«А» и «Б» (МИСТИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ)

Эпиграф
С Богом я общаюсь без нытья
и не причиняя беспокойства:
глупо на устройство бытия
жаловаться автору устройства.

В игре творил Господь миры,
а в их числе - земной,
где смерть - условие игры
для входа в мир иной.

Когда всё сбылось, утекло,
и мир понятен до предела,
душе легко, светло, тепло;
а тут, как раз, и вынос тела.
Игорь Губерман

Пётр Сергеевич Костромин, руководитель отдела критики одного из толстых ленинградских журналов, сидел как обычно в своём крошечном кабинете на 3-м этаже весьма солидного, но не очень приметного дома в центре города.
За окном, куда изредка устремлял Костромин свой рассеянный взгляд, серело пасмурное ленинградское утро; струйки воды, то медленные, то быстрые, текли по стеклу, размывая контуры архитектурных деталей стоящего напротив особняка, в котором, возможно, жили далёкие предки Петра Сергеевича, бывшие богатые и знатные люди при царском дворе - так гласило тайное (в течение многих лет) семейное предание, сведения о котором были давным-давно получены мальчиком Петей от дальних родственников, поскольку родители Пети канули в неизвестность ещё в 20-е годы.
Привычный заоконный, обычно - с осенним привкусом, пейзаж всегда положительно сказывался на рабочем настроении Петра Сергеевича. Периодически отводя задумчивый взгляд от окна, он устремлял его на заправленный в машинку лист бумаги или на открытые страницы книг и журналов, лежавших перед ним на огромном старинном, занимавшим почти полкомнаты столе. Пётр Сергеевич с энтузиазмом кропал очередную ежемесячную разгромную критическую статью с обзором текущих литературных публикаций.
Особенно любил он "драконить стихоплётов", - пожалуй, одно из любимейших профессиональных выражений Петра Сергеевича.
И тут самое время приоткрыть маленькую тайну нашего героя: он был поэтом в душе.
Впрочем, высокопарное "поэт" вряд ли подходило к творчеству Костромина, да и он сам не был о своём тайном таланте слишком высокого мнения (потому-то он и оставался тайным). Между тем, увлечение Петра Сергеевича стихотворчеством привело к удивительному и неожиданному для солидного журнала редакционному новшеству: уже второй год, как в журнале по инициативе Костромина появилась новая рубрика "Стихи наших читателей". В ней самым непосредственным образом участвовал и сам Костромин, но не в качестве критика или рецензента, а в качестве автора, причём, как несложно догадаться, под псевдонимом.
Пётр Сергеевич был человеком неглупым, и посему, печатаясь в новой рубрике почти ежемесячно, каждый раз использовал новый псевдоним; чтобы не повторяться, он даже завёл спецблокнот, куда записывал все свои псевдонимы. Стихи для нового раздела было поручено отбирать из почты самому Костромину и, практически, никто не контролировал этот процесс. И редактор, и его заместитель после выхода пары номеров журнала с новой рубрикой, отказались от "этого чтива", как выразился Главред, по поводу хлынувшего в редакцию стихопотока.
Однажды в голову Костромина пришла шальная мысль написать критический обзор приходящих в новый раздел журнала материалов, в коем слегка обратить внимание на свои собственные творения, но, по зрелом размышлении, он отклонил этот вариант, надеясь, что когда-нибудь его псевдонимы будут раскрыты, а стихи получат должную оценку и без его участия. Пётр Сергеевич уже тиснул в журнале почти все свои приличные, как он считал, вирши и теперь дома, а иногда и на работе, обдумывал, какую бы тематику подобрать для своего очередного стихотворения. Жизнь Костромина подходила к очередному значительному рубежу - в этом году ему исполнялось 60, цифра солидная, наводящая Петра Сергеевича на серьёзные размышления. Среди этих размышлений самыми таинственными, самым необъяснимыми и неожиданными (ведь он был исключительно здоровым, человеком, годами не обращавшимся к врачу) были мысли о смерти. Мысли эти становились всё более навязчивыми, особенно, поздними вечерами, когда Пётр Сергеевич ворочался перед сном в своей одинокой кровати.
"Надо что-то делать" - подумал Костромин в один из очередных вечеров. "Пожалуй, стоит попробовать написать о смерти стихи" - пришла ему неожиданная мысль. "Напишу - и проблема исчезнет, избавлюсь от этого наваждения" - решил Петр Сергеевич.
Обдумывать конкретное воплощение темы он начал тем же вечером. Она так захватила его, что он продолжал эти размышления и на работе. Закончив к полудню в конце недели перед праздниками очередную критическую статью, Костромин решил в оставшуюся часть дня реализовать в рифмованном виде всё накопленное размышлениями последних недель. Он запер дверь кабинета на ключ, вставил в пишущую машинку чистый лист и крупными буквами отпечатал вверху страницы короткое и оглушительное название своего опуса:
"С М Е Р Т Ь".
* * * * *
Тело Петра Сергеевича нашли только после праздников, выломав дверь его кабинета. На столе, среди книг, журналов, писем, отпечатанных и исписанных бумаг, отдельно лежали несколько одинаковых листков со стихотворными строками и неожиданным, двусмысленным при данных обстоятельствах заголовком; под заголовком стояла фамилия, - вероятно, автора.
Вот как выглядел этот листок:

