ТОЧКА НЕВОЗВРАТА

Сергей Банцер



Блог автора: http://bendixer.diary.ru/

bantser@webslivki.com


Купить здесь
http://www.labirint.ru/books/386032/



Наименование: Точка невозврата
Автор: Банцер С.
Издательство: Мн: Букмастер
Жанр: Художественная литература
Серия: Современный женский роман
Год: 2013
Переплет: 7Бц мат+УФ лак
ISBN: 978-985-549-542-1
Формат: 84*108/32
Кол-во страниц: 256
Стандарт: 14
Роман



Оглавление

Глава 1. Волшебное слово
Глава 2. Киевская осень
Глава 3. Неблагополучная квартира
Глава 4. Прелюдия
Глава 5. Прощание славянки
Глава 6. Ночной патруль
Глава 7. Целкин и Анастасия
Глава 8. Малый Куналей
Глава 9. Телемба
Глава 10. Два капитана
Глава 11. Замысел Злобина
Глава 12. Объяснение
Глава 13. Плохие события
Глава 14. Неприятности Клещица
Глава 15. Лось и Паренёк
Глава 16. Дела солдатские
Глава 17. Неприятности продолжаются
Глава 18. Атака на Клещица
Глава 19. Тщетный визит
Глава 20. Стратегические перестановки
Глава 21. Ментальные перегрузки
Глава 22. Взятие веса
Глава 23. Тайна волшебного слова
Глава 24. Паренёк
Эпилог

----------------------------------------

Глава 1. Волшебное слово

Под утро мне опять приснился этот сон. Цветной сон, он мне снится всегда перед рассветом, примерно раз в три-четыре месяца. На станцию нашего городка из светящегося сиреневого тумана медленно вкатывается поезд "Пекин-Москва". Могучий ярко-красный локомотив, переливаясь фантастическими огнями, тащит за собой вереницу вагончиков. За занавесками сказочным светом светятся окна купе, в которых мелькают лица счастливых мужчин и женщин. Это счастливый сон. Потому что в этот момент в моей груди что-то грязное и тяжёлое срывается и летит куда-то вниз, и я на время становлюсь счастливой. Волшебный поезд беззвучно останавливается, и я захожу в своё купе. Потом поезд медленно трогается, унося в себе, словно Ноев ковчег, своих пассажиров. А серый перрон вместе с моим ненавистным городишком навсегда медленно тает в клубящейся сиреневой дымке. Навсегда... Это и есть счастье.
В этом месте я всегда просыпаюсь. Реальность медленно выдавливает из сознания остатки моего сна. Скользкой змеёй она вползает в мою грудь и сворачивается там в привычный клубок. Медленно и неотвратимо, как изображение на проявляемом фотоснимке, реальность проступает виде низкого потолка нашего с тётей Машей домика, хмурого утреннего света за окном и почерневшего забора моего соседа напротив по кличке Санитар.
Волшебный поезд из моего утреннего сна помчался дальше среди призрачных полей с огромными светящимися цветами, увозя в своих вагонах москвичек и петербурженок. Ну а мне нужно вставать и топать на работу. Потому что я, Люда Невзорова, незамужняя девица двадцати пяти лет, вовсе не москвичка и тем более не петербурженка.
Женские особи нашего городка называются борзянками. Это оттого, что городок наш называется Борзя. Не слыхали про наш замечательный городок? Это потому, что Борзя стоит на широте Сочи, но шесть с половиной тысяч километров на восток.
Так бы и не узнал никто никогда про этот затерянный среди сопок Манчжурии шальной городишко, если бы не военные. Семь лет назад, в 1973 году, здесь, на стыке советской, монгольской и китайской границ расположилась мотострелковая дивизия. С тех пор и повелась присказка: "Китаю с севера грозя, стоит красавица Борзя". Кроме дивизии здесь есть зенитно-ракетная бригада ПВО, истребительный авиаполк и масса каких-то второстепенных военных частей, являющихся частью ЗабВО - Забайкальского военного округа.
Хотя наш невесёлый городок и стоит на широте Сочи, но зимой мороз здесь доходит до минус двадцати пяти. Но из-за того, что воздух здесь сухой и немного разряжённый, первые десять минут после выхода из помещения мороз вообще не чувствуется. Это очень удобно, как раз хватает на то, чтобы утром выбежать в туалет, расположенный в дальнем углу нашего двора. А вот если задержаться, то тут шутки кончаются. Каждую зиму обманчивый забайкальский мороз забирает три-четыре жизни. Почти все по пьяному делу. И наши, местные мужики, и военные. Упал, заснул - наутро уже стеклянный, аж звенит. В такие морозные ночи солдаты, заступающие в караул, обматывают лицо полотенцем, оставляя только узкую прорезь для глаз. От дыхания за час на полотенце образуется глыба льда несколько сантиметров толщиной. Ну, а лето здесь пыльное и жаркое. Вокруг одни сопки, пожухлая трава и чахлые кустики.
Много чего ещё можно рассказать про наш городок. Например, что его население в своей большей части составляют поселенцы без права смены прописки. Я, правда, не такая, уехать могу, а вот моя тётка, с которой я живу в стареньком доме на окраине Борзи, уже не может. Почему, неважно, это другая история. Тётя Маша работает на местном хлебокомбинате учётчицей. Этот, на первый взгляд незначительный факт, и послужил отправной точкой цепи важных событий, о которых рассказ впереди.
Теперь вы знаете обо мне почти всё. Но не знаете самого главного. Дело в том, что все особи женского пола нашего городка мечтают выйти замуж за военного. Хотя, "мечтают" - это не то слово. Мечтать можно о сказочном принце, алых парусах или волшебном поезде из моего сна. А местные девочки все конкретные и отчаянные. Поэтому можно сказать, что борзянки отчаянно мечтают выйти замуж за военного.
Ну и я, конечно, тоже мечтаю, тем более всё необходимое для этого при мне есть. Среднее специальное образование, нужный обхват задницы, которую на конкурсах красоты почему-то называют бёдрами, и талия 60 сантиметров. Плюс престижное место работы - Борзинский мясокомбинат. Вы скажете, как на таком месте работы у меня может быть талия 60 сантиметров? Очень просто, у тёти Маши, которая тоже Невзорова, примерно столько же. Как говорил народный академик Трофим Лысенко, генетика - продажная девка империализма. Кроме этого у меня есть пояс, который я купила в Чите на барахолке вместе с вьетнамскими накладными ресницами. Широкий китайский пояс, с блестящей пряжкой, усыпанной китайскими бриллиантами из стеклянных бусинок. Действует он по тому же принципу, что и пояс штангиста. Может, видели, как на соревнованиях штангист им затягивается перед взятием веса? Ну, а я затягиваюсь перед тем, как иду в гости в ДОСы. Если более точно, то я хожу в гости в общежитие холостых лейтенантов. Как, собственно, и вся здравомыслящая женская часть населения нашего славного городишки.
Потому что свой вес я должна взять именно там.
ДОСы - это дома офицерского состава, а все мои подходы к штанге пока неудачные. Затягиваюсь китайским поясом и рву штангу на грудь. Что есть мочи рву, а она выскальзывает. Впрочем, как и у моих подруг по ДОСам. Выйти замуж девочки-то хотят, но получается у немногих. В основном девчонки становятся прапорщицами, да и то, должно сильно повезти. Хотя бывают и совершенно дикие случаи. Например, Наташка, повар в нашей столовой. Имея ребёнка, Наташка ухитрилась выйти замуж за лейтенанта-ракетчика. Спокойный такой паренёк, Дима Шишкин. Причём ни рожи, ни кожи у Наташки нет, это я вам говорю. А всё потому, что в нашем пыльном городишке всё поставлено с ног на голову. При этом в ДОСы, как мы все, Наташка не ходила, в ресторане "Садко" её тоже не видели ни разу. Только на танцах в доме офицеров, да и то редко. Придёт и стоит скромно так у стеночки, платочек в руках теребит, никто на неё внимания не обращает. Там её Дима Шишкин и откопал, когда пришёл поиграть на деньги в шахматы с дядей Кешей, моим, кстати, соседом через забор. Так ещё на следующий день после свадьбы этот Шишкин заявил, что за Наташку порвёт пасть любому. Вот так.
Ну, а за меня, значит, пока пасть рвать некому, сама за себя, остаюсь незамужней девицей, Людмилой Невзоровой по прозвищу Люсьен.
Лейтенанты как дети, все у них по прозвищам. И сами с прозвищами, в основном это производные от фамилии, с редкими исключениями. Например, Диму Шишкина после женитьбы на Наташке стали называть Дима-дурачёк. А скромный тихий лейтенантик Лёня Янцыбаев почему-то имеет прозвище Лёха-лютый. Ну и мы, девчонки-борзянки все с погонялами. У меня-то ещё терпимо - Люсьен, нормальное бордельное прозвище. Моя подруга, официантка из ресторана "Садко" Ирка Ветрова, называется Фигура, другая Ирка, с круглым, как таз лицом и раскосыми глазами - Бурятка, хотя она всем говорит, что она китаянка. Но бывают и покруче погонялы, например, Шпала, Уголовница и даже Чесотка. Чесотка это тоже от фамилии - Пасечниченко. Шпала - мощная девушка, тоже с нашего мясокомбината. Ну, а Уголовница - сами понимаете, городок у нас такой. Это все мои боевые подруги по ДОСам. Несмотря на прозвище и опасный возраст, несовершеннолетняя Лидка Чесотка из общежития местного ПТУ, пользуется большим успехом у холостяков. Хотя этих лейтенантов вообще трудно понять. Вон, Галина Ивановна. Дородная борзинская тётка позднего детородного возраста и очень весёлого нрава, от которой шарахаются все офицерские жёны. Холостяки такое и прозвище ей дали – Галина Ивановна. Так она тоже востребована, не меньше малолетки Чесотки или Бурятки. Бурятка вообще востребована по этническому признаку, так как какой-то сексуально озабоченный дурак распространил слух, что у буряток то самое место расположено не так, как у всех, а иначе. Идиотский слух оказался на редкость живучим. Я ж говорю, эти лейтенанты-холостяки, как дети, только пистолетики у них настоящие и общий спермотоксикоз организма.
Ну, и главное. В этот странный день, 12 сентября 1980 года, который начался с утреннего сна про волшебный поезд, я поняла, что в этом году выйду замуж. Конечно же, за лейтенанта, который увезёт меня из этого злобного местечка куда-нибудь подальше, например, в Германию. Это было как озарение, вот так – бац, как поленом по голове, аж искры из глаз посыпались, и я поняла, что теперь я выйду замуж.
Вернее, я поняла, как я выйду замуж.
Я после этого сна всегда как ненормальная пару дней хожу, а сегодня даже всплакнула утром. Пришла на свой мясокомбинат, через полчаса стёрла косметику, отстегнула ресницы и пошла в таком виде к начальнику, мол, плохо мне, в поликлинику надо. Он взглянул, даже поморщился, как от зубной боли, и выписал увольнительную. Я вышла за проходную и решила пойти вырвать гнилой коренной зуб, который мучил меня уже год.
В поликлинике к стоматологу впереди меня была одна женщина, но потом мне неожиданно повезло. За дверью стоматологического кабинета время от времени раздавался визг дрели, видно что-то ремонтировали. Потом дверь открылась, и из кабинета вышел здоровенный рабочий, в грязном медицинском халате с какими-то бурыми пятнами и с дрелью, заряженной длинным тонким сверлом. Так та женщина, что стояла передо мной, уставилась на это сверло, как кролик на удава, а потом встала и тихонько ушла. Ну, а я девочка смелая, села в кресло, раскрыла рот пошире и расслабилась, как могла. Тётка-стоматолог сделала мне в десну укол, а потом нацелилась мне в рот блестящими щипцами и сказала:
– А сейчас, деточка, придётся потерпеть.
Зуб оказался крепким, щипцы соскальзывали несколько раз, но я девочка живучая. Отдышалась, слёзы вытерла салфетками кое-как, отсиделась в коридоре и пошла себе по Борзе. Песенка прицепилась дурацкая, которую Лось в ДОСах поёт, когда не сильно пьяный:
Не ветер степной поёт,
Слезами мне душу сушит,
Железом мне лезут в рот,
Окурками тычут в душу
Про меня, что ли?
По дороге зашла на хлебзавод к тёте Маше, взять буханку свежего хлеба на ужин. Тётя Маша в ватнике сидела
за столиком в раздаточном зале и что-то писала в толстой прошнурованной тетради с надписью "Учёт отпуска продукции". Какие-то цифры, тонно-килограммы, штуки, цены.
И вот тут меня осенило в первый раз.
То ли наркоз от зуба так подействовал, то ли ещё что, но вдруг всё смешалось в кучу. Волшебный поезд-ковчег из утреннего сна, тётка в белом халате с никелированными щипцами, и эти цифры, аккуратно выведенные рукой тёти Маши в толстой учётной тетради. Всё это закружилось в моей голове, как звёздочки в какой-то фантастической карусели, а потом звёздочки вдруг замерли и образовали волшебное слово. Так что теперь я знаю волшебное слово, которое поможет мне, наконец, осуществить мою мечту. А, о чём мечтают местные барышни, мы уже говорили. Медленно, чтобы не забыть волшебное слово по дороге, я пошла домой.
И вот тут меня осенило второй раз. Это же не кто-то другой, а я, Люся Невзорова по прозвищу Люсьен, должна это всё сделать! Управиться с волшебным словом! Аж похолодело внутри. Хорошие себе шутки. Самая большая авантюра, на которую я способна, это прыгнуть в койку к очередному лейтенанту-холостяку, оправдываясь надеждой, что это будет иметь какое-то продолжение. Надежда, кстати, за последние годы заметно истончилась. Осталась в виде такой себе эфемерной идеи. И с перспективой превратиться за ближайшие пару лет в полностью абстрактную идею, существующую в лучшем случае в надреальном слое моего бытия.
Поэтому с сегодняшнего дня я начинаю новую жизнь. Или я справлюсь с волшебным словом, или могу спокойно задвигать свои надежды на другую жизнь в самый дальний ящик своего девичьего сознания. А чтобы с ним справиться, придётся быть живучей и поменьше думать о последствиях. Про это так и сказано - либо грудь в крестах, либо голова с накладными ресницами в кустах! Страшно, но придётся. С борзинским черновиком пора кончать.

Около дома я встретила своего соседа, дядю Кешу. Одинокий дядька лет шестидесяти, в кургузой кепочке, с седой трёхдневной щетиной и коротким ёжиком на голове. Дядя Кеша, как и многие в этом городишке, провёл часть своей жизни в местах не столь отдалённых. За что я не знаю, да и не принято здесь говорить об этом. Вообще в нашем городке, где многие проживают без права смены прописки, можно встретить интересных людей. В смысле, что в другом каком-нибудь нормальном городе вы таких людей никогда не встретите. Например, мой другой сосед через дорогу. Натуральный бывший полицай во время Отечественной войны. Я даже не знаю, как его зовут. По-моему, и никто не знает, просто - Санитар природы. Это оттого, что промышляет этот тип сбором пустых бутылок . Промысел у Санитара природы опасный и рисковый, потому, что в основном бутылки он собирает по утрам в ДОСах по квартирам холостяков. С вечера предыдущего дня Санитар засекает, в какой квартире происходит пьянка, а наутро приходит туда за пустой тарой. Естественно, иногда нарывается на неприятность. Кроме сдачи бутылок Санитар возле "Зелёного магазина" сдаёт в аренду стакан или "метр", как говорят наши местные алкаши. После того, как этот стакан у Санитара несколько раз забирали, он заменил его на жестяную кружку, прикреплённую металлической цепочкой к страховочному строительному поясу, который он одевает перед работой.
Поздоровались с дядей Кешей через забор, а потом он уставился на меня. Иногда дядя Кеша вот так смотрит, специфически так, с прищуром, зоновская привычка, наверное. Оглядел всю, а потом говорит:
– Рвать когти тебе надо из этих мест, Люся.
Я ж говорю, странный такой день удался.
– Всё при тебе есть, – продолжил дядя Кеша, кивнув подбородком в сторону моей пятой точки. – Справная пока ещё. А вот пройдёт ещё пару годков и всё, кранты. Уйдёт твой поезд.
Эка глубокая мысль, как я сама не додумалась. И так механически спрашиваю:
– Какой поезд, дядя Кеша?
– Какой, какой - "Пекин-Москва".
Тут холодок у меня по спинке прошёлся. Вы, что сговорились все там? Откуда он знает про мой сон?
Вообще, странный какой-то дядя Кеша стал, как с зоны откинулся. В шахматы вдруг стал играть на уровне первого разряда. Так он сам говорит. Ходит в Дом офицеров, его одного из местных пускают, и играет на деньги с офицерами. Выигрывает примерно семь-восемь партий из десяти, нормальный приработок, дяде Кеше больше не нужно, он же не фраер.
– Красивая ты... Камелия , – покачал головой дядя Кеша. – Небось, любви ждёшь? А её нет в наших местах, не живёт она тут. Перебралась в тёплые края, любовь твоя. Теплолюбивая, ага. А надежда, та осталась. Она в любых местах живёт, надежда. И на зоне, и в крытой , даже в нашем городке живёт. Живучая она, надежда. Не то, что любовь.
– Да какая там любовь, дядя Кеша... Не зовёт никто замуж, вот и всё. Вот и тётя Маша заладила - "стерпится, слюбится". Каждый день по десять раз. Как будто я спорю.
– Ааа... ну, понятно. Не зовёт, да. Кто поплюгавее или ростом там не вышел, боятся подойти, думают центровая ты. Так часто бывает. Ну а фраера жениться не спешат. Дочку полковника высматривает фраерок твой военный. И любовь ему до фени, и что такое надежда он даже не знает. На то он и фраер, масть у него такая. Ничего от него не дождёшься. А Гамлет у Шекспира как говорил? "Жизнь держи, как коня за узду", – дядя Кеша сжал жилистый кулак и поднёс к моему лицу. – Гамлет этот тоже борец за справедливость был. Всех порешил и сам ласты склеил в конце.
– Что, правда Гамлет так говорил? – спросила я.
– Да нет, пошутил я. Он по-другому говорил: "Что благородней духом - покориться пращам и стрелам яростной судьбы, иль, ополчась на море смут, смести их противоборством?"
Вот давно знаю дядю Кешу и не перестаю удивляться. В который раз обалдела.
– Ну, ты, дядя Кеша даёшь! На память Шекспира?
– А я только эту строчку и выучил. На зоне библиотека была, а я читать с детства люблю. Мне запало как-то, я и выучил, память хорошая пока ещё.

