МИГЕЛЬ SEVERO ПЛАНЕТА «ΑΓΙΟ ΟΡΟΣ»

МИГЕЛЬ SEVERO
ПЛАНЕТА «ΑΓΙΟ ΟΡΟΣ»

Вместо предисловия

Афон! Вряд ли найдутся среди христиан таковые, кто никогда не слышал о нём и никогда не произносил этого слова. Хотя не все, кто слышал, знают о существовании монашеской республики. А если и знают, то не всем ведомо, что Игуменьей здесь – сама Пречистая Дева Мария, Пресвятая Богородица. И уж совсем немногие, даже из тех, кому посчастливелось побывать здесь и подняться на Гору, знают, почему она названа Святой.
История Святой Горы насчитывает почти 20 веков. Согласно преданию, в 44 году от Р.Х. Богородица в сопровождении Иоанна Богослова отправилась на корабле на о. Кипр посетить праведного Лазаря Четверодневного, ставшего архиепископом Кипра. Но корабль, попав в шторм, пристал к незнакомому берегу рядом с тем местом, где сейчас располагается Иверский монастырь. Когда корабль подплыл к Афону, и Пресвятая Богородица ступила на благословенную землю, огромная статуя Юпитера рухнула с вершины Горы со страшным грохотом и распалась на мелкие части. И тогда Пречистая Дева благословила Афон (по-гречески Ατος) и сделала его Небесным вертоградом – Садом Божиим. C тех пор Афон стал Уделом Божией Матери, Она стала безсменной игуменьей Святой Горы. Ничто на этой земле не происходит без Её благословения.
Согласно другому преданию, когда апостолы бросали жребий, кому в какие края идти проповедовать Слово Божие, Богородица испросила и для себя удел, чтобы и Ей участвовать в деле проповеди. Жребий выпал идти в Иверию (Грузию), однако Ей явился архангел Гавриил и обратился к ней со словами: «Мати Божия, Дево, Иисус Христос, рождённый от тебя, повелевает тебе не покидать Иудею, не уходить из Иерусалима, поскольку место, уготованное Тебе в Удел – не Иверия, а полуостров в Македонии, называемый Гора Афон, и он просветится светом лица твоего и примет благословение».
Пречистая Дева, услышав это повеление, села на корабль и отправилась ко Святой Горе на проповедь Евангелия. Когда корабль достиг Афона, все афонские идолы пришли в смятение. Поднялся невообразимый шум, послышались крики: Вы, поклонники Аполлона, ступайте скорее в бухту Клемес, приветствуйте Святую Марию, Матерь Божию». Местные жители устремились в порт и с почтением проводили Богородицу, святого апостола Иоанна Богослова и их спутников в огромный зал для гостей, с интересом расспрашивая их о тайне Божественного воплощения и изумляясь тому, что Она, будучи по рождению иудейкой, объясняет им всё на греческом языке. Матерь Божия была рада, что Ей достался для проповеди именно этот удел. Она начала молиться: «Сыне мой и Боже мой, благослови место сие, сей Мой Удел, и сохрани его до самого конца мира, а также тех, кто живёт здесь, ради святого имени Твоего и во имя Мое, дабы малыми трудами и стремлением к покаянию простились им грехи их. Дай им в жизни всё, что есть доброго и полезного в этом мире, а в будущем веке – жизнь вечную. Вознеси место сие над всеми другими, яви чудесную силу Твою, наполни его людьми из всех народов Земли – теми,, кто носят имя Твое – и пусть жилища их распространяются от конца до конца на этой земле. Спаси их от вечной погибели, от всякого искушения, от врагов видимых и невидимых и от всякой неправды, и утверди их в правой вере».
После того, как Богородица помолилась, с Небес послышался голос: «Всё, о чём Ты просишь, Мати Моя, будет исполнено Тебя ради, если иноки сами будут соблюдать Мои заповеди. С этого дня место сие будет Твоим Уделом, Твоим садом и раем, гаванью спасения для тех, кто желает спастись, убежищем и укрытием, тихой пристанью покаяния для людей, обременённых грехом».
Первые из сохранившихся до настоящего времени исторических документов относятся к девятому веку. В них повествуется об отшельнической жизни Петра Афонского (681-734г.г.) и Евфимия Солунского (VIII век), монахов-отшельников, живших на Афонской земле в период иконоборчества. В последующий период на Афоне произошёл расцвет монашества. Сие было обусловлено несколькими факторами: установление периода относительного спокойствия; завоевание арабами Ближнего Востока, из-за чего многие монахи из сирийских, египетских и других малоазийских общин стали искать места более безопасные для проживания.
Афонские монахи сыграли большую роль в истории Церкви в конце иконоборческого периода: их твёрдая позиция на Вселенском соборе 843 года способствовала официальному восстановлению иконопочитания.
Император Василий Македонец своим указом от 883 года установил запрет «о непроходимости на территорию Афона женщин любого возраста и состояния, а также безбородым, скопцам, малолетним и пастухам со своими стадами». Запрещено также держать на Афоне коз, овец, кур женского полу. С тех пор традиция свято соблюдается, а нарушившие запрет приняли страшную смерть по воле Божией. Впрочем, таковых было немного. С 885 года, согласно другому указу Василия I, Афон принадлежит исключительно монахам. Пастухам и другим мирянам, которые раньше находились здесь безпрепятственно, доступ на полуостров был закрыт. В 1046 году Император Константин IX Мономах официально закрепил за полуостровом название «Святая Гора», как оно звучит и в наши дни наряду с неофициальным – «Сад Пресвятой Девы».
В 972 году было принято самоуправление двадцати православных монастырей в непосредственной церковной юрисдикции Константинопольского Патриархата. В «столице» Афона Кареасе находится Протат – Афонский парламент, где все решения принимаются коллегиально представителями всех монастырей. С тех пор на афонской земле так и существуют 20 монастырей: двадцать первый строить запрещено. Кроме них имеются многочисленные скиты, отшельнические кельи и пещеры. Режим самоуправления исходно базируется на положениях I устава Святой Горы Афон («Трагос»), утверждённым хрисовулом (грамотой) императора Иоанна Цимисхия. По уставу на Афоне используется исключительно Юлианский календарь, в том числе и в официальных документах. Также на Афоне своё, так называемое Византийское время: в момент захода солнца стрелки часов ставятся на полночь. Летом афонское время отличается от греческого на четыре, зимой – на семь часов.

Глава I

С чего начинается Афон? Ответов на этот вопрос столько же, сколько людей, посетивших его. Равно как никто не даст точного ответа на вопрос: С чего начинается родина? Известный сатирик как-то пошутил, что родина начинается с роддома. В общем и целом – он прав, хотя у каждого свой ответ на этот вопрос, и каждому кажется, что единственно верный. Да так ли это важно, с чего она начинается и чем заканчивается? «Не выходи из кельи вон и будет в келье у тебя Афон» – говорят афонские старцы, и, как всегда, «в точку». На Святой Горе монахи встают каждый день так, словно этот день – первый в их жизни, и они начинают всё сначала. И ложатся спать так, как будто это был последний день в их жизни.
Первое, что бросается в глаза впервые прибывшему на Афон русскому паломнику, да и просто туристу, так это афонский флаг. Он представляет собой чёрного двуглавого орла на золотом поле. Вообще двуглавый орёл на Афоне очень распространён. Его изображение очень часто встречается и на воротах афонских монастырей, и в храмах, даже на плитах при въезде в монастыри. Причём самое древнее в Европе, из известных на сегодняшний день изображений двуглавого орла, находится именно на Афоне, на мраморной плите монастыря Ксиропотам. Двуглавый орёл в своё время был государственным гербом Восточного Рима – Константинополя. Впоследствии он стал родовым гербом династии византийских императоров Палеологов. С XV века двуглавый орёл становится официальной символикой Княжества Московского, а при Иване Грозном превратился в полноправный символ Третьего Рима. После захвата турками Константинополя, центр православия перемещается на Север, и двуглавый орёл как бы подчёркивал преемство Русью идеи православного царства.
Восточную Римскую империю с некоторых пор стали называть просто Византией, хотя на протяжении всей тысячелетней истории Восточного Рима, его граждане византийцами себя не считали, а называли себя ромеями, то есть римлянами. Афон – этот Удел Пресвятой Богородицы, сакральную территорию вселенского Православия, часто называют последним живым осколком Византии. Образ православной Римской империи, этой вооружённой крестом сверхдержавы, до сих пор как страшный сон преследует всех врагов христианства. Отблеск этого образа таинственно присутствует на Афоне. Греческие, болгарские, сербские, румынские, русские обители на Святой Горе как бы составляют единый конгломерат, напоминающий о славных временах могущества канувшего в Лету тысячелетнего царства. «На три угла на семи холмах стоит царственный Третий Рим». И, пребывая на Афоне, начинаешь явственно ощущать, что это тот последний плацдарм, с которого начнётся Великое Возрождение. В храмовом полумраке, где как на звёздном небе мерцают огоньки свечей огромного паникадила, а тихие лампады напоминают восходящие планеты. Не остаётся сомнений в том, что Афон – это та малая планета, та яркая звёздочка, которая указывает верное направление усталому путнику.
Преподобный Максим Исповедник говорил: «Рай – это не сад с лавочками и цветочками, ад – это не котлы и огонь. Рай – это зрение Бога и общение с Богом, ад – это невозможность видеть Бога и общаться с Ним». Да, Афон – это уголок Рая на земле, а дорога в Рай, как известно, – с односторонним движением. Попадают туда один раз, и только с благословения Всевышнего. Другого пути, как и обратной дороги – нет. Поэтому дорога в земной Рай также всегда начинается с благословения.
