Молодо - зелено

Поймешь,
Увидев времени неумолимый ход,
Что бесконечность –
Пыль,
А человечность –
Быль.
А может, все наоборот?
«1»

«…В математике есть такое понятие – плоскость Мёбиуса. Возьмите полоску бумаги, придайте ей форму кольца, перевернув при этом один из концов полоски, и склейте ее. Вы получите одну поверхность, без наружной и внутренней стороны, - замкнутый круг.
Как объяснить этот парадокс? Природа любит задавать вопросы. Быть может, как-то, похоже, устроена наша Вселенная? Вылетев в одном направлении от Земли, на межгалактическом летальном аппарате, мы прилетим к ней с другой стороны? В этом есть резон - все возвращается на круги своя.
А как развиваются социальные отношения? «По спирали» - ответит любой школьник. Да, по спирали, но только эта спираль – не пружина, торчащая вертикально вверх, а сложнее переплетение ее витков, образующееся в результате непосильной службы. Видели когда-нибудь старую диванную пружину? Лучшего сравнения не найти.
А на каком витке, этой пружины находимся МЫ – наше общество, наш строй, наши отношения – в настоящее время? Не торопитесь с ответом. К сожалению, только оглянувшись назад, можно рассмотреть пройденный путь и отличить - старое от нового, молодое от дряблого.
Бывает, что это не всегда удается. Мы думаем, что нашли что-то новое, а, оказывается, хорошо забытое старое. Мы думаем, что молоды, а, оказывается, уже приготовились стать стариками…»
Социальная пружина с пронзительным визгом начала распрямляться, сбив на некоторое время с мысли философа – авангардиста конца двадцатого века.
Сквозь пелену пространства стал вырисовываться образ инопланетянки, кого-то смутно напоминающий. И вдруг резануло по барабанным перепонкам уже знакомым:
– Крутко, у Вас нет уважения, я знаю, ни ко мне, ни к классу, я знаю, но себя-то Вы уважаете, я знаю.
Олег мысленно возвращался к действительности. Над ним стояла «Я знаю» с проблематичным видом. Не понимая еще, почему разразилась гроза, запинаясь, он выжал:
- Вера Ивановна, Вы, я знаю…- дружный, исполинский хохот заглушил окончание его витиеватой фразы.
- Ну, знаешь, ну, знаешь, я знаю, что родители твои, твоя мама…Олег смотрел невидящим взглядом в раскаленную, шипящую сковородку и запоздало раскаивался. Витая в облаках, он не услышал звонка. Вернее, услышал, но приписал это явление к скрипу социальной пружины. И не успев спуститься с небес на землю, принял «Я знаю» за неопознанный объект. Поэтому сейчас, обретя хотя и зыбкую, но все-таки почву под ногами, в очередную паузу выдохнул:
- Извините, Вера Ивановна, я больше не буду, виноват, исправлюсь, - закончил школьно банально.
Разбушевавшийся океан почти утих. Последняя штормовая волна выплеснулась на берег.
- Садитесь, Крутко. Могила Вас исправит.
Прокатившись по гальке молчания, волна потеряла силу. Океан вернулся в свои берега.
Вера Ивановна постучала указкой по столу, и заручившись вниманием класса, начала рубить воздух чеканными фразами о тяжелой жизни в Африке полуголодных попугаев, об умных говорящих папуасах, способных на лету схватывать незнакомые слова, и о многом- многом другом.


«2»

Нашему классу везло, от вулканической деятельности «Я знаю» мы страдали изредка, только на уроках. Гораздо меньше везло параллельному классу, где Вера Ивановна была классной руководительницей. В этом классе, без всяких прикрас, происходила «война миров». Мира старого, отживающего свой век и мира собирающегося «творить, выдумывать, пробовать» по выражению «я знаю».
Даже присущие, наверное, каждому классу, девочки ябеды с примерным поведением и аккуратными косичками боролись на стороне класса, хотя в противоположный стан и просачивались секретные сведения о каждом шаге внешкольной жизни класса.

«3»