Глава 2. Киевская осень

В конференц-зале Института физики вдоль стен висели портреты великих физиков. Среди портретов, с которых в зал глядели одухотворённые лица Макса Планка, Эрвина Шрёдингера, Вернера Гейзенберга, Нильса Бора и других отцов квантовой физики, центральное место занимали портреты Маркса, Энгельса и Ленина. Немного сбоку висел портрет Леонида Ильича Брежнева. Чуть пониже на стене была прибита широкая красная лента с лозунгом: "В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам" Карл Маркс.
В углу пустого в этот вечерний час конференц-зала стоял неизвестно как попавший сюда старый рояль Carl Bechstein. За роялем сидел невысокий паренёк и рядом с ним худенькая девушка в лаборантском халате. На пюпитре перед ними стояли перефотографированные ноты "Jesus Christ Superstar , переложение для фортепиано". Парень и девушка играли в четыре руки первую вещь мюзикла, арию Иуды "Heaven On Their Minds". Девушка, сидящая справа от парня, наморщив лоб, напряжённо всматривалась в ноты, её партия сложнее. Парню проще, левой рукой он отбивал партию баса, а правой брал аккорды. Так и должно быть, потому что парень вообще-то не музыкант, так пять классов музшколы и всё. Несколько месяцев назад он окончил радиофизический факультет университета и получил распределение сюда, в Институт физики. А вот девушка почти профессионал, студентка вечернего отделения музучилища имени Глиэра, здесь работает лаборанткой. Кроме этого она является членом комитета комсомола института.
Если бы секретарь комсомольской организации института Николай Бугаёв узнал, что ответственная за культмассовый сектор комсомолка Ирина Поплавская играет с младшим научным сотрудником Мальцевым в четыре руки бродвеевский мюзикл в переложении для фортепиано, он бы не на шутку взволновался. Это же это не просто мюзикл нашего идеологического противника, а мюзикл с религиозным содержанием! Да ещё на фотокопиях нот, отпечатанных с негатива, тайно распространяемом в музучилище! И это на шестьдесят третьем году советской власти! Кошмар! Сам Бугаёв конечно же, слушал этот мюзикл или, как говорят у нас, рок-оперу. Честно говоря, не только слушал, а имеет дома пластинку, ту самую, золотистого цвета с двумя ангелами на обложке, где заглавную партию поёт Ян Гиллан. В конверте был листок с текстом либретто на английском. Если бы секретарь партийной организации института товарищ Сизов узнал, что комсорг Бугаёв со словарём корпел по ночам над переводом этого либретто, то на следующий день главный комсомолец слетел бы со всех своих постов. Сам Сизов такой ерунды не слушает и, честно говоря, даже не подозревает о её существовании. Всё, что он может себе позволить, так это поиграть с равными себе по рангу людьми из райкома в подкидного дурака картами с голыми женщинами. Эта колода карт попала к нему от знакомого из райкома комсомола, куда в свою очередь она попала, будучи изъятой во время комсомольского рейда в общежитии ПТУ .
Тем временем парень вместо того, чтобы согласно секретной партитуре брать аккорды правой рукой, как бы невзначай положил ладонь этой руки на острое колено девушки. Не переставая играть, девушка ещё больше наморщила лоб и строго сказала:
– Так, Витя, мы будем играть или мы будем?.. – не найдя подходящего определения, она замолчала.
Мальцев промычал в ответ что-то невразумительное.
Девушка перестала играть и повернулась к нему. Мальцев всегда робел, глядя на её лицо с точёным носиком и строгим внимательным взглядом. И волосы. Ох... Пепельные, с фиолетовым отливом. Вечно у Мальцева не так, как у людей.
– Витя, мне непонятна твоя позиция, – отчётливо сказала Поплавская.
– Позиция. Эта... Ну, да... Позиция. Угу...
Девушка некоторое время молча сверлила его большими серыми глазами, а потом сказала:
– Неправильно ответил.
Мальцев почувствовал, как у него тревожно заныло под ложечкой. Типа как перед сложным экзаменом в универе. Это часто случалось во время общения с Поплавской. Налицо зависимость, типа алкогольной. Это плохо... Поэтому тут, как и в обращении с алкоголем, необходима правильная дозировка. Эта Поплавская, со всеми своими пепельными волосами и шляхетскими манерами, на самом деле девушка с двойным дном. Хотя по виду и не скажешь. Но Валик Трактор из мастерской рассказывал. Мальцев, конечно, не поверил бы, но однажды, когда понёс в мастерскую паять азотный криостат, напоролся на Поплавскую, которая тоже направлялась зачем-то в мастерскую. На высоких каблучках, в мини юбчонке, так цок-цок в подвал, где расположена мастерская. Ужасно смутились тогда оба. Валик Трактор парень видный, бутылку пива зубом открывает. Цепляет крышечкой за зуб, щёлк, и отлетает крышечка. Оттого Трактору не надо правильно или неправильно отвечать на дурацкие вопросы Поплавской, она и без этого к нему бегает.
Это у Мальцева проблемы. После работы как-то случайно встретились с ней на проходной и пошли вместе. И тут началась гроза. Нешуточная такая, с громом, молниями, вода сверху стеной. Пока спрятались, промокли до последней нитки. И вдруг гроза внезапно кончилась, как выключатель повернули. Свинцовые тучи куда-то делись, и с голубого неба брызнуло солнце. По тротуарам катился водный поток, а с неба шпарило солнце и отражалось в потоке, так что глазам больно. Мальцев и Поплавская сняли обувь и пошли по блестящим тёплым лужам. Да ещё за руки взялись. А на улице ни души, попрятались все. Прямо сюрреализм какой-то... Так и пришли к Мальцеву домой. Поплавская, как ни в чём ни бывало, сняла платье и повесила сушиться на балконе, а на себя надела сухую рубашку Мальцева. Рубашка пришлась впору, как раз на два пальца ниже трусов. А потом в этой рубашке она села за пианино и начала играть "В подражание Альбенису" Щедрина. Вдохновенно так, пальчики тонкие, суставчатые, удлинённые специальными упражнениями. Потом выпили по бокалу сухого вина, и Мальцев, обалдевший от всего этого сюра, коснулся этих пальчиков губами.
Ваши пальчики пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам...
Ну, вообще-то, дальше оказалось, что не совсем не надо. После мучительных колебаний Мальцев ну, типа, начал проявлять поползновение. И не получил от панны Поплавской ровным счётом ничего. То есть, вообще ничего! Поплавская отбивалась молча и сосредоточенно, а потом поправила пепельные волосы, одёрнула рубашку и уставилась в своём стиле на красного Мальцева. Посмотрела так, не мигая, секунд десять, а потом отчётливо спросила:
– А что бы было, если бы всё окончилось естественным образом?
Мальцев чуть не поперхнулся, еле бокал с недопитым вином успел на стол поставить. Небось, Трактору таких вопросов не задаёт. Ну, он промычал тогда что-то из вежливости, а Поплавская опять в своём стиле:
– Неправильно ответил!
Ну, ясное дело, что неправильно.
Сильно расстроился тогда Мальцев, когда узнал, что Поплавская в мастерскую бегает. Чистая моя, строгая. Так вдохновенно Щедрина играет... Так расстроился, что в обед купил в гастрономе бутылку портвейна и сам пошёл к Валику Трактору в мастерскую. Трактор отнёсся с пониманием, достал из холодильника колбасу, раскрутил бутылку винтом и выбил ударом ладони по дну бутылки пробку. Разлил портвейн по стаканам и утешил Мальцева:
– Та сколько там той жизни!
Ну и рассказал кое-что про второе дно панны Поплавской. Очень интересно, а какая у Мальцева может быть позиция после этого? Или что он должен правильно отвечать Поплавской? Он понятия не имеет. Может, она знает, а он не знает. Пусть даже, если половина из рассказов Трактора, правда. Мальцев от всего этого ещё раз сбегал в гастроном за бутылкой. Так и просидели до конца рабочего дня. Потом стали расходиться по домам. Трактор поехал на троллейбусе, а Мальцев решил ехать домой на грузовике, который остановился перед светофором. Залез незаметно сзади в кузов и лёг на дно. Куда-то поехали, потом Мальцев заснул, а когда проснулся, было уже темно. Какая-то автобаза, собаки бегают по территории. Он от них убегал, лез через какие-то заборы, поцарапался и порвал брюки. Да, опасная эта Поплавская. Правильно говорил бандит Горбатый - кабаки и бабы доведут до цугундера.
А вообще через две недели у Мальцева первый в его жизни отпуск. Ласковое сентябрьское солнце на голубом небе, ещё тёплое море, сладкое дешёвое виноградное вино - это, братцы, бархатный сезон в Крыму. Ну, а потом посмотрим. Наверное, всё же аспирантура. Физика, девочки, это наш хлеб, как говорил его университетский друг по прозвищу Шизоид.
***
– У нас в дивизионе бяда! – командир учебного дивизиона майор Бараневич обратился к стоящей перед ним шеренге курсантов КВЗРИУ . Майор был уроженцем Витебска и говорил с лёгким белорусским акцентом. – Опять пянка! Курсанты Висляков и Худик в неположенном месте занимались употреблением спиртных напитков! Но шыла в мяшке не утаишь! Чем вы можете объяснить своё поведение, курсант Висляков?
– Я, это..., – сказал носатый курсант с толстыми губами.
– Молчать! – закричал Бараневич. – Напился как тюха, крыла опустил, – майор согнул руки в локтях и безвольно прижал их к туловищу, показав, как курсант Висляков опустил крылья.
Выдержав паузу, майор Бараневич подошёл к Вислякову и участливо поинтересовался:
– Вы алкоголик?
– Нет, – Висляков пожал плотными плечами.
Бараневич понимающе покачал головой и двинулся к другому курсанту.
– А вы, курсант Худик, как дошли до такого состояния?
Курсант Худик опустил глаза и из осторожности промолчал.
– Не делайте умное лицо, курсант Худик! Не забывайте, что через месяц вы все наденете офицерские погоны и Родина вручит вам ключи от неба! Чистого неба над головой! Вот.
Майор Бараневич сделал долгую паузу и продолжил:
– В столице нашей Родины Москве только что окончились Олимпийские игры! . Это событие, имеющее большое политическое значение для нашей Родины. А у нас в дивизионе опять пянка! Как малые дети прямо! Вы хоть знаете, что у нас в училище сейчас месячнык по борьбе с ненормативным матом? Я не могу понять, зачем вы матерытесь? – майор беспомощно развёл руками. – Вот, например, вы, курсант Худик, вы можете мне объяснить – зачем вы матерытесь? Да ещё в месячнык?
– Я нервный, – ответил Худик, глядя в асфальт под своими ногами.
По шеренге курсантов прошёл сдавленный смешок. – Ага! Понятно. Нервный значит? Понятно. А месячные недомогания вас не беспокоят, курсант Худик? Кстати, о женщинах, – майор Бараневич округлил глаза и недоуменно развёл руками. – Вчера зашёл в казарму, открываю первую же тумбочку, а там, извините за резкость, баба с голой дупой приклеена! Ну, как дети малые, прямо! Мы с прапорщиком Репьевым еле отодрали её! Я её приказал выбросить на мусорник! Вам государство выделило тумбочку для хранения личных вещей, а не для того, чтобы вы там занимались эротическими фантазиями!
– Дивизион! Равняйсь! Смирррна! За употребление спиртных напитков, пянство и алкоголизм объявляю курсантам Вислякову и Худику по три наряда вне очереди!
– Есть, три наряда вне очереди, – отозвались Висляков и Худик.
***
Капитан Щукин, служащий призывного отдела районного военкомата, захлопнул папку с бумагами, поерзал худым задом по жесткому сиденью стула, достал смятую пачку "Примы" и закурил. Потом он подошёл к открытому окну и, оскалив желтые зубы, выпустил на улицу клуб дыма. За окном догорало жаркое киевское лето. На могучем каштане, росшем напротив окна его кабинета, уже появились первые жёлтые листья. Начало сентября - жаркая пора для работников военкомата. Щукин вернулся к своему обшарпанному столу и, закусив сигарету, выдвинул самый нижний ящик. Оттуда он извлек длинный ящичек с аккуратными картонными карточками и поставил его на стол.
В ящичке хранилась личная картотека капитана Щукина. Вот уже несколько призывов эта картотека надежно кормила капитана и его непосредственное начальство. Щукин придвинул картотеку поближе и стал перебирать картонные бланки цепкими узловатыми пальцами.
Внезапно дверь без стука распахнулась и в дверном проеме возникла худощавая фигура парнишки в засаленном комбинезоне. На левом рукаве комбинезона была пришита эмблема с изображением танка. На стриженой голове неожиданного посетителя был надет потертый танковый шлем с болтающимся переговорным устройством, а ноги были обуты в тяжёлые яловые сапоги. Грохоча сапогами, призывник уверенно пошёл к столу Щукина, доставая на ходу какие-то бумажки. Чувствовалось, что здесь он не первый раз.
– Вот направление, – сообщил странный танкист.
Капитан Щукин скривился как от зубной боли и отодвинул картотеку. Это был призывник Платонов. На мандатную комиссию Платонов явился в этом комбинезоне с дурацкой эмблемой и в танковом шлеме времен Отечественной войны. С порога он отдал честь и доложил:
– Хочу быть танкистом!
На все вопросы несколько смущенных членов мандатной комиссии призывник Платонов отвечал четко и единообразно:
– Хочу быть танкистом!
И все. Пришлось направлять придурка на врачебную комиссию. Там, конечно, с ним разберутся и не таких видали, но в этот призыв он не попадет, а там, глядишь, и вовсе проскочит.
– Вы дебил? – устало спросил Щукин, подняв на паренька глаза.
Платонов отрицательно помотал головой:
– Нет! Хочу быть танкистом!
– Мы сейчас набираем призыв в стройбат, в Туркестанский военный округ, хочешь?
– Нет, хочу быть танкистом!
Щукин понимающе покивал головой:
– Соображаешь, да? Ладно, давай направление!
После того, как Платонов ушёл, Щукин некоторое время сидел молча, уставившись на закрытую дверь. Потом он осторожно выглянул в коридор. Танкиста-идиота не было. Вдоль обшарпанных стен маялись обычные призывники. Один из них, одетый, несмотря на тёплое время, в синий болоньевый плащ, сидел на скамейке и тыкал дымящей сигаретой в плащ. От этого в плаще уже было с десяток отверстий с оплавленными краями.
Щукин хмыкнул и закрыл дверь. Бывает и хуже. Пару лет назад двое отморозков натянули на ноги ласты, напялили маски для подводного плавания с дыхательными трубками и с игрушечными автоматами на батарейках пошли грабить овощной киоск. Навели на продавщицу автоматы и скомандовали:
– Хенде хох!
Увидев водолазов, вооружённых необычными автоматами с мигающими красными лампочками, продавщица подняла страшный крик. Прибывший наряд милиции поначалу тоже растерялся. Менты даже схватились за свои автоматы, но потом разобрались и, предварительно обезоружив водолазов, отвезли их в райотдел. Потом им дали по пятнадцать суток принудительных работ, но своего ребята добились, от призыва в тот год ушли. Хорошо, хоть таких мало. У большинства хватает решительности только чтобы не различать цвета и не видеть букв в таблице. На таких и стоит армия. Да еще на хлопцах с глубинки. Там, если не служил в армии, то ни одна девка к себе не подпустит. Считается неполноценный. Но почти каждый призыв попадаются такие вот твердые орешки. Видят вспышки за окном, лицо старика на звездном небе, мочатся ночью, страдают сексуальной дезориентацией, слышат разнообразные голоса и прочее, и прочее. Потом, очутившись в дружном солдатском коллективе, они все вмиг перестают мочиться и обретают правильную половую ориентацию.
Щукин опять придвинул к себе полезный ящичек. Карточки, составлявшие его содержимое, являлись личными делами лиц, получивших офицерское звание на кафедрах военной подготовки вузов Киева и подлежащих призыву на два года в армию. Фишка была в том, что разнарядки на лейтенантов-двухгодичников, приходившие из штабов округов, были существенно меньше, чем количество карточек во ящичке. Это и был его, Щукина, хлеб. Благодаря такому раскладу у него, никому не нужного капитана, комиссованного по состоянию здоровья из строевой части, появлялась возможность лично определять, кто пойдет в армию на два года, а кто нет. И вот уже лейтенант-двухгодичник, вырванный из родного дома, вздыхает: "Судьба злодейка..." Ан, не судьба! Просто за тебя никто не похлопотал, не дал хабаря скромняге Щукину. Вот он и отправит тебя служить Советскому Союзу на два долгих года.
Щукин вынул из ящика карточку и углубился в изучение её содержания. Потом он удовлетворённо хмыкнул и отложил её в сторону. Вот этому парню он даст шанс. Вполне реальный для умного человека. И состоится у них диалог двух умных людей. Ну, а если один из них окажется дураком? Тогда дурак получит почётную возможность сменить на два года туфли на сапоги и выполнить свой воинский долг.
Щукин последний раз затянулся сигаретой, отвинтил колпачок авторучки и принялся выписывать повестку Мальцеву Виктору Владимировичу, младшему научному сотруднику Института физики.


