-- : --
Зарегистрировано — 123 563Зрителей: 66 628
Авторов: 56 935
On-line — 23 297Зрителей: 4606
Авторов: 18691
Загружено работ — 2 126 000
СОЦИАЛЬНАЯ СЕТЬ ДЛЯ ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ
«Неизвестный Гений»
Садисты. Повесть. Часть 1.
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
05 июля ’2012 
07:26
1.
Наша родная Коммунистическая Партия и Советское Правительство всегда заботились о простом народе. Запрещалось не всё, но очень многое.
Нельзя было строить частные дома выше одноэтажных, ведь основным принципом в то время было - не высовывайся, не показывай свой достаток, а то ОБХСС обратит на тебя внимание и запросто определит, где и что ты украл. И народ с энтузиазмом вгрызался в землю, вопреки здравому смыслу строя этажи не вверх, а вниз (подвалы и полуподвалы строить не возбранялось). В дачном строительстве пальму первенства завоевали дома мансардного типа. Это когда чердак-мансарда разрастается до невероятных размеров, по площади, зачастую, превышая первые этажи зданий. Но формально - чердак оставался чердаком, придраться было не к чему.
Запрещалось в огородных обществах сажать сады или в садовых огороды, точно не помню. А может быть - и то и другое вместе. Смысл этого запрета мне никто никогда не мог объяснить. Запрещено - и всё тут.
Запрещалось инженерно-техническим работникам совместительство: нельзя было иметь вторую и третью работу, чтобы, не дай Бог, обученный специалист не отвлёкся от основного рода деятельности.
Молодой специалист после ВУЗа прикреплялся к предприятию и, по сути, на три года становился крепостным. Даже директор не имел права его уволить. Помню случай, когда "молодая специалистка" бабоягодного бальзаковского возраста своим экстравагантным поведением ужасно доводила начальника, а тот не мог, не имел права её выгнать. И расстались они, как и было положено по закону, только через три года. Я случайно оказался в приёмной во время этого знаменательного события, и через приоткрытую дверь мы с секретаршей слышали, как специалистка уже не молодого, а переходного статуса обзывала начальника очкариком и угрожала расправой с ним путём обнародования всего того, что он делал и чего не делал никогда, но мог бы сделать в силу своей подлой сущности. А начальник вынужден был выслушивать и только безвольно повторял: "Покиньте кабинет! Покиньте кабинет!" Ведь он был повязан по рукам и ногам партийными, административными, профсоюзными и прочими путами и не имел права сказать скандалистке лишнего слова. Такие были времена.
А ещё заботилась советская наша власть о том, чтобы рабочий человек не перетрудился на своём садовом участке, и больше трёх соток никому не давала. Причём, и эти три сотки надо было заслужить. Доставались они только передовикам производства, отработавшим на предприятии немалый срок.
И вдруг, как гром среди ясного неба, пришла свобода. Скупка с целью перепродажи любого товара перестала считаться спекуляцией, а начала гордо именоваться предпринимательством. Товар, как обычно, лежал на складе, но периодически менял своего хозяина, всё больше и больше поднимаясь в цене и обогащая многочисленных перекупщиков.
Местная и центральная власти принялись наживать астрономические состояния, криминальные авторитеты вышли из тени и стали в открытую обирать народ, крышуя всё, что имело хоть какой-нибудь доход, вплоть до оборонных предприятий. Заводы стояли, дома в городах не ремонтировались годами, мусор вывозился от случая к случаю, а людям, оставшимся без работы, выдали по шесть соток земли, чтобы занять их руки, гОловы и дать им возможность прокормиться тяжёлым ручным трудом на этих самых сотках. Даже вездесущие в те времена бандиты не облагали их данью, понимая, что с голого взять нечего.
2.
Володя работал на одном из предприятий города. И когда работников перевели на трёхдневную рабочую неделю, жить стало не на что. Ведь даже уменьшившуюся в два раза зарплату задерживали на несколько месяцев. Вот тут руководство, следуя веяниям времени, и решило раздать работникам по шесть соток земли. Кормитесь, мол, сами.
В стране царил разгул демократии, и выбирали всех начальников, вплоть до первых руководителей. Дебаты на выборах директора Володиного предприятия продолжались несколько дней, кончались за полночь, и когда одна работница пришла домой в два часа ночи, то муж не хотел пускать её: "Иди на своё собрание, оно тебе дороже семьи, детей и родного мужа".