Шаги совершались разные. Большей частью, необдуманные, рискованные, нередко вызывающие…
Прогуливаясь веселой ватагой за чертой городка по замершему ключику в одно из морозных воскресений января, мы задирали друг друга, барахтаясь в снегу.
Девчонки, сговорившись и выждав момент, неожиданно напали на удальца, отбившегося от общей ватаги, и разделали его под орех. Но вовремя подоспела помощь. Поднялся такой визг и гвалт, что со стороны, наверное, мы казались буйно-помешанными. В попытках за шиворот юной особе пробралось слишком много снега, и брызнула обида слезой из кокетливых юрких глаз. Как будто боевой рожок протрубил отбой. Все мгновенно утихло. Начали утешать пострадавшую. После чего последовало временное перемирие.
Но долго оно продолжаться не могло. Поток энергии, клокотавший в каждом из нас, искал выход. «Пострадавшая» Лена Свирелина, подкравшись к своему «обидчику» Олегу Крутко, озорно стреляя глазами по сторонам, ловко заправила, за воротник его куртки, искрящуюся, небольшую (размером с кулак) льдинку.
Олег свел плечи, озарив свое лицо милым выражением, и стал выплясывать какой-то непонятный танец, который, наверное, наши предки исполняли, отправляясь на охоту. Наконец, издав звериный рык, он освободился, от несколько поблекшей льдинки.
- Ну, Ленка, держись! – прокричал Олег и кинулся в контратаку.
Он настиг своего «врага», поднял на руки, еще не придумав, что с ним делать, и… «враг» обмяк, перевоплощаясь в красивую, хрупкую, милую одноклассницу.
Ее красота завораживала своей необычностью. Длинные, черные, естественно вьющиеся густые волосы. Легкий загар, оттеняющий чуть продолговатое лицо, на котором, как будто искусным художником, с большой аккуратностью и прекрасным знанием дела, были нанесены кокетливые брови, носик – пипка и два океана, плещущих бездонной голубизной.
Бездонно чистые океаны были так доверчивы и просты, что любая особь мужского пола встретившись с ними, начинала тонуть. Симбиоз красоты и непосредственности встречается крайне редко. Если бы это сочетание имело бы плоть и способность передвигаться, то оно, без сомнения, попало бы в Красную Книгу.
Олег, несколько смущенный (по неосторожности он встретился взглядом с Леной), так и не придумав, что делать с «врагом», сдавшимся на милость победителя, отпустил свою красивую «жертву».
С ее плещущих океанов, прокладывали тропинки, два беспричинных, искрящихся на солнце, кораблика. Все как-то притихли, почувствовав себя, невольным свидетелем чистой, прекрасной, но чужой тайны.

«4»