С М Е Р Т Ь
П.Костромин

Она придёт на мягких лапах,
Неслышно подкрадётся вдруг.
Её не выдаст звук и запах,
Не шелохнётся всё вокруг.

Презревши медиков науку,
Грудную клетку разомкнёт,
Костлявую протянет руку
И сердце Ваше в горсть сомнёт.

Звучавший до конца упорно,
Замрёт навеки сердца стук
В костяшках её пальцев чёрных,
Как будто муху сжал паук.

И на просторы всей Вселенной
Из сердца вылетит душа.
Она останется нетленной,
Законы смерти сокруша,

И будет жить в просторах звёздных,
Не зная края и конца,
Средь душ холодных и бесслёзных,
Себе не требуя венца.

*****
Бывший бухгалтер, а ныне свежий пенсионер Михаил Аркадьевич Долин уже с раннего утра был в предвкушении предстоявшего на следующий день праздника, хотя после выхода на пенсию практически каждый день был для него праздничным, ибо на работу уже ходить было не надо, и он мог всецело отдаться своей давней страсти - стихописанию; другим словом это пристрастие Долин называть стеснялся. Стихи он писал почти каждый день, а сегодня это надо было сделать обязательно, ибо ноябрьские праздники были одной из его излюбленных тем, причём "наработана" она у Михаила Аркадьевича была так, что стих нарисовался быстро и без особых трудов.
Из-за не слишком высокого мнения о своих творениях, Долин лишь недавно начал посылать некоторые стихи в новый раздел одного из городских журналов; его редакция помещалась недалеко от места жительства Михаила Аркадьевича, так что пару раз он даже лично относил свои листочки непосредственно ведавшему новым разделом товарищу Костромину. Решил он осуществить поход в журнал и на этот раз.
Двери в редакцию были открыты, но за ней царило запустение; кабинет Костромина оказался закрытым; аналогичная ситуация была и в других кабинетах. Долин вернулся к костроминской двери и вдруг услышал стук пишущей машинки. Михаил Аркадьевич осторожно постучал. После некоторого молчания, раздался скрип отодвигаемого старого кресла, шаги и скрежет поворачиваемого ключа. Дверь открылась. Память у Костромина была отличная, и он сразу узнал стихотворца, пару раз приносившего ему свои творения, которые Петру Сергеевичу нравились, и которые он почти всегда отдавал в набор.
- Чем могу служить? - вежливо, но без признаков особого удовольствия спросил хозяин. кабинета.- Да, вот. Стихи. К празднику. - Стеснительно пробормотал Долин.
- Запоздали, голубчик. К празднику уже всё свёрстано. Давайте уже к следующему. Только заблаговременно.
- А, может, хоть прочтёте, посмотрите квалифицированным взглядом. Замечания там... или совет какой? - просительно произнёс Михаил Аркадьевич.
- Нет. Сейчас не могу. Очень занят, - сказал Костромин.
Долин обиделся и уже более твёрдым голосом произнёс:
- Ну, что вы, право. Здесь и дел то на две минуты, всего один стих и короткий. Не поэма.
Костромин на миг задумался. Он решил привести в действие давно подготавливаемый план первичной оценки своего творчества.
- Вот что, уважаемый. Давайте договоримся на основе взаимности.
Пётр Сергеевич подошёл к столу и вынул из машинки черновик своего последнего стихотворения, отпечатанный, по привычке, в 3-х экземплярах. Один из них он протянул Михаилу Аркадьевичу.
- Давайте Ваше, а вот Вам моё. Сделаем так: Вы через недельку принесёте мне Ваши соображения, а я Вам дам в письменном виде свои. Договорились?
Лицо Михаила Аркадьевича изобразило крайнее удивление.
- Что Вы? Я, ведь, не специалист. Писать - это одно, а критиковать - совсем другое. Нет, уж, увольте...
- Ну и чёрт с Вами, - вдруг грубо ответил Костромин и протянул руку за своим листком.
Неожиданно даже для самого себя, Михаил Аркадьевич убрал руку с листком за спину и произнёс:
- Да, уж, попробую. Письменного разбора не обещаю, но ознакомиться с Вашим творчеством крайне интересно. Потом и мнениями обменяемся. Будьте здоровы.
Когда дверь за посетителем закрылась, Пётр Сергеевич вернулся к столу, вставил в машинку чистый лист бумаги и принялся печатать беловик, в который на ходу внёс несколько изменений. Под заголовком он поставил не псевдоним, как обычно, а свою фамилию. Написав последнюю строчку, Костромин откинулся в кресле, запрокинул голову и прикрыл веки. Именно в этом положении и был найден Пётр Сергеевич Костромин после праздников.
*****
Редактор журнала Роман Алексеевич Краснов сидел в своём кабинете и подписывал приказ о назначении заведующим отделом критики Николая Борисовича Елина, взамен внезапно скончавшегося Костромина. Перед Красновым лежали немногочисленные бумаги Петра Сергеевича, с которыми он ранее не был ознакомлен и которые собирался передать Елину. Роман Алексеевич с удивлением прочёл лежавшее сверху стихотворение Костромина, который ранее не был замечен в сфере стихосложения, а затем внимательно до позднего вечера читал последний критический обзор, написанный покойным. Чтение это увлекло Краснова: и постановка проблем, и мысли, и слог Петра Сергеевича восхитили главного редактора.
- Чёрт возьми, - воскликнул Краснов. - Ну и силён был в своём деле покойничек!
Потянет ли Елин на таком уровне? Человек он, конечно талантливый, молодой, перспективный; к тому же секретарь парторганизации. Но... Надо, пожалуй, ещё раз с ним переговорить.
Он снял трубку и позвонил. Телефон не отвечал. Роман Алексеевич взглянул на часы.