Выбрали тогда человека коммуникабельного, но не специалиста, и старому директору, оставшемуся работать здесь же, не раз приходилось вытаскивать предприятие из глубокой ямы, в которую периодически загонял его новый руководитель. Примерно через год он ушёл в местные органы власти, оставив после себя ворох нерешённых проблем. Долго потом говорили острословы, что не царское это дело - работать у нас директором.
Во вновь организованном садовом обществе тоже выбрали председателя. Собрали деньги, разметили бывшее колхозное поле, и наступили для садоводов суровые будни. Кажется, весь город высыпАл утром на платформу в ожидании электрички. Посадка была бурной, я бы даже сказал, отчаянной. С рюкзаками, тележками, лопатами и граблями люди, толкаясь и матерясь, пытались протиснуться в открывшиеся двери подошедшего поезда, будто от этого зависело всё их дальнейшее существование, сама жизнь. Ворвавшиеся в вагон первыми, открывали окна и буквально на руках протаскивали через них детей, знакомых и родственников, кто габаритами поменьше.
Электричка долго стояла у платформы. Машинист безуспешно пытался закрыть двери, трогаясь и резко тормозя, чтобы народ немного умялся. Наконец, самые слабые прекращали попытки втиснуться, двери торжественно закрывались, поезд трогался, и по вагонам пролетал вздох всеобщего облегчения. На следующей станции попытки штурма повторялись, но, увы и ах! Однажды какой-то дед из глубины тамбура обматерил напиравших с платформы подвыпивших парней. Молодой среагировал мгновенно:
- Ах, так это ты, пенсионер, так твою перетак, стал тут на дороге! А ну-ка, сейчас я тебе рожу намылю!
Дед струхнул, схватил свой мешок и, используя его, как таран, ринулся в вагон, подальше от греха, уминая толпу и наступая людям на ноги. Место освободилось, и парни втиснулись в тамбур. Народ от души смеялся их находчивости.
Частенько приходил дизель-поезд. В этом случае люди гроздьями висели между вагонами, как в старых фильмах про гражданскую войну. На крышу, правда, не забирались - боялись электричества.
Полчаса езды иногда растягивались на час и более. Поезда опаздывали или подолгу стояли на какой-нибудь промежуточной станции. Вот и в этот день Володе, как, впрочем, и всем пассажирам, опять не повезло: электричка второй час стояла без движения. Машинист лениво отвечал по внутренней связи, что причина остановки неизвестна, и что поедем, как только на светофоре загорится зелёный. Володя покорно стоял в тамбуре, зажатый между объёмистым мешком картошки и толстенной бабой с рюкзаком на полу. Стоял на одной ноге потому, что поставить вторую было некуда, и можно было лишь время от времени менять ноги местами. В этом случае обе ноги одновременно отрывались от пола, и тело оставалось в подвешенном состоянии, почти в невесомости. Володю это космическое состояние вполне устраивало потому, что можно было спать стоя - не упадёшь.
3.
Было видно, как за окном поезда простиралась огромная, метров четыреста длиной, огороженная высокой, с двухэтажный дом, мелкой сеткой ЗОНА. Место, как говорится, не столь отдалённое, но весьма примечательное и в некоторой степени даже легендарное. Другой мир, другое измерение, в котором живут люди, имеющие весьма смутное представление о так называемой свободной нашей жизни. Государство в государстве.
На крыше большого производственного корпуса внутри зоны живописно расположилась группа заключённых. Многие из них разделись по пояс и нежились, загорая под лучами ласкового майского солнышка. Они смотрели на этот мир, как звери из клетки, и Володе вдруг подумалось, что неизвестно ещё, по какую сторону колючей проволоки находится более свободный мир. Вот стоят они все в электричке с наглухо закрытыми дверями спрессованные, как сельди в бочке, а ЗЕКи загорают себе, смотрят на эту клетку, в которой люди добровольно принимают мучения, и начинают догадываться, что всё в этом мире условно и относительно.
Сетка, разделявшая два мира, была усеяна какими-то непонятными предметами. Сосед по тамбуру, заметив пристальный Володин взгляд, сказал негромко:
- Что смотришь? Это всё неудачные перебросы. Там сигареты, водка, наркотики. Бросали, да не добросили: то ли груз не тот, то ли верёвка у груза не такая. А может бросили неправильно, вот и осталось всё на сетке.
Из глубины вагона донёсся какой-то странный звук.
- Этот стон у них песней зовётся, - улыбнулся словоохотливый сосед.
И действительно, странный звук обрёл мелодию и слова, настолько тягучие и жалобные, что Володе стало не по себе. Песня оборвалась на самой высокой ноте, и певец уже совсем другим, довольным и даже немного весёлым голосом сообщил на весь вагон:
- Дальше нельзя, дальше матерное, а здесь женщины!