И сразу вспоминается тот жаркий июльский день, когда не только Русская православная церковь, но и вся страна вспоминала Равноапостольного Великого Князя Владимира – крестителя Руси. Теперь – это День Крещения Руси, а тогда он ещё не был государственным праздником, но для русской православной церкви – один из значимых. И в этот день наша семья, сподобилась, наконец, освятить свое жилище. Иерей храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Федосьино, отец Александр, кстати, внучатый племянник новомученика российского Петра Зверева, архиепископа Воронежского, чьи мощи почивают в Преображенском соборе Соловецкого монастыря рядом с мощами Зосимы, Савватия и Германа Соловецких, после литургии служил заказную панихиду в Пыхтинской часовне Праведного Лазаря. После панихиды, благо было по пути, он откликнулся и на предложение освятить наше жилище. Чин освящения занял непродолжительное время, но что поразило отца Александра, так это «домашний храм» с чудотворной Феодоровской иконой Божией Матери. Более столетия назад икона не только уцелела в страшном пожаре, но и осталась почти невредимой! Когда смотришь на лик Пречистой Девы, он как бы завораживает. Вот и батюшка, задержав свой взгляд на чудотворном образе, вдруг повернулся ко мне и неожиданно произнёс: «Тебе нужно обязательно побывать на Афоне».
Должен признаться, для меня эти слова прозвучали с одной стороны как божественная музыка, с другой – как гром среди ясного неба: настолько они были неожиданны. Но в душу и в память они запали настолько, что вспоминались чуть ли не ежедневно. Однако случай поехать ко Святой Горе как-то всё не подворачивался. То время было неподходящее, то суета мирская не отпускала, то более значимые причины, как, например, паломничество к Туринской Плащанице. И вот, наконец, один благочестивый, но гордый молодой человек, нареченный по рождестве своем именем Дмитрий, решился подняться на Святую Гору. И не прочь был обзавестись попутчиком. А тут случай приводит меня в гости в паломническую службу «Святая Земля». Матушка Евгения, которая ныне возглавляет «фирму» со столь величественным названием, с ходу предложила мне заманчивую перспективу составить компанию рабу Божьему Дмитрию. Сразу вспомнилось и пророчество о. Александра. Заграничный паспорт оказался при себе…
Оформление было стремительным как никогда. Ваш Покорный Слуга не забыл и своих старых друзей: согласие с их стороны было молниеносным, правда с оформлением вышла некоторая заминка, но в этом, как потом выяснилось, был промысел Божий! Слава Богу за всё! Должен признаться, мне это едва не вышло боком, но ведь что Бог ни делает – всё к лучшему. Вот и эта двухдневная «заминка» стала для меня почти судьбоносной. Впрочем, о ней рассказ впереди. Тогда об этом как-то не думалось: мысли были о другом. По инерции, если можно так выразиться, поездка представлялась «лёгкой прогулкой» видавшего виды заправского туриста. Отрезвление не заставит себя долго ждать: буквально каждый день, на каждом шагу, приходилось пересматривать свои взгляды на жизнь, можно сказать, постигать жизнь заново. Как некогда Алексей Маресьев учился заново ходить, потом бегать, танцевать и даже летать! С первых же минут пребывания в этом земном Раю, начинаешь ощущать совершенно другой мир, как бы постоянное присутствие рядом с тобой ангела-хранителя, и в то же время какую-то особенную ярость врага рода человеческого. С одной стороны любовь и даже более чем материнскую заботу о тебе Игуменьи Горы Афонской, и в то же время теплохладное стремление дать каждому возможность проявить себя в трудных, а порой и в экстремальных ситуациях. С одной стороны проявить смирение, с другой – ощутить вкус победы. Ибо как учил великий Афанасий Афонский, « в этом мире всегда и во всех благих делах, мы должны стремиться к победе: над страстями, грехом, видимыми и невидимыми врагами. И в этом стремлении заключается дело спасения души человеческой.
Победа вообще не присуща человеческому духу. Господь не дал дьяволу испытать её вкуса. Дьявол не побеждает – ему сдаются, как не побеждает грех – в него впадают. Победа, являясь духовной категорией, не всегда проявляется в видимых результатах. Бывает, в поединке побеждает тот, кому срубили голову. Но она всегда достигается в борьбе! И те, кто к ней не стремится, – её не достигнут. Поэтому тщетны ожидания тех, кто отказывается от борьбы, безрассудно уповая на милость Божию. Православный христианин – это воин Христов! Вся жизнь христианина – война: мирянина с плотскими врагами, монаха – с бесплотными». И здесь, на этой земле, как нигде, христианину предоставляется такая возможность: проявить свои силы, показать свои лучшие качества, равно как и смириться перед неизбежным, перед волей Всевышнего. Видимо это и есть то самое, что как магнитом притягивает паломников.
Чтобы постичь «магию Афона» лучше всего обратить взор на выражение лиц людей, отправляющихся ко Святой Горе из Уранополиса. Даже не тогда, когда они погрузились и уже плывут на пароме «Святой Пантелеимон». И даже не когда восходят на палубу и занимают места, а когда ещё только получают диамонитирион, т.е. «афонский паспорт», разрешение на посещение монашеской республики. Когда они ещё сидят в порту в ожидании чего-то неведомого: кто за чашкой кофе, кто с газетой, кто просто беседует с попутчиками или погрузился в свои мысли. И потом сравнить с теми, кто возвратился… Тонкий психолог обязательно заметит ту неуловимую грань, ту невидимую на первый взгляд перемену, которая не может не отразиться в выражении глаз. Ведь глаза, как известно, – зеркало души, а душа человека после посещения Афона, обязательно становится другой. Преображается! Причём порой преображается настолько, что многие не только в корне меняют свою жизнь, но и хотят остаться на этой земле навсегда. И кто-то остаётся, а некоторые решают вернуться и поселиться здесь по прошествии времени. А уж побывать ещё раз стремятся почти все. Чем же так манит к себе эта земля?
«Умом Россию не понять, аршином общим не измерить» – писал когда-то Поэт о родине своей. То же самое можно сказать и об Афоне. Можно безконечно вглядываться в очертания Святой Горы и, поросших субтропическим лесом соседних сопок. Можно часами любоваться причудливыми бухточками и глубокими каньонами горных речушек; быть очарованным так часто и так волшебно меняющимся цветом морской воды у побережья: от свинцово-синего до перламутро-изумрудного, от небесно-голубого до золотисто-песчаного, от гранитно-бардового до чернильно-фиолетового, от ультрамарина до лилового. Наконец можно замирать от восторга, любуясь романтичной и в то же время аскетично-суровой архитектурой афонских монастырей: в чём-то удивительно схожих и в то же время абсолютно разных. Зубчатые стены их – как будто строки Священного Писания, ровные и в то же время витиеватые. Сторожевые башни – пирги – своей готической архитектурой чем-то притягивают взор и в то же время заставляют вспомнить средние века, крестовые походы, пиратские набеги – непростую, полную опасностей и тревог жизнь святогорцев, почувствовать со всей остротой их величайший молитвенный подвиг. Но… окажись такой «созерцатель» в одном из уютных уголков Халкидикии, все эти «красоты мира сего» очень быстро сотрутся из памяти, и Афон будет лишь очередной «перевёрнутой страницей». И только сойдя на «священный брег», пройдя десятки километров по его тропам; посетив монастыри, скиты и отдалённые монашеские кельи, вживаясь в атмосферу братолюбия и любви к Богу, которая является целью подвига святогорцев; приложившись к многочисленным святыням; посетив уникальные в своём роде монастырские службы и вкусив монастырской трапезы; пообщавшись со здешними старцами; исповедовавшись и причастившись святых Христовых Таинств; наконец, поднявшись на вершину Святой Горы, можно ощутить Афон. Ощутить не только умом, но и сердцем, лёгкими, если хотите печёнкой и всем остальным своим гнилым ливером. В Россию можно только верить. Афон можно только почувствовать. Причём чувствовать начинаешь с первой минуты пребывания. Иногда, даже раньше, за примером далеко ходить не придётся. Всего за три моря. Но каких!


Глава II

Итак, был день весенний, природа пышно распускалась. В ничем не выделяющемся, самом заурядном железобетонном московском бараке, на всех его двадцати двух этажах, кроме четвёртого, бурлила и перемежалась обыденная столичная жизнь. После затянувшихся выходных по случаю Вальпургиевой ночи – первого мая, – электорат полуосознанно возвращался к трудовым будням. Кто-то уже спешил в предрассветный час на первую электричку, кто-то ещё нежился в кровати или матерился под ласкающую слух «песню» будильника. А кое-кто уже пытался трясущимися руками приготовить утреннюю яичницу, заварить кофе или просто «поправить здоровье» рюмочкой «нечто спиртного». О чём в этот ответственный для каждого «дарагого расеянина» момент этому самому расеянину думалось, знает только Творец.
Ваш Покорный Слуга, (в дальнейшем ВПС) занимающий со своим семейством стойло именно на четвёртом этаже, думал совершенно о другом. Ему предстоял «путь неблизкий», поэтому мысли роились в направлении «ничего бы не забыть». Ещё со времён работы в N-м «почтовом ящике», где в командировки посылали «здесь и сейчас», тревожный список всегда был под рукой, и сборы обычно занимали не более получаса. Но сейчас вояж предстоял необычный: на Святую Гору! Несмотря на солидный стаж паломничества, меня терзало необъяснимое чувство то ли тревоги, то ли радости, что-то неосознанное. Домочадцы ещё досматривали предутренний сон, поэтому никто не отвлекал пустыми разговорами и советами. Рюкзак уже стоял «готовый к бою», осталось надеть «шузы» и можно утюжить прохладный предутренний московский асфальт. Но человек предполагает, а Бог располагает. Небо вдруг «заплакало», да так интенсивно, что летние туфли явно не годились для такой погоды. Доставать из рюкзака горные кроссовки как-то уж совсем не хотелось, а гулять по майской Греции в демисезонной обуви… ВПС раздумывал ровно три с половиной секунды и, со словами «Слава Богу за всё!» ловко вышел из создавшегося положения. Дорога в аэропорт заняла минимум времени, и у стойки регистрации аз многогрешный оказался среди первых.