Было уже очень поздно.
- Ну, что ж, отложим разговор на завтра - подумал Краснов и покинул кабинет.
Разговора назавтра не получилось. Утром на квартиру Краснова была вызвана "неотложка", однако было уже поздно. Врач констатировал смерть от сердечного приступа.
*****
Переполох, вызванный в редакции неожиданной смертью двух, хотя и пожилых, но ничем не болевших мужчин, продолжался более недели. В конце-концов, перешагнув сразу пару иерархических ступеней, И.О. Главного был назначен Елин, ещё не успевший принять дела в качестве зав. отделом. После нескольких дней суеты, новых перестановок, перетаскивания имущества из комнаты в комнату, поездок в Москву и прочих срочных дел Елин наконец взялся за разборку бумаг двух покойников. Дело это оказалось хлопотливое и муторное: бумажек накопилась тьма, причём свалены они оказались в страшном беспорядки. Ругаясь и чертыхаясь, Николай Борисович пытался навести среди бумаг хоть какой-нибудь порядок, откладывая на тумбочку те, что он считал возможным выкинуть. Без всякого сомнения Елин отправил в эту кучу и костроминские стихи, пробежав глазами которые он в сердцах бросил:
- Чертовщина какая-то, хранят всякую ерунду! Душа, видите ли, у него куда-то вылетела, - и отшвырнул злополучный листок.
Разбирательство бумаг затянулось. Постепенно редакция опустела, и лишь Главред продолжал нести свою трудовую вахту.
На завтрашнее утро было назначено заседание редколлегии, и к 9 часам все руководящие сотрудники редакции потянулись к кабинету Главного.
Первые же вошедшие в приёмную были ошарашены видом лежавшей, как оказалось - в обмороке, на пороге кабинета молодой секретарши Верочки. Побежали за нашатырём, и когда Верочка пришла в себя, она неожиданно заплакала, по-детски всхлипывая и показывая рукой на дверь. Кто-то заглянул в приоткрытую дверь и быстро направился к телефону. Впрочем, всем почти сразу стало ясно, что "Скорая" уже ничем не может помочь. Однако "Скорой" дело не ограничилось. Зам. Главного позвонил в Москву, и через несколько часов в редакции появился следователь.
Журналистская деятельность на долгое время в редакции остановилась, а сотрудники один за другим по нескольку раз давали следователю свои показания. Никаких мотивов для возможного преступления, никаких причин ухода из жизни 3-х совершенно здоровых, как выяснило следствие, людей невозможно было обнаружить. Следствие длилось более месяца, журнал временно перестал выходить, но никакого просвета в деле не просматривалось.
*****
Здесь нам придётся вернуться немного назад, чтобы познакомится с ещё одним, на первый взгляд неприметным персонажем описанных ранее событий.
При разговоре Долина и Костромина, у дверей кабинета, не спеша, орудуя шваброй и двигая ногой тазик с водой, перемещалась по коридору уборщица Тая, молодая одинокая девушка весьма неприметной наружности, обладающая неоценимым талантом проводить уборочные мероприятия абсолютно незаметно для присутствующих. В момент выхода Долина из кабинета она, скользнув в комнату, быстренько провела пару раз по полу шваброй, вытряхнула содержимое костроминской мусорной корзинки в свой грязный мешок и также незаметно исчезла за дверью.
Столь же профессионально Тая убирала и кабинеты других сотрудников редакции. Так что Елин, разбиравший бумаги Костромина в последний день своей деятельности, даже не заметил произведенную Таей быструю уборку своего помещения. Скоростные способности Таи были столь высоки, что она умудрялась одновременно работать в 3-х организациях, да ещё и подрабатывать кое-где на дому. По приведенным причинам вряд ли мог бы вызвать чьё-то удивление факт приобретения Таей весьма неплохого компьютера, да ещё и с интернетом. Впрочем, удивления не возникало и по другой простой причине: близких знакомых, кроме работодателей, у Таи и не было.
*****
Между тем, вернувшийся из похода в редакцию пенсионер Долин, тщательно и с большим любопытством ознакомившись с последним творением Петра Сергеевича Костромина, ходил взад-вперёд по своей комнате обдумывая свои соображения о прочитанном. Стихотворение
его чем-то не удовлетворяло. Михаил Аркадьевич был категорически не согласен уже с первым его катреном, и мнение его был полностью обоснованным. Дело в том, что Долин недавно схоронил свою сестру, болевшую долго и мучительно. Регулярно посещавший её в больнице Михаил Аркадьевич был твёрдо убежден, что звук и запах являются одним из обязательных предвестников смерти, в чём полностью расходился с Костроминым, и, главное, он совершенно не воспринимал любых рассуждений о душе, да ещё и о вечной и бессмертной. Чем дальше размышлял Долин, тем больше утверждался в мысли не просто раскритиковать стихи Костромина, но и ответить на них своими, оспаривающими костроминское мнение. Положив перед собой чистый лист бумаги, он взял в руки карандаш и ненадолго задумался. Название и стиль Костромина он решил сохранить,но смысл изменить в корне. Через несколько часов лист был исписан сверху донизу. Почиркав по написанному ещё с полчасика, Долин вынул чистый лист и стал переписывать стихотворение начисто. Вот оно:
»СМЕРТЬ»
М. Долин
Она придёт, гремя скелетом,
И распугает всё вокруг.
Замрёт живое всё при этом,
И станет громче смерти звук.

