко. Так что информацией я тебя обеспечил.
- У тебя неубиваемая логика, – я старался избежать ехидства в своём голосе, но оно буквально сочилось из меня. – А если в следующий раз мне нужно будет накропать статейку о ремонте, ты сюда бригаду гастарбайтеров приведешь?
- Вполне возможно. – Лёха был невозмутим. – А сейчас ты просто теряешь время. Давай вино из холодильника и пошли творить, пока твоя муза ещё адекватно соображает. А то в ходе переговоров, как-то незаметно мы литрячок на двоих раскидали… Надо все узнать, если вдруг ее сейчас в тепле развезет.
Мы вернулись в комнату. Татьяна сидела за моим ноутбуком, сосредоточенно нажимая на клавиши. Картинка была просто умилительной. Она так аккуратно, одним пальчиком тыкала на «пробел», что ноутбук, как мне показалось, даже взвизгивал от удовольствия. Конечно, от меня то он кроме грубости ничего не видел.
- Ни фига не получается,- пожаловалась он мне, кивая головой на монитор. – Какие-то неуправляемые…
- Просто привыкнуть надо к управлению. Я потом тебе все покажу. А сейчас мне нужны некоторые сведения из области твоих… эммм… профессиональных секретов.
- Да знаю я, - она махнула рукой, давая понять насколько ей это надоело. – Лёшка сказал мне, что ты там чего-то пишешь. Только написать не можешь. Ты давай спрашивай, а я тебе расскажу.
И тут же без всякого перехода:
- У вас тут миленько… А музыка у вас есть? Какая-нибудь хорошая?
- Есть. – Ответил Леха. – Что включить?
- Ну, не знаю, - она дернула плечиками. – « Клубняк» какой-нибудь…
- Господи, - простонал Леха. – Какая гадость… Никогда не слушай эту дрянь, если хочешь стать полноценной личностью. Я понимаю, что в силу возраста тебе это нравится, но я все же сделаю попытку познакомить тебя с нормальным звуком. Джокер, включи «ДДТ» что-ли... Для рабочей атмосферы самое-то.
Я нашел последний альбом Шевчука, аккуратно вставил диск в привод и добавил громкость на усилителе. Ну, включил. Что дальше? Будем пить? За знакомство принято пить. Леха прочитал мои мысли.
- Давай вино и стаканы. И пепельницу вытряхни…
- Мыть?
- Пепельницу – да. Стаканы ни в коем случае. Налёт, которым они покрыты, это часть великой истории, которая до сих пор продолжается в стенах этого дома. Мы – часть этой истории, поэтому не станем нарушать традиций и оставим всё как есть. Доступно излагаю?
Я пожал плечами.
- Как скажешь. Так ещё проще… Но, надеюсь, для гостьи я могу достать новый, или хотя бы чистый. Она же не часть истории…
- Это почему же? – подала голос Татьяна. – Раз уж я у вас нахожусь… Если вы не против, конечно.
Лёха задумчиво поскрёб подбородок.
- Знаете, коллега, а ведь она права.
- Значит три немытых стакана?
- Да. И с этого дня возвести в статус по умолчанию.
***
А потом мы пили за всё подряд и слушали «Led Zeppelin». Я раньше и не замечал, насколько хорошо идёт музыка Планта и Пейджа под отечественный портвейн вприкуску с подсохшим сыром и магазинными баранками. Мы размачивали эти засохшие баранки в вине и ели, жмурясь от удовольствия. Терпкий привкус, словно у разжеванной ранетки, который смешивался где-то внутри с табачным перегаром и пряным ароматом сыра, был просто восхитителен. Неожиданно я почему-то подумал, что именно такой должна быть на вкус музыка, которую мы слушали. Вся насквозь пропитанная табаком и портвейном…
Я придвинул к себе ноутбук и собрался с мыслями. В голове кружились ветряные мельницы, но способность адекватно мыслить ещё не покинула меня, и я был готов к работе.
- Ну что? Начнём?
- Свежий воздух – залог успешной работы мозга. - Лёха приоткрыл окно. – Танюша, излагай ему всё что знаешь.