Рейс Москва-Салоники невозможно спутать ни с одним другим! Настолько бросается в глаза контраст «отъезжающих пассажиров», особенно «в сезон». От чопорно-благочестивых паломников до отвязно-полуголых отдыхающих. Причём если на Святую Землю или, скажем, в Италию, кроме отдыхающих едут в основном паломницы, то в Салоники преимущественно «барбудос» и священнослужители. И хотя Указ Василия Македонца уже частично утратил силу, всё равно паломники на Афон стараются и внешне соответствовать. Но в тот день аз недостойный таких тонкостей ещё не знал, и поэтому за своего меня могли принять как те, так и другие.
Очередь двигалась довольно бойко, поэтому «отъезжающим пассажирам» особо некогда было озираться по сторонам. Но uno problema не давала покоя: хотя во «Святой Земле» мне подробно объяснили, как и куда направлять стопы по прилёту в Салоники, но ведь и зайцу можно объяснить, как доказывать теорему Пифагора. Только меня терзают смутные сомнения, что у косого не возникнет вопросов, типа, что такое катет, а что такое гипотенуза. Вот и мне при мысли, что первый раз в незнакомой стране, да ещё без знания языка… делалось сердцебиение. А маршрут расписан по минутам, и лишние хлопоты были бы ни к чему. Обычно, при «всё включено», проблем с трансфертом не возникало. Здесь же всё было иначе, и знакомства в дальнейшем очень даже не повредили бы. Тем более что некоторые ехали на Афон, судя по всему, не в первый раз.
Впереди меня, явно без признаков душевного волнения, двигался средних лет ну очень уж негабаритный представитель мужского племени. Окладистая чёрная борода не оставляла сомнений в конечном пункте его вояжа. А шрамы, которые она скрывала, бело-голубая полосатая майка и характерная татуировка в виде эмблемы «войск дяди Васи», равно как и сосредоточенный взгляд серых, или лучше сказать безцветных глаз, со всей очевидностью свидетельствовали о том, что заповедь «не убий» он начал исполнять только после Афгана или Чечни. Примерно полвека назад родители обозначили его Виктором, что значит «победитель», и своему имени мой новый знакомый вполне соответствовал. Во всяком случае, в схватке со смертью он всегда выходил победителем. И после знакомства с таким героем, страх заблудиться в незнакомом городе стал мне казаться чем-то сродни комариному укусу.
В соседней очереди со мной поравнялся довольно-таки обаятельный батюшка. Сложив руки «по-христиански» и взяв благословение, ВПС не удержался от вопроса.
– «На Афон?» – I am устремил на него пристальный взгляд. Отец Д-й едва уловимо кивнул, поскольку вопрос был явно «дежурный»: не отдыхать же он ехал в полном облачении.
– «Первый раз?» – Но и на этот вопрос последовал однозначный ответ, что означать могло только одно: батюшка от греха пустословия избавился ещё в семинарии. Или накануне отслужил всенощную, и на сегодняшний день лимит слов исчерпал. Всё же инстинкт несостоявшегося разведчика заставил меня выяснить подробности: отец Д-й служит в селе Спасское Новосибирской губернии. Когда-то именно Спасский монастырь дал название этому селу, но большевики решили по-своему, и в настоящее время село носит имя какого-то комиссара-палача, уничтоженного в Гражданскую войну. Причём вопрос о возвращении селу исторического названия, как, например, Феофилова пустынь в Псковской губернии, даже не поднимался. Тамошнему электорату это глубоко «до фонаря», а насколько эта тема волнует отца Д-я красноречивее всяких слов глаголит то, что на службах не присутствует ни одного прихожанина, и это при тридцатитысячном населении района, четверть из которых проживают в райцентре. Такого мне не приходилось наблюдать даже в самых захолустных приходах Европейской России. Как молвится в известной пословице – каков поп, таков и приход. И сразу приходят на ум слова Павла Верещагина: «За Державу обидно». Но всё это мне откроется немного погодя, когда буду совершать паломническую миссию по земле сибирской. Также как и шокирующие, можно даже сказать леденящие душу подробности, если так уместно выразиться, батюшкиного «благочестия». Но в тот момент мне хотелось думать только о хорошем. И даже когда узнаю всю «подноготную», мне вспомнятся слова Глеба Жеглова: «Ваше дело, товарищ Тараскин, преступления раскрывать, а уж Синод ихний пусть о моральном облике своих членов печётся». Поэтому, когда отец Д-й поведал мне, что после службы всю ночь добирался до а/п Толмачёво, «утренней лошадью» прилетел в Домодедово и сразу в Грецию, мне подумалось, что всё-таки велика сила благодати Божией, если он до сих пор не просто держится на ногах, но и молодцом!
Неторопливая беседа с ним помогла мне почувствовать Афон уже в Домодедово. Во всяком случае, предполётная суета с этого момента перестала быть чем-то нудным и утомительным. Без проблем пройдя таможню и паспортный контроль, и, наконец, почувствовав пятой точкой опоры кресло Боинга-747, аз многогрешный, наконец, совсем перестал думать о том, что не давало покоя последние дни и даже месяцы, и резко «переключился на греческую волну».
Публика в салоне не только по внешнему виду, но и по поведению резко делилась на две категории. Если среди «отдыхающих» царила безудержная суета, бесконечная болтовня, а где-то уже и «здравицы», то паломники сохраняли воистину олимпийское спокойствие. Может быть поэтому, именно Греция – родина олимпийских игр. Чувствовалось, что некоторые погрузились в молитву, кто-то в чтение утренних правил или путеводителей по Афону. Ну а когда прошла «вся в красном стюардесса, как принцесса», и объявила, что командир корабля и экипаж приветствуют нас на борту.., впечатление было такое, будто Сама Богородица объявила, что с этой минуты берёт нас под своё покровительство. Стало быть, Афон начался!
На подлёте к Салоникам «картина маслом» резко начала меняться. Доселе спокойное «людское озеро» вдруг, одномоментно превратилось в людской водоворот. А когда лайнер вошёл в зону турбулентности, что тут началось! Слава Богу за всё – быстро закончилось, но даже через три ряда было слышно, как молодая симпатичная особа, явно из группы «отвязно-отдыхающих», слёзно просила сидящего рядом с ней батюшку помолиться о благополучном завершении полёта. На молодой и симпатичной даже не было креста, на шее болтался какой-то амулет из рыжего металла – видимо астрологический знак. «Оценив» цвет и выражение лица «отвязно-отдыхающей», мне вдруг подумалось: «Уж в следующий раз она наверняка наденет крест, и одной христианкой станет больше». Неисповедимы пути Господни, а уж путь к Нему тем более. Трудно сказать, была ли до сего момента раба Божия N в православном храме, но то, что после сего момента побывает обязательно, у меня не осталось никаких сомнений. Во всяком случае, очередь в туалет она заняла одной из первых. Причём было явное ощущение, что она пошла туда переодеваться.
Полёт завершился на высокой ноте. Помимо традиционных в такой момент аплодисментов, в салоне совершенно отчётливо слышалась молитва. И даже самые «отвязные» не проявляли обычного в такой ситуации скептицизма: все отнеслись с пониманием. Может это прозвучит дерзко, но Ваш Покорный Слуга не испытывал в эти моменты никаких острых ощущений. Притом, что авиапассажир отнюдь «не со стажем», просто был настолько уверен, что стольких молитвенников Господь не мог не услышать. Хотя себя к ним вовсе не отношу, просто всегда уповаю на милосердие Божие. Пока не подводило.
Комфортабельный автобус, ведомый симпатичным чернобородым греком с ослепительной белозубой улыбкой, доставил многочисленный «московский десант» к зданию аэровокзала. Должен признаться, от греческой «весны в начале мая» ВПС ожидал много большего, чем мелкий моросящий дождь и довольно-таки пронизывающий ветер с явно морским «привкусом». Как бы в ответ на моё «ожидание» дождь ливанул так, что пришлось вспомнить про зонт, благоразумно не убранный в рюкзак и вмиг оказавшийся под рукой. Вернее – даже в руках. А уста не переставали глаголить: Слава Богу за всё!
Очередь к паспортной стойке вызмеилась в причудливый лабиринт и продвигалась довольно-таки медленно. В южноевропейских странах с наступлением лета полуденная сиеста длится несколько часов. Греция не является исключением из правил, поэтому работали только два пункта паспортного контроля вместо десяти. Ропот среди «отвязно-отдыхающих» местами сменялся ненормативной лексикой, однако прибывшие со святой миссией, были резко невозмутимы. Обратившись с молитвой к Пресвятой Богородице, мы тут же получили в награду открытие ещё четырёх ППК. Очередь стала таять буквально на глазах, и вскоре ВПС, получив заветный штемпель, уже попирал своими грешными ногами греческий асфальт.
Ливень к тому времени немного поутих, однако мелкая морось всё же продолжала портить настроение. Хотя, сколько бывал и бываю в дальних странствиях, замечал определённую закономерность: если в первый день Небо «смывало с меня грехи», то все последующие дни бывали солнечными. Поэтому, радуясь чудесному знамению, Ваш Покорный Слуга стал высматривать своих попутчиков. И тут радость вновь сменилась тоской: все паломники «как в воду канули!» Или дождём смыло… Последние пассажиры, получив багаж, покидали уютный аэровокзал. Выйдя на привокзальную площадь, оптимизма не прибавилось. Как-то сами собой на память пришли строки из Священного Писания: «И заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни хлеба, ни меди в поясе. Но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд» (Мр. гл.6.11) И тут же подумалось: искать нужный автобус по такому дождю – без второй одежды явно не обойтись. А если взять такси до Уранополиса, то медь не спасёт, ибо поездка окажется «золотой». Поэтому уповать приходилось только на Небеса. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…»
– А ты чего здесь стоишь? – голос Виктора «спустил меня с Небес». – Такси давно подан. Представляешь, купил телефонную карту, всего пять евро на два с лишним часа. Звони хоть в Антарктиду. Пошли, наши все давно на месте.
Белоснежный микроавтобус притаился под большим рекламным щитом. Молодая длинноногая гречанка предлагала совершить круиз на остров Корфу. «А почему бы и нет?» мелькнула вдруг шальная мыслишка. Но только не в этот раз, поскольку цель была вполне определённая, а «меди в поясе» на отклонение от маршрута предусмотрено не было. «Не выходи из кельи вон, и будет в келье у тебя Афон» – вспомнилась мне мудрость афонских старцев. Сколько раз ещё придётся убедиться в её справедливости.