Глава 3. Неблагополучная квартира

Если театр начинается с вешалки, то холостяцкие квартиры в ДОСах начинаются с запаха. С мистической закономерностью во всех таких квартирах почему-то сломан унитаз. Запах мочи, дополненный запахом пота, табачного дыма, грязных носков и сапожного крема, составляет неповторимый букет холостяцких квартир, где я последние годы и пытаюсь найти своё дамское счастье.
На застеленном газетами столе стояли вскрытые консервы сайры, тарелка с солёными огурцами, ломти пайковой красной рыбы, маринованные помидоры, жестяные кружки из солдатской столовой и бутылки водки. Подвыпившие лейтенанты, что-то орут, чавкают помидорами и провозглашают тосты.
Борзинский всепогодный женский десант сегодня тоже тут, в квартире номер восемь. Это я - Люсьен, и мои боевые подруги - Шпала, Бурятка и Чесотка. Хотя, у нас здесь подруг не выбирают. С кем вечером по дороге в ДОСы, та и подруга. На сегодня такой вот расклад.
Банкет даётся в честь молодого коммуниста лейтенанта Вислякова или просто Вислого, которого сегодня приняли в партию. Ещё никто особо не пьян, поэтому разговоры ведутся о службе. Присутствующим дамам эти специальные разговоры непонятны. Из услышанного мы понимаем только то, что все солдаты быдло, их нужно мочить, а работа на радиолокационной ракетной технике сопряжена с опасностью для здоровья. И поэтому распитие водки это вынужденный шаг, совершаемый для защиты от каких-то смертоносных волн, исходящих от локаторов и ракет.
Вновь наполнились кружки и сам виновник торжества молодой коммунист Николай Висляков, выпучив глаза болотного цвета, выкрикнул тост:
– Партия говорит "Надо!", комсомол отвечает: "Есть!"
Девчонки вскинули жестяные солдатские кружки и, вытянув шеи, что есть силы заорали писклявыми голосами:
– Комсомол отвечает "Есть!"
Услышав ответный слоган, Вислый вскочил с табуретки, поднял вверх кружку и опять заорал так, что на толстой шее вздулись жилы:
– Партия говорит "Надо!!!"
– Комсомол отвечает "Есть!", – пронзительно запищали девки. Между прочим, мы все действительно комсомолки, так что всё правильно.
Лейтенант Басин, хрустя огурцом и брызгая слюной, объясняет Бурятке сбивчивой скороговоркой:
– Противолокационная ракета "Шрайк" запускается с самолёта и наводится по лучу от станции наведения. Поэтому в бою среднее время жизни станции наведения комплекса "Круг" всего два часа!
Услышав это, Вислый дёрнулся, как от электрического разряда, потом вскочил и заорал благим матом:
– Мы смертники!
– Мы смертники, мы смертники! – завизжали в ответ девчонки.
Веселье тем временем набирало силу. Все орут, пьют, брызгают слюной, закусывают, бегают в туалет, произносят тосты и опять пьют. Потом сдвинули столы и пошли танцевать.
"Ван вэй тикет, ван вэй тикет, ван вэй тикет ту зе блу", – надрывается из магнитофона Ирапшн.
Кстати, это про меня поют негритосы. Ван вэй тикет. Билет в один конец. Сегодня я должна определиться, кто из этих орущих ребят купит мне этот билет в один конец, по которому я сяду в волшебный поезд из моего давешнего сна.
Выбор, девочки, прямо скажем, небольшой.
Напротив меня сидит Плейшнер. Вроде тихий, с позолоченным значком суворовского училища на широкой груди. Но какой-то странный. Над его железной кроватью висит фотография очень красивой девушки. Ей можно дать и двадцать пять лет и пятнадцать. Бывают такие лица. Когда Плейшнер выпьет, то говорит, что это его невеста Света, мастер спорта по гимнастике, погибла год назад в автокатастрофе. Когда выпивает ещё больше, то снимает эту фотографию со стены и смотрит неотрывно на неё, держа перед глазами обеими руками.
Пару месяцев назад эта девчонка, вполне живая, внезапно приехала с подругой в Борзю и нагрянула к Плейшнеру сюда в восьмую квартиру. Плейшнер тогда почему-то страшно перепугался, прятался от неё и даже ночевал в казарме пока она не уехала.
Следующим по часовой стрелке идёт Бас. Орёт и брызжет слюной больше всех. Неожиданно тонким для своей комплекции голосом сейчас визжит вместе со Статус Кво:
– Your Are in the Army Now! Ю ар ин зе арми нау! А-а-а-а ин зе арми, нау!
Бас неуправляемый тип. Время от времени откалывает номера, нарочно не придумаешь. Когда двухгодичник Паренёк появился в части, майор Кролевец из особого отдела у него сто рублей сразу одолжил. Дело обычное, типа до зарплаты. Ну, понятно, и не думал отдавать, на то он и майор, а Паренёк так, чмо гражданское, студент, одним словом. Паренёк уже и забыл про это, а Бас, как узнал, возбудился весь и пошёл домой к Кролевцу. Под мухой, понятно. Пришёл, позвонил в дверь и сказал, что, мол, если завтра, товарищ майор, не отдадите Пареньку сто рублей, я прихожу и выношу телевизор. Жена Кролевца на шум вышла, всё слышала. Особист деньги Пареньку на следующий день отдал, но Баса запомнил. Хорошо запомнил, тихо так, без шума. Ребята в особом отделе тихие, но своё дело знают. Кого попало туда не берут. За эти годы я стала психологом-самоучкой. Вернее, военным психологом-самоучкой. Так вот, скажу я вам, прямой путь Басу из ЗабВо в ТуркВо, Туркестанский военный округ. На лбу его так и написано - ТуркВО. Если не хуже. Для таких горячих парней есть ещё УРы - Укреплённые Районы, полигон Эмба и много других точек, которые мне вовсе неинтересны. Так что пусть себе орёт, поёт, наверное, драться дальше полезет. Хорошо, если с кем-нибудь на улице, а то может и со своими.
Следующий - Лосев. В отличие от остальных он не лейтенант, а младший лейтенант - очень редкое в Советской Армии воинское звание. Лося я знаю давно, когда он был ещё лейтенантом. Знала и его жену, Наташу. Красивая девчонка была. Красивая не то слово. Очень красивая, да. Была, да сплыла... Я даже помню песню, которую она пела под гитару.
На озарённый потолок ложились тени
Сплетенье рук, сплетенье ног,
Судьбы сплетенье.
И падали два башмачка со стуком на пол,
И жёлтый воск из ночника на платье капал
Красиво как. Тонко... Серебряный век. Так тонко, что, думаю, без понюшки кокаина здесь не обошлось.
Хорошо пела красавица Наташа Лосева, тихо перебирая струны тонкими длинными пальцами. Потом лейтенанты из того призыва переписывали слова и мучительно пытались подобрать на гитаре: "Свеча горела, свеча горела, свеча горела". Получалось плохо, ну, как если бы Лосева в кирзачах вдруг пошла по плацу торжественным маршем. Лось красивый парень, кандидат в мастера по боксу. Что там случилось, кто ж его знает. Только от того Лося сейчас мало чего осталось. Похудел, звёздочка всего одна на погонах. Ну, и в глазах тоска смертная. Лось улыбается вымученно, а от этого тоска в глазах ещё больше страшная. Что-то сильно повредилось в тебе, Игорь. Жены давно нет, уехала Наташка. А Лося переселили в общежитие к холостякам, куда он забрал из своей бывшей квартиры только какие-то спортивные кубки и томик Алексея Толстого. Носится с этими кубками и томиком, как ненормальный.
Хороший ты парень, Лось, но без бабы, видать, хана тебе. По глазам вижу - хана. Не выкарабкаешься. Точнее говоря, всем вам, товарищи лейтенанты без бабы хана. Только молодые вы ещё, не знаете этого, вот и орёте, водку хлещете, весь мир у вас в кармане. Дай Бог вам остановиться. Не знаете, почему вам хана без бабы? А знаете, как по фене матрац? Матрац по фене будет "женщина". Ну, а подушка - "жена". Дядя Кеша как-то рассказывал.
Взять бы вот так, подойти к Лосю и сказать: "Давай, Игорёк, рискнём и попробуем? Я тебе дам, чего тебе не хватает. Ничего особенного - тепла женского. Без чего ты, похоже, с катушек слетишь вовсе вскорости". Только не выйдет ничего, да. У тебя, Лось, позади волочится столько разного, что и не разберёшь, где что... Эх, Лось, Лось... Ну, и я девушка, как говорится, с прошлым. Потонем оба с таким грузом. И тебе, Лось, рвать когти отсюда надо поскорее и подальше.
Но уехать просто так Лось тоже не может, какой-никакой, а офицер, есть такая статья про дезертирство. Где-то год назад закосил Лось чтобы уйти по актировке. Чтобы его комиссовать возили под конвоем в сумасшедший дом в Читу на экспертизу. Там Лося признали вменяемым и привезли под конвоем обратно в Борзю. Так и шляется с тех пор в полевой форме с портупеей по борзинским малинам, все местные братки его кореша. На службе почти не бывает, зарплату ему перестали платить ещё полгода назад, кроме полевой формы у него другой одежды нет. Чтобы не обвинили в дезертирстве, Лось раз в две недели приходит в часть и становится в строй. Его комбат, капитан Козлов, уже привык к этому и не обращает внимания, а сразу определяет Лося в какой-нибудь малоответственный наряд. Например, дежурным по котельной. Хотя после того самого инцидента котельную Лосю уже не доверяют.
А инцидент был прошлой зимой. Температура ночью в казарме была, как обычно, градусов пятнадцать, солдаты спали, не раздеваясь, спрятавшись под одеяло с головой. Под матрацем в таких случаях пропускается ремень, который застёгивается сверху над одеялом. Немного согреться можно будет только утром, выпив в столовой кружку горячего чая. А по-настоящему согреться можно будет на техтерритории под дюзой турбины пусковой. Тут главное поплотнее закрыть лицо меховыми варежками, набрать в грудь побольше воздуху, и под струю! За минуту, на которую можно задержать дыхание, пробирает жаром до самой последней косточки! Потом ещё минут тридцать слегка дымящийся танкач сохраняет живительно тепло. А всё потому что уголь с хоронорского разреза, которым топят в котельной, имеет малую удельную теплотворную способность. Это был широко известный факт. На эту тему было защищено несколько кандидатских диссертаций, на основе которых в штабе округа в Чите рассчитывались суточные нормы и средние температуры многочисленных установочных документов.
После очередного появления Лося на разводе комбат Козлов определил его в наряд дежурным по котельной. Лось приступил к выполнению возложенных на него обязанностей уже не совсем трезвым, да ещё хорошо добавил где-то по дороге в котельную. К тому же за сутки до этого Лось, находясь в Борзе, то ли упал, то ли подрался с кем, поэтому лицо его носило следы асфальтовой болезни .
То, что было дальше, солдаты, бывшие в те сутки кочегарами, передавали неохотно и как-то путано. По их рассказам выходило, что младший лейтенант Лосев, внезапно завалившись в котельную, посмотрел на обратку , потом взял стоящий в углу лом и, страшно скрипя зубами, обратился к истопникам с ультиматумом, хватаясь время от времени свободной рукой за кобуру. Суть ультиматума состояла в том, что, если температура на обратке не будет поднята до семидесяти градусов, то Лосев вот этим ломом размозжит черепа по очереди всем кочегарам. После этого Лось ушел спать в казарму, забрав зачем-то лом с собой и сказав, что вернется через три часа.
То, что младший лейтенант Лосев забрал лом с собой, совсем сломило кочегаров. Они устроили совещание и решили поднимать температуру. Лось пришел не через три часа, как обещал, а через два. Посмотрев на обратку, он остался очень недоволен, сам схватил лопату и стал бросать в топку уголь. Потом он стал включать наугад запыленные рубильники, которые никто не трогал с момента сдачи котельной в эксплуатацию. При включении одного из рубильников, на котором весела табличка "Неисправен", неожиданно с жутким воем заработал резервный наддув топок.
Через два часа солдаты в казарме стали просыпаться от жары. В котельную прибежал взволнованный донесениями из казармы помощник дежурного по части.
В котельной он увидел вырывающиеся из жерл топок языки адского пламени, в свете которых сновали голые по пояс кочегары. Картину дополнял сатанинский вой вентиляторов наддува, которые считались неисправными со дня основания части. Помощник дежурного доложил по телефону об увиденном дежурному по части, а также сообщил, что младший лейтенант Лосев сам швыряет уголь в топки, никого к себе не подпускает, температура в котлах девяносто градусов. Израсходован суточный запас угля.
Дежурный по части здорово перепугался и вызвал в кочегарку по тревоге караул, чем предотвратил возможный взрыв котлов.
После этого случая начальник штаба полковник Гуревич передал через сослуживцев, что хочет поговорить с Лосевым и ждет его у себя в любое время. Когда Лось пришел, они с Гуревичем полюбовно решили, что Лося направляют в Читу на психиатрическую экспертизу. Поскольку конечной целью Лося было увольнение из армии по состоянию здоровья, этот вариант вполне его устраивал.
Несмотря на то, что Лось рассказал военврачам про то, что необходимо срочно просверлить его череп и отсосать лишний мозг, экспертиза констатировала, что отклонения по шизо-циклотимической оси Кречмера у младшего лейтенанта Лосева находятся в пределах медицинской нормы.
Сам же прецедент с котельной оказался не таким безобидным, как можно было бы подумать. Он перечёркивал все многолетние расчёты военных специалистов из штаба округа о малой теплотворной способности хоронорских сланцев. По этому поводу даже состоялось закрытое совещание командования части. Результатом совещания явилось постановление о неполном служебном соответствии капитана Козлова, который допустил Лося в котельную, и запрет самому Лосеву подходить к котельной ближе, чем на пятьдесят метров под угрозой немедленного ареста и помещения на офицерскую гауптвахту.
Ну и последний в моём раскладе - лейтенант Висляков. Именно рядом с ним сейчас сижу я и обнимаю его могучую потную шею. Потому что Вислый и есть тот самый капитан Грей, который увезёт на алых парусах свою Ассоль из этого бестолкового городишки. Хотя у Грина как-то всё неоднозначно. Этот самый Грей на корабль с алыми парусами Ассоль то взял, но о женитьбе нигде речи не шло. Я ещё, когда девочкой смотрела этот фильм, то недоумевала - ну взошла Ассоль на пароход с алыми парусами, куда её позвал подозрительно красивый Василий Лановой. Ну а дальше-то что? Поматросили и бросили, как говорит тётя Маша? Так это опять про меня.
Но теперь всё будет по-другому. Поэтому я и стараюсь так сегодня для молодого коммуниста Николая Вислякова. Партия говорит "Надо!", комсомол отвечает "Есть!". Амуниция на мне боевая - вьетнамские нейлоновые ресницы, накладные ногти кроваво-красного цвета, югославский бюстгальтер-душитель и пояс штангиста с пряжкой, усыпанной китайскими бриллиантами. Прямо не Люсьен, а трансформер какой-то. И духи на мне "Пани Валевская", тётя Маша подарила на мой день рождения. Полгода с зарплаты откладывала, купила их через знакомую в Краснокаменске. Краснокаменск закрытый город, недалеко от Борзи, пускают туда только по спецдопуску. Чем они там занимаются, я не знаю, но в магазинах там есть то, что Москве и не снилось. Расплакалась ещё тогда тётя Маша чего-то. Протянула тёмно-сиреневый узкий флакон, а потом отвернулась и заплакала. Может, представила, как среди запахов пота, сломанного унитаза, носков и пролитой водки будет пахнуть свежие фиалки "Пани Валевской" на её племяннице. Сюр, какой-то с этими духами. Как и мой волшебный поезд из сиреневой дымки на борзинской станции.
Колян мой тоже приоделся по случаю - потёртые треники с пузырями на коленах и какая-то фуфайка поверх голубого офицерского нижнего белья. Под трениками наверное такого же цвета офицерские кальсоны. Колян уже наорался вдоволь и теперь сидит тихо, уставившись на моё колено в капроновых колготках. Даже положил на него свою потную ладонь.
Капрон неприятный для ноги. Нога от него жутко потеет, да и холодно на улице. Вон Бурятка - в шерстяных рейтузах. Удобно, лаконично, функционально. А я в капроне. Это потому, что задачи и цели у нас теперь с Буряткой разные. Бурятка пришла погулять, а я здесь по делу. Потому что теперь знаю волшебное слово. Знаю с того самого странного дня, когда мне приснился чудесный поезд и тётка-стоматолог сказала мне: "А теперь, деточка, придётся потерпеть". Только пока я этого слова никому не скажу и потерплю, если надо. Да и предназначено волшебное слово не этим потным самцам, а совсем другим людям, солидным мужчинам с двумя просветами на погонах.
Танцы в восьмой квартире уже закончились, на столе остались одни объедки, водка вся выпита, натруженный магнитофон замолк. Праздничный вечер тихо катился к своему финалу.
Лось взял гитару и заскрипел свои странные песенки. Музыкальная фея явно не стояла у его колыбели, поэтому у Лося получается какой-то малохольный речитатив.
Мне водку дают, как чай,
Чтоб храбрым я был повсюду,
И мне говорят — стреляй!
А я говорю — не буду.
Плейшнер, с трудом составляя фразы заплетающимся языком и жестикулируя пальцами, говорит сидящей рядом Чесотке:
– Вот мой комбат, Галимов, спросит меня – лейтенант Плешаков, почему вы не были двое суток на службе? А я ему - а вы уберите сначала педерастов из части! Развели педерастов, как я прийду на службу? Вот ты, как думаешь? – спросил он Чесотку.
– Гнида твой комбат, конь педальный! – брезгливо скривилась Чесотка. – Сам, наверное, дятел .
– Дятел, – утвердительно кивнул головой Плейшнер.
– Ну да! Развели дятлов, а я должен ходить на службу? Ты знаешь, как я тебя уважаю? Я же хотел быть тренером по плаванию. И невеста была у меня в Минске, Света. Вон её фотография висит. Мастер спорта по гимнастике. Погибла в автокатастрофе на двадцатом километре минского шоссе.
– Не паси вола, Плейшнер, она же приезжала к тебе недавно, – сказала Чесотка. – Центровая такая девочка.
– Да, приезжала. Вроде она. Точь в точь, как она, не отличишь. Но я чую...
Лось отложил гитару и что-то бормотал, наклонясь к Шпале:
– Все пошло к черту! Я пьян, грязен, гнусен! Что мне осталось от одиночества? – Только самоуслада гнусностью и грязью... Это он растлил меня, будь он проклят! С этого и началась омерзительная душевная каша: пьянство, девчонки, скандалы, швырянье денег и поливание всего этого кошмарным соусом с кровушкой, – переживание под музыку. Вот что тянуло меня к Михаилу Михайловичу: он с упрямой сосредоточенностью, с блаженной, кривенькой улыбочкой изживал самого себя, горел в собственном чаду. Огонек был странненький - шипел и чадил, но Михаил Михайлович иного наслаждения не знал .
У Лося ко всем прочим его странностям ещё феноменальная память. Это он цитирует по памяти что-то из Алексея Толстого, я уже слыхала когда-то раньше. И в шахматы Лось у любого выиграет. Кроме дяди Кеши. С Лосём как-то они сели играть, не на деньги, а так на интерес. Тяжёлые были партии, долгие. Лось скрипел зубами, но дядя Кеша тогда выиграл все партии. Лось, помню, сильно огорчился, тогда его даже в местный вытрезвитель забрали. Потом приехал патруль и увёз его на военном грузовике в комендатуру. Дело было летом, жара была страшная, так во дворе комендатуры Лося водой поливали. Он стоял в своей полевой форме, в портупее, фуражке и как-то по-детски улыбался, а солдат поливал его водой из шланга.
Затихает наш весёлый карнавал. Все расселись по парам, мальчики с девочками. Я с Коляном, Плейшнер с Чесоткой, Лось со Шпалой и Бас с Буряткой. В наступившей тишине только слышно их бормотание:
– ... тогда пущу в ход руки, ноги, локти и зубы, – говорит Бас Бурятке, сопровождая свои слова лаконичными жестами. – Буду бить жёстко, грамотно.
– Я совершил уголовное преступление: вчера на набережной встретил тайного агента большевиков, одного из убийц моей матушки, задушил его и бросил в Сену, - это Лось цитирует своего Толстого. Сидящая рядом Шпала внимательно слушает и молча кивает крупной головой.
– .. может меня вчера ночью заменили на точную мою копию, понимаешь? Это совершенно невозможно проверить! – шепчет Плейшнер Чесотке. – А, может, мы все возникли пять минут назад? Ты же знаешь, как я тебя уважаю?
– Ой, не паси вола, фуфло это, можешь потрогать меня...
– ...навёл антенну локатора по телеприцелу на суслика и включил высокое напряжение. Суслик как запищит..., – это рассуждает мой капитан Грей. – Если начхим будет мне в люк взрывпакеты бросать, я его лучом по яйцах..., – вяло шлёпает толстыми губами Колян. – Завтра в патруль по Борзе пойду заступать. Пойду на четвёртый маршрут заступать, ага.
Четвёртый маршрут патруля - это через вокзальный виадук, мимо хлебокомбината и рядом с моим домом.
– Ну, так заходи ко мне, – говорю я так, между прочим. И взгляд из-под удлинённых ресниц сначала в угол, потом на нос, потом на предмет. "В угол, на нос, на предмет", - так говорит тётя Маша. Наверное, в её время так делали девицы, в ответ на приглашение кавалера на тур вальса. Называется - строить глазки. Ну, в моё время все кавалеры куда то подевались, а те, кто остались, вальса танцевать не умеют. А предмет - это вытаращенные болотные глаза моего военного друга Коляна Вислякова. Состроила я ему глазки, как положено, и продолжила:
– Чайку попьём, я пирог яблочный испеку. Тётка на ночную уйдёт, что по городу тебе ночью шляться? Ещё стрельнет кто-нибудь из-за забора обрезом.
Колян вскинул голову и сфокусировал на мне взгляд:
– А... Стрельнёт. Пальнёт, прямо в меня пальнёт, в коммуниста... – Он нахмурил брови и потряс головой. – Но партия говорит - "Надо!", и мы идём. Мы ведь смертники, Люсьен, жить нам два часа... – грустно сказал Вислый. – Но, если партия говорит надо, значит, я приду. Жарь пирог, Люсьен, будем пить чай. Ага...
– Точно придёшь? – спросила я.
– Слово офицера.
И опять Бас:
– ... он заходит в санчасть и говорит: "Мы пришли!"
– Кто это "мы"? – спрашивает фельдшер.
– Я и триппер!
Бурятка смущённо захихикала и опустила раскосые глаза, китайским девочкам не пристало слушать такие пошлые анекдоты.
Чесотка сидит на коленях у Плейшнера и внимательно смотрит, как он, сжав кулак, медленно сгибает руку в локтевом суставе. Послышался слабый скрип.
– Люмбаго, – озадаченно пробормотал Плейшнер.
Лось опять потянул гитару. Пальцы путаются в блатном квадрате, он невидящим взглядом смотрит в одну точку и поёт речитативом:
Ломает меня палач
На страх остальному люду,
А мне говорят - заплачь,
А я говорю – не буду.
Голос Лося задрожал, он положил гитару и часто заморгал. Казалось, сейчас впрямь заплачет. Такое с ним случается иногда, с тех пор, как его Наташка уехала.
Гитару подобрала сидящая рядом с Лосем Шпала. Дёргая грубыми пальцами за три струны, она запела тонким голосом:
Пугал меня мусор, крыса позорная
Рассказывай, сука, с кем в деле была!
Но отвечала я гордо и смело
Это душевная тайна моя!
Вдруг с улицы прямо под окнами раздались истошные крики. Похоже, дрались несколько человек. Бас вскочил со стула так, что сидевшая на его коленях Бурятка как куль осела задницей на пол. Выглянув в окно, Бас накинул телогрейку и стремительной качающейся походкой выскочил в дверь. Лось прильнул вслед за ним к мутному стеклу и увидел при свете полной луны несколько тёмных силуэтов, оглашавших окрестности жуткими воплями. Там был уже и Бас, молотящий без остановки короткими и мощными конечностями. Среди дерущихся выделялся верзила, который стоял немного в стороне и на которого никто не обращал внимания. Внезапно верзила истошно заорал:
– Ну всё, пошёл всех мочить! – и размахнулся увесистым кулаком.
В этот момент кто-то съездил ему с размаха в нос, верзила закачался и упал. Лось, не удовлетворившись ролью пассивного наблюдателя, тоже накинул забайкалку и вышел на улицу. К этому времени верзила успел подняться и опять размахивал кулаками. Лось как-то боком подобрался к нему и вроде несильно ткнул его под подбородок. Верзила как подрубленный вторично упал на асфальт. Лось трусцой вернулся в квартиру и снова прильнул к окну. Невезучий верзила к этому времени опять поднялся и очумело вертел головой, выкрикивая:
– Я не видел удара! Я не видел удара!
– Ага, ну так сейчас увидит, – сказал, потирая руки, Лось и опять двинулся к дверям. Но драка прекратилась так же внезапно, как и началась. В комнату ввалился разгорячённый Бас и стал с рычанием молотить кулаками по висевшим в прихожей шинелям.
– Бас конченый человек, – пробормотал Вислый. – И Лось конченный. У Плейшнера чердак не в порядке. Потерянные для армии люди.
Все разом как-то замолчали. Наверное, на сегодня всё сказано, всё выкрикнуто и всё спето. Ну, что ж, до следующего раза, друзья. Сколько у меня уже было таких вечеров, тошно вспомнить.
В наступившей тишине стало слышно, как за стеной в соседней квартире заиграла гармошка. Какой-то грустный татарский мотив. Я знаю, что это за стеной играет замполит второго дивизиона майор Гаязов. Я, вообще, много чего знаю. И много чего помню. Оттого и так тяжело просыпаться Люсе Невзоровой по кличке Люсьен. Особенно после сна о чудесном поезде, увозящем её отсюда навсегда. Ах, если бы было можно вырвать эту память, вот как тот гнилой зуб, и выбросить её в эмалированный тазик. Чтобы так "цок-цок", покатилась гнилая память по тазику. Чтобы я отдышалась, как тогда в поликлинике, вытерла слёзы и пошла дальше. Но так не бывает. Может об этом и гнусавит татарская гармошка за стеной...
– Я Гаязова когда нибудь урою! – скалит мокрый рот Бас. – В пасть гармошку засуну! Дятел гумозный... Доиграется...





