Глава шестнадцатая

Случилось это приблизительно спустя год с начала наших отношений, в сентябре, аккуратно к моему шестнадцатому дню рождения (все это время мы жили-поживали, спокойно и можно даже утверждать – счастливо). Точнее – сам процесс произошел, конечно же, раньше, а вот узнала я о сем ужаснувшем меня факте как раз к середине сентября. Тогда не было еще одноразовых быстродействующих тестов на беременность, вернее, они были, но не в нашей убогой, считающей бумажные купоны, Украине. И женщины в этом вопросе полагались исключительно на свой месячный цикл и интуицию.
Но я ни на что не полагалась, по одной весомой причине – у меня совершенно не было опыта в данном вопросе. Осознание пришло неожиданно. Однажды вечером, в самом начале осени, мы с Сергеем ужинали дома, попутно созерцая по телевизору (я – мельком, он, будучи вечным ребенком в душе, - очень внимательно) новомодные диснеевские мультики. Когда с ужином было покончено, перед нами встал извечный мучительный вопрос, чем заняться вечером.
- Пошли к Еве в гараж! – воскликнул Сергей. – Он купил у соседа почти новый мотоцикл, хотел, чтобы мы посмотрели.
Ева – это не женское имя, как вы могли подумать, а прозвище лучшего Сергеева друга Сашки Ефанова.
- Да ну… - протянула я, - весь вечер созерцать очередное вонючее раздолбанное чудище…
- Почти новый, говорю тебе!
- А в чем разница? Все равно разберет его на болтики, потом опять свинтит, потом опять разберет… это ж умом тронуться можно, наблюдать все это! И еще меня тошнит от этого запаха, не переношу…
- С каких это пор, интересно? Раньше тебе нравилось, когда от меня пахло бензином.
- То раньше. А сейчас с души воротит, извини.
Сергей насупился, скрестил руки на груди, но все же миролюбиво предложил другой вариант:
- Тогда пошли к Смиту, у него сегодня мальчишник…
- Здрасьте, а я туда каким боком?
- Тогда я пойду один.
- Только через мой труп, - непреклонно заявила я, но тут же, чтобы смягчить резкость прозвучавших слов, ласково добавила, - давай просто дома останемся, а? найдем чем заняться… - и призывно погладила его по коленке и чуть выше, с внутренней стороны бедра.
Но Сергей не собирался сдаваться так легко. Он, не без душевной борьбы, отчетливо написанной на лице, сказал, в последней обреченной попытке вытащить меня из дому:
- Ладно, пошли на дискотеку тогда… подрыгаемся хоть…
Однако сегодня я тоже сдаваться не собиралась. Мне как никогда хотелось просто остаться дома, заголиться в нашей уютной постели и заняться долгим, безудержным и бесстыдным сексом. Поэтому я придвинулась к любимому еще ближе, засунула руку ему под рубаху и, гладя безупречный пресс и призывно заглядывая в глаза, самым своим соблазнительным голосом, на который только была способна, томно и с придыханием пролепетала:
- Ну Сереж, ну давай останемся, а? мне сегодня тебя так хочется почему-то, так сильно, ужас просто…
В ответ на это Сережино сердце (хм, сердце?) дрогнуло, бастион решимости пал и он, уже сдаваясь на милость оккупанта, задумчиво протянул:
- Ненасытная ты какая-то стала в последнее время, ей-Богу…
Тут в нашу идиллию бесцеремонно вторглись. Хриплый пьяный голос из-за стены смежной с нашей комнаты проскрипел:
- А ты не беременная ли, подруга? Слышь, Серега, я че говорю… я с тобой когда ходила первые месяцы-то, знаешь как на батьку твоего кидалась? Как кошка при течке…
Я возмущенно вскочила с кресла и в сердцах выкрикнула:
- Что это за дурацкая ваша манера вечно все подслушивать и потом комментировать как ни в чем ни бывало? Что вы постоянно лезете не в свое дело? Сергей! – апеллировала я к сыну этой ужасной женщины, своим трубным и вечно пьяным голосом постоянно сопровождающей чуть ли не все наши беседы.