Автобус тем временем вырулил на автостраду, дождь прекратился, и Греция предстала нашему взору во всей своей чарующей красоте. Приморскую равнину сменяли горные ландшафты, иногда мелькали деревеньки и отдельные хутора, а чёткие прямоугольники полей сменялись виноградными и оливковыми плантациями. Обилие цветов лишний раз убеждало, что начало мая – самое подходящее время для путешествий. Вспоминались предыдущие вояжи по Европе и Малой Азии, казалось – смени вывески с греческого на испанский или португальский, итальянский или турецкий – и никакой тебе разницы. И всё-таки разница была. Неуловимая на первый взгляд, но чувствовалась. Нет, не отсутствие в окрестном пейзаже небоскрёбов или заводских труб: для южной Европы это вообще не характерно, здесь люди находят другое занятие. Да и архитектура всех южноевропейских стран не отличается большим разнообразием. Только вот храмы! Хотя в Греции они построены в основном в византийском стиле и отличаются от традиционно русских, всё равно православные храмы не спутаешь ни с какими другими. Это трудно объяснить, но они как бы живые. Равно как живого человека всегда отличишь от чучела или манекена. Причём это ощущение пришло ко мне именно здесь и сейчас. Живые! Другое слово трудно даже подобрать, да и надо ли?
Меж тем слева открылось взору безбрежное морское зеркало. Там где горы подступали к нему вплотную, они напоминали причудливых животных, пришедших на водопой. Ну а где берег был равнинный, почти сплошь был застроен отелями и пансионатами. Пальмы и кипарисы удачно гармонировали с затейливой мозаикой бассейнов и фонтанов. Островками выделяясь на фоне зелени и цветов. Небольшие строения, если можно так выразиться, дышали уютом. Но как бы ни была заманчива перспектива оттянуться со вкусом на здешнем пляже, Святая Гора притягивала нас гораздо сильнее.
За окнами автобуса замелькали, наконец, кварталы Уранополиса. Если по греческим понятиям это город (полис), то по российским меркам что-то вроде посёлка, вытянувшийся вдоль побережья. История его восходит к античным временам, но в настоящее время о славном прошлом напоминает лишь сторожевая башня. В остальном ничем особенным он не выделяется среди своих собратьев. Разве что, как и всякий туристический центр, обилием гостиниц, ресторанов и магазинов на душу населения. Поскольку ночь коротать нам предстояло в разных отелях, Никос (так звали водителя) развёз всех и каждого. Нам с гордым и благочестивым молодым человеком выпал жребий поселиться в «Халкидикии» на самой окраине Уранополиса, поэтому мы покинули салон последними. Welcome to Афон!


Глава III

«Характер человека никогда нельзя понять вернее, чем по той шутке, на которую он обижается». Можно долго дискутировать по этому поводу, но вывод будет всё равно однозначный: что верно, то верно. Вот и Ваш Покорный Слуга всегда обижается на шутки по поводу моего возраста. Обидно, когда «молодым человеком» называют те, кто мне в дочки годится: приходится место в транспорте уступать. Но ещё обиднее бывает, когда место уступают мне: так и хочется сказать что-нибудь этакое, без падежей, но, улыбнувшись, вежливо поблагодаришь и благородно откажешься. Обидно, когда меня поздравляют с днём рождения те, кто лишь в порыве благородном надеется быть приглашённым в гости, попить-поесть «на халяву», и кто никогда не поздравит, скажем, с Рождеством Христовым или со Светлым Христовым Воскресением. Чем же аз многогрешный так прославился, что из этого дня нужно делать событие? Непонятно. Впрочем, в недавнем прошлом из этого дня действительно делали событие. Но, обо всём по порядку.
На то Господня воля, чтобы моя мама освободилась от бремени в начале мая, а если быть точным, то пятого числа. На дворе стояла не то чтобы весна, но и, так сказать, Советская власть. Только что отгремели праздничные демонстрации и салюты, а Девятое мая в «те времена укромные, теперь почти былинные» был обычным рабочим днём. И никому в голову не приходило называть его Днём Победы. Страна ещё не залечила раны минувшей войны, а про жизненный уровень населения даже говорить было опасно. Ещё тысячи пленных немцев восстанавливали разрушенные войной предприятия и жилые дома, а по всей стране тысячи обездоленных и искалеченных войной просили милостыню. На Валааме и других «местах не столь отдалённых» для таковых создавались все условия, чтобы поскорее отправить их в мир иной, дабы не портили своим видом «позолоченную» картину страны побеждающего (наш народ) социализма.
И вот, на радость всем родным, где-то ближе к рассвету, электорат Страны Советов пополнился ещё одним голосом. Да каким! На мой «первый в жизни глас» прибежала даже заведующая отделением, стала говорить моей маме дежурные комплименты, а ближе к обеду всё вернулось на круги своя, и о моём существовании люди в белых халатах дружно позабыли.
Но в календаре Страны ещё не победившего, как следует, социализма, тем не менее, этот день всё-таки был отмечен «красным». Просто за полтора века до этого, в тихом немецком городке Трире, на свет появился главный теоретик коммунизма. Спустя полвека «призрак стал ходить по Европе», а ещё через полвека призрак коммунизма пришёл в Россию и никак не уберётся до сих пор. Не знаю случайно или нет, но именно в этот день начала издаваться газета «Правда», и Пятое мая стало «Днём печати». О том, какую «правду» мы читаем, слышим и смотрим до сих пор, лучше не вспоминать. Достаточно пролистать подшивку этой самой «Правды» за все сто лет, чтобы увидеть всё лицемерие той власти, чьим рупором эта газета была на протяжении более чем семи десятилетий. Как только рухнул в стране коммунистический режим, так «День российской печати» стали отмечать в январе: настолько «правда за три копейки» себя дискредитировала. Не хочу делать далеко идущих выводов, но сдаётся мне, что вся новоиспечённая, так называемая свободная российская пресса, поспешила таким образом откреститься от «органа ЦК КПСС». Трудно сказать, каким «органом» создавались все эти нынешние «демократические» издания, только лжи и холуйства в средствах массовой информации от этого меньше не стало, скорее наоборот.
Вернёмся, однако же, к знаменательной дате. Чем она ещё «знаменательна», так это тем, что в советские времена этот день всегда был рабочим. Почему, спросите вы? Да очень просто. После второго октябрьского переворота (1964 года) Девятое мая наконец-то стали отмечать как государственный праздник, и он стал нерабочим днём. Поэтому выходные всегда переносились, тем более, что и Первое мая «отмечали» два дня: второго самый передовой – рабочий – класс, на одной шестой части суши планеты Земля, дружно поправлял здоровье. Если воскресенье было пятого, его «добавляли к первому», если шестого – к Девятому. Таким образом, даже если пятого мая было Светлое Христово Воскресение, то для советского народа оно не было «светлым». По этому поводу даже сочинялись памфлеты, но коммунистическая власть стояла насмерть! По-другому она не умела. И смерть ей пришла. В этом году будет юбилей августовской победы, но «призрак коммунизма» в эРэФии не только не изжит – дело Ленина живёт и побеждает. Как тут не вспомнить строчки любимого сталинского пиита:
«Товарищ Ленин, я Вам докладываю:
Не по службе, а по душе.
Товарищ Ленин, работа адовая
Будет сделана и делается уже».
Не будем гадать, кто в этой работе преуспел больше, но как только начинаешь понимать, что происходит в стране, так сразу перестаёшь понимать, что в ней творится. Как только начинаешь слушать, о чём вещают все электронагревательные приборы, ощущение такое, что попал в сумасшедший дом для глухонемых: каждый кричит, что нужно делать, но никто никого не слышит. Просто потому, что не хочет слышать. И что самое прискорбное – церковь хотя и пытается подсказать выход из тупика, но с зашоренными глазами, поэтому указывает в прямо противоположном направлении. Беседуя с афонскими старцами, поражаешься их прозорливости, способности видеть и оценивать, что творится в России, даже не имея информации. «Пророки предвидят будущее, потому что прозревают его в настоящем. Они просто хорошо знают человеческую натуру». Эти слова старца А-я стали для меня откровением: оказывается всё так просто! Но не будем забегать вперёд, пятого мая мои бренные кости ещё не добрались до Святогорья. Нервы гудели натружено, а мозг лихорадочно соображал, чем бы занять такой прекрасный вечер. Получив ключи от уютного 2* номера, первым делом необходимо было горячим душем согреть усталые мышцы и ледяным остудить воспалённое воображение. И уже через полчаса мы с Димой (благочестивым, но гордым молодым человеком), были готовы на подвиги во славу царя и отечества.
Если то, чем нас потчевали в самолёте, можно назвать обедом, тогда тушканчика можно смело называть царём зверей. И хотя грех чревоугодия Вашему Покорному Слуге почти не ведом, предложение посетить местный ресторанчик было как нельзя кстати. Даже как-то невзначай вспомнилось, что у меня день рождения. Последнее время на «майские» всегда уезжаю из Первопрестольной, чтобы избавить свои уши от «дружеских поздравлений». С изобретением мобильных телефонов у всех, кто меня помнит и любит, появилась уникальная возможность написать коротенькое SMS-поздравление, избавляющее от необходимости тратить уйму времени на никчемные ответы и благодарности. А если кто-то «забыл» поздравить, то оно и к лучшему. В путешествиях же появляется уникальная возможность познакомиться поближе с приятными попутчиками, и проигнорировать тех, с кем бы никогда не пошёл в разведку. Дима во всех отношениях был «попутчик первой категории», поэтому знакомиться с городом мы решили вместе.