Последним словом, произнесённым с особой теплотой, даже нежностью, человек расположил к себе окружающих. Какой-то весёлый парень заинтересовался, заговорил с малость поддатым небольшого роста средних лет певцом:
- Ты чьих будешь?
- Видишь, на крыше мои братаны сидят? Оттуда я, - с улыбкой ответил Зек, - Вчера только освободился. Гуляю вот, смотрю.
- Ну и как тебе? Сел-то, небось, ещё до перестройки!
- Хороши в моём саду цветочки! - опять заголосил Зек, - Ничего хорошего. Бардак - он и в Африке бардак. На зоне лучше. Там порядок: утром поднимут, накормят, вечером уложат. Работать теперь не обязательно - благодать!
- Ну и оставался бы себе там, если нравится, - отозвался парень.
- Э, неет, - протянул Зек многозначительно, - На свободе тоже погулять охота. Вот пойду сейчас по садам-огородам, попрошу хозяина. Кто лучком, кто чесночком, кто редисочкой угостит.
- А если не угостит?
- Угостит, угостит. Ну, а нет – значит, сам возьму. Жалко вам, что-ли?
По вагону пролетел шумок:
- Как это сам? А ты копал? А ты сажал? А ты поливал?
Зек понял, что сболтнул лишнего, и благодушно заворковал:
- Ладно вам, человек второй день на свободе. Надо же мне погулять немного!
- Ты гуляй - устраивайся на работу, - отвечали ему возмущённые соседи.
- Эх, загу-загулял, загулял
Парнишка, да парень молодой, молодо-о-о-ой... - снова завопил Зек, - Не надо мне работы. Я воли хочу. А надоест воля - вернусь домой, в зону! Садисты вы все, а не садоводы. Вам свободу дали, а вы опять в ярмо норовите!
Народ зашумел, но посыпавшиеся, было, возражения прервал долгожданный гудок электрички. Поезд дёрнулся и повёз, набирая скорость, обрадованных сдистов - садоводов к их вожделенным соткам, к тёплому солнышку и ласковому майскому ветерку.
Небольшой городок на Средней Волге был заселён, в основном, бывшими крестьянами из окрестных деревень, и тяга к земле была почти у каждого на генетическом уровне. Весной и осенью ездили в родные деревни помогать родственникам сажать и убирать картошку, просто навестить и сделать что-то полезное по большому и трудоёмкому подсобному хозяйству. Приусадебные участки селян доходили, порой, размерами до гектара. Держали скотину, птицу, прочую живность. Кормили картошкой, сеном и всем, что успевало вырасти за короткое лето.
Неплохо перепадало и городским помощникам. Мясо зарезанного в начале зимы бычка было хорошим подспорьем. В городе в те времена можно было купить по талонам лишь килограмм мяса в месяц на человека. Государственная картошка, правда, была дешёвая, но каждое предприятие обязано было посылать людей на её уборку, складирование и переработку.
Выделение всем желающим земли, которая и так не использовалась колхозами в полной мере, стало сенсацией. Многолетняя мечта о своей собственной земле начала, наконец, сбываться. Средний размер участка составлял шесть соток. Люди нахватали по два, по три участка на семью. Благо, поезда ходили и билетов никто в те времена не требовал.
4.
Поезд остановился, и люди, как горох, высыпали из электрички. Платформы не было, и прыгать приходилось довольно высоко. Но трудности не пугали первопроходцев. С полустанка, с горы открывался вид на живописную долину, разрезанную оврагами и посадками вдоль и поперек. Единственная дорога вела к деревне. После тесной, набитой до упора электрички простор был необычайный.
Форсировав овраг с небольшой речушкой, весело журчавшей на дне, толпа рассыпалась по своим участкам. Володя с женой Леной, семилетним сыном Димой и маленькой четырёхлетней дочкой Настей прибыли на свою землю. Впервые в жизни супруги ощутили, что у них, наконец, появилось что-то своё - этот небольшой клочок земли, где они были полными хозяевами, где могли строить всё что угодно - дом, баню, могли вырыть колодец или посадить кокосовую пальму, и никто им слова не скажет против. Условия и запреты, десятилетиями сдерживавшие творческую инициативу людей, рухнули, и можно было делать всё, что не было запрещено законом.