И тленом гибельным запахнет,
И, смертный её встретя взгляд,
Душа смутится и зачахнет,
И время вдруг пойдёт назад.

Но никогда не возвратятся
Любовь, надежды и мечты.
Быть может души воплотятся
В траву, деревья и цветы.

Однако вечности пространство
И их проглотит без следа.
Лишь смерти вечно постоянство,
А жизнь исчезнет навсегда.

- Вот так - сказал Долин. - А не так - он щёлкнул по костроминскому листку пальцем.
- Реалистом надо быть, а не... этим... - Тут он задумался, подыскивая подходящий термин, но, не найдя, махнул рукой, а затем поднял телефонную трубку.
*****
Единственная дочь Долина, после скандального развода несколько лет назад, вновь вышла замуж за скромного тихого и замкнутого молодого (с точки зрения Михаила Аркадьевича) человека, ставшего, после смерти своей матери, владельцем небольшой квартиры в соседнем доме. Неожиданно Долин близко сошёлся с зятем, поскольку тот оказался большим любителем и знатоком поэзии и благосклонно оценивал творения Михаила Аркадьевича, первым посоветовав тестю попробовать опубликовать их в печати. Именно ему и позвонил Долин в ближайшее воскресенье после написания своего "Ответа Костромину", - как он это про себя называл.
- Боря, ты не можешь ко мне не надолго заскочить, дельце одно небольшое есть. Литературное. Хочу посоветоваться, но по телефону неудобно: надо тексты видеть.
Через 10 минут, открыв на звонок дверь, Михаил Аркадьевич сначала удивился, увидев на площадке две фигуры, но через секунду разглядел рядом с зятем знакомую девушку, с недавних пор приходившую к нему раз в неделю для уборки квартиры. Это удачное знакомство состоялось в один из первых походов Долина в редакцию журнала, где он стоял коридоре, поджидая, когда кабинет Костромина покинет оказавшийся там посетитель.
- Тая, Вы здесь убирайте, а мы с Борисом пока в другой комнате посидим, - сказал Долин и увлёк зятя в спальню. Там он в нескольких словах пересказал уже известный разговор с Костроминым, ознакомил Бориса со стихотворением Костромина и своим "Ответом".
- Боря, прочти повнимательней и скажи, что ты об этом думаешь.
Зять несколько минут изучал тексты, а затем отложил листы.
- Михаил Аркадьевич, Вы же знаете, что я неверующий, причём ни в Бога, ни в чёрта. Так что вряд ли Вы можете ожидать от меня объективной оценки. Конечно Ваша позиция мне ближе, но, с точки зрения поэзии, отдать предпочтение какому-либо варианту я не могу: в каждом из них есть свои достоинства и недостатки и оба, по-своему, интересны.
В этот момент в проёме двери возникла голова Таи.
- Можно уже и тут убрать, Михаил Аркадьевич? А то я тороплюсь.
- Да, пожалуйста.
Долин взял со стола свои стихи и положил их на тумбочку у кровати. Сказав Тае:
- Остальные бумажки можно выкинуть, - он вышел с зятем в коридор.
- Спасибо за консультацию, - крикнул он вслед уходившему домой Борису.
На следующий день выспаться Михаилу Аркадьевичу не удалось. В 6 утра позвонила дочь и сказала, что ночью её муж скоропостижно скончался.
О событиях в редакции Долин ещё не знал и посему воспринял случившееся как неожиданную трагическую случайность.
Несколько дней прошли в похоронных хлопотах и суете. После похорон Михаил Аркадьевич с раннего вечера устало завалился спать и проспал до позднего утра. Проснулся он с совершенно пустой головой: непривычно для Михаила Аркадьевича в ней не шевелилось ни одной толковой мысли. Взгляд Долина остановился на тумбочке: он увидел листки со стихами о смерти - свои и Костромина.