Очаровательная хозяйка отеля, представившаяся Маргаритой, любезно согласилась подвезти нас до ресторанчика, где, по её мнению, лучше всех в городе готовят октопусы. Как можно не согласиться с дамой, тем более, что таверна явно принадлежала её брату. Это, конечно, детали, все мы братья в этом мире, но почему бы не сделать приятное родственнику, ведь сезон ещё не начался и ресторан не ломился от посетителей. По большому счёту, этим вечером мы с Димой были первыми. Янис, так звали хозяина, на вид лет пятидесяти, был немного тучен, седоват, зато безмерно добродушен. По-русски он говорил довольно сносно, наверное, русские туристы и паломники бывали здесь более частыми и желанными гостями, чем разные представители просвещённой Европы. Мой попутчик, по всей видимости, готовился к путешествию очень тщательно, поэтому выучил несколько фраз по-гречески, и даже не поленился приобрести и захватить с собой русско-греческий разговорник.
– Калиспэра! Пос эстэ? – Приветствие на родном языке было для Яниса настолько приятной неожиданностью, что улыбка весь вечер не сходила с его лица.
– Калиспэра! Эфхаристо. Имэ поли харуменос. (Добрый вечер. Спасибо. Я очень рад)
Хотя наш вид явно не предвещал щедрых чаевых, видимо не всё меряется деньгами в этом мире: смирение и невзыскательность паломников он ценил не менее высоко. Янис держал здесь ресторан должно быть не первый год, поэтому интуиция его не подвела и на этот раз. Даже музыку он «угадал в десятку» и весь вечер нам ласкали слух неторопливые греческие и даже русские мелодии, а не какой-нибудь рэп или «хэви метал». Рюмочка «бузы» – греческой водки, – согрела душу, и Дима, доселе больше молчавший, стал намного словоохотливее. Узнав, по какому случаю мы, собственно говоря, вкушаем трапезу, от всей души меня поздравил и даже в стихах, что было приятно вдвойне. Ибо творческие люди, даже при всех их недостатках, как правило, личности неординарные, не «безликая серая масса». Ответив так же стихами на его душевный порыв, мы как бы обменялись верительными грамотами, и беседа перешла на новый, более высокий уровень.
Тем временем Янис принёс нам долгожданные деликатесы, а бутылочка «Кьянти» перевела последние минорные аккорды нашего настроения в «фа-диез мажор». Правда, вспоминая, с каким наслаждением вкушал это блюдо автор известного бестселлера, мы были немного, не то чтобы разочарованы, просто малость удивлены: что же такого особенного он в нём нашёл? «Включив» умный вид тонких ценителей морепродуктов, мы с Димой перешли от слов к делу.
Если кто никогда не вкушал октопусов, однако читал известный бестселлер и исходит слюной, скажу прямо: сей диликатесс мало отличается от маринованного дождевого червя, если бы его увеличить раз в десять, порезать пальчиками и поджарить на углях. Ради чего раб Божий Алексей был готов продать душу, мне совершенно непонятно. Говоря откровенно, если бы Янис захотел попасть в Книгу рекордов Гиннеса и позволить себе нанять в качестве посудомойки Билла Гейтса, ему было бы достаточно открыть свой ресторан где-нибудь в Твери аль Урюпинске и «озаглавить» сие блюдо, например, «Члены КПСС». Желающие вкусить его записывались бы за год вперёд и можно было бы «обезжиривать» наивных посетителей на кругленькую сумму. Но, видимо, Янис был «самых честных правил», или только «самых честных грабил», во всяком случае, подобная затея ему в голову не пришла. Тем лучше. Мы же без негативных эмоций приступили к трапезе и даже стали нахваливать здешних поваров. Бутылочка «Кьянти» также сделала своё дело, и первый вечер на гостеприимной греческой земле прошёл на уровне «пятого неба». Если бы октопусы ещё и не подгорели, тогда бы точно были на «седьмом». Посоревновавшись с Димой в искусстве произносить тосты и обсудив тайны мадридского двора, мы как-то незаметно перешли к десерту. Чашечка ароматного кофе с холодной водой – а греки по-другому не пьют, – сделала наш вечер просто сказочным.
– Мэ сихоритэ. Посо кони? – обратился к Янису мой юный друг. ( Извините. Сколько с нас)
– Паракало! – Янис положил на столик счёт. (Пожалуйста)
Незначительно «облегчив» наши портмоне, мы не забыли прочитать благодарственную молитву, после чего направились к выходу.
– Хэретэ! – попрощались мы с гостеприимным хозяином. (До свидания)
– О Фэос воифос! – был ответ. (Да поможет вам Бог)
Душевно распрощавшись с Янисом и К, новоиспечённые друзья отправились погулять по городу, дабы иметь о нём полное представление. А на сытый желудок и представление всегда рисуется в совершенно иной палитре. Театров и музеев в городке был явный дефицит, по правде сказать, местное население и слов-то таких не знает. Зато отелей, лавочек и ресторанчиков было настолько с избытком, что сразу же вспомнился уездный город N из некогда популярного романа Ильфа и Петрова. Только там люди рождались чтобы постричься, побриться и сразу умереть. А в Уранополисе местные жители рождаются в сувенирной лавке или в отеле. Хотя, кто бывал в Южной Италии или Испании, вряд ли чему-то удивятся. Этим живут все южные приморские городки, так что ничего нового мы для себя не открыли. Единственная достопримечательность «планетарного масштаба» – это сторожевая башня! Построенная в XII веке, она до сих пор напоминает о славной истории отражения пиратских набегов жителями Уранополиса в средние века. А в нынешнем веке служит украшением центральной площади.
Прогулявшись по довольно-таки уютной набережной с обилием цветов и субтропической растительности, насладившись превосходным зрелищем южного заката, мы вспомнили, что утро для нас начнётся не то чтобы с рассветом, а немного раньше. Если мы хотим попасть на Афон, то расслабляться не стоило. Поэтому ввиду очень быстро опускающейся южной ночи, устремили наши взоры в сторону отеля.
Чем хороши все приморские городки, так это тем, что вытянуты вдоль побережья, и в них даже пьяному ёжику невозможно заблудиться. Но это только на первый взгляд. Во всяком случае, меня в молодости учили безошибочно ориентироваться в любой местности. Но, поскольку разведчиком мне было стать не суждено, слава Богу за всё! Отель наш находился на самой окраине города, поэтому путь, вроде бы, предстоял неблизкий. К тому же Маргарита нас везла довольно таки продолжительное время, и мне показалось, что «домой» мы будем идти больше часа. Однако знакомые очертания нарисовались довольно скоро, и контуры его врезались в память, но что-то уж очень быстро, как мне померещилось, мы до него дошли. Дима пока не проявлял видимого безпокойства, и мы продолжили наш тернистый путь по цветущей долине под соловьиный аккомпанемент.
Но вот последние огни скрылись за поворотом, и дорога пошла между небольших сопок и реликтового леса. А где же отель? Непонятно. На обочине дороги показалась небольшая часовенка, которую мы точно видели. Весь вопрос: когда? И чем дальше мы углублялись в неизвестность, тем отчётливее становилось, что не напрасно аз недостойный сменил профессию: в разведчики явно не гожусь. Пришлось всё-таки прислушаться к голосу разума и повернуть обратно. Димон был уже готов покрошить меня в лапшу, но кристально чистый воздух, ночная прохлада и соловьиное пение чуть-чуть смягчили его душу, и он ограничился лишь двумя-тремя фразами по поводу моей «профессиональной интуиции». Что делать, и на старуху бывает проруха. Если бы он знал, что его ждёт завтра, то придержал бы свой язык на уровне гланд. Но разве что пророки могут предсказать, что нас ждёт завтра. Ан нет пророка в своём отечестве.
Вот и наш отель! Хоть и 2*, но с бассейном. На моё предложение охладить темперамент Дима ответил «б-р-р-р», однако любезно согласился сопроводить меня до купели. Купание во святых источниках – явно не его стихия. Вода в бассейне была не намного теплее, чем, на Крещение в Дивеево, однако это не помешало мне с полчасика поудивлять местный бомонд. Не знаю, есть ли нужда тратить время, чтобы мой дорогой читатель имел представление о «сливках» провинциального курортного греческого городка?
Одна из подруг очаровательной Маргариты была примерно её возраста, черноволосая, смуглая, с формами как на картине Боттичелли. Голос её был – нечто среднее между иерихонской трубой и сиреной пожарной машины. Смех напоминал плач козодоя, а интенсивная мимика – танец Майкла Джексона. Про одежду даже говорить неохота, чтобы не шокировать благочестивых христиан, если таковые надумают читать моё повествование. Вторая была помоложе, тоже жгучая брюнетка, светлолицая, «по формам» уступавшая первой примерно вполовину. Одета она была в топик и бриджи, однако топик был цветастый, а не полупрозрачный, как у первой, и под ним всё же угадывались очертания нижнего белья. У первой же ядрёные ягодицы были едва прикрыты то ли шортами, то ли коротенькой юбчонкой с вырезами спереди и сзади аж до интимных мест. Похотливый взгляд, как и весь её вид даже не говорил, а трубил о том, как скучно жить без кобеля. Не помню кто, но очень мудро заметил: когда рядом с мужчиной нет женщины, он начинает делать глупости; когда рядом с женщиной нет мужчины, она начинает делать пакости. Не знаю, что лучше, а что хуже, но I am всегда стараюсь избегать подобного общения.
Третья была моложавой шатенкой, чертами лица напоминавшую то ли дочь лихих степей, то ли Аравийской пустыни. Крупные серьги, кольца, браслеты дополняли её гардероб, состоящий из длинного сарафана цвета ультрамарин и причудливой формы босоножек-чулок. Плечи, меж тем, были открыты почти «до пупа», и вообще кутюрье, создавший этот шедевр, обладал незаурядным талантом, если сарафан более открывал, нежели скрывал вожделенное тело. Ярко-розовые бретельки были явно не от сарафана, зато на фоне кофейного загара смотрелись очень эффектно. Ногти – что на руках, что на ногах, и даже губы были выкрашены в тот же ядовитый ультрамарин. Фигура у неё была точёная во всех отношениях, прямо как у Венеры Милосской, да и вообще в её облике было что-то венерическое. Голос её был тихий, вкрадчивый, движения – как у павы, взгляд тёмных глаз заманчиво-выразительный и красноречиво свидетельствовал о том, что у этой мадам на уме. Если, конечно, то, что скрывала её черепная коробка, позволительно назвать умом. Во всяком случае, отсутствие самца по жизни выражала каждая её клетка. Мамзель очень уж напоминала африканскую ящерицу игуану в момент охоты за добычей. Мужчина средних лет, составлявший им компанию в этот вечер, был среднестатистическим греком, с густой шевелюрой, как у льва, без особых примет и вредных привычек. Впрочем, он удалился спустя совсем непродолжительное время, так что запомнить его у меня не получилось. Да и, честно говоря, не было особого желания.
