Медленная смерть - рассказ

Антон Фесин


М Е Д Л Е Н Н А Я С М Е Р Т Ь

Боже…. Сколько ангелов ждут под серыми грязными окнами - каждый своего часа. И крылья их трепещут на ветру…. Стонут часы, плачет вода, смеются колокола…. Лицемерно смотрят люди с другой стороны бытия, претворяя в жизнь твои заветы, Боже, слово в слово, только не душа в душу. Как черны монахи, как двулики попы, да смешны исповедники - так малодушны миряне. Крепка обитель, куда посадили тебя люди, боясь увидеть еще хоть где-нибудь: тверды пороги, холодны стены, суров взгляд. И в аромате ладана, в дрожащем свете свечей шевелятся волосы на голове от заученных фраз и бессмысленных жестов. Лишь одно сердце на один вздох мира открывается пред тобой, Господь, и того много….

Я попал в больницу с сильной головной болью от высокого давления. Направили с подозрением на гломерулонефрит. Врач сильно удивилась: откуда свалился на ее голову новый пациент - странно, как она могла помнить обо мне, ведь с ней договаривались по телефону целых три дня назад, фантастически огромные сроки для человеческой памяти. Я обреченно вздохнул и пожал плечами, понимая, что ничего не могу доказать. Придется ехать, как говорится, до дому. Жаль только, не доберусь. Скорее всего, после бодрой пешей прогулки на шестой этаж и обратно, лягу в фойе больницы с инсультом – с таким давлением по улицам не ходят.
К счастью, на общем совещании меня все-таки решили оставить. Продолжительное собеседование, беглый осмотр и койко-место в коридоре. И на том спасибо…. Есть еще чудо в этом бренном мире….
Однако горизонтальное положение не облегчило моего самочувствия. Безрассудными полубредовыми звуками я попытался остановить пролетающих мимо белых птичек-сестричек, хотя бы привлечь внимание. Но они, оказались слишком заняты, а может, боялись странных многозначительных жестов и неясных слов или внешнего вида. Я, наверное, выглядел, как пират после кораблекрушения или Робинзон Крузо – небритый, заросший, с хриплым голосом…. Разве что перегаром не разило, да рома я не просил.
Сознание медленно гасло, как одинокая восковая свеча в постылом храме. Пелена тумана неспешно закрывала грязные плинтуса и потертый кафель, а изможденные лица больных все больше напоминали ожившие иконы. Окружающие голоса будто отдалялись, сливаясь с общим шумом, глухим, неподвластным пониманию…. Оставался только странный внутренний безотчетный страх и Ее Величество боль…. Бесконечная как океан боль…. Она проникала в каждую мысль, пропитывала насквозь и медленно выжимала жизнь, каплю за каплей. Голова разрывалась от пульсирующего оглушительного потока крови, вены на висках казались толстенными корабельными канатами, на которых держится основа мироздания.
Я доверяю тебе свою душу….. Боже…. Разорви канаты мироздания. Пусть стихия унесет меня в глубокое синие море, в вечный покой.
Шум в ушах стал сильнее. Я уже не мог различить отдельные звуки. И свет в коридоре кто-то медленно забирал, будто неторопливо поворачивал ручку реостата. От серых стен повеяло холодом, темнотой и жутким ощущением неизбежности. К чему спешить куда-то, желать чего-то, спотыкаться, звать, искать, находить, терять и жалеть…. К чему все это, если завтра больше нет?
Только круги расходятся в черных лужах от капель слез…. Так хочется кричать…. Отчаяние, неправильность, обман и пустота…. Но немые лужи смотрят строго, моргают пустыми глазницами осиротевшей мечты. И в этом взгляде так много от тебя, Боже, что крик замирает, не успев родиться…. Может быть, еще не пробил его час?..
Что-то щелкает в глубине сознания, как мини электрошок. Из тумана прерванного исхода появляется симпатичное треугольное личико.
- Вам капельницу! - Я сосредоточил внимание, чтобы осознать эти слова, но прежде чем смог, руку перехватили жгутом, что-то мягко хлопнуло по венам, и в изгибе локтя пристроилась скромная игла капельницы, от которой куда-то вдаль тянулся блеклый шнур, полупрозрачный, полуреальный…. Новый канат мироздания….
- Мне?.. – Переспросил я, но рядом уже никого не было, кроме безмолвного штатива с двумя здоровыми флаконами.
Я облегченно вздохнул. Надо же, мною занялись. Самостоятельно!.. Даже толком не осмотрели, а уже знают, что нужно…. Наверное, ознакомились с больничной картой. Удивительно понимающие врачи и чуткие медсестры - не пришлось даже объяснять…. Я лишь подал голос…. Потрясающий медперсонал.
Странно….
В голове что-то не укладывалось. Как это могло случиться?.. Такого не бывает: люди, в большинстве своем, не умеют чувствовать потребности других людей, не выслушав их. Да и выслушав, зачастую не понимают или не желают понять.
Я приподнял голову, с трудом сфокусировав взгляд, прочел на одном флаконе надпись: физраствор.
- Девушка…. А зачем мне физраствор?.. – Услышал я собственный голос, хриплый и какой-то сдавленный, он звучал будто из-за толстой ватной стены.
Молодая медсестричка, пробегавшая мимо, дежурно улыбнулась и строго сказала:
- Врач назначил.
Я задумался. В голове все перемешалось: вопросы, ответы, бессмысленные фразы в промежутках глухой пустоты, вспышки света в безмятежной темноте…. Слова…. Слова….
- Какой врач?.. – Вновь раздался мой голос. Я никак не мог привыкнуть к нему – такой далекий….
- Ваш лечащий врач…. – В ее интонациях звучала незыблемая уверенность.
А я, наивный, уже было поверил в человеческую чуткость….
- У меня пока нет лечащего врача.…
- Как нет?
- Меня никто не осматривал…. Я только поступил….
- Как не осматривали? - Она была явно сбита с толку.
- Вы собираетесь влить в меня оба флакона?
- Да…. Ну…. Как ваша фамилия?