Нарушил молчание Санька Пашков – неистощимый на выдумки непоседа. Он ни к селу, ни к городу ляпнул, обернувшись лицом к почти отвесно вздымавшейся, в некоторых местах со скальными выступами, берегу – сопке:
И в мире нет таких вершин, что взять нельзя. Ура-а-а! За мной! Заплетаясь в полах полушубка, он бросился к неприступной стенке.
- Санька! – кокетливо подстегнул его в спину звонкий голосок.
Но Санька уже штурмовал неприступный берег. Он добрался до первого скального выступа, также напористо хотел преодолеть и это препятствие, но из-под ног его вырвался со змеиным шипением камень, и Санька, как стреляный воробей, размахивая полами полушубка, через мгновение оказался на льду.
- Слабовато, Санек.
Олег, был рад что обстановка разрядилась.
- Учись, пока есть возможность.
Он сделал решительный шаг к сопке и покосился на Лену. В ее глазах плескалось восхищение.
- Держи-ка.
- Размеренным движением он снял куртку и бросил ее на руки Саньке.
- Оле-ег, - неуверенно пролепетала одна из одноклассниц.
Но слова, уже, потеряли и силу, и цену.
Несколько минут молодого энтузиазма, - и первый скальный выступ был попран ногами. Но изрезанная морщинами скала не думала покоряться, она как будто ждала, когда всерьез прикоснутся к ее ветхости. Не успел Олег сделать следующее движение, как скала вырвала из-под его ног камень, который с шуршанием старческим смехом покатился вниз. Олег, сделав невероятное движение всем корпусом, с трудом удерживался на выступе.
Ветхая Старость, забравшись на недосягаемую, как ей казалось, высоту ревностно охраняла свой покой, расставив множество ловушек и западней для каждого, кто пытается посягнуть на ее владения, где она прозябала в спокойствии и окружающем великолепии. И если, Молодость противилась, ожиревшей, обрюзгшей Старости, то Старость обрушивала на нее всю свою годами накопленную мудрость, которая помогала ей оставаться на недосягаемой высоте до тех пор, пока она не истлеет и не исчезнет естественным образом. А избитая, запутавшаяся в силках Молодость постепенно превращалась в такую же мудрую Старость, в конце концов, уверовав, что так оно и должно быть.
Два рассчитанных, выверенных движения, и Олег снова на выступе, при этом скала на каждое его движение ответила негодующим каменным выпадом. Ухватившись за выступавший корень, непонятно каким чудом выросшей на камне ольхи, он ловко забрался на ее ствол. Теперь ему нужно было добраться до второго скального выступа.
Каким-то шестым чувством, выискивая мелкие впадины и углубления, за которые можно зацепиться, медленно, как будто в немом кино, он продолжал продвигаться вверх. Вздох облегчения нарушил могильную тишину. Олег и на этот раз вышел победителем.
Теперь ему предстояло преодолеть самый рискованный и опасный участок. На уровне его груди начиналась огромная, почти отвесная каменная плита, покрытая снегом.
Несколько неуловимых движений, - и плита приняла тело то ли безумца, то ли самоубийцы. Наверное, все-таки безумца, потому что он добрался до середины каменного надгробия, и казалось, еще небольшое усилие, - и дуэль будет выиграна. Но вдруг нога соскользнула с невидимого упора, и тело стало медленно сползать вниз. Теперь это был самоубийца. Плита находилась на такой высоте, что сорвавшись с нее, вряд ли можно было бы на что-нибудь рассчитывать. Поняли это и зрители.
В бездонных океанах Лены исчез восторг, уступив место ужасу и страху. Лицо ее исказила гримаса сострадания. Рот непроизвольно полуоткрылся, обнажив два ряда ровных, ослепительной белизны зубов. Со стороны этот полуоткрытый рот был похож на оскал. Неподвижно застывшие глаза придавали ему что-то хищное, ненасытное. Впрочем и все остальные зрители мало чем отличались от нее.
- Оле-е-ег, Оле-е-ег, держись!
- Ысь, - Ысь, - ысь. Эхо суетливо запрыгало с сопки на сопку, вернулось назад и настороженно затихло. Тело замерло. Казалось мольба, рассекшая морозный воздух, удержала Олега. Крутко продолжал рискованную затею.
Два раза он поднимался почти до конца плиты и медленно, разбросав руки черным крестом, похожим то ли на распятие, то ли на надгробный крест, сползал почти до самого края. В сущности, он не мог ничего сделать, назад спуститься было невозможно. Оставался только один путь вперед.
И вот, наконец, он ухватился за окончание плиты. Дуэль выиграна! Олег привстал на корточки и… В ту же секунду душераздирающий, истеричный крик вонзился в сопки.
В каждую клеточку мозга врезалась смертоносная картина. Медленно падало тело с каменной плиты. Вот оно коснулось скального выступа, выступ оттолкнул его в сторону и, бросив вдогонку несколько разъяренных камней, как бы перекинул его на расправу второму выступу. Тот принял тело, подождал, когда разъяренные камни достигнут цели, и освободился от дерзкого самозванца, бросив его на лед ручейка.
Олег в горячке вскочил, сделал в нашу строну несколько неуверенных шагов и остановился, впиваясь в каждого из нас обезумевшим взглядом. Мы оцепенели, молниеносность развязки налила свинцом каждую клеточку наших тел. Сознание не могло воспринять то, что стояло перед нами. Еще минуту назад розовое от мороза лицо Олега сейчас представляло кровавое месиво. Левая часть лица заметно ввалилась. Из рваной раны сочились крупные рубиновые капли крови. С правой стороны из приоткрытого рта змеилась тонкая, алая, чуть заметная струйка.
Вдруг Олег ужасно заулыбался (или нам так показалось), попытался поднять обвисшую правую руку с разодранным парящим от крови рукавом, не получилось. Поднял левую, показал на сопку и пуская кровавые пузыри, видимо, не понимая, что произошло, прохрипел:
- Как я ее, а?
Лена без кровинки в лице стала медленно оседать и обвисла на руках вцепившихся в нее. Она уже не видела, как Олег, сделав еще несколько шагов вперед, упал навзничь.
Две одноклассницы захлебывались истерическим смехом, размазывая по лицу непроизвольно льющиеся слезы. Некоторым стало плохо, начало выворачивать наизнанку желудки. Казалось, все сошли с ума.

«5»

Трудно сказать, когда мы пришли в себя. Помнится только, что подтаявший снег около Олега схватился розовой корочкой.
Неосознанное чувство вины вязало уста, заставляло избегать встречных взглядов, не давало вырваться наружу противоречивым чувствам, клокотавшим внутри каждого из нас. Соорудили, что-то наподобие носилок, понесли. Олег очнулся, попытался привстать, ему не дали. Бессмысленным взором, вглядываясь в небо, он начал бредить. Полушепот доносился чисто и ясно, как будто Олег отвечал на уроке:
- А как развиваются человеческие отношения? «По спирали», - ответите Вы. Да, но только эта спираль не пружина, торчащая вертикально вверх, а сложное переплетение ее витков… видели…молодое…время…старое…
Шепот Олега стал еле слышным, отрывистым. И вдруг, посмотрев на нас неожиданно осмысленным взором, он внятно спросил:
- Почему эта старуха меня убила?
После этого он сразу сник и замолчал. У края губ выступила кровавая пена. И только в глазах его бесконечно плескалась синь неба…