Именно это обстоятельство придавало силы и вселяло надежду на светлое будущее, которое наступит совсем скоро, сразу после того, как будет освоен и обустроен садовый участок. Володя, как и большинство его новых соседей, не имели ни малейшего представления, как и что можно сажать на земле. Библиотечные книги были слишком заумными, но помогала газета "Сам хозяин", статьи из которой зачитывались до дыр. Настоящим кладезем информации стал сосед Юрий, у которого вновь полученный участок был вторым. Именно этот человек направлял бившую ключом энергию начинающих садоводов в нужное русло. Сколько было сделано ошибок, сколько усилий было истрачено впустую, пока его величество опыт дал им возможность добиваться приемлемых результатов.
Первые урожаи, конечно, радовали. Но беспредел, творившийся в лихие девяностые, докатился и до садов. Безработные, бывшие заключённые сбивались в бригады и внаглую, зачастую открыто, грабили, подчистую собирали всё, что было выращено с таким трудом, а затем продавали на городском рынке. Выручку пропивали.
Рассказывали, что пришёл однажды мужичонка на свой участок, а там два здоровых амбала копают его картошку, и машина стоит неподалёку. Побоялся он прогнать воров и попросил разрешения накопать себе тоже. Добросердечные бандиты разрешили, и часть урожая досталась-таки тому, кто его вырастил. Очень эта байка была похожа на горькую правду.
Ещё, как назло, неподалёку жили оседлые цыгане. Цыганки с детьми, как обычно, клянчили на железнодорожном переезде у автомобилистов, которые ожидали прохода поездов, а мужчины воровали всё, что плохо лежит. Промышляли и в садах по осени.
Садовые общества побогаче нанимали братков, которые сразу наводили порядок. Ну, а в таких, как Володино, садоводам приходилось по очереди каждую ночь охранять свой лук и картошку, стуча в колотушку и перекликаясь между собой.
Строили на участках - кто во что горазд. Володя ходил разбирать старые дома, разживаясь стройматериалами. Шесть столбов раздобыл в лесничестве, возил всё это на электричке, и в скором времени поставил сарай, где можно было спрятаться от дождя и ветра. Дачное строительство захлестнуло город. Тащили всё, что плохо лежит: обдирали сараи, заборы, скамейки в парке. Милиция была озабочена своими проблемами, наравне с бандитами не гнушаясь сбором дани с рыночных торговцев, и пресечь беспредел было некому. Да и боялись люди обращаться к ментам. Чаще шли за помощью к воровским авторитетам, будто к законной власти.
Володя и Лена старались изо всех сил, пропалывая, окучивая и собирая колорадских жуков на картофельной ботве. Дима, и даже маленькая Настя, помогали, чем могли. Володя, следуя веяниям времени, на семейном совете объявил, что будет выплачивать по копейке за каждого собранного жука. И дети, блюдя свой интерес, регулярно сдавали отцу вредителей, получая сдельную оплату за свой труд, которой вполне хватало на мороженое. Но в какой-то момент Дима сообразил, что соседи собирают жуков даром, и предложил приятелю подзаработать. Так постепенно количество сданных за день жуков удвоилось, потом утроилось... Когда обман открылся, Володя, конечно, сделал внушение сыну, но с женой наедине они хохотали до упаду, удивляясь сообразительности и неожиданно открывшейся коммерческой жилке у родного чада.
Ночи дежурств проходили изумительно. Пекли картошку в золе, чай из котелка, заваренный травами, листьями смородины и ещё Бог весть чем, казался самым вкусным напитком на Земле. Накормив и уложив детей, супруги садились у костра, завернувшись в одеяло, и смотрели на звёздное небо. Здесь, вдали от жилья, звёзды казались особенно большими и близкими. Протяни руку - и дотронешься до самой яркой! Млечный Путь простирался от одного края неба до другого, и хотелось не думать о насущных проблемах, а, ощущая бесконечность раскинувшейся перед ними Вселенной, мечтать о будущем, когда вырастут и станут самостоятельными их дети, когда все люди будут жить красиво и счастливо, будут любить друг друга и не станут делать друг другу зла.
Потом приходили соседи, и все вместе отправлялись в обход. Володя шёл с крышкой от жаровни и время от времени стучал по ней дубинкой. Звук получался длинный и звонкий, будто звон церковного колокола. Время от времени отзывалась маленькая собачка с соседней улицы, и её лай можно было принять за лай собаки приличных размеров.
Иногда дежурил садовод с собакой - "боксёром", один вид пасти которого приводил непрошенных гостей в трепет и надолго отбивал у них желание болтаться по ночам у чужих огородов. Хозяин собаки рассказывал, что однажды дома пёс начал вести себя странно и проситься на улицу, а когда ему отворили, то выскочил и задержал двоих громил, взламывавших соседскую дверь. Воров сдали в милицию, а вернувшийся хозяин квартиры тут же выдал собаке награду - килограмм мяса. В то время это был царский подарок.