Я назвал себя. Она задумалась, молча прошла на пост и долго изучала журнал назначений. Тем временем один флакон физраствора успел влиться в меня. Я не мог сильно сопротивляться, не мог даже дотянуться и вытащить иглу, правая рука сильно дрожала…. Только молча наблюдал, как заканчивается жидкость….
- Вам…. Один флакон…. – Услышал я над собой уже знакомый голос. Но теперь в нем звучал неподдельный страх.
- Один? – переспросил я.
- Э-э-э…. Да, один.
- Это было не мне….
- Ну-у…. Простите….
- А если бы это был не физраствор, а что-то серьезнее?
Медсестра мотнула головой, и ее «конский хвостик» описал незатейливую горизонтальную восьмерку – символ бесконечности. Я был с ним полностью согласен….
«Моя капельница» с одним флаконом быстро перекочевала к другому коридорному пациенту, который, как я понял позже, поступил с алкогольным отравлением, и ему было абсолютно все равно, что и сколько в него вливают. Не знаю даже, меняли они иглу или нет….
Когда юная медсестра дефилировала назад, я поймал ее за полу тонкого халата и дружелюбно так предложил оказать мне помощь.
- Вам плохо? – Заботливо поинтересовалась она, высвобождая халат из моих вялых пальцев.
- Да нет, что вы…. Хочу водки и девок…. У меня давление мозги выворачивает, сделайте мне что-нибудь укол или таблетку. Хоть просто усыпите и в морг.
- Нет. В морг – потом. – Мудро рассудила она, но согласилась позвать врача, сославшись на то, что выдачей любых лекарств распоряжается только она. – Мы не можем самостоятельно делать уколы или давать таблетки….
Дежурная врач снизошла в наши тоскливые коридоры спустя примерно сорок минут. Сперва мне показалось, что она приехала на «скорой», так быстро добралась. Но едва увидев ее, изменил мнение. Невысокого роста, с уверенным сильным взглядом серо-голубых глаз, обесцвеченными волосами и решительно-плавной походкой. Она проплыла по коридору в коротком халатике, едва касаясь земли, аки ангел с белоснежными крыльями. Наверное, сам воздух замер в ожидании, когда остановилась и вопросительно взглянула на меня.
- Что случилось? – Заговорила доктор рационально-участливо. – Что здесь такое?
От такого вопроса я на пару секунд потерял дар речи: забыл, что же со мной случилось. Что должно было произойти, чтобы я имел право обратиться к подобному воплощению небесной чистоты?
Наконец, я нашел в себе силы приподнять голову и посмотреть в ее добрые, как у «снежной королевы» глаза.
- У меня ласты заворачиваются…. – Прохрипел я.
- О-о, нет-нет. Вы еще вполне здоровы….
- В самом деле? Ваши бы уста богу, знаете куда?
Она слегка покраснела. Я не стал интересоваться, какую часть бога подсказало ей воображение. Ясно одно – он в ее представлении мужчина в расцвете сил…. Что ж, не мои проблемы.
- Может, вы меня померяете?.. – Предложил я и тут же обескуражено добавил. - В смысле давление….
Доктор покраснела еще больше, но постаралась взять себя в руки.
Как можно говорить в таком тоне с ангелом – это же кощунство…
Молча, с долей пренебрежения, доктор натянула мне широкий манжет тонометра до самого плеча, подсунула под него чашечку стетоскопа, и взялась за «эспандер-фыкалку».
Спустя пару секунд смотрела на меня уже другими глазами.
- У вас давление двести сорок на сто семьдесят…. – Открыла мне Америку….
Липучка тонометра с противным вжиканием расстегнулся, маленькие белые ручки с ухоженными пальчиками торопливо стянули синюю резину.
- Я дам вам лекарство под язычок….
- Доктор…. Может лучше магнезию. Я знаю, она помогает….
- Нет. Лекарство под язычок….
Все ясно. Нужно терпеть. Ну, пусть хоть так. Пусть «под язычок». Лишь бы помогло. Звучит красиво…. Все лучше, чем физраствор….
Доктор так разволновалась от моих цифр, что забыла тонометр. Пришлось ей вернуться…. В этот вечер она возвращалась еще трижды, с периодичностью маятника. Последние раз, чтобы справиться о здоровье, ей пришлось меня разбудить…. Удивительная забота о пациенте. Убил бы за такое лечение, если бы жил в средневековье….
А таблетка, которую рассеянная сестричка торопливо принесла и осторожно положила на ладонь, оказалась совершенно бесполезной. Маленькая гаденькая желтая пилюля ускорила пробежки в туалет. И все. Давление не спадало до тех пор, пока я не собрался с силами, чтобы достать со дна сумки другие таблетки, которые привез из дома. После этого врач, наконец, успокоилась, и мы все благополучно уснули.
Утром я чувствовал безумную слабость и тихое отупение – так и подмывало написать над унитазом: «бросай курить, инфекция…» или «не льсти себе – подойди ближе…» или…. Впрочем, вид церкви из окна туалета навевал печальные мысли о бесконечном. И это настораживало….
После завтрака меня перевели в палату: унылую четырехместную, с облупившимся потолком и умирающими больными… Я устроился прямо под окном - серо-голубые вертикальные жалюзи оказались в полном моем распоряжении. Однако кровать, мягко говоря, едва не ввела меня в транс. Я слышал о существовании деревянных щитов, которые кладут на кроватные сетки, для исправления сколиозов, но, мне казалось, они должны быть ровные, а не выпуклые…. К тому же, в отделении нефрологии обычно лежат люди с больными почками. Причем здесь сколиозы? Минут пять я с нескрываемым интересом взирал на холмистую постель, затем, решительно скрутив матрасы, вынес шедевр столярного искусства и ортопедического гения в коридор, прикрыв им служебную дверь комнаты сестры-хозяйки.
Моими соседями по палате оказались мужики в возрасте. Одному лет шестьдесят, другому и вовсе за семьдесят: худой, сухой и какой-то желтый. Третья постель пустовала – ее хозяин уехал на несколько дней. Наверное, домой…. Мне сказали, сегодня должен вернуться – у него вечером диализ….