Девушка пододвинулась поближе ко мне, облокотилась на стол и подпёрла голову руками. Количество выпитого давало о себе знать и в этот момент она была похожа на маленькую пьяную белку. Её хотелось приласкать, погладить и согреть дыханием. И даже поплывший неискушённый макияж придавал её лицу какую-то особую наивную привлекательность. Она была естественна во всём: в чисто женских движениях, в своём разговоре, в том, как она вела себя с нами. По-детски трогательные глаза, смотрели на нас с таким пьяным восхищением, что лично я чувствовал себя первым после Бога. Татьяна выложила мне абсолютно всё, что она знала о предмете своей торговли, заодно успев перезнакомить заочно меня и Лёху с доброй половиной вещевого рынка нашего городка. Мы смеялись вместе над её сочными, прожжёнными базарными шутками, пили портвейн, а я одновременно с этим ещё и старательно набивал текст, стараясь не упустить ничего важного.
Я печатал так быстро, как никогда в своей жизни, еле поспевая за ней и выхватывая из смеха и шуток, то, что было нужно именно мне. Впервые я оценил все прелести и достоинства живого носителя информации. Не нужно часами лазить по интернету в поисках необходимых текстов и данных. Не нужно потом всё это обрабатывать и собирать в кучу. К чёрту! Вокруг меня облаком висело столько всего нового, что информация стала почти осязаемой. Мне казалось, что её можно просто брать горстями и пить вместо портвейна. Живость речи девушки с рынка, практически без изменений растворялась в недрах жёсткого диска в виде знаков, цифр и букв. Процесс настолько захватил меня, что недосягаемый до этого объём в двадцать тысяч знаков, показался мне ничтожным по сравнению с тем, что я мог бы написать с помощью моей музы из торговой палатки. Больше всего меня воодушевляло её поведение, насквозь пропитанное живым участием ко всему происходящему вокруг, в том числе и ко мне. Я чувствовал, что текст получается на редкость свежим и своеобразным. С тех пор я знаю, что даже о лифчиках можно написать если не гениально, то, по крайней мере, талантливо. Весь вопрос в том, кто и как руководит процессом.
Время в наших руках превратилось в пластилин, и мы, словно дети, играли им, сминая и раскатывая минуты и секунды по своей прихоти. К полуночи текст был готов. С ошибками, опечатками и обрубленными фразами, нагромождёнными в одну кучу, но я чувствовал, что всё получилось как нельзя лучше. Остальное, как говориться, уже мелочи. Утром отредактирую и отправлю заказчику, а пока можно встряхнуться и отправить ошалевшую голову в краткосрочный отпуск. Я щёлкнул курсором по значку автопроверки на грамотность и беспристрастный «ворд» подчеркнул все ошибки, которые он обнаружил. Всё нормально.
В комнате было накурено до рези в глазах. Приоткрытое окно плохо справлялось с вентиляцией, поэтому, недолго думая, мы всей компанией перебрались на кухню. И снова пили портвейн вперемешку с крепким чаем, курили, громко смеялись и играли с пластилиновым временем.
- Я люблю вас, мальчики, - сказала Татьяна, когда стих шум смеха после очередной убойной порции Лёхиного юмора. – Честное слово люблю… Вы такие…
- Какие? – Лёха вдруг поскучнел и стал как будто трезвее.
- Ну, такие… - Ей не хватало слов, чтобы выразить свои эмоции. Она несколько секунд подбирала нужное слово, но так ничего и не сказала.
- Ёмко,- заметил я, и мы все снова расхохотались. Но прежнее настроение уже прошло. На кухне стало как-то строже и тише, и даже вечно капающий кран на мойке вдруг перестал пускать сопли и задумался, изогнувшись в вечный знак вопроса.
- Мне ещё никогда не встречались такие… Ну, вот такие, как вы. Не знаю… Простые, что-ли. У меня просто слов нет. Кажется, что я вас знаю уже много-много лет. – Танин голос зазвенел. Такое очень часто бывает с девушками которые вот-вот готовы зареветь, но плакать она как будто не собиралась. Во всяком случае, пока. – И у вас тут так здорово… И необычно как-то. Как будто в другой жизни. Всё сложно и всё так понятно. Скажите, разве так бывает?