Продолжение следует.
Наша родная Коммунистическая Партия и Советское Правительство всегда заботились о простом народе. Запрещалось не всё, но очень многое.
Нельзя было строить частные дома выше одноэтажных, ведь основным принципом в то время было - не высовывайся, не показывай свой достаток, а то ОБХСС обратит на тебя внимание и запросто определит, где и что ты украл. И народ с энтузиазмом вгрызался в землю, вопреки здравому смыслу строя этажи не вверх, а вниз (подвалы и полуподвалы строить не возбранялось). В дачном строительстве пальму первенства завоевали дома мансардного типа. Это когда чердак-мансарда разрастается до невероятных размеров, по площади, зачастую, превышая первые этажи зданий. Но формально - чердак оставался чердаком, придраться было не к чему.
Запрещалось в огородных обществах сажать сады или в садовых огороды, точно не помню. А может быть - и то и другое вместе. Смысл этого запрета мне никто никогда не мог объяснить. Запрещено - и всё тут.
Запрещалось инженерно-техническим работникам совместительство: нельзя было иметь вторую и третью работу, чтобы, не дай Бог, обученный специалист не отвлёкся от основного рода деятельности.
Молодой специалист после ВУЗа прикреплялся к предприятию и, по сути, на три года становился крепостным. Даже директор не имел права его уволить. Помню случай, когда "молодая специалистка" бабоягодного бальзаковского возраста своим экстравагантным поведением ужасно доводила начальника, а тот не мог, не имел права её выгнать. И расстались они, как и было положено по закону, только через три года. Я случайно оказался в приёмной во время этого знаменательного события, и через приоткрытую дверь мы с секретаршей слышали, как специалистка уже не молодого, а переходного статуса обзывала начальника очкариком и угрожала расправой с ним путём обнародования всего того, что он делал и чего не делал никогда, но мог бы сделать в силу своей подлой сущности. А начальник вынужден был выслушивать и только безвольно повторял: "Покиньте кабинет! Покиньте кабинет!" Ведь он был повязан по рукам и ногам партийными, административными, профсоюзными и прочими путами и не имел права сказать скандалистке лишнего слова. Такие были времена.
А ещё заботилась советская наша власть о том, чтобы рабочий человек не перетрудился на своём садовом участке, и больше трёх соток никому не давала. Причём, и эти три сотки надо было заслужить. Доставались они только передовикам производства, отработавшим на предприятии немалый срок.
И вдруг, как гром среди ясного неба, пришла свобода. Скупка с целью перепродажи любого товара перестала считаться спекуляцией, а начала гордо именоваться предпринимательством. Товар, как обычно, лежал на складе, но периодически менял своего хозяина, всё больше и больше поднимаясь в цене и обогащая многочисленных перекупщиков.
Местная и центральная власти принялись наживать астрономические состояния, криминальные авторитеты вышли из тени и стали в открытую обирать народ, крышуя всё, что имело хоть какой-нибудь доход, вплоть до оборонных предприятий. Заводы стояли, дома в городах не ремонтировались годами, мусор вывозился от случая к случаю, а людям, оставшимся без работы, выдали по шесть соток земли, чтобы занять их руки, гОловы и дать им возможность прокормиться тяжёлым ручным трудом на этих самых сотках. Даже вездесущие в те времена бандиты не облагали их данью, понимая, что с голого взять нечего.
2.
Володя работал на одном из предприятий города. И когда работников перевели на трёхдневную рабочую неделю, жить стало не на что. Ведь даже уменьшившуюся в два раза зарплату задерживали на несколько месяцев. Вот тут руководство, следуя веяниям времени, и решило раздать работникам по шесть соток земли. Кормитесь, мол, сами.
В стране царил разгул демократии, и выбирали всех начальников, вплоть до первых руководителей. Дебаты на выборах директора Володиного предприятия продолжались несколько дней, кончались за полночь, и когда одна работница пришла домой в два часа ночи, то муж не хотел пускать её: "Иди на своё собрание, оно тебе дороже семьи, детей и родного мужа".
Выбрали тогда человека коммуникабельного, но не специалиста, и старому директору, оставшемуся работать здесь же, не раз приходилось вытаскивать предприятие из глубокой ямы, в которую периодически загонял его новый руководитель. Примерно через год он ушёл в местные органы власти, оставив после себя ворох нерешённых проблем. Долго потом говорили острословы, что не царское это дело - работать у нас директором.