Так я впервые услышал это страшное слово из уст шестидесятилетнего мужчины, высокого, обрюзгшего, с большими мешками под глазами. Никаких чувств оно у меня не вызвало. Самый обычный звук - все равно, что сказать «стул» и присесть на него. Но это в первую секунду….
- Диализ? – Переспросил я, будто пробуя слово на вкус. Нет, было в нем что-то неприятное - «Ди-а-лиз» - совсем не похожее на «стул». Черствое, холодное, в то же время научно обоснованное…. Вкус его мне определенно не нравился. Какой-то металлический, с запахом формалина и ощущением чего-то неживого, внутри себя.
- Ты не знаешь что это такое? – Поинтересовался сосед, слегка приподняв лысеющую голову.
Его звали Олег.
Я пожал плечами.
- Да ты счастливый человек. У меня уже три диализа было. Теперь фистулу ставить будут.
- Три? И что это?
- Это…. П..ц почкам….
Больше он не хотел говорить, да и я не хотел слушать. Бледные водянистые глаза закрылись – похоже, решил отдохнуть. Второй старик еще не проснулся.
Что ж, наверное, и мне стоит отдохнуть, после суетливой ночи….

Как быстро бежит время…. Сердце отчитывает секунды. Проходят дни. Уже трудно узнать свое отражение в зеркале. Глаза стали пустыми, лицо потемнело, как камень для надгробной плиты. И желание чего-то необычного, прекрасного улетело вслед за детской мечтой. Осталась лишь необходимость жить…. Необходимость? Скорее случайность….
«Как быстро бежит время…. - сказал вчера вечером старичок, с трудом передвигая ноги по коридору, - будто и не жил вовсе…. Так чудно….». Хороший старик: курил сигареты «Армада», смеялся заразительно, только взгляд грустный.
Сегодня его уже не было. Наверное, выписался…
Я вздрогнул и открыл глаза. К нам в палату с утренне-обеденным обходом вошла лечащая врач – симпатичная немного сутулящаяся женщина, лет тридцати. Вежливо поздоровалась и торопливо заговорила с Олегом. Объясняла ему необходимость, как можно быстрее поставить фистулу, чтобы пройти очередной диализ. Он, разумеется, во всем соглашался, даже с доплатой за «ускорение»….
Ее звали Ирина Петровна, и со мной она почему-то заговорила более тихо.
- Я в курсе вашего состояния. Присутствовала, когда о вас договаривались по телефону. – «Удивительное дело, - подумал я, - тот, кто не должен был ничего знать обо мне – все помнил. А тот, кто должен….». - Думаю, мы поможем вам. Выясним причину такого высокого давления. Но сначала попробуем его сбросить. Это жизненно важно…. – Кто бы спорил….
Она еще много говорила, что «для нас» архи важно. А я рассматривал ее тонкие руки, которые время от времени нерешительно разводила в стороны, лицо со следами усталости и пудры, и почему-то представил, что она сейчас с большим удовольствием легла бы даже на антисколиозный щит и спала бы, как убитая, до вечера.
- …Мы проведем ряд анализов, чтобы исключить самые страшные заболевания….
Анализы, так анализы - меня это вполне устраивало.
- Завтра сдадите кровь из вены….
- Но я уже сегодня сдавал….
- Ничего. Это другой анализ….
- А может, донорский обряд?
- Что? – Ее глаза с интересом посмотрели на меня, будто только что заметили нового пациента. И я сразу же понял: у нее нет друга, с которым могла бы провести ночь и почувствовать себя усталой, но счастливой.
- Я к тому, что если так дело и дальше пойдет, скоро нечего будет сдавать. Надо бы «кагорчику» прибавить….
- «Кагоричку»?.. – Переспросила она с растерянной улыбкой.
- Ух, ты…. – Вмешался Олег. – Вот это больной! Не успел приехать, а ему уже «кагорчик». Тут целый месяц лежишь, и не мечтаешь….
Скрюченный старичок на кровати рядом с дверью и тот криво улыбнулся.
- Ну-у-у…. Кагорчик вы уж забудьте, если хотите выздороветь. - Отмахнулась доктор.
- Таки совсем?..
- Нормализуйте давление для начала.
В этот момент дверь палаты открылась шире, и к нам, едва передвигая ноги, вошел мужчина лет сорока с бледным, перекошенным от боли и усталости, лицом. Глубокие морщины залегли в уголках губ и глаз, тяжелое дыхание вырывалось из приоткрытого рта.
Это был тот самый человек, встреча с которым надолго осталась в моей памяти. И вовсе не потому, что у него оказалось тяжелое состояние: здесь лежали люди, которые вообще не могли передвигать ноги. Его внутренний мир резонировал с моим. Я понял это сразу: едва мы обменялись взглядом.
- А вот и Аста вернулся…. – Заговорила врач, торопливо сворачивая тонометр.
Мужчина кивнул, вымучено улыбнулся и, едва сбросив с себя куртку, обессилено упал в кровать поверх одеяла. Вопреки моему ожиданию, врач не стала его осматривать, не обратилась к нему - быстро вышла из палаты, словно боялась потревожить.
- Как добрался? – Спросил Олег.
- Нормально…. – Не оборачиваясь, отвечал Аста – медленно стянул с головы фуражку и небрежно кинул на тумбочку. Серые как пепел волосы торчали в разные стороны, как иглы ощетинившегося дикобраза.
Олег неспешно поднялся, вышел из палаты. Он любил погулять по коридору, прислушиваясь ко всякого рода сплетням. Вечерами рассказывал новости вместо телевизора. Это отвлекало внимание пациентов от собственных проблем….
Аста обернулся, опустил ноги, и сел на краю кровати, сжимая ладонями виски. Дрожащей рукой с деформированными суставами, достал из кармана брюк упаковку таблеток, вытрусил из пузырька одну или две, выпил без воды. Рассеянно взглянув на меня серыми, как будто тоже седыми глазами, протянул руку. Я пожал.
- Артур. – Сказал я.
- Астамур. – Ответил он.
Медленно стащил с себя свитер и снова с тяжелым стоном лег на кровать. Глаза его были открыты, но в них не осталось никаких чувств. Ничего, кроме обреченности загнанного зверя. Я чувствовал, передо мной сильный человек и от этого в груди что-то защемило. Разбитый сильный человек всегда выглядит жутко. Тяжело видеть его в безвыходной ситуации. Все равно, что узнать какой-то секрет, который не хотелось знать….