- Надо чем-то заняться, а то так и с ума сойти можно, - пробормотал Михаил Аркадьевич и отправился в ванную, а затем на кухню. После завтрака он одел тот же похоронный чёрный костюм, взял оба листка со стихами и направился в редакцию.
Костюм оказался кстати. В редакции царило похоронное настроение, редакционный народ толпился у буфета. Через четверть часа, присоединившись к одной из групп беседовавших сотрудников, Долин уже был в курсе произошедших событий. К тому же в соседнюю с буфетом комнату периодически по одному заходили сотрудники журнала, и выяснилось, что там работает следователь, уже не в первый раз опрашивая работников редакции. Каждый, вспомнивший что-нибудь, относящееся к делу, должен был прийти и дополнить свои показания.
Михаил Аркадьевич на несколько минут задумался. Когда очередной сотрудник журнала вышел от следователя, неожиданно даже для самого себя, Долин вдруг вошёл в следовательский кабинет. Сидевший за столом закончил что-то писать в толстой тетради и поднял голову.
- Я - следователь, капитан милиции Агапов. Ваша фамилия и должность?
Видите ли, смущённо сказал Михаил Аркадьевич, - я не являюсь сотрудником редакции...
- Тогда в чём дело? - перебил его капитан.
- Дело в том, что 3 дня назад скоропостижно умер мой зять, молодой ещё человек и тоже вполне здоровый.
- Что значит "Тоже"? - Уже с интересом спросил Агапов. - И что привело Вас в редакцию?
- Дело в том, что я был знаком с Петром Сергеевичем Костроминым и разговаривал с ним, как мне стало несколько минут назад известно, в последний день его жизни и, возможно, даже последним...
- В таком случае Ваш приход вполне обоснован. Агапов придвинул журнал. - Так как Ваша фамилия?
Быстро закончив формальности, капитан попросил Михаила Аркадьевича во всех подробностях описать последнюю встречу с Костроминым, включая мельчайшие запомнившиеся детали. Перед этим он кратко изложил произошедшие в редакции события.
Михаил Аркадьевич извлёк из портфеля два листа бумаги со своим и костроминскими стихами и начал излагать содержание уже известной нам своей беседы с Костроминым. После некоторой паузы, он счёл нужным рассказать и о своём разговоре с зятем по поводу злополучных стихов.
Когда Долин закончил рассказ, капитан встал и несколько раз прошёлся молча по кабинету.
- Вы полагаете, что между всем случившимся и этими листками со стихами есть какая-то связь?
Долин замешкался с ответом. - Трудно сказать... На первый взгляд, никакой связи нет ...
- А на второй? - спросил Агапов.
- Собственно, я лишь полчаса назад, да и то отрывочно узнал обо всём. Надобно бы обдумать кое-что...
- Давайте решим так - прервал капитан. Я тут через несколько часов закончу приём сотрудников редакции, а Вы пока подумаете. К концу рабочего дня подойдите ко мне ещё раз, и мы с Вами договорим. У меня будет вся информация по редакции, а у Вас, может быть, тоже что-нибудь прояснится.
*****
К 5 часам Долин вновь сидел в кабинете, однако ясности в его голове за истекшие часы не прибавилось.. Ничего интересного не удалось извлечь из бесед с сотрудниками журнала и капитану Агапову.
- Никакой зацепки в этом деле я пока не вижу, кроме Вашей смутной идеи о стихах, но тут скорее попахивает мистикой и чертовщиной, а не реальными обстоятельствами. Выйдем на пару минут в коридор, пока здесь приберут, - сказал Агапов, увидев заглянувшую в дверь Таю.
Они вышли из кабинета, продолжая обсуждать возможные варианты связи четырёх смертей с фигурирующими уже в деле стихами. Увязать эти обстоятельства им никак не удавалось.
- Думаю, не помешало бы встретиться с Вашей дочерью, - сказал Агапов на прощанье. - Попросите её завтра подойти ко мне в редакцию часам к четырём.