Дима тем временем уселся строчить повествование на тему прожитого дня. Везёт мне на попутчиков-летописцев! Хотя не исключён вариант, что когда-нибудь лет через эдак… мне бросится в глаза со стеллажа книжной ярмарки знакомое имя и броский заголовок заставит потянуться за портмоне. И вся страна, а может быть и весь мир узнает, что в начале мая две тысячи одиннадцатого года от Рождества Христова, двое россиян прибыли на благословенную греческую землю, чтобы вписать ещё одну яркую страницу в летопись своих паломнических устремлений.
Когда Маргарита решила полюбопытствовать, не «сварился» ли Ваш Покорный Слуга в ледяной (по её понятиям) воде, пришлось сделать жест доброй воли и прекратить шокировать публику. Её подруги по-разному, но очень бурно выражали восторг по поводу силы русского духа, строения моего тела или чего-то ещё, что это самое бренное тело дополняет. Так и хотелось подколоть их чем-нибудь типа «почём вы, девушки, красивых любите?» Но смысл вопроса был бы понятен лишь родившимся в России, а на большее эти красавицы вряд ли бы вдохновили даже Есенина. Поэтому автор этих строк решил благоразумно промолчать.
Махровое полотенце повысило мой тонус ещё на пару градусов, а восторженные женские голоса ещё на пару децибел. Поскольку отель по своим размерам уступал «Метрополю» примерно на два порядка, необходимости одеваться, чтобы проследовать в свой номер, не было никакой. Более того, у меня было такое ощущение, что если бы аз многогрешный решился искупаться в «костюме Адама», то и тогда никакого шока бы не было. Местный бомонд подобным вещам давно перестал удивляться. И тут вдруг подумалось: интересно, наши ночные бабочки на Тверской одеваются и ведут себя скромнее, или аз недостойный настолько отстал от жизни, что не поспеваю за падением нравов?
После всего увиденного и пережитого мне стала очень понятна позиция Афонского Протата, ни под каким предлогом не пускать особей женского пола в свою вотчину. Окажись Ваш Покорный Слуга на их месте, и моя позиция по этому вопросу была бы твёрже гранита. С этими мыслями, после прочтения вечерних правил, ВПС отошёл ко… не пугайтесь, ко сну. Сон в первую «греческую» ночь был поистине младенческим.

Глава IV

Что день грядущий нам готовит? Как гласит известная народная мудрость «Знать бы, где упасть,– соломки бы подстелил». Исходя из того, что соломки мы с собой не захватили, падать мы не собирались. Более того, собрались подниматься по «духовной лествице» на Святую Гору. Однако эту самую лествицу нам предстояло преодолеть за неполных две недели.
Вот чего мы действительно ожидали меньше всего по нашем пробуждении, так это проливного дождя. Замечательный вчерашний вечер вкупе со сказочным закатом, такой погоды вовсе не предвещали. Почему вдруг небо опять расплакалось одному Господу ведомо.
В народе говорят, что радуга – это врата Рая, а чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь.
Очень скоро мы это поймём, ибо ничего в этом мире не происходит не по Божьей воле. Тем более на Афоне! Хотя телом мы до него ещё не добрались, но душой и мыслями были там: уже парили чайками над тихим побережьем, шумели листвой дерев в лесах и рощах, облаками обнимали вершину Святой Горы. А чтобы ко всему этому прикоснуться, всё это постичь, требовалось всего ничего: получить диамонитирион, купить билет и…
Прочитав утренние правила и «утопив грехи во святой воде», можно было расслабиться и подумать немножко о мирском. Завтрак был не намного сытнее, чем вчерашний обед «под крылом самолёта». Знать бы, так можно было смело почивать ещё полчаса, сил бы это дало несравненно больше. Дивен Бог во святых Своих! Сколько же мы грешные тратим сил, средств, а порой и здоровья, чтобы восстановить утраченные силы, тогда как святые по горячей молитве даром получали благодать от Бога!
Ну, когда же, наконец, Небо успокоится? Неужели столько грехов накопилось, что суток не хватило, дабы их смыть! Дима, чтобы не пребывать в праздности и унынии, устроился поудобнее в кресле на балконе, и решил, не теряя времени даром, продолжать писать свои путевые заметки. Что ж, мне ничего другого не оставалось, как изучать путеводители, авось пригодится. Ливень тем временем даже не думал успокаиваться. Хорошо, что мы вчера не поленились прогуляться и пофотографироваться, с утра такого желания почему-то не возникало. Однако до «консульства» нужно было всё же как-то добираться, но как? Мрачные мысли прервал вкрадчивый стук в дверь. Открываю – Маргарита.
– Вас подвезти до пристани? – проговорила наша очаровательная хозяйка на давольно-таки чистом английском языке.
– Конечно, если можно. Мы будем очень рады,– хотелось мне ответить ей, только мой английский был в своё время согласно инструкции ВЦСПС отмечен как «ниже среднего» по пятибалльной системе оценки знаний. Что удивительно, она меня вполне поняла, и через десять минут мы уже садились в «не первой свежести» «Форд», однако ни о каком ропоте по поводу неудобства и речи быть не могло. По сравнению с утренней яичницей, это был Божий дар, поэтому всю дорогу мы возносили молитвы Творцу по поводу непонятно за что дарованной нам милости.
Возле «Проскинитон Графионе», так официально именуется тот заветный домик, где выдают афонские паспорта – диамонитирионы, несмотря на проливной дождь, толпились два десятка желающих к нам присоединиться. Подождём, куда деваться. Однако ждать пришлось совсем недолго, поскольку процедура занимает минимум времени. Купить билеты на паром так же не составило труда: касса находится с другого торца здания. Теперь можно было расслабиться, но так, чтобы не «проспать» посадку на паром.
Ваш Покорный Слуга, ещё со времён работы в N-м «почтовом ящике», привык к тяготам походной жизни, поэтому «вылечился» от греха чревоугодия. Дима же был дитя другого поколения, и пройти мимо ароматно пахнущей стойки было выше его сил. На его предложение вкусить чего-нибудь подостойнее «казённого завтрака», автор этих строк как можно любезнее ответил, что «столько не ворую». Димыч уловил намёк, однако сидеть дурнем при таких ароматах было для него «выше крыши». Чашечка обжигающего кофе с холодной водой и порцией фисташкового мороженого придала несколько суровому выражению его лица столько блаженства, что прям хоть сейчас на икону. Как всё-таки мало нужно человеку для счастья!
Меж тем стрелки, некогда подаренного мне одним солидным господином, «Сейко» напомнили, что пора бы и честь знать. Толпа исключительно мужского рода шумно начала подаваться в сторону пристани. Все как один были сосредоточены и немногословны. Афон! Его дыхание ощущалось даже здесь. Дима, с видимым сожалением (ну почему так мало!) допив ароматный напиток, не стал гадать на кофейной гуще, взвалил на плечи скромный рюкзак, который казался больше него самого, и мы летящей походкой засеменили к арсану.
Белоснежный «Агио Пантелеимон», подобно гигантскому киту раскрыв могучую «пасть», поглощал желающих попасть на Афон в своё, казалось безразмерное чрево. Бдительные таможенники у всех проверяли наличие диамонитирионов, и только после этого давали «добро» на посадку. Поднявшись по трапу на верхнюю палубу, мы облюбовали себе довольно-таки уютное местечко в кают-компании. Мягкие, удобные диванчики, кондиционер, бар – да!, паломники на Святую Гору аскетизмом явно не страдают. Но, по размышлении зрелом, решив, что не мне грешному судить, возблагодарил Творца за очередную проявленную к нам недостойным милость.
Взревели винты, «клюв» закрылся и, без традиционного в России «Прощания славянки», «Агио Пантелеимон» взял курс на юг. Утопающие в зелени кварталы Уранополиса накрыла пелена дождя, и очень скоро даже сторожевую башню невозможно было разглядеть. Чайки, однако, как ни в чём не бывало, парили над пучиной морской, и сопровождали мерный гул винтов своим навязчивым криком. Несколько смельчаков, не побоявшихся растаять под проливным дождём, кидали им кусочки корма, чайки громко «благодарили» на своём языке, и это хоть немного разнообразило монотонность нашего путешествия.
Салон, меж тем, заполнился «на все сто», ибо желающих мокнуть под дождём на палубе в этот день не нашлось. Нам с Димой составили компанию представители Нового Света, насколько аз недостойный смог разобрать их американский английский. Да и по поведению янки можно отличить всегда. Прямо напротив меня «бросил якорь» мужчиночка центнера полтора весом. Глядя на выражение его лица, так и подмывало спросить: «Простите, вы художник, или просто с похмелья?» Однако познания господина в русском языке, видимо ограничивались словами «водка» и «русская мафия». Хотя в лихие 90-е во все языки мира вплелось ещё слово «перестройка». Тем не менее, мало кто понимал его истинный смысл, поскольку строить во всём цивилизованном мире как-то принято один раз и навсегда, и это действо на их языке звучит «билдинг». Перестраивать модно лишь в Стране Дураков, «у них» перестройка переводится как «дебилдинг», что, впрочем, не так уж и далеко от истины. Ещё для таких случаев у меня припасено дежурное «Простите, вы тоже плывёте этим паромом», однако, зная американское «чувство юмора», чтобы ответить на подобный вопрос, у господина мог произойти «сбой компьютера». Поэтому автор этих строк на его приветствие ограничился кивком головы.