В палату вошел, невысокий перепачканный зеленкой армянин. Кажется, его звали Карен.
- О-о…. Вернулся. – Заговорил он резким взволнованным голосом. - О тебе уже спрашивали….
- С диализа?
- Не-ет. Из космоса…. Ну конечно, с диализа. Даром что ли они бегают?
Астамур вздохнул и опять поднялся.
- Я не пойду к ним сегодня.
- Почему?
- Устал.
- Уста-ал…. – Передразнил Карен. - Тебе надо…. Ти что, не понимаещь?
- Я знаю чего мне надо. Говорю - устал. – Голос у Асты был тихий спокойный и почти непонятный, язык во рту едва шевелился. Тем не менее, чувствовалось, что он не привык сдаваться трудностям, даже такой тяжелой болезни, как почечная недостаточность….
- Я три дня не спал, представляешь? – Снова заговорил он, все еще сжимая ладонями виски.
- Совсем не спал? – Переспросил Карен.
- Совсем.
- А почему?
- Не могу и все.
- Пло-охо.
- Да….
- Что-нибудь пил?
- Феназепам….
Я хорошо знал, что такое долго не спать. Трудно сосредоточиться на одной мысли, голова чугунная, руки не слушаются, в глазах рябит…. Но это у здорового человека - что же тогда у больного…. Да еще после «Фенозипама».
- Ну, ты давай поспи тогда…. - Сказал я.
- Не хочу….
Он покачал головой.
- У нас вода есть? Я бы чаю попил сейчас….
Аста вытащил из тумбочки чайник, я налил воды, и мы организовали небольшое чаепитие. Карен отказался составить нам компанию, посидел немного и ушел в свою палату. Пришел Олег, рухнул в кровать, отвернувшись к стене. А наш четвертый сосед не обращал на нас никакого внимания….
Мы пили чай и говорили, рассказывая о себе, отвлекая друг друга от неприятных мыслей анекдотами и шутками, порой пошлыми или циничными. Не хотелось вспоминать о здоровье. Он оказался прекрасным собеседником…. Когда-то окончил университет, занимался спортом, боксом, потом воевал в грузино-абхазской компании. И вот - заболел….
Уже почти стемнело - вечера в больнице всегда такие длинные…. Блеклое солнце устроилось спать где-то за крышами многоэтажек, так и не выглянув на прощанье из-за низких тяжелых облаков. Завтра утром или ночью обязательно пойдет снег. Холодный ноябрьский ветер задувал в щели окна.
В коридоре включили свет….
- Скажи мне, что такое диализ? – Мой вопрос прозвучал неожиданно даже для меня самого, точно выстрел. Я не хотел спрашивать, но ведь это касалось и меня…. – По-моему это какая-то процедура, когда почки больше не могут работать….
Он тряхнул головой, прищурился и посмотрел так серьезно, что у меня по спине пробежал неприятный холодок. Я чувствовал, что ему нехорошо, и он понимал, что я чувствую. Это почти как смотреть в зеркало и знать, что твое отражение тоже видит тебя.
- Да. Процедура…. Почки подохли. Совсем на хрен подохли. Не осталось ни единого шанса. Диализ – это искусственная почка. Поддержка жизни. Всю кровь фильтруют через аппарат - вымывают дерьмо, которое скапливается в организме, но вместе с ним и полезные ферменты. После диализа кровь становится стерильной. И жизнь кажется туалетной бумагой. Вот собственно и все.
Телевизор за стеной возбужденно передавал новости: где-то совершили очередной теракт, где-то прошел несанкционированный митинг в пользу сексуальных меньшинств, большая партия наркотиков благополучно миновала границу, а «справедливая Россия» несправедливо заворовалась в лице мэра Ставрополя, сбежавшего от возмущенных и как всегда нерасторопных стражей порядка. Все такое безликое и пустое, как прошлогодний снег.
- Сколько по времени занимает диализ?
- Около четырех часов…. Четыре часа лежишь и тупеешь.
- Ну…. Здесь, в больнице, вообще не много ума требуется от пациентов.
- Это верно. Хотя там, пока тебя чистят - не повернуться, не дернуться…. Зато поесть можно спокойно….
- То есть, как поесть? Во время процедуры?..
- Говорю тебе – четыре часа лежишь. А еда помогает, хоть что-то полезного в крови может остаться….
- Это разрешается?
- Неофициально…. Можешь попросить успокоительное – тоже неофициально. Тебя вмажут прямо через капельницу – будешь спать.
- После диализа легче?
- Конечно…. Хотя не всегда. Дистиллированная кровь такое дерьмо – ты не представляешь.
- Получается, диализом почку не лечат?
- Не-а.
- Значит, эта фигня….
- До конца дней. Как приговор. – Аста взъерошил волосы и усмехнулся …. - Да…. Если не сделать – можно дуба врезать. Собственно, без вариантов.
- Так почему же ты не пошел сегодня? Тебе ведь хреново….
Он молча отвернулся к окну.
Я вздохнул и достал сигарету, печально посмотрел на нее и положил на тумбочку. Не хотелось снова начинать курить. Но в голове что-то менялось, и сердце стучало слишком быстро.
- Ты давно здесь?
- Да. Почти три месяца.
- И как часто проходишь диализ?
- Сначала три раза в неделю. Сейчас два….
- Три раза?
Я почувствовал, как потянуло холодом от окна. Слишком много щелей. Сразу видно: отделение нефрологии для стойких больных. Здесь на такую мелочь, как ноябрьский мороз, не обращают внимания. Чаще бывает другой холод, от которого и в летнюю жару некуда спрятаться.
Сосед рядом с дверью протяжно застонал - мы повернули головы.
Глаза по-прежнему закрыты, руки под одеялом - с приоткрытого рта на подушку капает густая слюна. Я срочно позвал медсестру….