- Хорошо, - ответил Долин, и они распрощались.
На следующий день вечером Долину позвонила дочь и возмущённо поведала ему о безобразном поведении следователя, пригласившего её и не пришедшего на встречу. Она прождала его почти целый час.
То, что ожидание это было совершенно напрасным, ибо капитана Агапова уже не было в живых, стало известно Долину только через несколько дней, когда его вызвали в ГУВД к следователю по особо важным делам полковнику Назарову.
*****
Беседа с Назаровым, к удивлению Михаила Аркадьевича, носила явно неофициальный характер. Полковник ничего не записывал, пригласив Долина побеседовать на уютном кожаном диване.
- Я прочёл все относящиеся к делу бумаги покойного капитана, - сказал Назаров. - Кроме Ваших показаний в деле нет никаких зацепок. Ваши предположения серьёзными назвать трудно... Однако я хотел бы ознакомиться с ними напрямую.
При словах "покойного капитана" у Долина внутри всё похолодело. Назаров, видимо, почувствовал это.
- Да, - сказал он, - и капитан Агапов тоже. Причём, кажется, опять Вы были одним из последних, с кем он разговаривал. Не считая его домашних. Таковы, Михаил Аркадьевич, обстоятельства. Причём общим для всех странных смертей этого дела фактором является Ваше участие. Ну, и ещё стихи, разумеется, но ничего смертельного, кроме названия, я в них не обнаружил... Впрочем, Вы, кажется противоположного мнения?
- Вы меня подозреваете?
- Видите ли, скажу прямо: нет абсолютно никаких оснований или причин для такого рода подозрений, но Ваша причастность, - пока не знаю в каком виде, - к этому делу для меня несомненна.
Первоначальное волнение вдруг оставило Долина, и он спокойно произнёс: - Я полностью разделяю Ваше мнение. Моё участие в происшедшем... Нет, - в происходящем, - для меня тоже вне сомнений, но, увы, я пока не могу в этом разобраться. Кое-какие мысли на этот счёт у меня есть, но… очень сырые.
- Не хочу Вас долее задерживать, Михаил Аркадьевич. Постарайтесь оформить ваши сырые мысли в правдоподобную версию. И, желательно, побыстрее. Думаю, это в Ваших же интересах.
Выйдя на улицу, Долин медленно побрёл к дому, на ходу обдумывая создавшееся положение. Для него становилось всё яснее, что никто лучше него не может разобраться в этом запутанном деле. Если он не распутает его, то дело либо придётся закрыть, - что вряд ли, - либо повесить все трупы на него - Михаила Аркадьевича Долина. Третьего, пожалуй, не дано.
*****
Полковник Назаров, вызвал Долина в редакцию, где снова начался сбор информации о сотрудниках, уже через день, к вечеру. В этот раз он уже не был столь любезен, как в прошлый.
Кроме него в углу кабинета за столиком с компьютером сидел молодой человек в мундире с погонами старшего лейтенанта.
- Я готов выслушать Вашу версию - начал Назаров официально.
Михаил Аркадьевич почувствовал в этих словах и тоне неприятный оттенок. Он пожал плечами, помолчал. Затем, как будто приняв какое-то важное решение, напряжённым голосом задал вопрос:
- Вам не кажется товарищ полковник, что мы здесь имеем дело с чем-то необычным, не укладывающимся в стандартные рамки?
- Что Вы хотите этим сказать?
За дверью послышалось шарканье, ассоциировавшееся у Долина с Таей.
Михаил Аркадьевич задумался. Мысль, пришедшая ему в голову, требовала очень осторожного подхода к разговору. Любая обмолвка могла стать роковой.
- Я просто констатирую некую таинственность, я бы даже сказал мистику всего происшедшего. Разве Вы этого не чувствуете?
