41. ВИ.Агошков. Кромские лики. ИВ.Лопухин часть-8

41. ВИ.Агошков. Кромские лики.


ИВ.Лопухин

часть-8


Наконец, в апреле 1792 года решилось много раз и не-сколько лет предпринимаемое поражение нашего общества. Все, вдруг, книжные лавки в Москве запечатали, также типогра-фию и книжные магазины Новикова, и домы его наполнили солдатами, а он из подмосковной взят был под тайную стражу, с крайними предосторожностями, и с такими воинскими снаря-дами, как будто на волоске тут висела целость всей Москвы.

Остро и смешно при сем случае сказал граф Кирила Гри-горьевич Разумовский князю Прозоровскому, который ему рас-сказал о важности ареста Новикова и о всех своих к тому рас-поряжениях; «Вот расхвастался, как город взял, старичёнка скор-ченного геморроидами взял под караул, да одного бы десяцкого или бутошника за ним послать, и так бы и притащил его».

Новиков содержался недели три в Москве, и потом отве-зён окольными дорогами в Шлиссельбург... Месяца три ничего не открывалось о том, что там происходило; и вдруг князь Про-зоровский получил секретный именной указ, чтобы князя Нико-лая Никитича Трубецкого, Ивана Петровича Тургенева и меня, как главных сообщников, допросить по приложенным от Госуда-рыни пунктам, и потом объявить нам ссылку на житье в дальних от Москвы деревнях, под присмотром и без выезду из тех гу-берний, в которые мы отправимся...

Тургенева не было тогда в Москве... Я очень спокойно принял этот призыв...

Беспокоила меня только мысль о том, что происходящее со мною может поразить отца моего, который тогда имел уже около 90 лет, и лишённый зрения был в крайней слабости тела... Вопросы сочинены были очень тщательно.

Сама Государыня изволила поправлять их и свои вмещать слова. Всё метилось на подозрение связей с тою ближайшею к престолу особою, как я упоминал выше; прочее же было так сказать по-добрано только для расширения завесы.

...Князь Прозоровский, прочитав ответ сей с чрезвычай-ною досадою, бросил лист на бюро и подошёл ко мне, сказал: «Что ж, разве злых-то умыслов не было у вас?» — «Да как же быть-то, не было», — холодно отвечал я ему, сидя за бюро...

Заключил я ответы свои обращением прямо к лицу Госу-дарыни в следующих словах: «Государыня! я не злодей. Мать отечества! я один из вернейших твоих подданных и сынов его. Мать моя! Я исполнен нежнейшею к тебе любовию. Никогда мысль одна против тебя не обращалася в душе моей... Твой верный по гроб подданный И.Лопухин».

Государыню тронули ответы мои до слёз, как я слышал от Василья Степановича Попова, который читал их перед Нею так-же в слезах... Все удивлялись случившейся со мною перемене.

Граф Алексей Григорьевич Орлов, можно сказать, поражён был удивлением — и тем больше, говорил он, что правила Госу-дарыни очень ему известны. Не хотел он верить, чтоб я не имел при Дворе сильной партии.

И подлинно, у меня была самая сильная. Невинность, и один сильный её покровитель.
И так я остался в Москве».


© Copyright: Василий Иванович Агошков, 2011
Свидетельство о публикации №21112121855