Во вновь организованном садовом обществе тоже выбрали председателя. Собрали деньги, разметили бывшее колхозное поле, и наступили для садоводов суровые будни. Кажется, весь город высыпАл утром на платформу в ожидании электрички. Посадка была бурной, я бы даже сказал, отчаянной. С рюкзаками, тележками, лопатами и граблями люди, толкаясь и матерясь, пытались протиснуться в открывшиеся двери подошедшего поезда, будто от этого зависело всё их дальнейшее существование, сама жизнь. Ворвавшиеся в вагон первыми, открывали окна и буквально на руках протаскивали через них детей, знакомых и родственников, кто габаритами поменьше.
Электричка долго стояла у платформы. Машинист безуспешно пытался закрыть двери, трогаясь и резко тормозя, чтобы народ немного умялся. Наконец, самые слабые прекращали попытки втиснуться, двери торжественно закрывались, поезд трогался, и по вагонам пролетал вздох всеобщего облегчения. На следующей станции попытки штурма повторялись, но, увы и ах! Однажды какой-то дед из глубины тамбура обматерил напиравших с платформы подвыпивших парней. Молодой среагировал мгновенно:
- Ах, так это ты, пенсионер, так твою перетак, стал тут на дороге! А ну-ка, сейчас я тебе рожу намылю!
Дед струхнул, схватил свой мешок и, используя его, как таран, ринулся в вагон, подальше от греха, уминая толпу и наступая людям на ноги. Место освободилось, и парни втиснулись в тамбур. Народ от души смеялся их находчивости.
Частенько приходил дизель-поезд. В этом случае люди гроздьями висели между вагонами, как в старых фильмах про гражданскую войну. На крышу, правда, не забирались - боялись электричества.
Полчаса езды иногда растягивались на час и более. Поезда опаздывали или подолгу стояли на какой-нибудь промежуточной станции. Вот и в этот день Володе, как, впрочем, и всем пассажирам, опять не повезло: электричка второй час стояла без движения. Машинист лениво отвечал по внутренней связи, что причина остановки неизвестна, и что поедем, как только на светофоре загорится зелёный. Володя покорно стоял в тамбуре, зажатый между объёмистым мешком картошки и толстенной бабой с рюкзаком на полу. Стоял на одной ноге потому, что поставить вторую было некуда, и можно было лишь время от времени менять ноги местами. В этом случае обе ноги одновременно отрывались от пола, и тело оставалось в подвешенном состоянии, почти в невесомости. Володю это космическое состояние вполне устраивало потому, что можно было спать стоя - не упадёшь.
3.
Было видно, как за окном поезда простиралась огромная, метров четыреста длиной, огороженная высокой, с двухэтажный дом, мелкой сеткой ЗОНА. Место, как говорится, не столь отдалённое, но весьма примечательное и в некоторой степени даже легендарное. Другой мир, другое измерение, в котором живут люди, имеющие весьма смутное представление о так называемой свободной нашей жизни. Государство в государстве.
На крыше большого производственного корпуса внутри зоны живописно расположилась группа заключённых. Многие из них разделись по пояс и нежились, загорая под лучами ласкового майского солнышка. Они смотрели на этот мир, как звери из клетки, и Володе вдруг подумалось, что неизвестно ещё, по какую сторону колючей проволоки находится более свободный мир. Вот стоят они все в электричке с наглухо закрытыми дверями спрессованные, как сельди в бочке, а ЗЕКи загорают себе, смотрят на эту клетку, в которой люди добровольно принимают мучения, и начинают догадываться, что всё в этом мире условно и относительно.
Сетка, разделявшая два мира, была усеяна какими-то непонятными предметами. Сосед по тамбуру, заметив пристальный Володин взгляд, сказал негромко:
- Что смотришь? Это всё неудачные перебросы. Там сигареты, водка, наркотики. Бросали, да не добросили: то ли груз не тот, то ли верёвка у груза не такая. А может бросили неправильно, вот и осталось всё на сетке.
Из глубины вагона донёсся какой-то странный звук.
- Этот стон у них песней зовётся, - улыбнулся словоохотливый сосед.
И действительно, странный звук обрёл мелодию и слова, настолько тягучие и жалобные, что Володе стало не по себе. Песня оборвалась на самой высокой ноте, и певец уже совсем другим, довольным и даже немного весёлым голосом сообщил на весь вагон:
- Дальше нельзя, дальше матерное, а здесь женщины!