- На что Вы намекаете? Хочу Вас сразу предупредить, что склонить меня на путь обсуждения всякой чертовщины Вам не удастся. Меня интересует, какова Ваша роль в этом деле. По-моему об этом мы договаривались в прошлый раз?
- Да, конечно, но случай столь сложный, что я просил бы Вас подождать до завтра. Если мои смутные предположения не верны, то я об этом Вам завтра же сообщу.
- Ну, а если верны?
Долин на секунду задержался с ответом, обдумывая формулировку.
- Верных предположений я, тем более, скрывать не буду - наконец сказал он.
- Хорошо. Жду Вас здесь завтра в девять. И непременно с ответом.
*****
К девяти часам Долин прибыл в редакцию. Назарова ещё не было. Долин задумался. Он был уже почти убеждён, что с Назаровым он больше не встретится. Надо было продумать, что делать дальше. Михаил Аркадьевич был честным человеком, и его обещание не скрывать своих предположений, накладывало на него некоторые обязательства. Однако, если его последний разговор записан на плёнку, это может привести к печальным последствиям. Необходимо, прежде всего, выяснить, есть ли запись. Приняв это решение, Долин отправился домой.
*****
Приглашение к следователю полковнику Голикову последовало на 3-й день. К некоторому удивлению Долина, войдя в кабинет, он вновь увидел того же старлея, как и в
прошлый раз сидевшего за компьютером. Его присутствие усложняло версию Долина. Честно говоря, он полагал, что этот молодой человек, фиксировавший его последний разговор с Назаровым, уже тоже не числится в милицейских списках. Конечно, он мог бы попытаться повторить свой эксперимент в несколько изменённом виде, чтобы разрешить кое-какие свои сомнения, однако теперь, когда, в отличие от прошлого, он был значительно больше уверен в своих предположениях, это было бы похоже на убийство с заранее обдуманными намерениями.
Пойти на это Долин не мог.
- Михаил Аркадьевич, меня зовут Григорий Петрович. Можете ли Вы что-нибудь добавить к своим последним показаниям? - Вежливо спросил полковник. - Прошу Вас, - добавил он, указывая на стул.
- Видите ли, Григорий Петрович, моя версия столь фантастична, что я не уверен в Вашем желании и возможностях выслушать её до конца.
- Не смущайтесь, Михаил Аркадьевич, я готов выслушать Вашу версию даже, если...
- Одну секундочку, прервал его Долин. Он встал и открыл дверь. Слух не обманул его. По коридору, шаркая шваброй, двигалась Тая. Долин прикрыл дверь, повернулся к полковнику и тихо сказал:
- Не могли бы мы встретиться завтра у Вас в управлении. Я бы подготовил свои соображения в письменном виде...
Полковник озадаченно посмотрел на Долина.
- Есть причины?
- Возможно - да, - загадочно ответил Михаил Аркадьевич.
- Ну, что ж. Завтра к 10-ти Вы успеете?
- Постараюсь. До завтра. Желаю здравия - сказал Долин, выходя из кабинета.
*****
Ровно в десять Долин сидел в кабинете УВД напротив полковника, вынимая из портфеля несколько исписанных листков. Полковник принял листки и погрузился в чтение. Постепенно на его лице стало появляться выражение изумления и, дочитав до половины, он поднял обескураженный взор на Михаила Аркадьевича.
Помимо изумления, в его взгляде читался и невысказанный вопрос. Долин твёрдо встретил этот взгляд и утвердительно кивнул.
- Если хотите, можете проверить. Но, предупреждаю, это смертельно.
Григорий Петрович вновь углубился в листки и, уже не отрываясь, дочитал их до конца.
Не поднимая глаз, он надолго задумался. Наконец полковник встал.
- Михаил Аркадьевич, Вы свободны. Мне нужно время для принятия решения. Возможно, нам придётся увидеться снова. Я Вам сообщу. До свиданья.
*****
"Закрытая папка. Совершенно секретно, особой важности"
(только для читателей со спецдопуском)