Лёха молчал, сосредоточенно размешивая сахар в остывшем стакане с чаем. Я тоже сохранял молчание. Если уж Лёха не хочет говорить, то и у меня ничего умного сказать не получится.
- Видишь ли, Танюш, - наконец произнёс Лёха. – Мне кажется, что тут всё дело в том, что ты пьёшь и какую музыку слушаешь. Это определяющее начало. Всё остальное может меняться, но основа всегда остается неизменной. Тебя могут окружать сотни людей, но ты можешь чувствовать себя одинокой. А может быть и так, что один единственный человек станет для тебя целой вселенной. Всё зависит от того насколько близки ваши начала, то есть что вы пьёте и что слушаете. Доступно излагаю?
- Вполне, - кивнул я головой. – Ницше и Конфуций в одном лице. Вы, коллега, просто изумительно объяснили суть сего вопроса. Я бы сказал, более чем… И вообще. А теперь позвольте изложить всё вышесказанное в более доступном формате?
- Излагайте, коллега, - согласился Лёха и откинулся на спинку стула с уставшим видом. Он напоминал старого профессора, который наконец-то донёс светоч своих знаний до одного из своих учеников, и теперь мог с должным смирением и спокойствием сойти в могилу.
- Кхм, - откашлялся я для начала.
- Смелее, коллега, - подбодрил меня Лёха, по гагарински широко улыбаясь.
Татьяна с интересом наблюдала за нами. Её очень забавляло то, что происходило вокруг неё, а мы с Лёхой, изображая двух старых комиков, старательно играли свои роли.
- Ну, так вот, - продолжил я. – Коллега, просто хотел сказать, что возраст, принадлежность к религии и различие по половому признаку не имеет никакого значения для людей, которым комфортно друг с другом. Главное, чтобы пить из одной бутылки. Вот сама посуди, что получиться, если ты с подружкой решите надраться как следует, но пьёте абсолютно разное бухло. Ты, к примеру, абсент, а она, допустим, джин. Что находится в бутылках, это не суть важно. Важно то, что вы пьёте абсолютно разные напитки. И действовать на голову они будут по-разному. А отсюда полное непонимание друг друга и всяческое отсутствие общего языка.
Я мельком взглянул на Лёху. Он улыбнулся, и едва заметно кивнул головой, мол, продолжай в том же духе. Татьяна склонила голову набок и тоже улыбнулась.
- Интересно, - сказала она. – Ну и что дальше?
Она оказалась не такой уж и глуповатой, как мне показалось вначале. Девушка определенно начинала мне нравиться. В ней не было показной взрослости и наплевательства на других, которые так присущи людям её возраста. Она не боялась показаться смешной и сама обладала исключительным чувством юмора. Немного грубоватым, но непосредственным и живым. Это притягивало. Я сделал большой глоток вина и продолжил:
- Так вот. Вас разъединяет именно то, что хотя вы обе и пьёте, как вам кажется вместе, на самом деле, между вами находится просто огромная пропасть непонимания. С каждой последующей стопкой вы скучнеете, паузы между репликами становятся всё длиннее и, в конце концов, вам становится просто невыносимо скучно быть рядом друг с другом. И вы начинаете искать благовидный повод, чтобы быстрее разбежаться, ищете подходящие слова, чтобы не обидеть друг друга, и на прощание целуете напудренные щёчки, говоря при этом друг дружке, что очень хорошо посидели и надо бы чаще вот так вот встречаться, ну и прочий женский бред…
- Блин, а всё так и есть. – Татьяна выглядела поражённой. – Просто я как-то до этого не замечала, но ведь всё так и получается… А что будет если пить, ну, допустим, чисто одну водку? А то я ни разу абсент не пила. И каким боком касается всего этого музыка? Или как понять фразу «то, что ты слушаешь?»
Лёха кашлянул в кулак и выразительно посмотрел на меня.
- Позвольте, коллега, я объясню?
Я только развёл руками.