- Ма, заткнись! – грубо прикрикнул на мать Сергей. – Спи давай и не лезь куда не просят!
За стенкой покорно замолчали. И уже через мгновение раскатисто захрапели. Мы как-то не придали значение ее словам в тот вечер, они моментально выветрились из наших умов, потому что почти тотчас же мы самозабвенно занялись любовью. Но на следующее утро я проснулась с какой-то неясной тревогой и сразу же вспомнила о кинутой невзначай фразе свекрови. Лежала с широко распахнутыми глазами, пока не проснулся Сергей, и пыталась отогнать кажущиеся абсурдными мысль и все крепнущее предположение о том, что это может быть правдой. Тихонько пробралась через его ноги к письменному столу, аккуратно выдвинула маленький верхний ящичек и достала оттуда карманный календарик. А потом посмотрела – и ужаснулась. Задержка составляла уже три недели. Как я могла выпустить такое из виду? Впрочем, это понятно, ведь раньше мне никогда не приходилось сталкиваться с чем-то подобным, и почему-то мысль о том, что я могу забеременеть, как вполне естественное следствие, исходящее из такой же естественной причины, никогда самостоятельно не приходила мне в голову.
Открытие было настолько ужасным, настолько потрясшим все мое маленькое естество, что я тут же, громко и надрывно, чуть ли не захлебываясь собственной слюной, зарыдала во весь голос. Горькая дума о том, что в семнадцать лет мне предстоит стать матерью, была настолько кошмарной и пугающей, что со мной случилась настоящая истерика, я орала дурным голосом, сотрясаясь всем телом, и никак не могла остановиться. Проснувшийся будущий папаша долго не мог понять, в чем дело, а когда наконец понял, с трудом продираясь сквозь мои вопли и подвывания, впал в ступор.
Он стащил отцовы сигареты и, дрожащими руками чиркая спичкой, подкурил в конце концов фильтр. Потом чертыхнулся, выплюнул коптящую сигарету, подкурил другую, глубоко затянулся, закашлялся и выбежал из дома на улицу. Так Сережа впервые закурил, и больше никогда уже не бросал. Его реакция меня добила окончательно, но, поскольку плакать я уже не могла, просто сидела в кровати, тупо раскачиваясь из стороны в сторону, как бездушная пластмассовая неваляшка, и уставившись в одну точку.
Спустя некоторое время Сергей вошел в комнату и начал уверять меня, что он несказанно рад стать отцом моего (моего, на минуточку!) ребенка, и что теперь нам непременно нужно пожениться: «А какая разница, когда? Все равно собирались, сделаем это немного раньше!» И я позволила себя уговорить, скорее от безысходности и отчаяния, чем от радости так рано стать женой и матерью. А что мне было делать? К своим родителям я обратиться не могла – ни за советом, ни за помощью, потому что отец с того памятного размахивания топором запретил мне являться домой вообще, под каким бы то ни было предлогом, а мама была слишком безвольной и слабой, чтобы защитить меня или оказать какое-то содействие. Собственно говоря, ни на какую помощь с ее стороны, хотя бы моральную, я и сама не рассчитывала, зная ее безразличие и подверженность чужому мнению и влиянию.
Потом была женская консультация, осуждающие взгляды врачей, впрочем, слегка смягчившиеся при понимании того, что аборт я делать не собираюсь. Потом – ЗАГС, где заявление у нас не приняли, ссылаясь на законодательство, предписывающее дождаться, пока мне исполнится семнадцать. На наши сбивчивые и пристыженные объяснения о том, что ждать мы не можем, с нас потребовали справку из гинекологии о моей беременности и заверили, что при наличии этой справки распишут непременно. Такую справку мы принесли, конечно же, заявление наконец было принято, и даже назначена дата свадьбы. Но тут грянул гром.

2011

© Copyright: Ксана Етон