Дима опять был целиком поглощён созданием своего безсмертного творения, предоставив мне грешному с головой погрузиться в чтение. Увидеть пейзаж за бортом мешали замутнённые дождём окна кают-компании, а желания проветриться, по-прежнему, не возникало. Янки вели себя довольно шумно, поэтому попытка сосредоточить всё внимание на книге мне тоже не удалась. Мужчиночка «в полтора центнера» рассказывал более молодому соседу что-то смешное, видимо анекдот типа «Встретились Билл Клинтон и Дебил Ельцин…»
Молодой от души хохотал, обнажая все свои тридцать три прокуренных зуба. ВПС хотел было с явным неудовольствием предпочесть столь почётному соседству променад под дождём, но внутренний голос призывал ко смирению, к любви и терпению. Видимо, таким образом Всевышний проверял меня «на вшивость». Преодолев малодушный порыв, аз недостойный начал читать Иисусову молитву. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй мя грешнаго».
Тёплая компания вдруг неожиданно ощутила чувство голода и гуськом направилась в сторону барной стойки. Воздав хвалу Господу нашему, ВПС, не прекращая молитвы, решил-таки полюбоваться открывшейся картиной побережья, благо не поленился захватить с собой ещё принесённый отцом с фронтов Второй Мировой армейский бинокль. Справа, за пеленой дождя, трудно было что-либо разглядеть. Зато слева уже показались на фоне поросших лесом скал крохотные кельи отшельников, причудливые купола часовен, сторожевые башни и арсаны монастырских пристаней. Красота пейзажа заставила меня всё-таки покинуть уютный уголок и выйти на палубу. Но цейсовская оптика быстро «вышла из строя», поскольку протирать её при таком дожде нужно было каждую минуту. Стоять в проходе было также невозможно из-за слишком большого количества любопытных, поэтому пришлось вернуться к насиженному месту. Дима оторвался от дневниковых записей и обратился ко мне с надеждой:
– Сэр, а не худо бы нам кофею испить!
– Отнюдь. И даже пирожка откушать.
– Так за чем дело стало? Вперёд! – скомандовал мой юный друг, и мы предприняли попытку прорваться к барной стойке. Не тут-то было! Желающих хватало с избытком, но юный друг решил стоять насмерть. Мне такая затея была не по душе, но из солидарности решил не бросать попутчика. Минут через десять желание пропало окончательно, и со словами «Сеня, я жду тебя за столиком», не спеша возвратился на исходный рубеж. Мужчиночка «в полтора центнера» со своим компаньоном уже уютно расположились за столиком, и на этот раз уже молодой, бурно жестикулируя, о чём-то рассказывал. Из его рассказа мне удалось выхватить лишь несколько знакомых слов, но то, что у молодого где-то под Филадельфией жена и дети – факт неоспоримый.
Димыч всё-таки достоял до победного, и запах Chibo защекотал мой нос. А когда он вонзил свои бивни в румяный тостик с беконом и сыром, под ложечкой у меня предательски заурчало. Дабы не смущать присутствующих, аз недостойный снова углубился в духовное чтение, «стараясь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий», как наставлял автора известного бестселлера его духовник. Мне же наставлять было некого, самого бы кто наставил, поэтому «включив» как можно более равнодушный вид, Ваш Покорный Слуга внимал строкам Священного Писания.
«Агио Пантелеимон» тем временем, не сбавляя хода, продвигался к намеченной цели. Остались в прошлом Иваница, Зографская пристань, Дохиар, за пригорком показались купола Покровского храма Свято-Пантелеимонова монастыря. Ещё минута, и вся панорама чудесной обители предстала нашему пытливому взору. Публика всё-таки высыпала на палубу, не в силах устоять перед такой красотой. Объективы фотокамер мелькали перед моим носом с калейдоскопической быстротой, стараясь не пропустить самый выгодный ракурс. Мой же
взгляд был прикован к монастырю как магнитом. Паром уже со снайперской точностью причаливал к арсану, когда мне вдруг с неистовой силой захотелось «зайти на сайт». Интернет был ближе к корме, и, I am не без гордости отметил, что «Агио Пантелеимон», пожалуй, единственный корабль в мире, где интернет только мужской. Сделав своё мокрое дело, с
видимым облегчением ВПС подхватил рюкзак и не спеша стал подаваться к выходу. И тут
увидел бегущего мне навстречу благочестивого, но гордого с выпученными глазами. – У тебя что, расстройство после завтрака? – спрашиваю.
– Какое расстройство? Мы пролетели как фанера над Парижем. Уже в Дафни плывём.
– Как в Дафни? А остановки что, не было что ли?
– Была! Я думал, что вся толпа идёт на выход, а они монастырь фотографировали. И вдруг он р-р-раз, и отплыл!
– Фантастика! И что нам теперь делать? Но тут в разговор включился невысокого роста седобородый монах. Он подсказал нам, что паром скоро пойдёт обратно, так что не всё потеряно. На обратном пути он обязательно зайдёт в «Пантелеимон», расстраиваться нет смысла. Аз недостойный так бы и поступил, но Димон, как уже неоднократно отмечалось, был благочестивый, но гордый молодой человек. Последовать мудрому совету старца было не в его натуре. И он принял безаппеляционное решение возвращаться во Свято-Пантелеимонов монастырь пешком. Несмотря на дождь. Несмотря ни на что!
Что тут скажешь? Разве что «Давай хоть в магазин зайдём». Благочестивый, но гордый согласился, но покупать было особо нечего, поэтому мы зашли лишь для того, чтобы отметиться. Поскучав минут пять среди полок, мы для приличия купили пластиковую бутылочку неро, и, не видя других причин задерживаться, молча побрели по бетонированной

дороге. Проезжавшие мимо джипы и микроавтобусы щедро одаривали нас грязью, но вот последний дилижанс покинул центральную площадь (впрочем, единственную) и главный порт Святогорья погрузился в звенящую тишину. Дождь заметно ослаб, но совсем не прекратился: пришлось облачиться в штормовки. Прохлады, меж тем, не ощущалось, дорога достаточно резко поднималась в гору, и всё это вкупе вызвало обильное потовыделение. Через полчаса такой ходьбы одежду нашу можно было уже выжимать. Через час ноги гудели как струны гавайской гитары, а желудок так и норовил прилипнуть к позвоночнику. Но какими мелкими казались нам эти проблемы по сравнению с тем, что мы, наконец, на Афоне! Не чуя ног под собой, мы добрели до небольшой часовенки, и решили, всё-таки, в ней передохнуть. Дима тут же достал свой дневник и погрузился в творческий процесс, и, казалось, даже забыл обо мне. ВПС тем временем разоблачился «по форме №2» и предпринял отчаянную попытку высушить на промозглом ветру всё, что выше пояса. Частично мне это удалось, но дальнейший путь всё равно свёл мои усилия к нулю.
Справа открывалась панорама величественного монастыря Ксиропотам, о котором хочется рассказать особо. Монастырь расположен на склоне горного хребта в некотором удалении от морского берега и окружён густым каштановым лесом. Древние предания называют основательницей монастыря императрицу Пульхерию, дочь императора Аркадия. На берегу до сих пор стоит «башня Пульхерии» (450-457). Монастырь получил своё название по имени святого Павла Ксиропотама, человека царского происхождения, жившего здесь отшельником. По его ходатайству император Роман восстановил монастырь императрицы Пульхерии. Над дверью здешнего храма до сих пор сохранилась надпись на греческом языке:
«Царевна Пульхерия, дочь Аркадия, первая построила этот святой монастырь; Вторым строителем был Роман вместе с иноками из Симонопетра, Святая Гора, 969-70»
Имя святого Павла мы находим уже в первом типиконе Святой Горы (971 год). Он не одобрял идею создания крупных монашеских общин, которую старался воплотить в жизнь преподобный Афанасий, видел идеал пустынножительства в маленьких изолированных скитах и отшельнических кельях. Император Константинопольский же принял сторону святого Афанасия, но святой Павел продолжал подвизаться, ведя строго аскетический образ жизни. Однако после его смерти, его община стала общежительным братством и к одиннадцатому веку превратилась в одно из богатейших на Святой Горе монашеских сообществ. Но после латинской оккупации и пиратских набегов Ксиропотам начал приходить в упадок. В XIII веке, после Флорентийского собора, монастырь принял унию с Римом по указанию императора Михаила Палеолога. Однако во время первой же совместной литургии монахов Ксиропотама и представителей римского духовенства произошло мощное землетрясение, уничтожившее монастырь. Присутствовавшему при этом императору Михаилу Палеологу удалось спастись, а все до единого монахи погибли. Сын императора, Андроник, восстановил Ксиропотам как православный монастырь. Интересный факт: турецкий султан Селим I, завоеватель Египта (1512-1520), щедро жертвовал на афонские монастыри и особенно Ксиропотаму. По словам самого султана, ему явились во сне Сорок Мучеников и повелели помогать этому монастырю.
Кроме собора в честь Сорока Мучеников Севастийских, Ксиропотам имеет ещё несколько небольших храмов и келий, расположенных к востоку от монастыря и в Карее. Сам же он по устроению внутренней жизни является исихастирием, то есть монастырём углублённой молитвенной жизни (исихия – молчание). Монахи, как духовное завещание святого Павла, соблюдают обет молчания, всячески ограничивая общение с внешним миром. Монастырские ворота открываются в одиннадцать часов и лишь для прохода паломников от ворот до храмового придела, для поклонения святыням, и обратно.
В Ксиропотаме хранятся множество святынь, главная из которых – крупнейшая из сохранившихся часть древа Животворящего Креста Господня, на которой до сих пор видно одно из отверстий от гвоздей, которыми были прибиты руки и стопы Христа. Среди других сокровищ – мощи святителя Поликарпа, Сорока Мучеников Севастийских, святителя Григория Богослова, святителя Иоанна Златоуста, святителя Василия Великого, святого Григория из Армении, мучеников Прокопия, Игнатия и Трифона, частицы одежды со следами крови святого Димитрия Солунского и миро от его мощей. Также в монастыре хранятся фрагменты даров волхвов, мантия, подаренная Константином Багрянородным, иконы Иоанна Предтечи, Святого Димитрия из Константинопольского храма Св. Софии, архиерейский жезл, сделанный из янтаря. Есть семь пареклисий внутри монастыря и девять вне его. В библиотеке также хранятся пергаментные и бумажные кодексы.
