Ещё рано... Глава 11 Оберег

- 11 –
Оберег


В глубокой задумчивости я отложил последний лист прочитанной рукописи. То, о чём я только что узнал, назвать чушью не поворачивался язык. По всему выходит, что я тоже Воспринявший? И в каком же поколении? Я прекрасно помнил составленное дедушкой генеалогическое древо. В шестом! Значит, если верить легенде, мой сын будет сильнейшим, седьмым коленом! И если верить легенде, я с самого рождения нахожусь под защитой Галактической Лиги Наблюдателей?! Услужливая память тут же выстроила в ряд все смертельно опасные ситуации, из которых мне так удачно удавалось выходить невредимым: матёрый волчище на безлюдной зимней дороге, Русалкин омут, поверженный молнией дуб, покаявшийся Тихон, наконец. А сколько их было ещё раньше! Одно падение с дерева чего стоило! Как это лошадка, везущая копну сена, именно в этот момент под деревом оказалась? А когда в пять лет в полынью угодил? Кто это на лёд-то меня выпихнул? Все мужики в деревне диву давались, как это я сам выкарабкался? Да мало ли их было, этих ситуаций! Но перед глазами вдруг возник дедушка, уходящий из библиотеки постаревший дедушка, его слова…
Ответ мог быть теперь только в родительском письме. Но его я хотел прочесть в полном одиночестве, под моим любимым дубом, вернее, под тем, что от него осталось. Переложив конверт с письмом в свой рюкзачок, я медленно побрёл к пастбищу. Последние дни уходящего лета были тёплыми, солнечными. Ну вот, здесь мне никто не помешает – коров пас на берегу Каменки новый пастух. Тихон, конечно же, не вернулся. Из вещей, бывших с ним у тёти Тани, он взял с собой только мою картину…
Плотный белый пакет был запечатан сургучом. Медленно, стараясь не повредить, я вскрыл его. Внутри лежал сложенный пополам лист бумаги. Дрожащими от волнения пальцами я развернул его. Вот оно, письмо, написанное от руки быстролетящим и всё-таки очень чётким, разборчивым почерком. В голове, как обычно, автоматически пронеслась команда «запоминать». Теперь каждый символ, каждая мельчайшая деталь написанного останется в моей памяти навсегда.

«Николо, сынок!
Эту битву мы проиграли. Сумеешь ли ты когда-нибудь простить нас? Мы сделали всё, чтобы степень риска была минимальной. И всё-таки чего-то не учли. Сумеешь ли ты когда-нибудь понять, что совсем не рисковать мы не могли – цель, к которой мы стремились, была так близка, так реальна и величественна, что мы не смогли бы жить, не подарив людям своё открытие? Безмерно любим тебя. Помни нас.
Мама, папа.

Теперь только от меня, твоего отца. Родной мой! Если ты почувствуешь, что всё происходящее в природе, на планете, во Вселенной постепенно начинает выстраиваться в твоём сознании в стройную, логически завершённую систему, если решения сложнейших математических и физических задач будут вспыхивать в твоём мозгу, как озарения, а открытия великих предков вдруг станут рушиться в твоей голове как карточные домики, не пытайся осчастливить всю планету, она ещё не готова к этому. Прошу тебя, заклинаю! Я слишком поздно понял, что ещё рано, слишком рано взывать к человеческому разуму. Замкнутый круг, по которому плетётся Земная цивилизация, пока ещё невозможно разомкнуть...
За неделю до нашего отлёта в Стокгольм мы с твоей мамой устроили «секрет в секрете», разгадать который способен лишь Воспринявший шестого поколения, когда поверит семейному преданию. Ему не нужно ждать рождения сына. Я присвоил артефакту ещё одну функцию.
Прощай, родной мой».

Вот и всё… Вместо разгадки появилась ещё одна загадка. И, пожалуй, даже не одна. Беспокойство моего отца было совершенно напрасным – я никогда не стану гениальным учёным. Круг моих интересов определился в тот самый момент, когда я впервые взял в руки простой карандаш, чтобы сохранить на листе бумаги трепетание прозрачных крылышек стрекозы, присевшей отдохнуть на пёрышко прибрежной осоки. И ещё, когда я понял, что там, где в созерцании природы для всех звучит только одна скрипка, я слышу целый скрипичный концерт! То же самое происходило со мною, когда я смотрел на лицо человека – как безгранично много выражений в одних и тех же чертах! Я стану художником, непревзойдённым мастером!
В глубокой задумчивости я стал вкладывать письмо в конверт. «Я догадаюсь, отец, обязательно догадаюсь, что ты хотел, но не мог мне сказать, опасаясь чужих глаз». Закрывая конверт, я вдруг с изумлением заметил, что сургучная печать на нём словно бы слегка оплавилась. Дотронулся до неё пальцами. Сургуч стал совершенно мягким, потом даже жидким. Шоколадной струйкой он пролился на землю, обнажая блестящий, жёлто-белый круглый предмет с тоненькой цепочкой! Оберег!!! Уже активированный, с Козерогом на одной стороне и моими инициалами на другой! Ему хватило прикосновения моих пальцев через бумагу конверта и слой сургуча! В какую-то долю секунды мне стало ясно всё. В самый ответственный момент своей жизни отец снял с себя защиту, чтобы в случае гибели оставить её для более поздних поколений. Для Шестого, а ещё лучше – для Седьмого, сильнейшего из всех нас! Рыдания, которые я ещё не умел сдерживать, сотрясали меня всего, хотелось опуститься на колени и просить, умолять о прощении за недостойные мысли, сиротскую обиду и детский свой эгоизм. Вместо этого я сполз на землю и прислонился к тёплому, шершавому пню, опустошённый, измученный.