Последним словом, произнесённым с особой теплотой, даже нежностью, человек расположил к себе окружающих. Какой-то весёлый парень заинтересовался, заговорил с малость поддатым небольшого роста средних лет певцом:
- Ты чьих будешь?
- Видишь, на крыше мои братаны сидят? Оттуда я, - с улыбкой ответил Зек, - Вчера только освободился. Гуляю вот, смотрю.
- Ну и как тебе? Сел-то, небось, ещё до перестройки!
- Хороши в моём саду цветочки! - опять заголосил Зек, - Ничего хорошего. Бардак - он и в Африке бардак. На зоне лучше. Там порядок: утром поднимут, накормят, вечером уложат. Работать теперь не обязательно - благодать!
- Ну и оставался бы себе там, если нравится, - отозвался парень.
- Э, неет, - протянул Зек многозначительно, - На свободе тоже погулять охота. Вот пойду сейчас по садам-огородам, попрошу хозяина. Кто лучком, кто чесночком, кто редисочкой угостит.
- А если не угостит?
- Угостит, угостит. Ну, а нет – значит, сам возьму. Жалко вам, что-ли?
По вагону пролетел шумок:
- Как это сам? А ты копал? А ты сажал? А ты поливал?
Зек понял, что сболтнул лишнего, и благодушно заворковал:
- Ладно вам, человек второй день на свободе. Надо же мне погулять немного!
- Ты гуляй - устраивайся на работу, - отвечали ему возмущённые соседи.
- Эх, загу-загулял, загулял
Парнишка, да парень молодой, молодо-о-о-ой... - снова завопил Зек, - Не надо мне работы. Я воли хочу. А надоест воля - вернусь домой, в зону! Садисты вы все, а не садоводы. Вам свободу дали, а вы опять в ярмо норовите!
Народ зашумел, но посыпавшиеся, было, возражения прервал долгожданный гудок электрички. Поезд дёрнулся и повёз, набирая скорость, обрадованных сдистов - садоводов к их вожделенным соткам, к тёплому солнышку и ласковому майскому ветерку.
Небольшой городок на Средней Волге был заселён, в основном, бывшими крестьянами из окрестных деревень, и тяга к земле была почти у каждого на генетическом уровне. Весной и осенью ездили в родные деревни помогать родственникам сажать и убирать картошку, просто навестить и сделать что-то полезное по большому и трудоёмкому подсобному хозяйству. Приусадебные участки селян доходили, порой, размерами до гектара. Держали скотину, птицу, прочую живность. Кормили картошкой, сеном и всем, что успевало вырасти за короткое лето.
Неплохо перепадало и городским помощникам. Мясо зарезанного в начале зимы бычка было хорошим подспорьем. В городе в те времена можно было купить по талонам лишь килограмм мяса в месяц на человека. Государственная картошка, правда, была дешёвая, но каждое предприятие обязано было посылать людей на её уборку, складирование и переработку.
Выделение всем желающим земли, которая и так не использовалась колхозами в полной мере, стало сенсацией. Многолетняя мечта о своей собственной земле начала, наконец, сбываться. Средний размер участка составлял шесть соток. Люди нахватали по два, по три участка на семью. Благо, поезда ходили и билетов никто в те времена не требовал.
4.
Поезд остановился, и люди, как горох, высыпали из электрички. Платформы не было, и прыгать приходилось довольно высоко. Но трудности не пугали первопроходцев. С полустанка, с горы открывался вид на живописную долину, разрезанную оврагами и посадками вдоль и поперек. Единственная дорога вела к деревне. После тесной, набитой до упора электрички простор был необычайный.
Форсировав овраг с небольшой речушкой, весело журчавшей на дне, толпа рассыпалась по своим участкам. Володя с женой Леной, семилетним сыном Димой и маленькой четырёхлетней дочкой Настей прибыли на свою землю. Впервые в жизни супруги ощутили, что у них, наконец, появилось что-то своё - этот небольшой клочок земли, где они были полными хозяевами, где могли строить всё что угодно - дом, баню, могли вырыть колодец или посадить кокосовую пальму, и никто им слова не скажет против. Условия и запреты, десятилетиями сдерживавшие творческую инициативу людей, рухнули, и можно было делать всё, что не было запрещено законом.
Именно это обстоятельство придавало силы и вселяло надежду на светлое будущее, которое наступит совсем скоро, сразу после того, как будет освоен и обустроен садовый участок. Володя, как и большинство его новых соседей, не имели ни малейшего представления, как и что можно сажать на земле. Библиотечные книги были слишком заумными, но помогала газета "Сам хозяин", статьи из которой зачитывались до дыр. Настоящим кладезем информации стал сосед Юрий, у которого вновь полученный участок был вторым. Именно этот человек направлял бившую ключом энергию начинающих садоводов в нужное русло. Сколько было сделано ошибок, сколько усилий было истрачено впустую, пока его величество опыт дал им возможность добиваться приемлемых результатов.