- Конечно-конечно. Я только сочту за честь.
- Ну так вот, милейшее создание, - приступил Лёха к вступительной части своего монолога. – Рассмотрим, как вариант, что вы встречаетесь с вышеупомянутой подругой, но уже теперь у вас одна на двоих бутылка водки. Вы наливаете себе из одной бутылки, и это уже само по себе сближает. Это как будто бы вы были вскормлены одной грудью. Вы с одинаковым сожалением следите за тем как понижается уровень в бутылке и мысленно подсчитываете оставшуюся в кошельке наличность, прикидывая какую сумму можно потратить на выпивку ещё. Вы пьёте друг за дружку и взаимно плачетесь в жилетку. Вы на одной волне. Вы звучите в унисон. И всё это, потому что пьёте один алкогольный напиток. Разнобой и диссонанс исключаются. А теперь что касается музыки… Здесь вообще всё просто. Думаю, коллега без труда вам всё объяснит. – После этих слов Лёха посмотрел на меня, предоставляя право закончить его блистательную речь.
- Без проблем. – Я притащил десяток дисков и разложил их перед Татьяной. – Посмотри и выбери из них тот, который ты хотела бы сейчас послушать.
Девушка призадумалась. Пару минут она сосредоточенно перебирала коробочки и читала названия песен. Затаив дыхание, я и Лёха с интересом наблюдали за ней.
- Вот, - наконец-то сказала она, положив перед нами сборник лучших блюзовых композиций.
- Yes, - восхищённо прошептал Лёха. – Я знал это.
- Осмелюсь прокомментировать твой выбор, - обратился я к Татьяне. – Ты только что из всех дисков выбрала мой самый любимый. И Лёхин, кстати, тоже… Даже если ты это сделала чисто интуитивно, просто потому что понравились названия песен, это уже о многом говорит. Это значит что, как минимум нам с тобой есть о чём поговорить. А если ты, допустим, будешь слушать шансон, а твой визави с младых лет был воспитан на панк-роке, то придётся либо искать компромисс, либо вообще отказаться от музыки, а это уже пошло и скучно. Никогда не лишай себя возможности слушать музыку! Никогда и нигде! Неважно, что ты будешь слушать: блюз, классику или регги. Главное, чтобы тебя несло… Можно даже мотать башкой под треш, но никогда не насилуй себя чужими и непонятными песнями. Никогда! Даже из вежливости…
- А что делать, если подруга не любит панк-рок? Или я не люблю шансон? Как тогда быть?
- Значит, в душе вы абсолютно разные люди и в принципе вам говорить не о чем. Поэтому включите телевизор или радио, а еще лучше свалите в какое-нибудь кафе, где музыку не выбирают, а слушают что придется. В этом случае ваша совесть останется чистой. И впредь больше не заводи таких подруг…
Таня кивнула. Не трудно было представить, что творилось в её умной, но забитой разной чепухой головёнке, после основательного выноса мозга в мастерском исполнении моего друга. Я впервые здесь называю его другом, потому что только в ту ночь я понял, насколько близко он стоит ко мне. Два чувака поколения DOS. Комики, валяющие дурака, и открыто плюющие на все устоявшиеся стадные обычаи и манеры. Тихие алкоголики с признаками шизофрении и сталкеры маниакально-депрессивного психоза. Грубо, напыщенно, пошло, вычурно, но это все про нас. Мы жили так, потому что по-другому нам было скучно. Мы не пытались смыть с наших физиономий печать «Сделано в СССР» и открыто гордились пионерским прошлым. Мы не плыли против течения, как герои-одиночки. Мы также и не сплавлялись вниз по течению, как большинство людей. Мы просто лежали на берегу реки, пили портвейн и смотрели и на тех, и на других, иногда подавая руку тому, кто переплывал к нам с берега противоположного. Просто так приплывал. Узнать как наши дела, и выпить за наше здоровье, нашего же портвейна. Вот таким людям мы были искренне рады, поэтому отпускали их обратно без слез и сожалений. Мы знали, что рано или поздно мы еще встретимся.
Татьяна встрепенулась.