Глава 4. Прелюдия

Теперь, когда я знаю волшебное слово, ничего нельзя пускать на самотёк. Висляков сказал, что идёт в патруль и я должна подготовиться. В смысле подготовить для Вислого харчи. Квашеная капуста, солёные огурчики, маринованные грузди - это у нас с Фигурой из "Садко" бартер такой. Она мне грибочки, да соленья, а я ей говяжьи языки с работы. Кроме этого в холодильнике охлаждается бутылка из "Зелёного магазина" с перчиком на донышке. А ещё шампанское и свечи, которые тётя Маша когда-то купила на случай пропадания света. Будет типа "мы вдруг садимся за рояль, снимаем с клавишей вуаль и зажигаем свечи". Рояля, правда, у нас с тётей Машей нет, но есть гитара. И я, как каждая воспитанная барышня, умею петь романсы, которым меня научила тётя Маша. Есть даже один неприличный:
Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз
Джентльмены, бароны и леди
Я за двадцать минут опьянеть не смогла
От стакана холодного бренди
Тётя Маша ещё и не такое может, например, станцевать настоящий чарльстон. Полный отпад. Это тебе не подёргивание конечностями, как в опытах физика Луиджи Гальвани, а сложный танец. Руки с переплетёнными пальцами опущены вниз, головка набок, глазки в потолок, пятая точка почти неподвижна, зато какие кренделя ногами! Тётя Маша сказала, что за чарльстон у них сильно наказывали. Но всё равно танцевали, любимый чарльстон назывался "У моей девочки есть одна маленькая штучка".
Но чарльстона мы с Вислым танцевать не будем. Тяжеловат Колян для чарльстона, не потянет. Поэтому потанцуем под что-нибудь медленное. Хотя бы под Фаусто Папетти. Человек с таким именем и фамилией, не может играть плохо. Этого Папетти мне Фигура дала переписать, а ей переписал Мишка. Миша, типа, влюблённый в Фигуру. В неё многие типа влюбленные, но зовёт замуж только Миша. Мишка парень хороший, но не военный. То есть, по местным дамским меркам что-то типа импотента. Не офицер и даже не прапорщик, а, вообще, местный. Поэтому Миша находится у Фигуры в глубоком резерве. Вот бы поставить рядом Фигуру и нашу Наташку-повара с дитём и спросить - отгадайте, у какая из них вышла замуж за лейтенанта-ракетчика? И на виду Ирка, в ресторане, в самой гуще трётся, и прозвище у неё, Фигура, не на ровном месте появилось. В каком-то смысле легендарная борзинская девка. Ан, нет! Потому что Борзя - город парадоксов. По дурному в нём всё, хоть тресни.
Как-то зашла к Ирке в подсобку, когда ресторан уже закрывался. Ирка достала из буфета какую-то литровую банку с коричневой жидкостью. Оказалось коньяк. Почему коньяк в литровой банке, я спрашивать не стала, потому что примерно догадываюсь. Выпили по рюмке, разговорились. О чём? Ну, не о Фаусто Папетти же. Тематика обычная - мужчина и женщина. А конкретнее - как бы стать офицерской женой и слинять отсюда куда подальше. Опрокинули ещё по рюмке, Фигура разгладила официантский фартучек на своих крутых боках и сказала нервно:
– Вообще уже не понимаю, чего им надо! Сближайся - ничего не будет, а не сближайся - будет то же самое.
– Плох тот солдат, который не носит в ранце маршальский жезл, – сказала я. – Кажется, Наполеон так сказал. Каждый лейтенант мечтает стать полковником. А вот для карьеры нужно правильно жениться. Вдумчиво жениться, грамотно. На породистой девочке. А они в Борзе не водятся. Не тот климат.
От обиды ещё по рюмочке накатили. Коньяк мягко обволок голову, притушил воспалённые мозговые канальцы. Проблемки поблекли, прогнал их благородный коричневый напиток из банки. Попрятались проблемки в норки и смотрят оттуда вострыми глазёнками, когда опять их время придёт. А сейчас нам с Иркой хорошо. Так душу отпустило, что только бы не разреветься... Ревём мы иногда с Иркой на пару здесь, в подсобке, под коньячок.
– Мужики и сильнее, и умнее нас баб, а мы второй сорт выходит, да? – сказала Ирка заплетающимся языком. – Куклы с дырками... Что же так несправедливо всё устроено, а? И стареем раньше, и с месячными маемся.
– А ты знаешь, как на зоне таз для стирки зеки называют? – спросила я.
– Не знаю. А ты откуда знаешь?
– Так сосед, дядя Кеша говорил. "Алёнка". Этот таз у них называется "Алёнка". Как думаешь, почему?
– Ну, ты же умная, почему? Тоскуют без женщин, да?
– Тоскуют не то слово. Дуреют, с ума сворачиваются. Отполированные пластмасски от зубной щётки в член себе под кожу зашивают. "Спутник" это у них называется.
– Зачем? – округлила дымчато-серые глаза Ирка.
– Нам, бабам, не понять, зачем. Зашивают и гордятся этим. А всё потому, что власть есть у женщин над мужиками. Тайная, не видная просто так, но власть. На том мир держится. Как цементом скрепленный. А то бы развалился бы давно. Покалечили бы друг друга мужики, "спутники" позашивали, спились бы и опаршивели.
– Да, власть, – плаксиво протянула Ирка. – Хорошая тебе власть, ага... Меня в школе пацаны портфелем по голове били, из трубочек промокашками обслюнявленными плевали, на переменах толкали, юбку один раз сбоку по шву порвали.
– Так это и есть власть. Самая настоящая!
– Мишка меня любит, ага... Хороший пацан, Мишаня. Один такой, да. А что он мне может дать? На автобусе покатать, – прогнусавила Фигура.
– Можешь пожаловаться во всемирную лигу сексуальных реформ. Может там помогут.
– Сексуальных реформ? Ты чё, какие реформы?
– А это из книги. Про Остапа Бендера, не читала?
– Это ты у нас читаешь. Я бы тоже почитала, дай что-нибудь. Про любовь. Только из прежней жизни. Из нашей я сама могу написать. Зачитаешься. Только детям до восемнадцати не рекомендуется. Где ты только берёшь эти книги?
– У тёти Маши много. Целый сарай забит. Тётя Маша как-то рассказывала про Бетховена. И про Бетховена, и про Ницше.
– Какой Ницше? – спросила Ирка. – Еврей что ли? Или араб?
– Философ великий немецкий был. Чокнутый на всю голову. Но умный. А Бетховен ползал на коленях и собирал с пола разбросанные одной девкой ноты. Джульетта Гвиччарди звали. Красотка была Джульетта ещё та. А потом она выскочила замуж за какого-то графа. Так Бетховен так расстроился, что со злости написал "Лунную сонату" и посвятил её этой самой Джульетте. Потом она сбежала от графа к князю. Фамилия ещё у князя была такая прикольная. Сейчас, ага, Пюклер! Князь Пюклер. Потом Пюклер её прогнал, и она вернулась к Бетховену, мол, прости, я вся твоя. А тот гордый, денег ей дал и всё. А соната с посвящением этой сучке так и осталась. А Ницше женоненавистник был, кошмар! Женщин ненавидел и презирал. А я думаю, просто боялся. А на фотографии впрягся в телегу, на которой сидит с кнутом другая девка. Лу Саломэ её звали. Эта Лу так продинамила бедного Ницше, что он натурально попал в сумасшедший дом. Там и просидел до конца. А перед этим написал какую-то жутко умную книгу по философии . Тоже, как и Бетховен, со злости написал. Эта Лу Саломэ тоже потом удачно выскочила замуж за одного профессора-востоковеда. А зачем ей чокнутый, хоть и гений? Потом тот востоковед два раза пытался покончить собой. Вот так. А ты говоришь - несправедливо. И у нашего женского рода сила есть. Только в этом вонючем городке она не проявляется. Не действует в этой местности.
Фигура опять налила из банки и сказала:
– А ну, давай за нас выпьем, за беспородных девочек!
Мы чокнулись рюмочками, потом Ирка закурила сигарету, пустила к потолку дым кольцами и задумчиво сказала:
– Беспородные, мы с тобой, Люся, голубки. Папашка-красавец гены свои передал и слинял. Ветер подул и покатился папашка, гены свои бабам встречным передавать. Совсем беспородные, ага, – голос Фигуры задрожал. – И поэтому, видать, для другого только и годимся. Девушки на время. Нету папы полковника... И неполковника тоже нет, инкубаторская я голубка. Вам не нужна, товарищ военный, девушка на время? С красивой задницей, но совсем беспородная? И не за деньги, учтите, а практически на шару. За ничтожный шанс выйти за вас, товарищ военный, замуж вы можете сорвать с меня пыльцу девственности.
– Пыльцу чего? – усмехнулась я.
– Пыльцу невинности. А что?
– А ты-то хоть помнишь, как у тебя это было? – спросила я.
– Помню, хотя отдала бы свои чаевые за месяц, чтобы забыть, – поморщилась Ирка.
– Аналогично... Одной – "Ты в белых свадебных снегах к утру утонешь" , другой – вонючий матрац на кирпичах в подсобке. Каждому своё, как говорится. Еден даз зайнез.
– Чиво? – скривилась Ирка.
– "Еден даз зайнез" – "каждому своё". Надпись на воротах Бухенвальда. А вообще это, кажется, Ницше сказал. В точку сказал, хоть и психопат был.
– А что ты говоришь на матраце вонючем и на кирпичах? Это у тебя первый раз так было?
– Ааа, ладно, проехали, – махнула я рукой.
Фигура подняла на меня осоловелые глаза. У меня глазки, наверное, такие же. Хорош коньячок из баночки.
– А что поделаешь? – сказала она. – Пришло время и надо машинку в эксплуатацию сдавать, – Ирка опять поморщилась. – Такая судьба наша.
– Только машинки разные, получается, – вздохнула я. – У кого белый мерседес для покатушек, а у кого грузовичок для сельской местности. Пока доплетёшься до ЗАГСа, грузовичок с пробегом получается. А то и с аварией.
Ирка криво усмехнулась и пробормотала:
– Всепогодный армейский тяжёлый самосвал...
– Это у тебя, что ли самосвал? – я кивнула на Иркины бёдра, туго обтянутые ресторанным фартучком, повязанным вокруг гибкой талии. – Не гневи Бога, вот у тебя-то и мерседес!
– Ага, только без документов, – Ирка шлёпнула ладонями по бёдрам. – И неудобно, когда за автобусом подбежать надо. Сзади туда-сюда, вправо-влево, и спереди тоже самое.
– Неудобно, да, – сказала я. – Потому что само по себе это всё хозяйство пустое дело. Как бы и лишнее. Но к этому всему, что у тебя вправо-влево гуляет, у мужика свой гормон приспособлен, сечёшь? Цвирк так гормоном прямо в мозг, и он ни о чём думать уже не может, пока гормон не рассосётся. А много думать будет, ещё спинной мозг есть. Ему все полковники и генералы до одного места, А женщина не до одного. Прижмёт спинной мозг за яйца мужика и он за кормой твоей на край света пойдёт. А не пойдёт, так быстро в уме повредится, вот как Ницше. Или Лось, – сказала я.
– А врёшь ты всё! Как ты говоришь, я уже раз десять должна была замуж выйти! А вышла ваша Наташка со столовой. Доска. Корма у неё, да? Уедет скоро отсюда. В Германию. А мы останемся. Щас возьму зареву! Будешь отвечать! Давай, наливай!
– Да... По дурному всё здесь. Шиворот-навыворот, – сказала я.
Ирка вдруг передумала реветь, наморщила свой точёный носик с лёгкой горбинкой и задумалась. Потом сказала:
– Вот то–то и оно. Непонятно. Разные способы есть. Способы, способы. Методы...
Мы посидели немного молча. Ирка всё дым кольцами в потолок пускает и рассматривает их прищурившись. В такие моменты и видны все её годки. В глазах, что ли, какая-то смесь из грусти, матёрости и усталости. Грустный коктейль под названием "Девушка с прошлым". Поди, и я не краше, мы с Фигурой почти одногодки.
Ирка вздохнула, потушила сигарету и сказала:
– Надо венец безбрачия снимать. Иначе ничего не будет, голый вассер! Прочитала вот в журнале: "Даже при наличии множества партнёров никак не удаётся устроить семейную жизнь". Ты поняла, "множества партнёров", это ж точно про меня!
– А что это такое, венец безбрачия? – спросила я.
– В Хатабулаке бабка одна есть. Нужно купить икону и семь свечей восковых в церкви. Почитает над тобой, пошепчет и снимет венец этот, – Фигура пристально посмотрела на меня и вздохнула: – Тебе тоже надо, подруга.
Засел у меня в голове тот разговор про венец.
Ну, а пока мне нужно готовиться к позднему ужину при свечах. Люсьен сегодня должна быть красивой девочкой. С причёской каре, завитыми ресницами, с серёжками - два фиолетовых огонька в ушках, на высоких каблуках, в ажурных колготах. От красивой девочки должно пахнуть свежими фиалками, спасибо тёте Маше с её "Пани Валевской". Вся амуниция должна быть продумана, проверена и подогнана. Хрустальные старинные фужеры, жестокий романс под гитару, чарльстон соло. Ну и кое-что на десерт, такое, что мой военный друг Колян вряд ли видел. У сексологов это называется прелюдия.
Кстати, прелюдия - законченная и вполне самостоятельная музыкальная пьеса. Хотя, как сказать. У Шопена - законченная, а у Баха всегда вслед за прелюдией идёт фуга, более солидная, тяжеловесная и всегда почему-то не такая красивая, как прелюдия. Ну, совсем как в жизни, вы понимаете о чём я. У нас здесь в Борзе прелюдии, если и есть, почему-то совсем короткие. Так уж повелось в этих краях. Я ж говорю, тухлая местность какая-то...
А вот у животных всегда есть прелюдия. У голубей, у тетеревов, у бегемотов даже. Я читала, что самка бегемота издаёт звуки, которые самец слышит за десять километров. Услышав звуки, бегемот пробегает эти десять километров, потом ещё полдня бегает трусцой за своей возлюбленной и, если не свалится замертво от всего этого, то к вечеру получит то, что положено.
Наверное, где-то есть города, когда прелюдией для девушки всё и кончается. У нас, наверное, тоже так бывает. Но только в случае, если девушка живёт в ДОСах, и папа у неё минимум подполковник. Кончается одна прелюдия, при следующем свидании начинается новая, потом снова и такая вот сплошная романтика до самого венца. Поэтому и грядёт породистая голубица под венец в белой фате, нетронутая в своей девичьей чистоте.
Оплывают венчальные свечи,
Под фатой поцелуйные плечи,
Храм гремит: Голубица, гряди!..
Храм у нас в городке один, старенький, покосившийся. Похоже, скоро придётся туда идти за иконой и семью восковыми свечами. А голубиц, наверное, вообще нет. Поэтому для местных женских особей в нашем мутном городишке за прелюдиями, как и у Баха, всегда следует фуга, а чаще, вообще, без всякой прелюдии обходятся. Такое, вот, незатейливое музыкальное правило, работающее в этой местности. Просто местной голубице можно иначе нарваться на неприятность. Когда-то давно один лейтенант из дивизии, когда я настояла на шопеновском варианте, просто повернулся и ушёл. Вы думаете просто так ушёл? Этот дурак по дороге сапогом разбил мне стеклянную трёхлитровую банку с маринованными помидорами, что стояла в коридоре. Хотел разбить ещё с огурцами, но я успела убрать. Та же Фигура как-то взялась изображать из себя голубицу и вообще получила промеж своих серых глаз. Так с припудренным фингалом и подавала холодные закуски. Очень экзотично было.
Вообще, у Ирки это как напасть какая-то. Ещё со школы проблема. Иркина мать, тогда ещё живая была, даже сама в школу ходила. Там ей объяснили, чтобы дочка юбку в школьной форме ну хоть чуть-чуть длиннее сделала. Тогда, мол, перестанут начинающие мужчины бить портфелем по голове её дочь. Но Ирка тут почему-то упёрлась, как ослица и удлинять юбку маме не дала. В ресторане из-за неё постоянные драки. Время от времени и ей перепадает. Вот последний раз, например. Какой-то худосочный двухгодичник-юрист залил глаза и стал Ирку звать танцевать. Ну, это дело обычное, Ирку даже директор "Садко" по прозвищу Гнус, просил не грубить в этих случаях во избежание поломки казённой мебели. Но Ирка только скривила ротик и отвернулась от тщедушного юриста, как будто ей дали понюхать нашатырного спирту. А юрист пошёл к себе за столик, принял ещё на грудь и от Иркиного кривляния полез с кулаками на Тухтарыча. А Тухтарычу это только давай. Стали в боксёрскую стойку, юрист Тухтарыча в грудь кулачком - трах! Тухтарыч в ответ юриста - трах! Скорую тогда юристу вызывали. А Тухтарычу ничего не было, хоть юрист и в прокуратуре тусуется. Не он же первый полез, да? Ирку предупредил Гнус, мол, терпение его скоро кончится. А что Ирка план ему выполнять помогает, это не в счёт, да?
Такой уж у нас городок, без знания волшебного слова из него, похоже, никак не вырваться. На мякине лейтенанта не провести. Ты ему мякину, он - ну хорошо, давай, пожую. А начнёшь за блесну тянуть, он сорвётся и, вильнув хвостом, уйдёт на глубину. Проверено. Или должно дико повезти, как Наташке. Или я чего-то не понимаю с Наташкой. Вот Фигура странно так говорила про какие-то способы. Ох, Наташка-тихоня. В тихом омуте...

