Областной Орфей

Алексею исполнилось 35 лет. Пенсионный возраст для артиста балета! Известные его ровесники гремели своей славой на всю страну и за её пределами. Лёша смотрел на такое положение вещей свысока и с грустной улыбкой, произнося с придыханием и заметным театральным переигрыванием:
- Вера моя в балет. В БАЛЕТ, господа! А мелкая рябь на воде, коей вы представляете это жалкое определение СЛАВА, меня нисколько не волнует. Пусть подавятся свей славой за деньги ! – на последнем слове голос, всё же, предательски сорвался, красноречиво доказывая обратное. Лёша тихо завидовал своим собратьям по профессии, стараясь отвлечься и утолиться верой в своё божество!
Роли Лёше давали только в массовке и второстепенные. Дело в том, что репертуар областного театра оперы и балета славился своим разнообразием, а Алексей, какую бы партию не танцевал, какого бы героя не преподносил, а всё одно – носился по сцене Орфеем. Лёша ещё в детстве прочитал легенду о певце и музыканте, очаровавшем Аида и Пер-сефону своим талантом музыканта и певца. Но голосом парень обладал слабым, и петь у него никак не получалось. Тогда бабушка и определила мальчишку в хореографическую студию, а потом – в балетный класс.
Шли годы. Алексей поехал в Москву, покорять столичную сцену. Там опытные наставники сразу вычислили, что парнишка слегка зациклен в своей привязанности к легендарному персонажу. Поначалу это даже умиляло: печаль в глазах, скорбь в жестах, сумасшествие минора в движениях… Но по убеждению столичных балетных светил, такая ограниченность образа не давало шансов Алексею стать великим танцором.
- Да что вы все тут понимаете! Высшее искусство – это передать силу страдания! – не выдержал молодой человек на очередном просмотре, когда ему уже привычно указали на его пагубную для танцора привязанность к образу Орфея.
- Высшая степень таланта артиста – это способность перевоплощаться, сударь! – Ровным, но с металлическими нотками в голосе, произнесла маленькая пожилая народная.
Алексей остался в Москве. Его взяли в варьете. Это было для артиста балета унизительно! Лёша не имел друзей. Лёша-Орфей представлял себе, как его Известность-Эвридика наступила на змею бесчувственности столичных снобов, ничегошеньки не понимающих в духовном величии его трагизма, и была отнята у него!
- Это не справедливо! Я – Орфей! Я лучший! Вы все пожалеете, что так со мной обошлись! Я – добро! Вы все, кто меня не принял – зло! Отныне я буду презирать вас, мелочь и суетные людишки! Есть одна истина – страдание!
К 30 годам и варьете закрыло двери для Алексея. Он вернулся в свой город и пошёл в местный театр оперы и балета.
- Так Вы – наш? Это здорово! Жилплощадь имеется – вообще всё решает! Вы зачислены в труппу театра! – Обрадовался директор, искренне пожимая руку странному молодому мужчине с печальным лицом и грустными глазами.
Главному режиссёру хватило двух репетиций, чтобы увидеть прикованность Лёши к скале образа.
- Мальчик мой! Тебе уже не 18 лет! Профессионализм артиста… - начал разговор главреж, но Алексей скривился, и трагическим голосом перебил руководителя:
- Ваша приземлённость лицедейства мне скучна. Вам всем не дано понять тонкого мира духовного страдания моей души, которая не желает пачкаться в тлене житейской мишуры! Страдание – вот высший смысл человеческого существования! Вы можете радоваться грубой сермяжной радостью?! А чего ждать от мужика, не познавшего аромат сути высокого понимания… Вам не понять…
Главный подумал, но не распрощался со странным сотрудником. Он оставил Лёшу для массы. С танцовщиками у него было не густо. Но при этом старался как можно меньше сталкиваться с диковатым обособленным артистом: режиссёра угнетала его манера свысока и с каким-то осуждением смотреть на окружающих. Если речь шла не о печали Орфея, то интерес такой разговор у Алексея не вызывал.
Так прошло пять лет… Все привыкли к Лёше, даже жалели его. Надо отдать должное: как только разговор переходил в тему страданий, духовных рассуждений, Лёша преображался! И его на самом деле было интересно наблюдать в такие моменты: мерцающий взгляд повлажневших глаз, трагический голос разбитого горем Орфея – всё это казалось интересным… Но недолго. Неспособность Лёши быть живым и настоящим, в окружающих рождало жалость. Многие с ним заговаривали, жалея одинокого странного человека. Но долго никто не старался задерживаться рядом. Дежурно восхитятся глубине понимания им страдания покинутого Орфея – и бегут по своим земным делам жителей областного центра.
- Алексей, здравствуйте. Зайдите в отдел кадров. Там лежит Ваш расчёт. Теперь Вы – вольный пенсионер и можете жить так, как посчитаете нужным. Прощайте! – Директор был сдержан и официален. Но он не стал подавлять вздох облегчения, когда дверь за Орфеем закрылась.
Лёша сидел в гримёрке. Он со странным усердием наносил грим на лицо. Собственной бледности мужчине показалось мало, и он превратил лицо в белую маску с огромными скорбными глазами.
- Лёшенька, и куда ты теперь? В клуб пойдёшь преподавать хореографию? – спросила Надя – ведущая солистка и по жизни очень весёлая девушка. Не услышав ответа, она продолжала - У меня свекровь работает в горисполкоме заведующим отделом культуры. Давай, я с ней поговорю?
- Глубина страданий океана не свойственна дождевой луже! – Театральным жестом Алексей прервал поток Надиной речи.
- Как знаешь… И вот ещё что, Лёша… Ты сам себе нарисовал страдания. Но со стороны хорошо видна искусственность твоего Орфея.
Мужчина сорвался с места и вплотную подскочил к Надежде:
- Что ты сказала?! Мелочь! Недостойная узколобая солисточка! Ущербная бездуховность! С кем ты осмеливаешься в таком тоне разговаривать?! Со мной?! Я – БООООГ!
Алексей вихрем выбежал из театра и остановился посреди улицы. В этот момент горел зелёный свет светофора. Развивающиеся полы длинного чёрного плаща опали, Неожиданно Алексей вскинул голову и начал… танцевать партию Орфея. Пешеходы расступились, поторопившись перейти на нужную сторону дороги, но не разошлись. Все молча наблюдали, как странный мужчина в гриме, бледный, с сумасшедшим лихорадочным взглядом огромных сценически накрашенных глаз, метался по зебре перехода, вращаясь в безумном танце, выкрикивая какие-то слова.
- Что он кричит? – спрашивали друг друга прохожие?
Но никто разобрать речи странного человека не мог. Машины сигналили, водители повыскакивали из авто, но Алексей ничего не замечал вокруг себя.
- Я - Орфей! Я знаю страдание. Я боготворю своё страдание! Я – БОГ СТРАДАНИЯ! Я – БОООООГ!!!
Теперь Лёша имеет собственный мир, в котором он – Бог. Палата на одного…