Врач в эту ночь дежурила другая - пришла довольно быстро. Пощупала пульс, померила давление, послушала грудь - при этом старик никак не реагировал, только губы неловко шевелились, будто хотел пить. Пробормотав что-то себе под нос, высокая полная женщина с круглым лицом вышла из нашей палаты. Вскоре соседа увезли на каталке в реанимацию. Больше я его не видел….
Утром на свободное место положили другого старика: высокого тучного с царским имением Павел. Тяжело дыша, он опустился на свое ложе - сетка печально заскрипела. Рядом суетилась средних лет женщина, поудобнее устраивая подушки, целых три, выкладывая посуду, полотенце. Она что-то говорила старику, вытирала пот со лба, подавала таблетки и тяжело вздыхала. Я, почему-то, решил, дочка. Оказалось ошибался – жена.
День прошел, разделенный надвое приходом лечащего врача. Я узнал, что у нового пациента целый букет болезней: почечная недостаточность, сердечная недостаточность, аденома, камни в почках, к тому же пережил два инфаркта, да еще простыл, добираясь до больницы. При этом его голубые глаза смотрели из-под нависших седых бровей с неподдельной детской наивностью. Это было чудо – видеть, как он улыбается. Все беды и несчастья мира отступали на второй план….
Но они возвращались с обязательностью маятника….
С утра на диализе не оказалось свободного места. В обед в больнице выключили воду - диализа не было. Фильтры, как ни странно, без воды не работали. А запасные баки никогда никто не заполнял: нельзя так просто жить – не по-русски….
К вечеру Аста слег.
- Я больше не могу, Артур. – Прошептал он побелевшими губами. - Я устал….
- Давай-ка в ночную смену.
- Нет.
- Давай…. Я тебя отвезу и заберу.
- Нет. Я пойду утром.
- Ты вчера говорил: «Пойду утром…».
- Ну, ты же видишь, как все обернулось….
По старым обоям ползли серые расплывчатые тени из коридора - медленно подкрадывались к его кровати и убегали, словно встревоженные моим голосом.
- Отвезу тебя на кресле…. – Повторил я.
- Нет. Мне надоело, что меня возят. Я когда попал в больницу – вообще не ходил. Меня туда-сюда таскали…. Теперь - не хочу!
Цвет лица его стал уже серым, как мокрый пепел сигарет - голос едва различался в вечерней тишине….

- Я пойду утром…. – Снова прошептал он. Взгляд остановился на мне блеклый отчужденный почти, как у сумасшедшего….
Олег молча поднялся и ушел в соседнюю палату смотреть телевизор. Жена нашего нового соседа тоже вышла, кажется, понимала, что мне лучше переговорить с Астамуром наедине.
Я чувствовал, как безразличие окутывает его серым саваном. Он уже не хотел ничего: не хотел никуда идти, ни о чем говорить. Он знал, что до утра не дотянет. Мы оба знали. Я словно был в нем, в его голове.
Глухая зловещая тишина сползала с больничных стен густым туманом. Все мысли и желания становились далекой притупленной болью, даже самые дорогие и единственные. Боль медленно затихала…. Оглушительная безысходность опускалась, как тонны снега.
Никуда не убежать….
- Аста, вставай! – Услышал я собственный голос.
- Зачем, Артур?
Мы оба понимали смысл этого «зачем». Можно было сказать «на диализ». Он ждал, что я так скажу. Ответ я слышал пять минут назад: «утром»…. Он уже решил для себя все…. Это было видно по его глазам.
Утром…. К утру все решится….
Нет, друг мой!.. Так не пойдет! Ты сильный, так сожми зубы и встань!
- Ты говорил, что у тебя трое детей, и что ты их очень любишь.
Его дыхание замерло.
- Ты сказал, что готов умереть, только, чтобы они жили. Попробуй ради них выжить.
Он широко открыл глаза.
- Ради них…. – Повторил я.
- Ради них…. – Эхом отозвался он. Острый кадык задвигался, будто пытался разорвать горло….
- Зачем я тебе, Артур?
Зачем?.. Я вздохнул, стараясь успокоиться, чтобы мой голос был ровным.
- У меня тоже есть дети. Вот зачем…. И я их безумно люблю!..
- Да…. Безумно…. – Он вымучено улыбнулся. Я увидел в его глазах искру жизни. – Безумно…. – Повторил он. Искра жизни обернулась бриллиантом слезинки. Аста закрыл глаза и отвернулся.
- Кто знает? Может, завтра ты мне скажешь то, что сейчас я тебе говорил….
- Кто знает…. – Снова повторил он.
- И что теперь ты думаешь?
- Еще рано. На третью смену нужно в семь….
- Но ты пойдешь? – Не отступал я.
Он повернулся ко мне.
- Пойду. – Вытер глаза рукавом, усмехнулся…. - Откуда ты узнал, что я так люблю своих детей?..
- Из твоих слов. Мы ведь вчера поговорили….
- Но я ничего не рассказывал.
- По интонации, Аста. Когда ты случайно вспоминал о них – у тебя голос дрожал. Да и потом - мы немало поговорили….
- Мало. – Он пригладил рукой седеющие волосы. - Этого всегда мало. Общения…. Живем-живем…. А потом вдруг остаемся в одиночестве, и уже не с кем поговорить…. Хуже, чем смерть….
Я вздохнул и кивнул. Принять себя всегда невероятно трудно. И потому одиночество порой - равносильно смерти. Хуже, чем смерть: когда все, кого считал друзьями, о тебе забывают….
- Ты еще не знаешь, как я заболел…. – Не поднимая головы, сказал Аста.
- Ну, так расскажи….
Он нервно кивнул.
- Расскажу…. Закипяти воду. Давай чайку попьем.
Он с трудом приподнялся и сел, уронив ноги с кровати. Взгляд рассеян, словно блуждал в подкроватных сумерках, стараясь не задевать меня и не касаться нетронутых тем…. Но все же отчаяние отступило.
Я налил воды, поставил чайник на подставку.
- Яблоки будешь? – Спросил он.
- Нет. Не люблю яблоки.
- А я обожаю. Моя слабость. У меня дома целый яблочный сад…. Отец умер в прошлом году осенью, а через два месяца теща. Почки у меня к тому времени слегка побаливали, но держались. Мы залезли в долги. Сам понимаешь, в Абхазии похороны – собираются не меньше тысячи человек. Потом поминки, столики на кладбище, ограды, памятники…. Только весной этого года мы с женой смогли вздохнуть спокойно. Остатки денег решили потратить на мое лечение. Поехали в Москву. По дороге жена как-то странно себя вела. Часто без причины смеялась. Я думал - устала. Такое пережить нелегко…. Ужинаем в поезде, а у нее мед изо рта течет по подбородку на грудь, на руки. Даже неудобно как-то – люди рядом сидят. Она смеется, шутит. Люди недоуменно переглядываются. Я ей показываю, а она не понимает, говорит, что ничего не чувствует. Этой ночью у нее случился приступ, и в Москву мы привезли не меня, а ее. С вокзала сразу в больницу, в нейрохирургию. За один день ей провели полное обследование. Двенадцать врачей решали судьбу.
Он отпил глоток горячего чая, так, будто это была холодная вода, и замолчал, поставив широкую кружку с черной надписью «Босс», на край тумбочки.
- Ее не спасли. Опухоль мозга. Три дня лежала в реанимации под искусственным сердцем, мертвая. Я надеялся на чудо: что она придет в себя, или кто-нибудь спасет ее. Никто не сумел - я привез домой цинковый гроб.
Аста отвернулся, глядя сквозь открытые жалюзи. Желваки на его скулах напряглись, и кадык снова задвигался, будто жил самостоятельной жизнью.
- Знаешь, сколько я потратил на свою…. На нашу поездку? И на похороны потом…. И на то, чтобы помочь детям…. Я дом продал. Большой тещин дом. Прикинь, трехэтажный дом в Гудаутах. И знаешь за сколько? Смешно сказать. За шестьсот тысяч. Таких цен на такие дома не бывает. Два-три лимона…. А я…. А что поделаешь? У меня не было выбора. Нужны были деньги в тот же день, как моя жена оказалась в больнице. Одна реанимация в Москве стоила мне почти двести штук. Я раздал долги и остался ни с чем. И заболел…. А!.. К черту все, Артур. К черту….. Если бы не дети…. Сука-судьба!!! Блин!!! Если бы жена была жива, мне легче было бы умирать. Я ведь все понимаю: спасения нет…..
Он тяжело вздохнул и поднял бесконечно усталый взгляд.
- Не знаю, сколько бы я протянул, если бы друг не дал мне триста штук и не сказал: «Езжай, подлечись, не могу видеть тебя таким. О деньгах не думай. Просто выживи». И вот я здесь…. И уже почти на мели. Все ушло на диализ. Родственники там что-то ищут, какие-то выходы на президента. Не уверен, что получится….
- Постой…. Так этот диализ платный?..
Аста посмотрел на меня, будто я упал с Луны и печально улыбнулся моей наивности.
- Пять тысяч один диализ. Вот и посчитай. Я здесь уже почти три месяца. К тому же плачу за место, за анализы, за еду…. Да еще фистула десять тысяч…. Фистула знаешь что такое? Это сшитые артерия и вена, чтобы вены сделать сильнее…. Она гудииит…. Как гитарная струна. Вот посмотри. Дотронься….
На правой руке возле большого пальца, там, где обычно прослушивают пульс, у Асты виднелся большой узел с кривым уродливым шрамом. Я осторожно прикоснулся и, тут же, отдернул руку. Что-то под пальцами неприятно жужжало и дергалось, будто под кожу залез жук.
Аста усмехнулся:
- Противная штука? Я и сам первый раз дотронулся - испугался.
- Да-нет не страшно. Как-то неожиданно и….
- Противно….
- Да.
- А спать знаешь просто караул. Рукой к подушке не прикоснешься: все гудит. Как будто рок под кроватью играет. Но…. Это ерунда. Я бы даже внимания не обращал, Артур. Бог мой, как бы я хотел увидеть своих детей, маленькую дочку, Мадину. Вот что для меня беда. Они остались с моей матерью. Как они?.. Кто им поможет? Эх…. Если бы жена была с ними…. Если бы….
Он опять взъерошил волосы и тихо застонал, чтобы не разбудить соседа.
- Поэтому, наверное, и не могу уснуть. Я завис здесь, Артур. До конца дней. И конец недалеко. Жить, пока есть деньги…. Когда они кончатся – никто не сделает диализ, и я тихо умру. Уже ничто не поможет.
Я тряхнул головой. Эти жуткие слова отозвались где-то внутри меня безумной какофонией. Врачи-вампиры…. Сосать деньги из умирающих…. Такие вот зловещие образы. Такая проза жизни. Врач сказал в морг – значит в морг….
Страшно подумать…..
Страшно жить….
Но….
- Должен быть вариант бесплатного диализа.
Аста усмехнулся.
- Он есть. Десять платных диализов, и тебя ставят на очередь, а затем возят в специальные центры. Но у меня нет прописки. Понимаешь? Сейчас родственники думают и над этим. Не знаю, получится у них или нет…. От меня ничего не зависит. Я как в тюрьме. В тюрьме самого себя.
Аста глубоко вздохнул и заметно успокоился: взял расческу, зеркало, привел себя в порядок. Иссохшие руки с желтоватой восковой кожей и толстыми синими венами мелко дрожали, а побелевшие губы беззвучно повторяли какие-то слова как молитву.
…Он ушел на диализ, а я сунул в рот сигарету и спустился на лестничную площадку. Судорожно поискав зажигалку, вытащил из кармана носовой платок с пятном крови – вчера, когда было высокое давление, у меня из носа шла кровь…. Странно: пятно на платке показалось мне бордовой розой, будто раздавленной между страниц толстой книги.
Чиркнул кремний зажигалки - вспыхнул алый огонек. В сумерках лестничной площадки потянуло холодом одиночества.
Я глубоко затянулся и снова взглянул на «розу». Словно вышита….
Мне нравится на белом красный цвет
Так нежно тают взгляды сигарет
И дым уносится, как пыль вчерашних дней
И пепел падает на лунный свет.

В эту ночь поспать мне так и не удалось. Через час в палату, где лежал Карен, прибыл потрясающий больной: высокий, объемный, килограмм сто шестьдесят, без ноги, с почечной недостаточностью и высоким давлением. Это прямая дорога на диализ. Но изюминка его пребывания в клинике заключалась в том, что после двух инсультов у него начались сдвиги в работе мозга, и ухудшилось зрение….
Вместе с ним приехала жена - интересная женщина. Как только ей позволили лечь на свободную кровать, мгновенно захрапела, в отличие от своего мужа. Он кряхтел, пыхтел, тужился и вдруг, набрав полную грудь воздуха, заорал: «Люда!!!».
Больные перепугались, но окончательно проснулись, когда Люда, не растерявшись, ответила на его зов, обращаясь ко всем в палате:
- Ребята. Ну, помогите ему. Я так устала….
В палате послышались нестройные голоса – не все могли адекватно реагировать или не умели быстро просыпаться. Однако Карен, похоже, еще не уснул.
- Ага!!! Щас!!! – Пронзительно закричал он. И его сразу же поддержали другие.
Но Люда уже поняла: спать ей не придется, наверное, как всегда. Подсела к мужу, принялась успокаивать, поглаживая по руке.
Она еще что-то нашептывала ему на ухо, сладко позевывая, когда он, наклонив голову и широко открыв большие карие глаза, громко закричал:
- Ты кто такая?!!! Убирайся от меня, с…а. Я тебя не знаю. Чтобы духу твоего не было.
В коридоре собрались люди. Даже медсестра не решились разгонять их.
- Сними с меня это!!! – Снова закричал ее муж, вцепившись в собственные волосы. – Сними, и позови Люду.
Я не представлял, как ему делать диализ. Разве что под наркозом…. Там ведь нужно четыре часа лежать почти без движения.
- Мочиться хочу….– Прохрипел он и попытался подняться. Люда поддержала его. - Ссать дай!!! - Медсестра торопливо принесла стеклянный писсуар и резво отскочила назад.
Гигант стоял на одной ноге, придерживаясь за плечо жены, которая пристраивала сосуд в нужное место. Внезапно глаза его раскрылись еще шире и как-то дико, по-звериному, блеснули. Огромный кулак массивно врезался в спину несчастной Люды. Женщина «охнула» и опустилась на колени. А сам больной, потеряв опору, тут же свалился на кровать.
- Я тебя не звал. Откуда ты взялась? – Заорал он. – Убирайся…. Что тебе надо?..
Стеклянный писсуар с размаху влетел в его физиономию. Удар оказался громкий - моча полилась на стену, на пол, на кровать…. Два старичка с криками вылетели из палаты, вытягивая за собой запах урины, побежали по коридору, по-птичьи размахивая руками.
- Сделайте ему укол…. И ей тоже…. И побыстрее…. - Взмолился Карен. – Они нас всех поубивают….
- И друг друга…. – добавила медсестра.
- И хрен с ними, мне себя жалко – я столько денег на диализ потратил…. Они не в этом отделении должны лежать. Нет, не в этом…. - Он тоже выскочил из палаты, и устало присел на кушетку в коридоре.
- Я позову врача…. – Прошептала другая медсестра.
- И побыстрее!..
Какая-то женщина со слезами быстро зашла в свою палату. Ветеран войны, цинично сплюнув под ноги, выругался и включил у себя погромче телевизор.
Между тем в палате началась настоящая потасовка, бои без правил полным ходом. Молодые ребята, больные, цинично смеялись в голос, поудобнее устроившись на подоконнике, зато старики испуганно теснились к выходу….
И было в этом что-то фатальное, запредельное, точно игра со смертью. Страшно…. И смешно…. И от этого еще ужаснее…. Дикое, звериное безумие шевелилось внутри, ослепляя и выворачивая….
К утру гладиаторов перевели в другое отделение. Я так и не узнал, кто победил. Пришел медбрат, похоже, из профессиональной лиги, вколол допинг - финал отложили….
Жуткое ощущение осталось после этой ночи. Пустота, онемение, словно от холода, точно замер в груди не родившийся крик….
Утром пошел снег. Крупные белые хлопья падали на землю, как пух ангелов: укрывали серые грязные улицы, прятали человеческие слабости - грехи. И тишина опускалась белым одеялом, непроницаемым, будто смерть…. Чистая, святая, свободная….
«Сколько ангелов танцуют на острие иглы?» - спрашивал кто-то в детской сказке. Но ответа я не узнал. Впрочем, он не так уж важен в нашей жизни. Разве что если игла для диализа….

Я проснулся ближе к полудню. Проспал пшенку «без никто». Обидно до смеха. Аста вернулся - чувствовал себя великолепно.
- Представляешь…. – С восторгом говорил он. – Сестра дозвонилась до меня. Мои пробились в администрацию президента. Он обещал помочь. Не знаю чем, но обещал. Понимаешь, у нас, в Абхазии, диализа нет. Но может хоть деньгами поможет. Или как-то ускорит выдачу мне российского паспорта. Потом пропишусь у родственников, они живут неподалеку, в селе…. Получу полис….
У него в глазах появилась надежда. Это и хорошо и плохо. Надежда прячет реальность, но дает желание жить. Пусть так. Пусть….
Это нормально: не хорошо и не плохо…. Это - жизнь.
- Самое главное - брат обещал приехать. – Аста был на седьмом небе. – Прикинь…. Он…. Он дочу мою привезет!!! Мадину!!! Как же давно я ее не видел. Три месяца прошло…. Бог мой…. Даже больше…. – Голос дрожал. - И не думал, о таком подарке…. Даже не думал. О-о-о….
- А ты и не думай…. - Я был искренне счастлив за него. Разве можно было представить что-то большее, чем этот прекрасный вздох жизни среди безумия одинаково страшных дней.
Он уехал к родственникам на трое суток. В воскресенье назад - диализ.
А снег за окном все падал и падал, превращая мир в волшебную страну. Я как будто погружался в давно минувшее детство. Скоро новый год. Сказочная елка будет стоять в каждом доме, где есть дети. Разбитая игрушка, упавшая хлопушка, сгоревшая гирлянда, кухонная суета, смех и ссоры…. Праздник.
Дед Мороз уже готовит подарки. Дети пишут письма….
«Что хотите, маленькие? Конфет? Игрушек?..»
«Счастья, дедушка, нам принеси. Чтобы были папы и мамы….»
В душе защемило тихое чувство тоски. Все это было…. Все это есть…. Но как же быстро пролетает время.
Медленно, медленно, медленно падет снег.
На следующий день из церкви пришли в больницу сестры милосердия. Они неторопливо двигались по коридору тяжелой НКВД-эшной поступью с бутылями святой воды и подносом просвирок. Лица их не выражали никаких чувств. Нет, чувства были…. Натянутые маски сопереживания. Тяжелые маски. И носить их было тяжело, от того и шаги мерные, глухие. Сестра горя.
Они вошли в палату, тихо постучав, но не остановившись ни на секунду.
- Мы из храма Пантелимона-целителя. Принесли вам божье благословление.
Грузный старичок Павел судорожно попытался опустить ноги. Не смог. Его жена в это время была в аптеке. Она всегда опускала ему ноги….
- Лежите-лежите…. – остановили его сестры. – Вы крещеный?
- Я-а-а-а….
Ну конечно он был крещенный. Но он задыхался и не мог сказать.
- Если вы не крещеный, то мы не можем дать вам водичку и просвирку. И молитву у нас заказать вы не сможете. Но бог прощает всех…. И вас простит и поможет вам….
Простые слова. Но мне почему-то хотелось закричать: «Он же един, ваш бог. Почему вы торгуете его прощением? Неужели действительно считаете, что перед смертью человек думает, к какому имени бога лучше обратиться, высчитывает, где выгоднее, где красивее будет ваш скудоумный рай? Опомнитесь! Человек, умирая, не думает вообще. Мозг превращается в кусок гнилого мяса, душа уходит в предвечный свет, а дальше каждому свое. Как сказано в великой книге: по вере дано вам будет. Почему вы не можете назвать имя любого умирающего в своих молитвах, не можете дать глоток воды и крошку хлеба? Неужели это так много, добрые самаритяне? Или сначала нужно заплатить дань в виде крещения? К чему лицемерить?».
- А вы крещеный? – Спросили меня сестра милосердия.
Я печально улыбнулся.
- Теперь уже нет.
Они непонимающе переглянулись.
- Мы не можем…. – Начала одна, поправив белую косынку с крестом, но я остановил ее. Не хотелось выслушивать еще раз христианское унижение бога.
- И не надо.
Они молча вышли. А я снова взял сигарету. Выкурить ее – значит приблизиться к смерти, значит и к богу. Получается, сигарета – тоже молитва….
А вот Аста не был крещен. Но бога чувствовал намного тоньше представителей храма Пантилемона-целителя…. Я знал это. Ведь он воевал, спасал столько жизней крещеных людей…. Неужели не достоин того, чтобы другие человеческие уста произнесли его имя в молитве, хотя бы за месяц до смерти?
Господь, разве ты не видишь, как заплутали дети твои в дебрях собственных обманов, как погрязли в желаниях и страстях, превратили храмы в средства наживы? Недаром говорят: когда умирает учитель – учение превращается в пыль и ложится на дорогу; тогда ноги слушают больше, чем уши, а сердце видит лучше, чем глаза. Но не каждый может доверить себя сердцу, ибо там ждет Бог - а это страшно.
Я выкинул в унитаз сигарету и нажал на спуск. Шум воды заглушил звон колоколов. Праздник окончен – креста больше нет.

Через два дня моего соседа Павла тоже отвезли в реанимацию: отек легких. Он стал сильно задыхаться - только что говорил со мной, потом с детьми по телефону, положил трубку и захрипел.
Его жена тихо плакала, сидя на краю кровати.
- Он ведь совсем не стар. Ему только пятьдесят семь. Два инфаркта…. Поэтому и выглядит так. У него внуку всего пять месяцев…. Как же это…. Под новый год….
Она отвернулась, закрыв руками лицо.
- Ну, может еще все обойдется…. – Успокаивал Олег.
В этот раз обошлось. Его привезли в палату через день, прямо перед моей выпиской, худого и бледного. Выкачали почти восемь литров жидкости.
- Теперь готовьтесь на платный диализ…. – Сказал врач и оценивающе покачал головой.

Я уходил из больницы с диагнозом «почечная недостаточность» и с тяжелым чувством в душе. Это означало, рано или поздно возвращаться сюда. А в голове звучали слова Астамура:
- Ты не слышал, как переводится мое имя?
- Откуда? Я же не знаю абхазский.
- Медленная смерть. – Я отшатнулся. – Вот так вот. Сам обалдел, когда узнал. Значит, это все моя судьба….
Да. Судьба….
Мимо меня продефилировал вихляющей походкой заведующий отделения, напевая песенку и поигрывая стетоскопом. Он шел за новыми пациентами для диализа….
Судьба….
Аста с тоской смотрел в окно больницы. Снег растаял - сказка умерла. В глазах пролетали воспоминания недавней встречи. Он жил ими и будет жить…. Пока не упадет солнце за край мира.
По грязному стеклу бежали наперегонки капли воды…. Холодный ветер дул в широкие, с палец толщиной, щели. Но Аста не чувствовал холода. Ему было тепло и больно….
А сестра-хозяйка, которая уже неделю назад обещала позвать слесаря, громко кричала на какую-то больную, упавшую в коридоре и разлившую чай.
Судьба….
Олег выписался за два дня до меня. Стал на очередь на диализ, чувствовал себя счастливым человеком. Старичку Павлу родственники помогли деньгами…. На два диализа…. Что ему делать дальше – никто не мог посоветовать. Лечащий доктор опускала глаза, разводила руками. А зав отделением советовал найти денег. Продать дом….
Судьба….
Приходит с утренней зарей печаль,
Уходим мы в закат – немного жаль,
Что время постучало снежной тишиной,
И звездный свет позвал домой.
Черные лужи у порога больницы смотрели на меня, точно пустые глазницы осиротевшей мечты.
Провожали.
Твоими глазами…. Боже….
Ибо ты не образ, но мир. Весь мир. Мой мир.
И я….
И небо….
И луна….
Как могу я не любить его?