Если бы мы, сразу по прибытии в Дафнии, решили пойти в Ксиропотам, то вполне могли успеть поклониться святыням. Время, однако, было упущено, поэтому идти туда «на дурачка», чтобы просто поцеловать порог, особого желания не возникло. Меж тем дождь почти прекратился, а до «Пантелеимона» ещё «пилить и пилить». Просушиться при такой влажности всё равно не было шансов, поэтому мы по-рыхлому собрались и продолжили наш путь. Дорога резко уходила вправо, прямо же вела едва заметная тропа. Указателей не было, поэтому, мы решили не испытывать судьбу и пойти по дороге. В любом случае она приведёт нас к жилью, а вот тропа может завести Бог знает куда.
Всё мы, казалось бы, сделали правильно, вот только забыли помолиться. Беседуя о проблемах глобализации, мы лихо мерили шаги, а куда? – непонятно. Пока дорога шла «по горизонтали», мы не чувствовали усталости. Но вот она пошла резко вверх, и тут уже вопрос встал как-то сам собой: а правильно ли мы идём? Ведь монастырь расположен на берегу моря, дорога должна идти вниз, а не вверх. И спросить было не у кого: ни машин, ни пешеходов. Дима уверенно шагал вперёд, никакая сила, казалось, не могла его столкнуть с пути истинного. Как ему рисовало его воспалённое воображение…
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради…» рефреном слетало с моих уст. Неожиданно из-за очередного поворота навстречу нам вышел бородатый безсребренник, ибо вся поклажа его состояла из посоха, выструганного из ствола трёхгодовалой осинки, а одежда была – нечто среднее между одеянием монаха и лохмотьями БОМЖа. Путник шёл с непокрытой головой и в шлёпанцах на босу ногу. С губ его слетали заунывные звуки то ли молитвы, то ли херувимской песни.
– Do you speak English? – с надеждой обратился к нему аз многогрешный. Незнакомец помотал головой, и продолжал свой путь, как ни в чём не бывало.
– «San Panteleimon» a que lado? – I am решил блеснуть своими познаниями в испанском.
Незнакомец крутанул рукой типа «следуйте за мной» и продолжил печатать шаг, даже не обернувшись. Нам ничего не оставалось делать, как сменить вектор на 180 градусов и ускорить поступь примерно вдвое. Под горку идти было значительно легче, однако успевать за «порожним» путником при нашей поклаже было несколько проблематично. Видимо не зря наставлял Христос своих учеников, выходя в путь не брать с собой ничего, кроме горячей молитвы ко Господу. Путник, тем временем, вернул нас «на исходный рубеж» – к часовенке, и, указав правой рукой на ту самую тропку, свернул налево, по направлению к Дафни. Больше часа пешей прогулки по дождю вылетели «коту под хвост».
– Похоже, отшельник, – Дима, молчавший всю дорогу, наконец, разлепил уста.
– Или из Ксиропотама, дал обет молчания.
– Не похоже, что он монах. К тому же монахи все speakают по-английски, а этот только по-гречески. Или вообще ни по-какому.
– Афон! – Мне больше нечего было добавить к сказанному, кроме, разве что ненормативной лексики в адрес юного друга. Мой хилый мозг переключился на «взять в толк, как нам идти по этой тропе». Сначала она резко спускалась вниз в лесную чащу. На дне каньона шумел водопад, и шум воды настолько явственно ласкал наш слух, что лучше бы мы его не слышали: после проливного дождя даже незаметный в жару ручеёк может стать непреодолимым препятствием. Димон, видимо вспоминая вчерашний вечер и свои упрёки в мой адрес, как-то в момент стал тихим и пушистым. Во всяком случае, при росте «метр с кепкой» его было не видать из афонской травы и не слыхать из-за шума воды. Пробираясь сквозь кустарник, наша одежда, как губка, впитывала всю посылаемую с листьев влагу. От сырой травы кроссовки уже «чавкали», но мы этого даже не замечали, поскольку мысли сосредоточились на форсировании водопада.
А вот и он! Зрелище действительно заслуживало внимания и нескольких кадров. Но выбирать ракурс в сырой траве, когда с каждой ветки тебе за шиворот добавляется «доза непослушания», желания не возникло ни у меня, ни у благочестивого, но гордого. Переходить его вброд по камушкам тоже зрелище не для слабонервных: камушки были сплошь покрыты илом, а рюкзачок не прибавлял остойчивости. Не знаю, какой был у меня в этот момент цвет лица, но Димыча можно было различить среди листвы лишь по одежде и, то с трудом. По всем мирским канонам, за все его вчерашние реплики в мой адрес, сегодня его можно было смело утопить. Но мы люди православные, Бог ему судия.
Время, меж тем на Афоне хоть и местное, но на месте не стоит. Из каньона нужно было выбираться, да и в монастырь поспешать. А то «таким макаром» и к вечерней службе не поспеем. И опять уста помимо воли начали глаголати Иисусову молитву. Чёток у меня с собой не было, так что не могу сказать, сколько раз повторил её под соловьиный аккомпанемент, пока справа, метрах, примерно, в двухстах, не раздался треск. Что бы это могло быть? Уж не медведь ли или кабан решил нами пообедать? К такому сценарию мы готовы не были, оружием не запаслись. Всё же – вот что значит русский человек, – надо полюбопытствовать! Развернув стопы под прямым углом, двое умников направились навстречу приключениям. Всё оказалось намного прозаичнее: у старой сосны от тяжести обломился сук, зато через речку в этом месте был перекинут мост, да какой! Сработанный ещё рабами Рима. Антиквариат!
До чего же мудр Господь – знал, чем можно привлечь русского человека. Интересно, а мужчиночка «в полтора центнера», что из Америки, «клюнул» бы на такую приманку или проигнорировал? Хотя, скорее всего его никогда бы не понесло в эти дебри на поиски приключений. Скучный всё же народ американцы. Нам не чета. Тратят миллионы долларов, чтобы поднять уровень адреналина в крови, а тут бесплатно! Только с Димоном дружить надо, тогда будет тебе и дудка, будет и свисток.
Преодолев водное препятствие по античному акведуку, мы ускорили шаг, поскольку тропа была именно в этом месте, мы просто с неё сбились на звериную. Вот и указатель! Монахи позаботились, выкрасили камни в кумачовый цвет. Тут уж не заблудишься. Дима заметно порозовел и даже повеселел. Ему стало казаться, что до «Пантелеимона» мы дойдём «одной левой». Небо заметно посветлело, хотя сплошная облачность и не рассеялась. Поистине райское соловьиное пение не смолкало ни на минуту, тихий шёпот прибоя, доносившийся с побережья, дополнял этот ангельский концерт. Про молитву Димыч забывал как-то сразу, и вот уже начал строить планы на самое ближайшее будущее. Горячий душ и чашка чаю! Как всё-таки мало нужно человеку для счастья.
Но на очередном вираже житейское попечение пришлось снова отложить. Тропа раздваивалась, да так резко, что угадать правильное направление было не по силам даже Пинкертону. Указателей не было, вернее, был, но валялся в сторонке, выдернутый чьей-то «заботливой» рукой. Или лапой, не суть важно, но нам от этого было не легче. В какую сторону этот указатель указывал, восстановить было невозможно, поскольку невозможно было понять, к чему он вообще крепился. Идти на разведку означало заблудиться окончательно, Димон предложил бросить жребий.
– А ты что, язычник? – от неожиданного вопроса мой юный друг потерял дар речи.
– Почему язычник? Как Господь укажет, – дар речи к нему также неожиданно вернулся.
– А ты уверен, что Господь укажет, а не дьявол над нами посмеётся, – хотелось мне хоть раз заставить обратиться к Богу благочестивого, но гордого.
Дима пожал плечами, что означать могло одно: гордыня его поубавилась, но до полной победы было ещё сто вёрст и всё лесом. А если быть точнее, то по горам и по долам. По Святогорью! Поэтому, чтобы окончательно убедить юного друга в силе молитвы, автор этих строк осенил себя трижды крестным знамением, опустился на колени, и неспешно начал читать молитву Животворящему Кресту:
Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих:
Дима стоял как вкопанный: глаза его выражали ту невидимую борьбу, которая происходит внутри маловерного, когда он умом понимает, что Господь обязательно придёт на помощь, но как? Каким образом? Какого ангела пошлёт, чтобы указать правильный путь? Едва заметная усмешка на устах его была красноречивее всяких слов. И если усмешка перерастёт в циничное «ну и где же…», то человек уже никогда не станет убеждённым христианином. В этом Ваш Покорный Слуга убеждался неоднократно. Поэтому, продолжая осенять себя крестным знамением, и кладя земные поклоны, аз недостойный продолжал:
Радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу дияволю, и даровавшего нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки.
Аминь.
И только успел осенить себя крестным знамением и сделать последний земной поклон, как птичка-невеличка (по-моему, это был соловей) вспорхнула с ветки и стремглав пролетела мимо нас в сторону побережья. Дима не обратил на неё ни малейшего внимания, даже не заметил. Тем лучше. Встав на две точки опоры, I am голосом, не терпящим возражений, и характерным жестом, указал верное направление.
– Откуда ты знаешь? – мой юный друг был крайне удивлён.
– А откуда фамилия Двугорбый? – вопрос был явно «на засыпку».
– Как откуда? От верблюда! – Димон всё ещё не «врубился» в мой юмор.
– Ну, вот ты и ответил.
В несколько ошарашенном состоянии благочестивый, но гордый, молча следовал за мной. Подъёмы и спуски чередовались ещё пару раз, вскоре лес стал понемногу редеть, и вот, наконец, на фоне свинцовых облаков нарисовались кресты Покровского собора. Духовной нагрузки на сегодняшний день начинающему христианину было вполне достаточно. Теперь можно было подумать и о бренном теле, и о мирском попечении. Но сюрпризы на сегодня ещё не закончились. Видимо Димыч ещё не до конца проникся мыслью, что старших обижать нехорошо. Впрочем, об этом уже в следующей главе.