В пучине

Июнь. В Северодвинске небывало теплое лето, цветет сирень, а мы снова уходим в море. Предстоит очередной этап испытаний - глубоководное погружение. Оно обязательно для каждой новой лодки. А наша «букашка» самая новая и ход ее испытаний курируется высшими чинами из Москвы. На борту уже побывали будущие маршалы Устинов с Куликовым, а также главком ВМФ с целой свитой адмиралов. Это здорово подняло боевой дух команды, и мы готовы «нырнуть» хоть в преисподнюю.
В заданный полигон приходим ночью, тихой и светлой как день, в сопровождении маячащего на горизонте эсминца. Через некоторое время швартовную команду выгоняют наверх, и мы готовим надстройку к погружению. Проверяем на отрыв спасательные буи, опускаем и заваливаем в надстройку кнехты и «утки», задраиваем и стопорим люки вьюшек.
Затем, по приказу с мостика, покидаем надстройку, спускаемся вниз и разбегаемся по боевым постам.
Вслед за этим на корабле объявляется тревога и следует команда: «По местам стоять, к погружению!». В трубопроводах шипит гидравлика, чмокают клапаны аварийных захлопок, и в балластные цистерны с ревом врывается вода. Крейсер вздрагивает, на секунду замирает, и палуба уходит из-под ног.
- Глубина двести метров, осмотреться в отсеках!, - раздается через несколько минут из «каштана», и мы обследуем свой торпедный.
Нас в нем четверо: командир боевой части капитан-лейтенант Сергей Ильич Мыльников, старшина команды Олег Ксенженко и два старших спеца - Саша Порубов и я.
- Первый осмотрен, замечаний нет. Глубина двести метров!, - получив от нас доклады, наклоняется к «каштану» Мыльников.
- Есть первый! - мигает рубиновая лампочка и гаснет.
Затем крейсер погружается еще на двести метров, в отсеке становится значительно прохладней и стрелка глубиномера замирает на отметке 400. Это наша рабочая глубина, на которой мы бывали не раз.
Достичь же следует предельной, а именно, шестисот метров. На такую глубину рассчитан прочный корпус нашего ракетоносца. Теоретически. И нам следует это проверить на практике.
Наконец из центрального поступает долгожданная команда, стрелка на глубиномере вновь оживает и медленно ползет вправо. Мы замираем и выжидательно на нее пялимся. В отсеке становится еще холодней, на подволоке, нижней крышке входного люка и переборке возникают капли конденсата, и слышится едва уловимое потрескивание корпуса.
Ощущение не из приятных. Мы тихо перемещаемся по отсеку, чутко прислушиваясь к забортным шумам и внимательно осматривая торпедные аппараты, входной и торпедопогрузочный люки, а также забортную арматуру. Пока вроде все в порядке.
Внезапно мертвую тишину нарушают непонятные шорохи у кормовой переборки. Там стоит герметично запаянная банка с сухарями, и звуки доносятся из нее. Ксенженко берет банку и, поднеся к уху, прислушивается.
- Прыгают, - округлив глаза, бормочет он. Мы тоже удивленно взираем на банку, не понимая природы столь необычного явления.
- Наверное, от вакуума, - поразмыслив, констатирует Сергей Ильич. Потом он приказывает нам с Порубовым обследовать среднюю палубу, и мы спускаемся вниз. Пока мичман осматривает выгородку компрессора, я отдраиваю дверь командирского гальюна и проверяю запорную арматуру. Однако выйти назад не получается - полуоткрытую дверь клинит, и вылезти обратно не удается.
- Саня!- зову я мичмана, пытаясь протиснуться наружу. Помоги.
Но не тут-то было. Массивную дверь намертво притерло к комингсу и сколько мы не корячимся, она ни на миллиметр не подается.
- Ладно, сиди пока тут, - утирает со лба пот Порубов, - я скажу нашим.
Делать нечего, я усаживаюсь на мельхиоровый стульчак и жду.
А корабль, между тем, погружается до нужной отметки, о чем я слышу из «каштана» средней палубы и напряженно замираю. Потом, около часа, он идет на этой глубине, и я изрядно мерзну в тесном помещении.
Наконец мы подвсплываем, давление на корпус уменьшается, и общими усилиями меня извлекают наружу.
- Ну, вот и порядок, - бормочет Ксенженко, с усилием задраивая дверь. Здорово, однако, ее обжало.
Потом следует команда "По местам стоять к всплытию!", в балластные цистерны с ревов врывается воздух высокого давления и, пронзая толщу воды, крейсер устремляется к поверхности.
А чуть позже мы стоим в полумраке мокрой рубки у выдвижных, дымим сигаретами и молчим. Снизу видны сапоги стоящих на мостике рулевого с помощником и клочок голубого неба.
- Хорошо…