Глава 5. Прощание славянки

Взвод солдат-новобранцев - "духов" маршировал по плацу на завтрак, что есть силы вколачивая подошвы кирзовых сапог в бетон. Вытянув худые шеи, солдаты отчаянно выкрикивали слова строевой песни: "Солдат-отличник, армии маяк! Так на него держи равненье!" На ступеньках у входа в столовую, расставив ноги в подкованных сапогах, стоял приземистый упитанный сержант в ушитой по фигуре выцвевшей форме. Дедушка Советской армии лузгал семечки и внимательно наблюдал за марширующим взводом. Когда тот приблизился к столовой, сержант скомандовал:
– На месте, стой!
Духи послушно остановились и отчаяно уставились голодными глазами на своего младшего командира. Он только что плотно позавтракал и солдатский ремень с гнутой бляхой, признаком сословия "дедов", туго врезался в его полный живот.
– Плохо, – расстроено сказал сержант. – Совсем плохо. Что написано в уставе? Солдат в строю должен выглядеть подтянутым и смотреть молодцевато! А я этого не вижу! – сержант огорчённо покачал головой. – Я вижу понурые взгляды, как у овцы после искусственного осеменения! Давайте попробуем еще раз, более весело, что ли! Как-то бодрее, понимаете?
Духи обреченно зашлепали по плацу, уходя на очередной круг. "От тайги Забайкалья, до цветущих Карпат, маяки нашей славы негасимо горят..." – доносились с плаца отчаянные крики голодных духов.
Лейтенант Вислый вышел из ДОСовского подъезда и полной грудью вдохнул терпкий забайкальский воздух. А славно вчера погуляли. Это тебе не распитие спиртных напитков в неположенном месте, за которое полагался наряд вне очереди. Всё это осталось в прошлом, а теперь у Вислого есть своя квартира, где он может, придя со службы, выпить хоть стакан водки, хоть два, а захочет, так и целую бутылку. И ничего ему за это не будет. И эта квартира, пусть грязная и с поломанным унитазом, пусть вместе с ним в ней живут ещё три холостых лейтенанта, но это же не курсантская казарма с койками в два яруса, а настоящая квартира с номером восемь!
А ведь совсем недавно Колян Висляков был быдлом. Потом стал человеком второго сорта, а сейчас превратился в человека первого сорта. Ну, или почти первого сорта. И в будущем, в принципе, может стать человеком высшего сорта, то есть элитой общества. И, как доказательство этого, сейчас на его погонах сверкают золотые звёздочки, по две маленьких на каждом плече. И ещё петлицы чёрного цвета со скрещёнными стволами (значит "палец о палец не ударяет"), и хромовые прохоря как зеркало блестят на ярком забайкальском солнце, а во внутреннем кармане кителя лежат новенькие корочки члена коммунистической партии. Замполит дивизиона майор Козух так и сказал:
– Будем тебя, лейтенант Висляков, в партию принимать. Ты из рабочих, плотный такой, солдаты тебя боятся, значит уважают.
Так и сказал Козух: "Боятся, значит уважают". Или наоборот - уважают, значит боятся, Вислый уже не помнит, как правильно. Может и то и другое.
На десять утра в их части был назначен инспекторский смотр. Для этого из дивизии прибыл сам генерал Кутайцев. Генерал имел такой большой и выпуклый живот, что под сшитой на заказ генеральской шинелью впереди вполне мог спрятаться некрупный солдат. От этого ноги генерала Кутайцева в галифе с красными лампасами и хромовых сапогах казались совсем тонкими. Однако передвигался генерал на этих ногах удивительно легко, казалось, ветерок гоняет по плацу небольшой дирижабль, туго накачанный воздухом.
Личный состав зенитно-ракетной бригады подивизионно выстроился на плацу, в центре которого расположился духовой оркестр. Оркестр по штату в ракетной бригаде не предусмотрен и поэтому являлся коронной фишкой командира бригады полковника Сивашова.
Организовать, обучить и натренировать оркестр сам полковник Сивашов поручил лейтенанту-двухгодичнику Мальцеву из третьего дивизиона по прозвищу Паренёк. Зачем этих двухгодичников вообще в армию берут? Зарплата такая же, как у Вислого или у Баса, а какой же Паренёк офицер? Так, чмо болотное какое-то и всё. Сидит по вечерам в клубе, брынчит какую-то муть на пианино. Хотя может и блатняк спеть под гитару, хоть по виду и не скажешь. Правда, странный какой-то блатняк, ни Вислый, ни Бас раньше такого не слышали.
Шёл я в карцер босыми ногами,
Как Христос и спокоен и тих,
Десять суток кровавыми красил губами
Я концы самокруток своих
Лось как услышал, завёлся, выпил водки, стал зубами скрипеть а потом вдруг сказал:
– Я беру над Пареньком шефство. В физическом смысле. Если кто не понял, то будет иметь дело со мной.
Потом попросил Паренька ещё раз спеть и сделал несколько замечаний по тексту. Например, заметил, что в карцере курить строго запрещено, видно автор не настоящий зэк. Ещё в куплете, где поётся
И во Внуково спьяну билета не купишь
Чтоб хотя б пролететь надо мной
тоже ошибка. Дальние рейсы на северо-восток из Внуково не летают, а только из Домодедово.
Дело с Лосём никто иметь не хочет. Во-первых, потому что Лось ещё с курсантских времён кандидат в мастера по боксу. Сейчас он, конечно, сильно сдал, но какие-то базовые навыки остались. А во-вторых, у Лося, что-то с головой не в порядке с тех пор как его бросила жена. Его даже в Читу возили на проверку, но признали годным. Но вообще он тронутый.
Как-то сам начальник политотдела подполковник Клещиц застукал Паренька вечером в солдатском клубе за его брынчанием. Бойцы, которые пришли в лавку за пряниками, стояли в проходе, жрали пряники и со скуки слушали Паренька. Это вместо того чтобы согласно распорядка дня смотреть в казарме информационную программу "Время". Ну, начПО Клещиц молодец, разогнал быдло сапогами, хотел и Пареньку врезать, но нельзя, тот вроде тоже как бы офицер. Потом Клещиц вышел к командиру Сивашову с идеей - собрать нештатный духовой оркестр, пусть эти двухгодичники тоже пользу приносят, в других бригадах оркестров нет, а у нас будет.
– Бригада равняйсь! Смиррна! – зычно кричит полковник Сивашов. – К торжественному маршу, побатарейно, офицеры управления прямо, остальные напра-ффо! Шагом арш!!!
Оркестр заиграл "Тоску по Родине", темп - два строевых шага в секунду. Сам Паренёк стоит лицом к оркестру, к строю, значит, спиной, ну что взять со шпака гражданского? Стоит и как ненормальный машет руками, типа дирижирует.
Специально для инспекторского смотра Паренёк по записке начальника штаба подполковника Гуревича получил со склада ГСМ два литра этилового спирта. С этим спиртом он пошёл в дивизию, где по штату был духовой оркестр, всего человек двадцать. Там за этот спирт дивизионный дирижёр выделил для усиления оркестра Паренька трёх солдат профессионалов с консерваторским образованием. Прощаясь, дирижёр из дивизии долго тряс руку Пареньку и предлагал приходить без всякого стеснения при возникновении каких либо музыкальных вопросов. Подставных профессионалов из дивизии переодели в артиллерийские шинели с чёрными петлицами и поставили в оркестр.
На крыльцо клуба вышли женщины - библиотекарша и продавщица солдатской лавки, посмотреть на торжественный марш. Взгляды женщин устремлены на самого лучшего музыканта в оркестре - рядового Храпова. Храпов в оркестре играет на самой большой трубе - бас-геликоне. Геликон, ослепительно сверкая медным жерлом, как огромный змий, обвивает мощную фигуру Храпова. Сам же Храпов есть силы надувает румяные щёки и нажимает толстыми пальцами на клапаны своего чудовищного пневматического прибора.
Когда-то Храпов подошёл к Пареньку и сказал, что мог бы попробовать играть в оркестре на вон той самой большой трубе.
– А ты играть-то умеешь? – спросил Паренёк.
– Нет, – честно ответил Храпов.
– Ну? Так как же ты собираешься играть?
– По чёрному, – спокойно ответил Храпов, глядя сверху вниз на Паренька.
Паренёк оглядел богатырскую фигуру странного музыканта. От неё так веяло правотой и уверенностью в своих силах, что Паренёк, подумав, согласился. Более того, вопреки музыкальным и армейским правилам, по которым бас-геликон располагается в задней линии оркестра, Паренёк поставил Храпова впереди. И не прогадал. Выпучив от натуги глаза и нажимая случайным образом клапаны геликона, Храпов олицетворял собой мощь оркестра, да и вообще, мощь всей Советской армии. Само собой разумеется, что, несмотря на то, что румяные щёки Храпова, казалось, вот-вот лопнут он натуги, воздуху в свой музыкальный прибор Храпов не посылал.
Настоящую партию баса играл совсем другой солдат, рядовой Петраков. У худощавого Петракова в средней части "Прощания славянки", там, где соло баса "и если в поход страна позовёт", от сильного расхода воздуха начинала кружиться голова. Паренёк в этом месте подходил к нему почти вплотную и, отбивая ритм сжатым маленьким кулаком, пристально смотрел ему в глаза. Петраков утверждал, что это ему помогает доиграть соло до конца и не упасть. Впрочем, сейчас маломощному Петракову помогал подставной профессионал из дивизии, взятый напрокат за два литра спирта. Он принёс собой свою личную трубу, бас-В, заметно уступающую размерами трубе Петракова, не говоря уже про сверкающий медным жерлом музыкальный прибор Храпова. Подставной во время игры со скушным выражением смотрел куда-то в сторону и, похоже, думал о чём-то своём, консерваторском. Но при этом выдувал из своей трубы такие мощные звуки, что на глаза женщин, не сводивших в этот момент глаз с Храпова, наворачивались слёзы. Храпов в этом месте, вдохновенно вскинув крупную голову, особенно молодецки раздувал щёки и выпучивал глаза.
Пробовался в оркестр ещё и рядовой Вавикян, толстый парень из армянской глубинки. Он пришёл в клуб и на ломаном русском языке попросил Паренька дать ему кларнет. Когда, облизав толстым языком мундштук, Вавикян заиграл какой-то армянский мотив, Паренёк сразу понял, что перед ним настоящий виртуоз. Паренёк поставил его в оркестр рядом с первой трубой и объяснил, что нужно играть точно такую мелодию, что и стоящий рядом товарищ. Толстый армянин, склонив курчавую голову, внимательно послушал и заиграл. Да как! Его пальцы, как молния, бегали по серебряным клапанам кларнета, создавая затейливый мелодический орнамент.
Правда, после этого звучание "Прощания славянки" неожиданно приобрело восточный акцент. Никакие разъяснения Паренька не помогали. Вавикян внимательно выслушивал его, согласно кивал головой, но в звучании "Тоски по Родине" и "Прощания славянки" всё равно продолжало пробиваться восточное начало. Оркестранты-деды пытались решить эту проблему стандартным способом - упрямый армянин несколько раз получил по шее, мол, играй по-человечески. Но виртуоз ничего с собой поделать так и не смог, генетическая память предков оказалась сильнее. Впрочем, Паренёк, отдавая дань виртуозности кларнетиста, пошёл на жертву и всё-таки оставил Вавикяна в оркестре. Не нравится, не слушайте, а мне нравится, я к вам в армию не набивался. Так и исполнялась впредь "Прощание славянки" и "Тоска по Родине" с лёгким армянским акцентом.
Впереди бригады, проходящей торжественным маршем, шагают офицеры управления, то есть, штабные. Ну, а впереди штабных, то есть, впереди всей зенитно-ракетной бригады чеканит шаг начальник политотдела подполковник Клещиц, корпусной мужчина с волевым открытым лицом. С него, как и с Храпова, тоже не сводят внимательных глаз стоящие на крыльце клуба библиотекарша и продавщица.
Если какому-нибудь малорослому мужчине, например, гениальному поэту Лермонтову, постоянно приходилось доказывать окружающим людям, особенно дамской их части, своё право на существование, то у начПО Клещица таких проблем нет. Статная фигура и честное лицо Клещица говорят сами за себя - вот чеканит шаг блестящий офицер-ракетчик и надёжный мужчина! Недаром он возглавляет торжественный марш! Поговаривают, что Клещица опасается сам командир бригады полковник Сивашов. Вообще этих ребят из политотдела боятся все, и не только начПО Клещица, а даже, почему-то, заведующего клубом лейтенанта Пенькова.
Самому Клещицу, впрочем, происходящее не очень нравилось. Дело в том, что оба марша, под которые он вышагивал сейчас впереди всех, являются строевыми маршами царской армии. Политически незрелый репертуар. А это камешек в его огород. Можно сказать - выпад. Это здесь, в этом медвежьем углу, такое может пройти, а в цивилизованных местах этому оркестру уже давно укорот дали бы. Клещиц даже поручал дивизионному замполиту майору Козуху разобраться с Пареньком насчёт подозрительного репертуара. Но Паренёк заявил Козуху, что его оркестр умеет играть только эти две вещи да ещё встречный марш и больше ничего не умеет вообще. Майор Козух неодобрительно выслушал Паренька, пожевал мясистыми губами, записал в сердцах что-то в свою толстую тетрадь в коленкоровом переплёте, спрятал её в сейф, пришёл домой и со злости выпил стакан водки.
Замыкает торжественный марш и весь инспекторский смотр прохождение оркестра. Перед трибуной с генералом Кутайцевым, командиром бригады полковником Сивашёвым и начальником штаба подполковником Гуревичем Паренёк закричал:
– Равнение напра-во!
Кто-то из оркестровых дедов, как положено по строевому уставу, истошно заорал:
– И-и-и - раз!!!
На "раз" все повернули головы направо, равнение на трибуну с генералом. В отличие от политически грамотного Клещица, генералу Кутайцеву видимо понравились царские марши и он крикнул с трибуны:
– Молодцы!
И тут кто-то из этого горе-оркестра выкрикнул в ответ:
– Дембель давай!
Начальство на трибуне нерешительно застыло, но тут генерал заулыбался, а за ним и все на трибуне. А могло же бы быть и хуже. Это же выпад! А Паренёк-то прогнулся перед начальством, сам генерал Кутайцев спросил у Сивашова:
– Дирижёр у тебя двухгодичник, да?
Несмотря на то, что инспекторский смотр окончился, никто не расходился. Генерал с командирами ушёл в здание штаба, а все остались стоять на плацу. Похоже что-то произошло.
Наконец, подобно маленькому дирижаблю, Кутайцев скатился со ступенек штаба и легко, словно гонимый ветром, поплыл по плацу. В левой руке он держал увесистую слегка поджаренную баранью ногу. Собрав вокруг себя старших офицеров, генерал что-то разъяснял им, указывая зажатой в руке наподобие гетманской булавы бараньей ногой в направлении советско-китайской границы. Старшие офицеры внимательно слушали, синхронно поворачивая головы по направлению, обозначаемому ногой.
ЧП случилось как раз в то время, когда личный состав зенитно-ракетной бригады маршировал торжественным маршем. В это самое время в котельной какой-то боец, из молодых, но бурый до невозможности, на разожжённом в закутке костре поджаривал баранью ногу. Как позже выяснилось, украденную на продовольственном складе.
Похитителя ноги, щуплого солдата с испуганными глазами, привели и поставили перед генералом. Кутайцев указал толстым, как сарделька, пальцем на ногу и сказал густым баритоном:
– Бери ногу!
Солдат неуверенно посмотрел на генерала и взял ногу обеими руками.
– Иди, сынок, покажи, что ты украл у своих товарищей!
Видя, что солдат колеблется, Кутайцев отечески подтолкнул его пухлой ладонью в спину:
– Давай, сынок, смелее, тебе генерал приказ отдал. Солдат послушно пошел показывать ногу строю. Обойдя строй он остановился перед генералом. Кутайцев взял у него баранью ногу в руки и поднес ее ко рту солдата.
– Теперь ешь! – по-отечески сказал он.
Солдатик замер, переминаясь ногами в кирзовых сапогах и глядя на злополучную ногу, как кролик на удава. Кутайцев стоял молча, держа ногу в вытянутых руках. Его дородная фигура в галифе с красными лампасами и щуплый солдатик, которому генерал отечески протягивал баранью ногу, образовывали мизансцену, которая могла бы называться "Забота генерала Кутайцева о нижних чинах на позициях".
– Ешь! – внезапно заорал Кутайцев таким голосом, что с забора взлетели вороны и, тревожно каркая, закружили над плацем. Перепуганный солдат взял обеими руками протянутую генералом ногу и стал неуверенно её есть. Внезапно генерал Кутайцев посчитал свой психологический этюд завершенным и потерял к нему всякий интерес. Он выдернул из рук жующего бойца ногу, с оттяжкой хватил ею по стриженой голове солдата, потом отбросил ногу в сторону и плавно проследовал в здание штаба.
Солдатика, жарившего в котельной баранью ногу, поймал прапорщик Шубин. Шубин целыми днями бесцельно слонялся по территории части и везде совал свой нос с хищно раздувающимися ноздрями. К какому именно подразделению принадлежал Шубин, каковы его служебные обязанности и кто его непосредственный начальник, в дивизионе никто толком не знал. Парадоксально, но прапорщик Шубин был весьма полезным звеном в сложном организме зенитно-ракетной части. Именно он прошлой зимой засёк в люке теплотрассы, идущей от котельной к казарме и штабу, солдата, который зачем-то пытался перекрыть теплотрассу. А в двадцатиградусный мороз это тебе не хухры-мухры, а настоящая диверсия, предотвращённая прапорщиком Шубиным. Замполит майор Козух тогда даже стал присматриваться к Шубину на предмет принятия его в коммунистическую партию.
Именно Шубин продемонстрировал особую проницательность, когда пропал капитан Данилов. В тонких золочёных очках, похожий на доктора наук, капитан Данилов, хоть и был по званию капитаном, но должность занимал лейтенантскую - начальник отделения ремонтно-настроечных работ. Поскольку на самом деле такие работы выполнялись специалистами-заводчиками из Йошкар-Йолы, капитан Данилов вроде никому не мешал и мог заниматься своим основным занятием - каждый день тихо напиваться в одиночку. Так вот, когда Данилов пропал, именно Шубин вспомнил, что тот слонялся неподалёку от траншеи, выкопанной за клубом. А траншею два дня назад засыпал бульдозер. Надо откопать и посмотреть, может Данилов там. Начальник штаба полковник Гуревич отдал приказ раскопать обратно злополучную траншею. Данилова там не нашли и траншею опять засыпали.
А капитан Данилов потом нашёлся сам, пришёл и стал на утреннем разводе на своё место, как ни в чём ни бывало.
Но венцом проницательности прапорщика Шубина явился случай в ресторане "Садко". Когда пьяного в дупель Шубина вышвырнули из этого единственного в городке ресторана, он шмякнулся хищным носом об асфальт, полежал так немного, потом собрался силами, дошёл до ближайшего таксофона и позвонил в комендатуру. Одной из особенностей странного прапорщика было то, что после приёма определённого градуса, когда у нормальных людей начинает заплетаться язык, у Шубина было всё наоборот. Он начинал говорить горячо и убедительно, причём тем убедительней, чем выше был градус. Вот и сейчас Шубин назвал своё воинское звание, фамилию, номер части, а затем сообщил дежурному по комендатуре, что в ресторане "Садко" в данное время находится известный торговец кокаином по кличке Байкал. С сообщниками и партией кокаина в рюкзаке. Обалдевший дежурный майор, только недавно заменившийся из Германии, проверил личные данные прапорщика и убедившись, что такой действительно существует, вызвал патрулей и сообщил в местную милицию. В результате облавы таинственного торговца по кличке Байкал в ресторане обнаружить не удалось, но зато задержали каких-то мужиков с вещевым мешком, набитым коноплёй, который они держали под столом. Наутро Шубин плохо помнил вчерашний вечер и только ошарашено озирался по сторонам во время объявления ему благодарности перед строем. Во время очной ставки с Шубиным пойманные с поличным мужики вынуждены были признать, что мешок с коноплёй их, но, категорически утверждали, что прапорщика Шубина видят первый раз.
Правда были у Шубина и проколы. Самый большой прокол, после которого замполит майор Козух возблагодарил судьбу за то, что не успел принять Шубина в большевики, случился, когда прапорщика послали старшим машины на Борзинский мясокомбинат. Когда-то знающие люди, тоже прапорщики, по дружбе просветили Шубина, что перед въездом на мясокомбинат в машину нужно положить рельсу килограмм на пятьдесят. После въездного взвешивания машины рельсу следовало выбросить где-нибудь на территории мясокомбината. Вместо неё тогда можно вывезти за проходную неучтённого замороженного барана. Шубин почему-то сделал всё наоборот. На территории мясокомбината он без труда нашёл рельсу, которых за годы здесь скопилось великое множество, и положил её в машину. А потом он закинул туда ещё и лишнего барана и так поехал на выездное взвешивание. Короче, шум тогда поднялся ещё тот, тем более что по балансам в части существовала немалая недостача мяса.


