Это было так давно, а кажется, что вчера. Перед самым уходом в армию Савелий устроился грузчиком в овощной магазин, что на улице Карла Маркса. Цель была одна: заработать денег на предстоящие проводы.
Проводы в армию во всех семьях, как правило, были хлебосольными, будто пацанов провожали на войну.
Магазин «Овощи» находился в старой части города; само же здание охранялось государством как архитектурный памятник. Поэтому каждый входящий в него и находящийся внутри, будь он пришлым или местным, начинал ощущать себя человеком, живущим в веке так девятнадцатом…
– Возьми вот этот халат. Он вроде бы поновее, – улыбаясь глубиною глаз, протянул Савелию будущую его униформу «матёрый» грузчик дядя Серёжа. Как-то, навещая брата, Галина воскликнула: «Какой красивый старик!» Действительно, он был таким: высоким, поджарым, сильным.
К тому же, седой волос, как снег по весне, придавал ему благородства. Глаза казались тёмно-голубыми, по всей видимости, от тяжести прожитых лет, которые улеглись в их цвете. С другой стороны, живущий в них интеллект осветлял их изнутри, омолаживая не только лицо, но и всю его стать.
Наблюдательный человек, человек со стороны, никак не мог понять: почему сама интеллигентность «ишачит» в таком месте, где ему не место? А после общения накоротке вообще возникало желание поставить рядом с вопросительным ещё и восклицательный знак!
В один из дней Савелий понял, что старик знает, причём, в совершенстве, иностранные языки. И знает не один! Это ещё раз убедило Савелия, что перед ним человек необычный. Но Савелию так и не удалось выведать, что это за языки. Несмотря на то, что проработал с ним бок о бок почти три месяца.
Дядя Серёжа умел быть непроницаемым. Савелия же по-юношески распирало узнать: в какой стране тот работал? В какой стране был нелегалом? Нелегал… Это слово для пацанов середины семидесятых означало даже не романтику, а нечто большее! И чувство, которому трудно найти точное определение, но которое пробирало до костей и затрудняло дыхание.
Октябрь «сучил ножками». А Савелий с дядей Серёжей, не разгибаясь, разгружали нескончаемые машины с картофелем, капустой, морковью, свеклой, арбузами, виноградом…
Старшая смены Розочка, любившая покомандовать, иногда раньше времени прерывала «пятиминутку». При этом всегда повышала голос. Тогда дядя Серёжа неспешно гасил сигарету и невозмутимо шёл исполнять свои «овощные» обязанности.
После очередного выпада дядя Серёжа очень спокойно и с достоинством, глядя Савелию в глаза, в присутствии, естественно, Розы, молвил:
– При виде достойного человека думай о том, чтобы сравняться с ним, а при виде недостойного – исследуй самого себя из опасения, как бы у тебя не было таких же недостатков.
Проходя мимо онемевшей крикуньи, Савелий, обдумывая сказанное, полюбопытствовал:
– Чьё это изречение, дядь Серёж?
– Это слова одного восточного мудреца, – ответил тот и, поправив на своём напарнике ворот халата, проговорил, тяжело вздыхая: – Однако давай работать!
До закрытия магазина он безмолвствовал.
Савелий по истечении месяца был уверен, что только ему было известно о старике то, о чём неизвестно было другим: для всех членов коллектива дядя Серёжа был просто грузчиком.
Он «сгорел». И был переправлен в Союз. «Контора» подобного не прощала. Хорошо хоть не отказались от него, и «не забыли» его «там».
Здесь, уже на Родине, он был лишён звания и наград и уволен без права на пенсию. Теперь он – грузчик.
–А на другую работу? – осторожничая, спросил Савелий.
– Запретная зона. Пока не умру, – молвил бывший шпион.
Своими манерами он давал понять Савелию, что не стоит стыдиться той работы, которую делаешь в данный момент жизни. Значит, по каким-то причинам ты должен делать то, что делаешь. И на сегодняшний день – это твой уровень. Не иначе!
«Даже это просёк старик!», – размышлял Савелий. Ему действительно было неловко от того, что он – грузчик. Тогда как многие его одноклассники поступили в вузы и теперь они – студенты, а это звучит всё же гордо. И престижно. Поэтому он панически боялся повстречать кого-нибудь из знакомых и, не дай Бог, одноклассников! Поэтому на оживлённую улицу, а она была перед магазином, он старался, по возможности, не выскакивать, и чаще орудовал во внутреннем дворике, куда въезжали машины и становились на разгрузку. Из дворика был ещё один выход, но только не на центральную, а на второстепенную улицу, через старинную арку.
– …стопочку, пожалуй, не грех выпить, – кадык дяди Серёжи пришёл в движение.
Савелий продолжал раздумывать над сказанным тостом: «Учение без размышления бесполезно, но и размышление без учения опасно». Другими словами, необходимо много учиться, вникать, размышлять и осуществлять приобретённое путём учения на практике. До конца смысл этого изречения был расшифрован Савелием уже в поезде, идущим на Север, где ему предстояло служить срочную.
Размышлял он ещё над одним интересным изречением «профессора», как Савелий назвал его в тот вечер, когда коллектив скромно простился с «временщиком»: «Отец и мать беспокоятся только о том, не болен ли их сын»…
В этот вечер Савелий провожал дядю Серёжу до остановки трамвая.
– Ты, Савелий, пожалуйста, будь осторожен во всём, что касается соблюдения себя. Армия шуток не прощает. Дорог ты мне стал. Хотя практически тебя не знаю. Удивляюсь самому себе, что поведал тебе в прошлый раз то, о чём мне говорить запрещено. Подписка о неразглашении будет действовать ещё очень долго. Впрочем, ничего конкретного ты не знаешь. Да и ни к чему тебе это! Так, что-то расчувствовался в прошлый раз. Старею, сынок…
Дядя Серёжа протянул руку и крепко сжал руку Савелия:
– А ты, когда будешь в наших краях, аукнись. Может, свидимся…
Трамвай тронулся, задребезжал на поворотном стыке и покатил по разукрашенным улицам. Ноябрьские праздники «на носу».
Савелий ещё долго смотрел вслед трамваю, мысленно провожая… Учителя. Он только сейчас это осознал. И мысленно написал это слово с большой буквы.