- А можно у вас до работы побыть? В общагу уже не пустят, там сегодня такая мегера на вахте сидит… Никогда не пропустит.
- Не вопрос, располагайся где хочешь. Мы скоро тоже на боковую. – Леха коротко зевнул. – Постельное в шкафу найдёшь.
Девушка ушла.
- Светает, - чуть слышно сказал Леха и снял очки, щуря чуть воспаленные веки. Я посмотрел в окно. Пробираясь через легкую пелену тумана, в комнату через подоконник вяло, будто нехотя, вползало холодное городское утро. Обозначились голые сучья деревьев с растопыренными пальцами-ветками; на сером полотне неба проступили соборные кресты и колокольни, скорее угадываемые, чем видимые на самом деле. Под окном чаще замелькали огоньки машин, окутанные легкими облачками выхлопных газов. Медленно просыпался город, зябко поеживаясь от утреннего морозца.
Леха плеснул в свой мутный стакан остатки портвейна, а затем разделил вино пополам.
- Давай. – Он пододвинул мне мой стакан и облокотился на стол. – За еще одну убитую ночь.
Я выпил все за один глоток и помотал головой. Потом сунул в рот малюсенький кусочек сыра и стал тщательно его жевать. Странно, но я не чувствовал никаких признаков похмелья. По моим соображениям, после такой дикой дозы алкоголя и никотина, я должен был валяться на кровати пьяный вдрызг, исходя потом и перегаром, еще задолго до наступления рассвета. А вместо этого я встречаю новый день на уютной, дожелта прокуренной кухне и чувствую себя просто великолепно. Я не был пьян. Лишь какое-то легкое ощущение приятной усталости и эйфории, говорили о том, что портвейн все еще делает свое дело. Было настолько комфортно и спокойно, что мы с Лехой просто замолчали, боясь нарушить неосторожным словом эту хрупкую невесомость зимнего утра. Тихо капала вода из подтекающего крана. Обычно меня раздражает звук капающей воды. Такой вот… Одиночными тяжелыми каплями. Но на этот раз было даже приятно.
- А не вздремнуть ли и нам, коллега? – Леха сладко потянулся и встал из-за стола. – Ночка была приятной, но не из легких, я бы сказал…
Я лишь молча кивнул головой – говорить было лень. Перед тем как лечь спать, я еще раз пробежал глазами по готовому тексту. Хорош! Чертовски хорош! За спиной в полголоса заматерился Леха.
- Что там у тебя? – не оборачиваясь спросил я.
- Я сегодня не написал своей сладкой N ни одной строчки.
- Это так смертельно?
- Джокер, ты ничегошеньки не понимаешь. Она мой идеал. В конце-концов, я брошу пить, оставлю тебя на хозяйстве вместо ключника, а сам рвану к ней и…
- … и впоследствии скоропостижно женишься. Через пять-шесть лет у тебя будут трое детей, они будут называть тебя «папуся» и рисовать на обоях каляки-маляки, - закончил я за него столь напыщенно начатую тираду.
Он сел напротив меня, и близоруко сощурившись, принялся рассматривать свои ладони.
- У тебя извращенное мышление. В один прекрасный день ты тронешься умом и тебя закатают в психушку. И максимум что я смогу сделать, это навещать тебя по выходным.
Я пожал плечами. Еще неизвестно кто из нас двоих быстрее окажется в психушке. Я так и сказал ему об этом.
- Бессмысленный и бездарный спор. Я не стану опускаться до уровня детсадовских прений о том, чья песочница лучше. Оставим все как есть, а уж время покажет, чьи тараканы в голове бегают быстрее. На этом все. Давай спать.
Спать, так спать. Это не лопатой махать, и долго меня уговаривать здесь не надо. Я улегся на своей кровати. Леха немного побурчал о моей завидной участи иждивенца и вскоре засопел. За окном уже вовсю резвилось утро. В комнате еле слышно мурлыкала музыка. Я приподнял голову от подушки, чтобы лучше расслышать, что именно играет. Это была « Комната Полины". Вот и хорошо… Это значит что все в порядке.


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