Глава 6. Ночной патруль

Начальник комендатуры подполковник Рымарь, кряжистый мужчина с коричневым лицом и выпуклым животом, обратился к шеренге заступающих в наряд патрульных офицеров:
– Внимание! В городе цыгане! Командующий в панике! Особое внимание на пятый маршрут - Дом командующего. Вчера со двора Дома командующего цыгане украли с верёвки бельё! Начальник патруля пятого маршрута на гауптвахте! Предельная собранность! Смотрите, чтобы цыгане у вас не срезали пистолет!
Паренёк поёжился, именно он заступает сегодня на пятый маршрут, дом командующего. Дом представлял собой солидное двухэтажное кирпичное здание, где проживало три десятка семей офицеров и генералов из штаба Борзинского гарнизона. Этот маршрут тоже не любят офицеры, опять же всё на виду и от комендатуры недалеко. Выглянет какой-нибудь полковник в окно, накрутит по прямому телефону в комендатуру, мол, не вижу патруля. Так и не возвратиться домой можно, а прямиком на гауптвахту на пару дней. Конечно, офицерская гауптвахта не солдатская, но, всё же, кому охота.
– Внимание четвёртый маршрут! – продолжал, откашлявшись, подполковник Рымарь. – Участились случаи нападения на патруль! Внимание! Особая осторожность на виадуке. Местные караулят офицеров на виадуке. Особенно в нетрезвом виде, то есть, пребывающих в состоянии под действием алкоголя. Сбрасывают нетрезвых офицеров с виадука вниз на путя. Уже есть несколько случаев, когда под действием алкоголя офицера сбрасывали вниз на путя. При движении по виадуку рекомендую, - подполковник Рымарь внушительно поднял толстый указательный палец вверх и сделал паузу. – Рекомендую расстёгивать кобуру и держать руку на пистолете, так, чтобы бич видел. Особое внимание - пистолет должен быть на ремушке! Ремушок могут срезать бичи, следить внимательно за ремушком! Всем понятно? Рекомендую ремушок заменить цепочкой, вот как у меня, – Рымарь показал свой пистолет, пристёгнутый к портупее цепочкой от сливного унитазного бачка. – Такой срезать невозможно, можно только вместе с офицером забрать. Ночью буду совершенно внезапно объезжать все маршруты. Не дай, как говорится, Бог! Днём отоспитесь. Вообще спать не положено. Оружие все получили? С оружием не шутить! Жалобы на самочувствие есть? Жену пугать пистолетом никто не придумал? А то тут был недавно один нервный. Гы... Равнясь! Смиррна! В патруль по городу Борзя заступить!
При переписывании лиц, содержащихся в камере временно задержанных, дежурный по комендатуре майор Блинов случайно обратил внимание на то, что один из задержанных находится в камере, судя по записям, уже четвёртые сутки. Поскольку пребывание в камере, как следовало из ее названия, предполагалось временным, еды задержанным солдатам не полагалось. Кроме этого в камере вообще не было нар, а по одной из стен текла вода из расположенного за стеной туалета. Течь, похоже, специально никто не чинил. Странный арестант был одет в грязную солдатскую форму и на задаваемые ему вопросы не отвечал. Ни одна из частей борзинского гарнизона с момента задержания не востребовала солдата, попытки очередного дежурного определить принадлежность задержанного тоже не приносили успеха. Майор Блинов, который только недавно заменился из Германии, заступил в наряд по немецким правилам - в парадной форме, белоснежной рубашке с чёрным галстуком и в отутюженном кителе цвета морской волны. Он удивлённо задавал грязному солдатику один и тот же вопрос:
– Ты что же, ничего не ел все это время?
Солдат смотрел исподлобья на щеголеватого майора дикими глазами и ничего не отвечал. В разговор вмешался прапорщик Шубин:
– Отвечай, когда к тебе обращается старший офицер, козёл!
– За козла ответишь, – вдруг заговорил временно задержанный.
– Что-о?! – протянул Шубин и замахнулся на него кулаком.
Солдатик инстинктивно пригнулся и боднул при этом грязной головой в живот стоявшего рядом майора Блинова. Блинов, выставив вперёд ладони, в ужасе отпрыгнул от солдатика, и в этот момент в помещение вошёл подполковник Рымарь.
Увидев странного арестанта, Рымарь сильно расстроился. Он узнал задержанного. Это был Мандрик. Время от времени очередной патруль отлавливал Мандрика в окрестностях Борзи, доставлял в комендатуру и помещал в камеру временно задержанных.
– А, это ты..., – сказал подполковник Рымарь упавшим голосом. – Ну, привет...
– Привет, – хрипло отозвался Мандрик.
– А ты чего не по уставу отвечаешь?
– А ты чего не по уставу обращаешься?
– Я старше тебя. И по возрасту и по званию, – как-то неуверенно сказал Рымарь.
– Все равно, Рымарь, – нарушаешь устав. А это плохо, – укоризненно покачал головой Мандрик. – Ты же умный человек, должен в уставах разбираться.
Рымарь даже не знал фамилия это - Мандрик или кличка. Камера была-то для временно задержанных, а Мандрика никогда никто не забирал. Этот грязный малыш легко переносил отсутствие еды и комфорта, а на задаваемые вопросы не отвечал. Призывая на помощь весь свой долгий опыт службы в комендатуре, подполковник Рымарь просто не знал, что ему делать с Мандриком. Проще всего это не сажать его в камеру, но время от времени какой-нибудь патруль опять доставлял Мандрика и приходилось оформлять его согласно уставу гарнизонной службы. Честно говоря, при виде Мандрика у Рымаря начинала болеть голова. Можно было отдать Мандрика на гауптвахту, но опытный начальник гауптвахты старший лейтенант Целко тоже хорошо знал Мандрика и категорически отказывался его принимать. Держать же Мандрика в камере больше нескольких суток Рымарь боялся, вдруг помрет. Вот и сегодня - запись о задержании Мандрика в журнале была, а запись об освобождении не могла быть занесена. В какую часть, кто забрал, чья подпись? Можно отдать Мандрика на психиатрическую экспертизу в гарнизонный госпиталь, но оттуда его вернут туда, где взяли, опять к Рымарю. Полковник взял журнал регистрации и, старательно изменяя почерк, сделал запись в журнале. Потом поднялся и сказал Мандрику:
– Идем со мной.
Выйдя за калитку комендатуры, Рымарь спросил:
– Есть хочешь?
Мандрик молча пожал мелкими плечами.
– Держи пять рублей . И давай, бегом, не попадайся больше!
Мандрик взял протянутую пятёрку, спрятал в нагрудный карман и сказал:
– Спасибо, Рымарь. Добрый ты. Только зря ты со мной при всех связался. Сила на моей стороне - мне терять нечего. А тебе за свои звёзды полканские трястись надо, на это все силы твои и выходят.
Рымарь оглянулся, не слышит ли кто их разговор, и устало сказал:
– У каждого свой путь, малыш. Своя судьба. У тебя своя, у меня своя. Давай, вали отсюда.
Мандрик неспеша побрел вдоль тротуара. Рымарь махнул рукой и вернулся в комендатуру. Зайдя в свой кабинет, подполковник плотно закрыл за собой дверь и сел за стол. Какая-то расплывчатая мысль вертелась в его голове, не давая ему покоя. Эта мысль возникла у него одновременно с появлением Мандрика и крутилась в голове как назойливая муха. Вдруг Рымарь понял, что его тревожит. Дело в том, что он знает этого солдатика уже давно. Очень давно! Года четыре, а может и больше! Столько солдаты в армии не служат.

***

Пятый маршрут, то есть Дом командующего, Паренёк любил. Летом вечером во дворе можно было поиграть с генеральскими детьми в настольный теннис, а ночью Паренёк приноровился дремать на кожаном диване в генеральской бане. Время от времени ночью во двор выходил какой-нибудь генеральский адъютант и кричал: "Патруль!" Паренёк тогда подымался с дивана и шёл рапортовать, так и так, товарищ майор, товарищ генерал может спать спокойно, Паренёк не спит и в случае чего пуганёт цыган пистолетом. Ну, а сейчас на дворе осень, целую ночь в бане спать холодновато, приходится ходить вокруг дома, разминаться, согреваться. И так до рассвета. Потом можно пойти в комендатуру и подремать до обеда в комнате отдыха на одной из стоящих в два яруса кроватей. А потом опять до пяти вечера на пост.
Вот и сейчас Паренёк прогуливался во дворе Дома командующего. Тишина. Осень - лучшая пора в этих местах. Всё небо переливается огненными блёстками звёзд, и вовсе оно не чёрное, а серое. Паренёк вспомнил, что как-то читал, что будь человеческое зрение всего чуть-чуть менее чувствительным, то человек не видел бы на небе ни одной звезды. В повседневной жизни такая разница в чувствительности была бы абсолютно не заметна. Значит, зачем-то человеку нужно видеть звёздную россыпь?
Около одиннадцати начали гаснуть окна в генеральских квартирах, а к двенадцати весь дом погрузился в темноту. Только одинокий ртутный фонарь посреди двора заливает апокалиптическим светом окружающее пространство, да редкая собака пробежит мимо.
Прошло три месяца с тех пор, как Мальцев достал из почтового ящика ничем не примечательный конверт с синим штемпелем районного военкомата. Капитан по фамилии Щукин первым делом забрал у него паспорт и спрятал в ящик стола. Ну, а потом покатилось всё вразнос, и отпуск в Крыму, и аспирантура, и вообще всё. Шеф ходил в первый отдел Президиума Академии, но против жилистого капитана Щукина поделать ничего не мог.
Как там Поплавская? Вспоминает его? Может и вспоминает... Трактор тогда, в мастерской, под портвешок сказал: "Слабая на передок Поплавская, бывают такие бабы".
За день до отъезда в армию Мальцев устроил прощальную вечеринку. Грустно было. Грустнее некуда. Видно жизнь его додавить хочет. Позвал Поплавскую, всё равно терять нечего. Никогда ещё такой он её не видел. Жёлтеньким платочком с белыми кружевами глаза всё незаметно трёт. А он всё тогда Высоцкого ставил, на полную громкость, песню "Чуть помедленнее, кони". Вроде, никто Высоцкого в армию не забирал, откуда так точно? Кончается песня, а он опять сначала ставит. "Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту". Это про него. С Поплавской тогда танцевал. Она прижалась к нему всем телом и горячо прошептала в ухо:
– Что ж ты не позвонил, не рассказал? Можно было бы... Хоть всю неделю.
Так и запомнился Мальцеву этот горячий шёпот у его уха. Сейчас, вот гуляет он на другом конце евразийского континента по генеральскому двору в полночь, а шёпот этот Иркин, у его уха, как минуту назад. Понятное дело, зависимость... Типа алкогольной.
Паренёк тогда, не долго думая, сказал ей первое, что пришло в голову, всё равно пропадать:
– Хоть всю неделю? После Трактора?
Поплавская дёрнулась всем телом, отстранилась и сказала:
– Я женщина. Понимаешь? А женщина должна быть чьей-то, принадлежать какому-то мужчине. Да, принадлежать, представь себе! И тогда она на месте. Как патрон в обойме. А если этого нет, то носит её ветер, как лист. Как использованный листок. Вот такая наша порода бабская. И пока ты не сделал ничего, чтобы я принадлежала тебе, ты не имеешь права так говорить. Это право мужику заслужить надо! Понял, Витя!? Захотел бы - не было бы твоего Трактора!
– Трактор останется. А меня уже завтра не будет. Долго не будет. Может и не свидимся уже больше с тобой. А к Трактору, подумай, может и не стоит ходить, а то весь институт уже знает, какого цвета у тебя трусы.
Поплавская уставилась на него глазищами, уже не серыми, а чёрными в полумраке, и отчётливо так спросила:
– Ну, и какого цвета мои трусы?
А чего Мальцеву думать, даже хорошо как-то, что хочет, то и скажет, всё равно пропадать. Уж, Уэббера точно в четыре руки в обозримом будущем играть больше не будут.
– Последний раз, Трактор говорил, жёлтые были.
В тот вечер они с ней больше не танцевали. Вообще не смотрели друг на друга. Шизоид чутко сориентировался и тут же начал знаки внимания Поплавской оказывать, то есть, щупать её за женские места. Ну, давай, Шизоид, может, тебе повезёт больше. А, может, ты окажешься умнее Паренька. Наверняка умнее. Паренёк теперь у чёрта на куличиках ночью с заряженным пистолетом бродит, а Шизоид, небось, над диссертацией трудится и Поплавскую щупает.
Тухлые, однако, мысли... Надо бы о чём-нибудь другом. Паренёк начал размышлять о том, что вражеским диверсантам довольно удобно было бы вот сейчас ликвидировать его, Паренька, потом заминировать дом с военной элитой городского гарнизона и взорвать его. Остаётся надеяться только, что это будет не в его дежурство. Паренёк даже начал прикидывать в уме вероятность такого события. Если предположить один теракт за десять лет, то при заступлении в патруль два раза в месяц вероятность того, что его вот сейчас его тихо снимет диверсант, составит...
– Патруль, патруль, – вдруг заорал кто-то из тёмного закоулка двора. – Патруль, ко мне!
"Адъютант генеральский", – подумал Паренёк.
Только что-то рано начал проверять, да и орёт как-то странно, как будто поймал кого то или наоборот, напали на него. Паренёк расстегнул кобуру и снял пистолет с предохранителя.
Около забора действительно стоял мужчина в тренировочных штанах и держал за руку высокого худощавого парня в солдатской форме. Ну, понятно, генеральский холуй не спит, охраняет покой хозяина и даже поймал солдата в самоволке. Хотя, кажется, не всё так просто. Рядом, вцепившись руками в худощавого, стояла стройная девушка лет восемнадцати, одетая в лёгкий плащ.
– Вы не имеете права! – закричала она на адъютанта неожиданно властным голосом. – Отпустите сейчас же его! Немедленно, вы слышите!
Адъютант как-то неуверенно затоптался, но худощавого бойца не отпустил.
– Я выполняю приказ! Вот. А Вы идите домой.
– Какой ещё приказ, майор? – закричала девушка. – Отпустите Серёжу!
– Идите домой, Настасья Георгиевна, я на службе и выполняю приказ, – вежливо, но настойчиво сказал адъютант. – Товарищ лейтенант, – обратился он к Пареньку. – Я адъютант командующего, майор Грызлов. Я приказываю вам доставить этого солдата в комендатуру. Я сейчас свяжусь с дежурным. А ты, – обратился Грызлов к солдату, – не вздумай убегать!
– Вы не имеете права оскорблять его! – дрожащим от гнева голосом крикнула девушка и топнула ногой.
– Анастасия Георгиевна, – заискивающе сказал адъютант, – поймите меня, я выполняю приказ...
– Пойдём, – сказал Паренёк солдату.
Девушка некоторое время смотрела им вслед, потом повернулась и в сопровождении Грызлова медленно пошла в дом.
По дороге задержанный солдат рассказал, что зовут его Сергей Куликов, он служит в гараже Дома командующего водителем "Волги", а Настя, ни много ни мало, является дочерью генерала Котлярова. Несмотря на разницу в социальном положении они с Настей встречаются каждый вечер, Куликов понимает, что он ей не пара, но сердцу ведь не прикажешь... Время от времени этот холуй Грызлов совершает на них облавы, Куликова после этого забирают в комендатуру, а иногда даже садят на гауптвахту. Из гаража, однако, его не убирают по причине жесткой позиции, занятой генеральской дочкой. К тому же генерал Георгий Котляров рассудительно полагал, что, если убрать одного негодяя, то тут же появится другой, а всех убрать из гаража нельзя, должен же кто-то машины водить и ремонтировать. А к этому Куликову все уже привыкли, хлопец он вроде неплохой. Хотя, как считал генерал, именно от таких хороших хлопцев и стоит ждать самых больших неприятностей.

***
В половине двенадцатого ночи дежурный по комендатуре майор Блинов проинструктировал своего помощника, которым сегодня был прапорщик Шубин, и пошёл спать в комнату отдыха.
Прапорщик Шубин остался один. Теперь, пока не наступит рассвет, в его руках будет сосредоточена власть. Всех задержанных солдат будут приводить к нему на суд. Его суд будет кратким, но справедливым. Вот тут и пригодятся волевые качества Шубина. Жалость? Шубин не может позволить себе такую роскошь. Хотел бы, но не имеет права. Спокойствие, выдержка, логика. И воля, ещё раз воля! Только так можно правильно распорядиться властью. А ради этого можно и не поспать сутки.
Честно говоря, Шубин ходил бы в наряд помощником дежурного по комендатуре хоть каждый день. Вот есть же такая должность - начальник гарнизонной гауптвахты. Как раз для него. Жаль только это офицерская должность. Сидит там старлей Целко из их части по прозвищу Целкин. До этого он был освобождённым секретарём комсомольской организации первого дивизиона. По тому, как его ненавидят солдаты и презирают офицеры, тоже, видать, волевой человек. Ходит Целкин по гауптвахте в ковбойских сапогах, которые ему стачал рядовой Плотников по прозвищу Нос. Летом Целкин меняет сапоги на шнурованные десантные ботинки, а зимой на унты из собачьего меха. И никто Целкину не указ. А Носу за его мастеровитость он устроил такую райскую жизнь на гауптвахте, что тихому и скромному оператору угловых координат СНР , ничего не оставалось делать, как стать злостным нарушителем воинской дисциплины чтобы почаще попадать в лапы Целкина. Вот и сейчас за злостное нарушение дисциплины во время проведения ответственных политзанятий Носа посадили на гауптвахту. Нос взял с собой на губу хромовые сапоги Паренька чтобы тоже сделать ему ковбойский каблук. Солдатня любят этого горе-офицера. Ну, понятно, он же им пряники в солдатской лавке покупает постоянно, а половину выданного на усиление оркестра спирта вообще после смотра отдал своим музыкантам-придуркам. А, если разобраться, то этот Паренёк-то преступник самый обыкновенный. Военный преступник, потому что есть такая статья - за панибратство. От двух до пяти. Жалко только, что полковник Сивашов носится с этим оркестром и Пареньком. Вон комбата Галимова чуть самого не посадил на гауптвахту как-то из-за оркестра.
В это ночное время, когда на безмолвной тёмной планете он оставался практически один, Шубин любил размышлять. Тем для размышлений было не так уж много. По правде сказать, это были вариации одной и той же темы. Поэтому Шубин начал подсчитывать, в каком бы звании он сейчас находился, если бы его не отчислили из военного училища. По срокам выходило, что Шубин должен был быть уже капитаном, а, возможно, и майором. Тогда была поставлена на карту честь дамы, задета честь мундира, и Шубин вынужден был набить морду одному майору. За что и поплатился, однако спас честь мундира.
Правда, получающуюся картину портил один нехороший факт. Этот мерзкий фактик мелькал на задворках сознания Шубина, подпрыгивал там, нагло махал ручками и мешал Шубину сосредоточиться. Настырный фактик состоял в том, что на самом деле прапорщиком Шубин стал, окончив школу прапорщиков, куда попал по окончанию срочной службы. А избитого в защиту чести майора, как и таинственной дамы, вовсе не существовало в реальности.
– Начистил бы я ему рыло,– пробормотал Шубин. – Встретил бы - убил бы.
В это время зазвонил телефон.
– Помощник дежурного по комендатуре прапорщик Шубин, – сказал Шубин в трубку.
– Это адъютант командующего майор Грызлов. Прапорщик, сейчас к тебе приведут задержанного, Куликов фамилия. Ты его посади в камеру, а я завтра с ним разберусь. И припугни его там. Понял, да?
– Так точно, товарищ майор, – сказал Шубин. – Есть посадить и припугнуть.
Паренёк сдал задержанного солдата Шубину и пошел обратно, дожидаться рассвета на кожаном диване генеральской бани.
Шубин вышел из-за барьера, энергичными движениями оправил мундир и подошел вплотную к задержанному. Перед ним стоял высокий парень со спокойным взглядом. Генеральский холуй сказал припугнуть, значит, это желание самого папы-генерала. Чистый подворотничёк, аккуратная стрижка, даже запах одеколона. Водитель генеральской "Волги" и хахаль генеральской дочки. Такому есть, что терять. Это хорошо. С таким можно работать. Это тебе не грязный малыш Мандрик, которому терять нечего. Который ни за что не держится, даже, похоже, за свою никчемную жизнь. С таким материалом работать тяжело, практически невозможно. Вон как вчера этот Мандрик поговорил с начальником комендатуры Рымарем. Логично.
– Вы знаете, что вас ожидает? – корректно спросил Щубин задержанного.
Куликов молча пожал плечами.
– За панибратство – от двух до пяти! – растянув губы в змеиной улыбке сказал Шубин. – Вам понятно, товарищ солдат?
Куликов наморщил лоб, силясь понять сказанное. Что за панибратство? Первое, что пришло в голову, что этот странный прапорщик пьян. Но запаха, вроде, нет.
– Какое панибратство? – Куликов непонимающе посмотрел на Шубина.
– Какое панибратство, это разберётся суд. Вы влезли в опасную игру, товарищ солдат.
Шубин взял со стола пустой стакан, подошел вплотную к солдату, так, что уперся в него животом, и сказал, дыша ему в лицо:
– Дышите в стакан!
Куликов послушно взял стакан и начал дышать в него, как того требовал прапорщик. Через некоторое время Шубин забрал у него стакан, сунул туда хищный нос и стал нюхать.
– Ничего, – проворчал он, не учуяв запаха спиртного. – И не таких обламывали. Смотреть в глаза! Сейчас вы пойдёте в камеру и будете там ждать трибунала, понятно? От двух до пяти я вам гарантирую!
Шубин сел на стул и затих. Через некоторое время он поднял глаза на Куликова и миролюбиво спросил:
– А ты знаешь, кто я?
– Нет, – пожал плечами тот.
– Ты находишься перед старшим офицером. Я был майором. Всё случилось тогда из-за такого подонка, как ты, понял?
– Ага, – согласился Куликов.
– Я должен был выбирать, одно из двух, – продолжал Шубин тихим голосом. – От этого выбора зависело многое. И я выбрал офицерскую честь! Не захотел становиться подонком, понимаешь, солдат?
– Ну да, – согласился Куликов с таинственным старшим офицером.
Некоторое время Шубин раскачивался на стуле, потом встал, подошел к задержанному и, презрительно ухмыльнувшись, сказал:
– Что вы можете знать об офицерской чести?
Куликов в очередной раз недоуменно пожал плечами:
– А зачем мне это?
– А затем, – угрожающе сказал Шубин, – что вы можете врать кому угодно, но только не мне, понятно? Мне стоит ухватиться за ниточку и я распутаю весь клубок! Для таких, как вы, товарищ солдат, у нас в армии есть специальная статья! За неуставные отношения! От одного до трех, понятно?
– Что понятно?
– А то, – сказал Шубин, – что вы завтра пойдете под трибунал! За неуставные отношения с дочерью командующего и оскорбление старшего офицера!
– Кого я оскорбил? Это вас, что ли?
– Именно! – с вызовом сказал Шубин. – Вы очень догадливы, товарищ солдат! Но не учли одной мелочи, которая очень дорого будет вам стоить! В моем лице вы оскорбили весь офицерский корпус!
Куликов улыбнулся и сказал:
– Да как я мог оскорбить в вашем лице старшего офицера? Я ж даже ещё анекдота не рассказал.
– Какого анекдота? – Шубин непонимающе вскинул глаза на солдата.
– А про осла. Хотите расскажу?
Шубин некоторое время молча мерил шагами комнату, как будто что-то обдумывая. Можно прямо сейчас бросить наглого бойца в камеру. Но это будет его, Шубина, поражение. Логика, ещё раз логика! Конечно, анекдот будет оскорбительный. Но никто же не слышит...
– Ну, что ж, давай, солдат, давай. Только хорошо подумай сначала. Я хочу тебе дать этот шанс, – задумчиво сказал Шубин. – От того, как ты его используешь, зависит твоё будущее.
– Ага. Так вот, встретились в пустыне прапорщик и осёл. "Ты кто?" – спрашивает осёл. Прапорщик оглянулся вокруг и говорит: "Я офицер. А ты кто?". Осёл тоже оглянулся и говорит: "А я лошадь!"
Не боится, сволочь! Улыбается. Вместо правосудия получается какая-то ерунда! Засядет теперь в голову этот анекдот, как заноза. Что-то неудачное дежурство сегодня.
– Ваш так называемый анекдот, товарищ солдат, был записан на звукозаписывающую аппаратуру, – сказал Шубин без особой уверенности. – И будет внесён в протокол и приобщён к делу.
Шубин прошёл за барьер к журналу регистрации временно задержанных и уставился в него. Потом оторвался от журнала и устало произнёс:
– Я давал тебе шанс. Я сделал всё, что мог.
Тяжело поднявшись, Шубин подошел вплотную к Куликову и, прищурившись, стал в упор его разглядывать. Куликов отвёл взгляд от болотно-зелёных глаз беспокойного прапорщика и уставился в пол. "Всем известна демоническая сила взгляда фюрера", – всплыла в голове Шубина фраза из фильма "Щит и меч", который недавно показывали в солдатском клубе. Шубин довольно усмехнулся.
– Ду ю спик инглиш? – внезапно спросил он Куликова.
– Ноу, – машинально ответил Куликов.
Шубин презрительно хмыкнул, как будто ему не хватало именно этого логического звена, и бросил:
– Руки за спину! Пошел в камеру!

***
Прапорщик Собакар был подавлен. Вообще-то, Собакар был нормальным мужчиной лет тридцати и являл собой тот редчайший случай, когда солдаты хорошо относились к прапорщику. Но вот с патрулем у Собакаря, как говорится, не заладилось и все. Уже несколько раз подряд с ним приключалась одна и та же история. В конце дня помощник начальника комендатуры старший лейтенант Крупа просил Собакаря задержаться. Когда все выходили из комнаты, Крупа объявлял Собакарю:
–Товарищ прапорщик, вы пьяны!
Никакие оправдания совершенно трезвого Собакаря не имели значения. Прапорщик помещался на сутки в камеру временно задержанных для офицеров и прапорщиков. Причины такого поведения Крупы оставались загадкой для всех, включая самого Собакаря. Может это был природный цвет лица Собакаря, напоминавший свежеизготовленный кирпич, может это были какие-то тайные струны души самого старшего лейтенанта Крупы, которые нечаянно задел когда-то Собакар. В общем, заступая сегодня в патруль, Собакар грустно сообщил жене, что вернется, вероятно, через двое суток. И маршрут у него, кстати, всегда самый неприятный – второй. Он проходил по самой окраине городка, и в него было включено общежитие ПТУ.
Сейчас Собакар дремал в небольшой каморке на первом этаже общежития ПТУ. Тут же находились двое его патрульных солдат. Было около часа ночи и у всех троих глаза слипались от сна. В который раз Собакар читал выцарапанную гвоздем лаконичную надпись на стене: "Бебешка сука". Собакар встал, потянулся всем телом и решил, чтобы разогнать сон, пройтись по полутёмному коридору. В конце коридора находился мужской туалет. Собакар зашёл в туалет и стал читать вырезки с газетными заголовками, которыми был оклеен туалет. На чугунной водосливной колонке унитаза был приклеен заголовок: "Колонка комментатора". На самом унитазе красовался другой заголовок: "Овощи просятся в меню". На соседнем унитазе был приклеен заголовок: "Женщины не отстают в соревновании!" Собакар вернулся в комнату, вытянул ноги в начищенных сапогах и прикрыл веки.
Вдруг в коридоре за дверью послышались шаги, и в комнату заглянула заспанная бабка-дежурная.
– На втором этаже в комнате у девочек солдаты! – сообщила она свистящим шёпотом.
Ну, что ж, солдаты в самоволке, да ещё у девочек в общежитии - это сегодня его работа. Собакар нехотя поднялся со стула, потянулся и поправил кобуру с пистолетом.
– Пошли, – сказал он своим патрульным солдатам и стал подниматься по лестнице.
– В двадцать третьей, – таинственно сообщила дежурная.
Собакар остановился перед обшарпанной дверью с надписью "23" и рывком открыл ее. Дежурная протиснулась вперед и повернула выключатель. Комната осветилась тусклой загаженной лампочкой, висевшей под потолком. В комнате не было никого, кроме троих девушек. Они лежали в кроватях, укрывшись до подбородка серыми одеялами. Тяжело сопящие патрульные солдаты, как минимум год не видевшие вблизи ни одну женскую особь , пытаясь разглядеть девушек, наподдали сзади на Собакаря, отчего тот не удержался на ногах и упал на четвереньки. Патрульный солдат, не ожидавший этого, кувыркнулся через Собакаря, зацепив головой дежурную. Бабка отшатнулась и в ужасе уставилась на стоящего на четвереньках Собакаря.
– Завтра Бебешко будет всё знать! – заверещала она перепуганным голосом.
– А что такое? – с вызовом спросила одна из девушек.
– Здесь только что были солдаты!
– Чиво? – протянула девушка, – какие солдаты? Сама солдат привела, спать не даешь! – она показала пальцем с грязным ногтем на медленно поднимающегося с четверенек Собакаря, за спиной которого как кони тяжело дышали двое патрульных солдат.
– Всё, пойдём, – сказал Собакар, поправляя кобуру.
– Товарищ прапорщик, – заныли солдаты, – Дайте хоть на девок живых посмотреть!
– Посмотрели уже и хватит. Вся жизнь впереди, насмотритесь, надоест ещё.
Собакар с патрульными спустился в каморку. Здесь можно будет провести время до утра, а потом, к часам восьми вернуться в комендатуру.

***
Над Борзей вставал серый рассвет. По чистому утреннему небу пробегали клочья облаков. Там на востоке за сопками, как отблеск гигантского пожара, уже алеет небо. Сейчас встанет солнце, чтобы осветить этот безвидный край и начать свой дневной бег над планетой. Через четыре часа оно докатится до Урала, а ещё через два взойдёт над Москвой.
Лейтенант Висляков вышел из калитки домика Люсьен и неспеша пошёл по направлению к комендатуре. По обеим сторонам улочки выстроились покосившиеся деревянные заборы, за которыми стояли такие же старые дома. Кое-где за забором взлаивала собака, совсем как в родном селе Вислякова. Старенький дом, в котором он вырос, сельская школа, озеро с утками, дом культуры - всё это так далеко в прошлом... Наверное, вообще где-то в другой жизни.
В той жизни Колян Висляков был быдлом. Сам по себе, как гонимый ветром одинокий листок. Никому не нужный, никому не интересный сельский хлопец. Потом Висляков удачно заскочил на подножку уходящего поезда и стал частичкой системы. То, что он стал частью мощного живого организма, курсант Висляков почувствовал с первых дней после поступления в Киевское зенитно-ракетное училище - КВЗРИУ. Этот живой организм мудро следил за тем, чтобы курсант Висляков не пил алкогольных напитков, не курил в неположенном месте, подтягивался на перекладине, не приклеивал к внутренней стороне дверцы тумбочки голых женщин, чистил перед сном зубы и много чего ещё. В случае отклонения, этот военный организм мягко ставил его на положенное ему место. А самое главное, курсант Висляков был уже не быдлом, а некой переходной формой, эмбрионом человека! Переходная форма - так и должно быть согласно теории эволюции. Только вот не находят что-то учёные этих переходных форм. Нет их в ископаемых останках, вот и всё. Может, их и не было никогда? А человек сразу приходит в этот мир готовым? Кто быдлом, кто вторым сортом, кто первым? А кто и элитой общества... Вон Люсьен. Живёт в покосившемся домике с тёткой, в забытом Богом месте, а кто скажет про неё - быдло? Совсем наоборот, если вовремя не принять ободряющего напитка, то сам рядом с ней быдлом себя почувствуешь.
Но с Коляном не так. Он эволюционирует. Причём эволюционирует как частица могучего организма - Советской армии. И этот могучий целостный организм передаёт ему свою силу. Этот организм одел свою частицу в тёплое офицерское бельё, обул в хромовые сапоги, снабдил личным оружием и кинул на плечи две маленькие золотистые звёздочки. Через год, когда сносятся хромовые сапоги, организм обязательно обует его в новые, а придёт время и звёздочек прибавит на его погоны. Если же Колян оступится, организм его поддержит и не даст упасть. А упадёт - он его поднимет и опять поставит в строй.
Ну, а если Колян захочет уйти? Тогда организм сначала поинтересуется - не болен ли? И, если не болен, то мягко так развернёт и поставит обратно в строй - не балуй, мол, товарищ Висляков. А, если болен, вот госпиталь, подлечим и опять в строй.
Ну, а самое главное - если организм пошлёт свою частицу в бой? Тогда лейтенант Висляков пойдёт туда, куда прикажет ему организм. Он вполне готов к этому. В бой так в бой. Он же не гражданское чмо какое-нибудь, а кадровый офицер-стартовик. И армия - это его и жизнь и судьба.
Ну, а, если Николай Висляков захочет жениться? Это очень приветствуется организмом. В ДОСах на этот случай всегда есть бронь жилплощади, на гражданке такое и не снилось.
Вот и Люсьен сегодня ночью закинула удочку. Это вообще, ночка была ещё та! Уф... Сил то ли прибавилось, то ли вообще нет, не поймёшь. Сначала шампанское пили при свечах, потом медленный танец под саксофон, духи с одуряющим запахом свежих фиалок, калейдоскоп огней в карих глазах Люсьен. Фужеры на тонкой высокой ножке, Колян таких никогда не видел. Неудобные какие-то. Люсьен говорит хрустальные, достались от бабушки. Фамилия у Люсьен дворянская, поди ж ты, не то, что у Коляна - Висляков. Вислюк по-украински - осёл.
Но это всё ерунда. Чепуха, да. Потому что за лейтенантом Висляковым стоит сила немереная, от которой какой-то американский министр с криком "Русские идут" выбросился в окно. От этой силы немереной, когда ансамбль Александрова начинает петь "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!", приседают лошади, а у европейских женщин, пришедших на концерт, сдвигается дамский цикл! От этой силы немереной взрывная волна два раза обогнула земной шар после того, как на Новой земле рванули "Кузькину мать" .
А у Люсьен этой силы нет, вообще у них ни хрена нет, кроме этой избушки на курьих ножках и дореволюционных хрустальных фужеров. Вот эту силу и чует Люсьен своим дворянским недобитым чутьём. Чует и поэтому закидывает позолоченную блесну с красными пёрышками прямо под нос Вислому, мол, а взял бы ты меня замуж, товарищ Вислый? Я, мол, хоть и дворянская внучка, а ты сельский хлопчина, но ты предел моих мечтаний. Так полушутя, хи-хи-хи, упала спиной на диван, чёрные волосы по красной диванной подушке рассыпались, в глазах огоньки от свечей блестят. Смотри, Колян, счастья своего не видишь! Саксофон завывает, тени на низком потолке пляшут как живые. А Люсьен темп не теряет. Стала вдруг раздеваться перед Коляном под этот саксофон. Это вообще! Отпад... Колян раньше никогда такого не видел, где только она научилась? Странный городок... Извивается, блузку сняла, потом лифчик и швырнула его с размаху Коляну в лицо. Пока Колян лифчик ловил, Люсьен, не переставая пританцовывать под саксофон, трусы скинула и осталась только в туфлях на высоких шпильках. Ладошкой прикрылась и продолжает пританцовывать. Тогда Колян, наверное, первый раз в жизни въехал в то, что такое есть красота. Не бабы без трусов, за которыми он подглядывал, когда они летом купались на речке в его родном селе, а именно красота. Вот как эта заря, встающая сейчас над алыми сопками. Как-то не замечал раньше Вислый этой всей красоты. Может какой-то дворянский осколочек перепрыгнул в Вислого сегодняшней ночью?
Но Висляков парень крепкий, оперившийся как морально, так и физически. Потому как он - частица могучего и мудрого организма. Как почувствовал Колян, что совсем пронимать начинает от всего этого, так фужер шампанского опрокинул махом, головой потряс и капустой солёной закусил. Капуста ядрёная, из подвала, с маленькими хрустящими льдинками. Армия-мать ему станцию наведения ракет доверила! Поэтому Колю Вислого стриптизмами на кукенсваген не возьмёшь!
Женился бы... Может и женился. Люсьен хороша, ох, хороша! Никто не спорит. Но вот планы у Коляна другие. Вон сколько в дивизии майоров да полковников ходит? Если только у каждого десятого есть дочка на выданье - это ж сколько невест? Но просто абы какому лейтенанту полкан дочку, понятно, не отдаст. Да и другие претенденты на дочек-полковниц есть. Вон, хотя бы Боклан с их курса. Тоже получил направление сюда в Борзю, хоть Боклан и круглый отличник, и папа у него сам полкан. Полкан Боклан. Правда ни казармы, ни техники он и не нюхал, взяли сразу в штаб. Выходит для старта Борзя тоже годится. Через годик, думается, заменят Боклана куда-нибудь в Германию. Но до этого он должен успеть жениться, холостых туда не берут. Вот он и не пьёт, не курит, с местными красотками не сближается, ждёт терпеливо своего часа. Но и у Вислого пока всё идёт по плану - он начальник СНР, других лейтенантов после Оренбуржского училища только на пусковые ставят. Опять же - партиец. Теперь нужно на стрельбах на Телембе отличиться. Если его станция поразит цель, то в строевом отделе в его личном деле появится соответствующая запись. Очень важная запись. Поэтому и сидит Вислый в своей станции, не вылазит с утра и до вечера, берёт в секретной части прошнурованные, с сургучными печатями альбомы со схемами и грызёт их. Станция наведения ракет - сложное изделие и не очень надёжное. Станция непрерывного ремонта, недаром так расшифровывают СНР стартовики.
Правда есть умники в их части. Командир дивизиона майор Кузьмин устроил техучёбу, ну, для галочки там какой-то. Каждый офицер должен был занятие провести по какой либо системе станции. "Кто первый?" – спрашивает Кузя. Все ветошью прикинулись, молчат, а Паренёк, как обычно, дурака валяет, говорит, мол, я давайте. Кузя озадачился. Паренёк-то в клубе на пианино всё брынчит, да в дудку ещё дуть научился последнее время, опять дурачится что ли? Ну, была у них в ВУЗе военная кафедра какая-то, что они там учили?
– Какой блок к докладу берёте? – спрашивает Кузя неуверенно.
– Какой скажете.
Кузя на понтах так бросает:
– Станция передачи команд - СПК.
СПК это муть такая, Вислый знает только, что в пакете 96 кадров, первый и последний кадры засвечены. И что параметры кодирующих линий задержки являются совсекретными данными. Знает, где блок этот в станции стоит, как его вытащить и поставить обратно знает.
Паренёк посидел в секретке вечер над техописанием, а на следующий день притащил схему на полстены и с указкой полтора часа лекцию читал. Это перед боевыми-то офицерами-стартовиками! А самое мерзкое было, когда Паренёк в конце положил указку и спросил так нагло:
– Какие вопросы будут?
Это у кадрового офицера должны быть вопросы к этому чмо? Хотя нашёлся один старлей, мол, не совсем понял, говорит, как работает синхронный детектор? Паренёк опять за указку, так, мол и так работает. А старлей - "Ага, понял, понял, спасибо".
Но техучёба это так, баловство, кому нужны эти схемы, когда весь ремонт станции наведения делают гражданские заводчики из Йошкар-Олы. Да и то, находят проблемный блок, потом ставят вместо него запасной, смотрят, как работает и всё. Гироскоп как-то на СНР у Вислого забарахлил, а это штука размером с бочку, так приехала бригада из киевского "Арсенала", отвинтила от пола и отправила спецрейсом в Киев. А оттуда такой же работающий прилетел. В аэропорт в Киеве его везли с сиреной и под охраной взвода автоматчиков, а здесь в Борзе дежурной машиной два прапорщика с аэродрома привезли, ещё и по пути на Борзянку искупаться заскочили.
А у Баса тогда на техучёбе кулаки чесались. Прямо реальный зуд. Нужно Пареньку морду набить. Непременно нужно. Сам-то Бас казацких кровей, горячая кровь у него играет. Одного двухгодичника из дивизии они с Тухтарычем уже завалили как-то в "Садко". То вообще было чмо конченое, юрист после иркутского университета. Напился, стал к Фигуре приставать, я, мол, юрист, имею первый разряд по боксу, давай танцевать! И давай кулачками размахивать. Ну, Тухтарыч тоже ж выпивший, говорит юристу, а давай на кулачках! Потом уже оказалось действительно юрист имел первый разряд, но в полулёгком весе. А у Тухтарыча все сто. Короче, когда Тухтарыч приложился к юристу, то стряс ему напрочь мозги. Потому что чужеродные элементы в армии эти двухгодичники. Но с Пареньком есть одна проблема. Лось над Пареньком шефство взял. Пока пусть походит. Хотя в самом начале кто-то таки засветил Пареньку под глаз, гематома образовалась. Лось аж все свои дела борзинские забросил, устроил дознание - кто? Но Паренёк так и не сказал кто. Напали, мол, в Борзе, как обычно, избили. Прапор Тонкус, женатый уже лет семь на борзянке и живущий в Борзе, допытывался, с хитрым блатным прищуром, кто напал, как выглядел. А потом успокоил Паренька:
– Мы всё узнаем, кто это был, и коронку тебе вернём. А самое главное, не волнуйся - бабу мы тебе найдём!
Пока Паренёк недоумевал, что за коронку ему собираются возвращать, прапор Тонкус ещё несколько раз заверил его:
– Не волнуйся, бабу мы тебе найдём и коронку вернём!
Кадровый офицер прежде всего командир. Если комбат в отпуск - Висляков на месяц комбатом, а кого же ещё, Плейшнера что ли? А комбату самому через год замена. А вот чтобы дальше двигаться - тут уже жена нужна. Потому что неженатого никто комбатом не поставит. Честно говоря, Вислякову и станцию наведения дали только потому, что это ЗабВО, в Европе это капитанская должность. А потом - Академия ПВО. Опять Киев, стало быть, родной Воздухофлотский проспект, гастроном за углом, в котором они с Худощавым покупали портвейн! Вот эта самая эволюция и есть! Развитие организма лейтенанта Вислякова от простого к сложному, от быдла к элите.
Эх, Люсьен, Люсьен... Откуда ты взялась? Встала ты поперёк мозгов... На высоких каблуках и без трусов.
Но какую там закорлючку поставят в особом отделе в личном деле лейтенанта Вислякова? И какой себе приговорчик подписал Дима-дурачёк, женившись на борзянке? Нет, конечно, если он согласен выйти в отставку майором, то нет проблем. А, если не согласен, то все эти хрустальные бабушкины фужерчики, стриптизики и борзинская спецпрописка - одни проблемы! Только замешкайся, как из прорехи посыпятся они на бедную голову потерявшего бдительность лейтенанта Вислякова!
============================


Блог автора: http://bendixer.diary.ru/

Для чтения дальше купить здесь
http://www.labirint.ru/books/386032/


Глава 7. Целкин и Анастасия
Глава 8. Малый Куналей
Глава 9. Телемба
Глава 10. Два капитана
Глава 11. Замысел Злобина
Глава 12. Объяснение
Глава 13. Плохие события
Глава 14. Неприятности Клещица
Глава 15. Лось и Паренёк
Глава 16. Дела солдатские
Глава 17. Неприятности продолжаются
Глава 18. Атака на Клещица
Глава 19. Тщетный визит
Глава 20. Стратегические перестановки
Глава 21. Ментальные перегрузки
Глава 22. Взятие веса
Глава 23. Тайна волшебного слова
Глава 24. Паренёк
Эпилог