Первые урожаи, конечно, радовали. Но беспредел, творившийся в лихие девяностые, докатился и до садов. Безработные, бывшие заключённые сбивались в бригады и внаглую, зачастую открыто, грабили, подчистую собирали всё, что было выращено с таким трудом, а затем продавали на городском рынке. Выручку пропивали.
Рассказывали, что пришёл однажды мужичонка на свой участок, а там два здоровых амбала копают его картошку, и машина стоит неподалёку. Побоялся он прогнать воров и попросил разрешения накопать себе тоже. Добросердечные бандиты разрешили, и часть урожая досталась-таки тому, кто его вырастил. Очень эта байка была похожа на горькую правду.
Ещё, как назло, неподалёку жили оседлые цыгане. Цыганки с детьми, как обычно, клянчили на железнодорожном переезде у автомобилистов, которые ожидали прохода поездов, а мужчины воровали всё, что плохо лежит. Промышляли и в садах по осени.
Садовые общества побогаче нанимали братков, которые сразу наводили порядок. Ну, а в таких, как Володино, садоводам приходилось по очереди каждую ночь охранять свой лук и картошку, стуча в колотушку и перекликаясь между собой.
Строили на участках - кто во что горазд. Володя ходил разбирать старые дома, разживаясь стройматериалами. Шесть столбов раздобыл в лесничестве, возил всё это на электричке, и в скором времени поставил сарай, где можно было спрятаться от дождя и ветра. Дачное строительство захлестнуло город. Тащили всё, что плохо лежит: обдирали сараи, заборы, скамейки в парке. Милиция была озабочена своими проблемами, наравне с бандитами не гнушаясь сбором дани с рыночных торговцев, и пресечь беспредел было некому. Да и боялись люди обращаться к ментам. Чаще шли за помощью к воровским авторитетам, будто к законной власти.
Володя и Лена старались изо всех сил, пропалывая, окучивая и собирая колорадских жуков на картофельной ботве. Дима, и даже маленькая Настя, помогали, чем могли. Володя, следуя веяниям времени, на семейном совете объявил, что будет выплачивать по копейке за каждого собранного жука. И дети, блюдя свой интерес, регулярно сдавали отцу вредителей, получая сдельную оплату за свой труд, которой вполне хватало на мороженое. Но в какой-то момент Дима сообразил, что соседи собирают жуков даром, и предложил приятелю подзаработать. Так постепенно количество сданных за день жуков удвоилось, потом утроилось... Когда обман открылся, Володя, конечно, сделал внушение сыну, но с женой наедине они хохотали до упаду, удивляясь сообразительности и неожиданно открывшейся коммерческой жилке у родного чада.
Ночи дежурств проходили изумительно. Пекли картошку в золе, чай из котелка, заваренный травами, листьями смородины и ещё Бог весть чем, казался самым вкусным напитком на Земле. Накормив и уложив детей, супруги садились у костра, завернувшись в одеяло, и смотрели на звёздное небо. Здесь, вдали от жилья, звёзды казались особенно большими и близкими. Протяни руку - и дотронешься до самой яркой! Млечный Путь простирался от одного края неба до другого, и хотелось не думать о насущных проблемах, а, ощущая бесконечность раскинувшейся перед ними Вселенной, мечтать о будущем, когда вырастут и станут самостоятельными их дети, когда все люди будут жить красиво и счастливо, будут любить друг друга и не станут делать друг другу зла.
Потом приходили соседи, и все вместе отправлялись в обход. Володя шёл с крышкой от жаровни и время от времени стучал по ней дубинкой. Звук получался длинный и звонкий, будто звон церковного колокола. Время от времени отзывалась маленькая собачка с соседней улицы, и её лай можно было принять за лай собаки приличных размеров.
Иногда дежурил садовод с собакой - "боксёром", один вид пасти которого приводил непрошенных гостей в трепет и надолго отбивал у них желание болтаться по ночам у чужих огородов. Хозяин собаки рассказывал, что однажды дома пёс начал вести себя странно и проситься на улицу, а когда ему отворили, то выскочил и задержал двоих громил, взламывавших соседскую дверь. Воров сдали в милицию, а вернувшийся хозяин квартиры тут же выдал собаке награду - килограмм мяса. В то время это был царский подарок.
Продолжение следует.
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор
