Ирбис

Там тоже были горы. Был ветер, был снег, облака, ночные звёзды, холодная вода горных ручьёв, но не было войны.
Ни тогда, ни сейчас не могу объяснить почему согласился поехать на охоту спустя всего лишь полгода после возвращения с войны. Сам себя я постоянно спрашивал: «Неужели не настрелялся?» И не мог найти ответа. Напряжение войны не отступало, а меня снова тянуло в горы к оружию.
Когда приехали в долину, волнение только усилились. Хотя на Алтае все было не так, как Чечне. Дома с плоскими крышами никак не напоминали чеченские аулы. Алтайцы совсем не похожи на кавказцев ни внешне, ни внутренне. Но выходя ночью покурить, я следил за тенями дворов напряженно ожидая вспышки выстрела.
В долине мы были не долго, не полных два дня, жили в невероятной гостинице на улице Пограничников. Деревянные полы, удобства на улице, умывальник, как корыто с сосками рукомойников и синие стены. Это напоминало, что угодно - казарму в Мулино, или бараки в Лен. ВО, в которых пришлось жить молодым летёхой, но никак не гостиницу.
Как известно «дьявол кроется в деталях». Я пытался не сравнивать свою прошлую жизнь с этими мирными горами, но как оказалось, это не возможно. Именно детали меня постоянно настигали и били как шокером, возвращая в чеченские горы.
Первым и как водиться самым сильным впечатлением была «Сайга» (охотничий карабин). Надо сказать, что охотником я себя никогда не считал и ружья ни когда не имел, поэтому отправляясь на охоту Серега (местный охотник) одолжил мне свой карабин. Когда он протянул мне «Сайгу» я вздрогнул, рука невольно сжала цевье, а взгляд стал искал подствольник, смущал только маленький магазин, а в отстальном, как говорят «найди десять отличий» от автомата.
В горы мы забирались на УАЗе, в народе называемый буханкой, и опять не приятные детали жгли меня как раскаленное железо. Чеченская пыль скрипела на зубах, а взгляд искал в бесконечных развалах и скалах блеск оптики или ещё какого-нибудь подвоха. Но больше всего пугала сама дорога. Мысленно отмечал места, похожие на те, где мы находили заложенные фугасы и мины и весь сжимался внутри когда проезжали через них. Расслабится не помогала даже водка. Я никак не мог понять, что меня так сильно тревожит, ведь в Чечне испытывал страх и тревогу гораздо менее остро, чем сейчас. Может в ожидании скоротечного боя мне было проще, ведь когда начинают стрелять по тебе, появляется другие чувства, липкий и гадкий страх отползает, на его место приходит гудящая и напряженная сосредоточенность, многое делаешь на уровне подсознания, но голова, как правило, светлая и появляется даже некий азарт. Но тут ни о каком бое речь не идёт, а ты все равно во власти его ожидания, и от того что его нет начинаешь терять выдержку.
Сами детали охоты помню как то не очень, мы куда-то шли, егеря расставляли нас на номера, потом шел загон. И вот я увидел зверя, обычный коричневый козлик с рожками. Помню, первая мысль была: «И в это маленькое, глупенькое животное надо стрелять?». Тогда я не выстрелил ни разу. Зверушки прошли мимо как ослики, не спеша, друг за дружкой по одной только им ведомой дорожке.
После охоты все вели себя по разному, егеря смотрели на меня равнодушно, как на пустое и бесполезное место, мои друзья горячились и пытались доказать мне, что я не прав. Я смотрел на них немного удивленно, немного с сожалением, но в целом был рад, что не стрелял. Через час мы снова пошли в горы, я снова стоял, а точнее лежал на номере, рядом со мной на согретом солнцем камне лежало моё оружие, а я смотрел, как мечутся по ущелью тени охотников, загонщиков, дичи и мне казалось, что это так далеко от реального мира, а реальны лишь солнце, ветер скалы . Но все изменилось, вдруг грянул выстрел, я тут же вжался в камень, подхватил автомат, и напряженно замер, пытаясь понять, откуда стреляли. Сверху надо мной щелкнуло СВД. Я четко видел как нечто живое, что ещё секунду назад двигалось, вдруг сорвалось камнем со скалы и покатилось вниз. Не когда было рассуждать друг это или враг. Я следил за своим сектором, над скалой левее меня и ниже появился черный силуэт цели, я был готов к выстрелу и тут, как будто бы молния, расколола моё сознание. Человек, в которого готов был стрелять, не был вооружен, не прятался и не старался убежать! С трудом, медленно вернулся я в мирные горы Алтая. Заново понял и осознал, что на охоте, а выстрел был по зверю и зверь добыт. Ну а человек, в которого так усердно целился был егерем. Мне стало ужасно стыдно, что из-за своего страха чуть не совершил чудовищную ошибку. В пылающем мозгу от ненависти к самому себе, я поклялся больше не пытаться стрелять и целиться в этих горах ни в кого. После этой клятвы стало значительно легче.
Я занялся бытом охотников. Мы остановились на ночлег в небольшом доме пастуха. Хотя домом это назвать было сложно. У этого дома просто не было крыши, поэтому, когда мы ложились спать, ни что не мешало смотреть мне на звезды. Вот тут меня окончательно отпустило, я ощутил себя счастливым и свободным человеком. Жили мы в этом доме, три или четыре дня, все это время я готовил еду, мыл посуду, собирал сухую траву, следил за огнём, одним словом занимался хозяйством. Мои друзья казалось, были удовлетворены тем, какую роль я избрал для себя, они уходили утром, приходили вечером, и, не смотря на усталость, бурно и весело обсуждали события дня. Я слушал их смеялся с ними, но внутренне был один и был этим вполне доволен.
Однажды утром, когда мои друзья ещё спали, я заметил что в доме нет егеря, поначалу меня это не удивило, мало ли куда человек утром вышел? Но потом, что то или кто-то заставил меня самого подняться и выйти из стен нашего временного приюта. Егерь стоял метрах в ста от дома и напряженно всматривался через бинокль в белую шапку горы на противоположной стороне ущелья. Я подошел к нему, а он, молча протянув мне бинокль, и указав направление наблюдения, произнес одно только слово «Ирбис». Я поднял бинокль и довольно быстро разглядел как по склону, грациозно двигалась, крупная кошка. Казалось, ирбис летел над снегом, плавно врезаясь в снежную крошку, он как катер в море оставлял за собой искрящийся след сверкающих брызг. Картина была изумительной, но в то же время тревожной, видя дикого и опасного зверя, всегда испытываешь смешанные чувства, восторга и страха. Мы наблюдали за зверем до тех пор, пока он не скрылся за скалами. Затем егерь опустил бинокль и задумчиво произнес:
- Странно, что он здесь.
- Почему странно? – удивился я.
- Ирбис очень редкое животное и в этих местах его не видели уже года три, вот и странно, зачем он сюда пришёл. В любом случае надо быть осторожней, останешься один, карабин далеко не убирай. Если подойдет к дому, постарайся отпугнуть, стреляй вверх. В него - только если нападёт, и то не советую.
Не скажу, что после этих слов егеря мне стало страшно, но то, что стало менее уютно, это однозначно.
День прошёл как обычно, однако я выставил карабин у стены и даже дослал патрон в патронник, но к вечеру стал посмеиваться над самим собой и, завидев вдали возвращающихся охотников разрядил оружие. Мои друзья уже снимали с плеч рюкзаки, убирали ружья, когда я понял, что забыл принести воды для чая. Подхватив небольшое ведро, стал спускаться по извилистой тропинке к ручью. Вода в ручье была ледниковой, её было всегда приятно пить, ей как бы не напиваешься, и в то же время она не вообразимо вкусная. Особенно я любил сделать несколько глотков, опустив губы прямо в воду. Для этого ложился на камни и, отжавшись на руках, касался лицом шумного ручья. В этот раз поступил так же. Но, только сделал первый глоток, ощутил, что у ручья не один. В одно мгновение был на ногах. В сумраке вечера сначала разглядел только глаза. Желто-зелёные кошачьи глаза смотрели на меня почти в упор. Потом, я четко увидел контуры всего ирбиса - бело-серая густая шерсть с черными пятнами, острые уши и необычной длины толстый хвост. Страшно не было, я был сосредоточен, и доставая из ножен нож, действовал автоматически, в теле появился азарт, я снова был в бою. Мы стояли друг против друга на расстоянии не более пяти метров, смотрели в глаза пристально, но без ненависти. Мы были бойцами, знали, что один из нас сегодня умрет, но смерти не боялись, пусть смерть боится нас. Кошка прыгнула неожиданно резко, закрыв своей тенью небо. Нож блеснул в моей руке, и глухо звякнув о камень, был потерян. В следующее мгновение я лежал на земле, а мне в лицо ударил затхлый запах из пасти зверя. Странно, но в тот момент я не вспоминал свою жизнь, а вспоминал как отнимал её у других там в Чечне. Как в моём прицеле дрожали и падали черные фигурки, как стрелял из РПК в упор по группе боевиков, когда мы столкнулись с ними в горах нос к носу, как бросал гранату в выбитое окно дома, из которого по нам лупили из калаша, и после взрыва там кто-то рыдал, кашлял в предсмертных судорогах, как ударил ножом какого-то уже зрелого горца, и на его бушлат брызнула черная как деготь кровь. А его глаза были такими же как у этой дикой кошки желто –зелёными, потом когда жизнь покинула его, глаза стали серыми и пустыми. Там было ещё кто-то кажется мальчик или девочка. Тогда на подсознании я повел стволом в этот угол, но не стал стрелять. Почему? Не знаю может пожалел, может просто кровь надоела. Теперь я ждал своей смерти от зубов животного в мирных горах и не жалел об этом, ведь погибал в бою и может быть, этот бой был самым честным в моей жизни.
Но вдруг все изменилось, ирбис пропал. Я лежал на холодных камнях на спине и смотрел на звезды, был уверен, что умер, но ручей все так же журчал, я ощущал холод ветра, свежесть гор. Попытался встать, все было цело, руки ноги на месте. На фоне темной воды желтело ведро. Какое-то время пытался понять, что со мной, но так до конца и ни чего не понял, набрав воды, пошёл в наш лагерь, по дороге решил ни кому, ни чего не рассказывать.
Это легко сказать, куда труднее сделать, в голову лезла всякая мистическая чушь вплоть до того, что это души убитых мною врагов воплотились в ирбисе с горячим желание отомстить мне. Отбросив мистику и включив логику я доказал сам себе, что ни какого ирбиса не было вообще. Скорее всего, потерял сознание. Причины обозначить сложно: может до конца не акклиматизировался, может просто подвело здоровье, общая усталость, мало ли что. «Ирбиса не было» - твердо сказал я себе, ставя ведро у стены дома.
Вечер был таким, как обычно, рассказы о прошедшем дне, планы на завтра, я уже совсем успокоился и отбросил мысли об ирбисе пока Серега не попросил у меня нож. Механически нащупал кожаные ножны на поясе – ножа в них не было. Меня аж в пот бросило, на мгновение потерял дар речи. «Так что выходит ирбис был? Но тогда почему я жив? У животных нет жалости, у них есть чувство опасности, они не сбегают с поля боя. Если бы ирбис был, значит я был бы мертв, и не надо фантазий, нож обронил пока был без сознания и точка на этом» - так я подумал, пытаясь овладеть собой. Сереге же в ответ пробурчал, что-то не вразумительное – «обронил нож где-то, завтра найду».
Всю ночь не спал, а если проваливался в дрему, то меня будили желто-зеленые глаза ирбиса, потом глаза горца, потом кровь, и этот не понятного пола малыш. Я вскакивал в холодном поту метался из угла в угол. В итоге к утру у меня поднялась температура, тело сотрясала лихорадка. По рации вызвали машину. Как меня довезли до поселка, помню плохо. Я проболел примерно три недели. «Сильная простуда осложнение на фоне нервного истощения» - примерно таким был диагноз. Все время пока болел, мысль о произошедшем не покидала меня. И все же, чтобы не сойти с ума заставил поверить себя, что все, что со мной случилось это болезненный бред и потеря сознания была на фоне начинающегося заболевания.
Но вот то что произошло потом я до сих пор не могу ни как объяснить
Когда я был уже дома, по телевизору показывали сюжет из Грозного. Там был какой-то праздник танцевали дети, а потом у одного из подростков брали интервью. И тут во мне все перевернулось. В парне я узнал того маленького чеченца на глазах которого убил его родственника. Это было так ясно отражено в моём сознании, что нельзя было списать на болезнь или больное воображение. Парень говорил, что-то о счастье, о том что он горд быть чеченцем, жить в мире и уже в конце сказал фразу которая до сих пор заставляет меня поверить что там в горах меня настигло Чеченское эхо. Он сказал: «Мои мама, папа и дедушка погибли во время войны, а меня и моего брата взял к себе дядя, он дал мне нож, я буду защищать им свой род от бандитов» Парень быстро достал свое оружие продемонстрировав его оператору. Это был МОЙ нож, я сразу узнал его. Нож который выбил из моих рук ирбис держал парень, в которого я не выстрелил. Этот эпизод мне удалось, потом найти в интернете. Я изучал по его по кадрам сомнений не было, нож мой.
Какое то время я хотел разыскать этого парня, и даже узнал, что его зовут Изнаур. Но в один день прекратил все поиски. В тот день я открыл дверь своего дома и увидел на крыльце маленькое хрупкое тельце белого котёнка. Я поднял его на руки взглянул в его глаза. Желто- зелёные глаза дикой кошки, только в виде маленьких бусинок смотрели на меня без жалости и сомнения. Я понял все и конечно забрал малыша в дом.
С того дня прошло уже десять лет, но эта история вошла в мою жизнь настолько прочно, что я не сомневаюсь в том, что ирбис приходил за мной, что это был дух того горца, что не убил он меня только по тому что я пожалел Изнаура, а нож в руках молодого чеченца не что иное как предупреждение - его род защищён. Что касается меня то с появлением котенка по кличке Ирбис - тяжесть войны навсегда покинула меня и я не боюсь серых теней, горных дорог, и незваных гостей...