Список руководящих работников подразделений
Особой Специальной Унитарной Конторы (ОСУК)

Палата "А" ("Адские работники"):
Ариман Владимир Демьянович по паспорту - Воланд Демонович/ - председатель.
Кондрашкин Кондрат Мстиславович - начальника охраны
Кондрашкина Ведемина Кондратьевна - дочь начальника охраны и секретарша председателя
Сёстры Косцовы/близняшки/ Аида и Гурия - ответственные за женские дела
Братья Чертовы: Асмодей, Каин, Прокл, Горгоний- ответственные по мужской части
Адамов Гордей Сатрапович - делопроизводитель

Палата "Б" ("Богова служба")
Господарёв Б-Г - председатель
Архангелов Пётр - начальник охраны
Божественная Ангелина – секретарша председателя
Сводные сёстры Безфамильные Ева и Лилит - внебрачные дочери Председателя
Братья Откровенные: Иоанн, Лука, Матфей и Марк

Примечание: подразделение "Б" представляет собой верхнюю палату ОСУК, но её нижняя палата - спецподразделение "А" функционирует независимо, выполняя важнейшие жизненные функции.
*****
Генеральное Заседание Генеральной ассамблеи Конторы было назначено на день ближайшей оппозиции Марса и Венеры. Таковое заседание обеих палат ОСУК проводились крайне редко и, последние столетия, - в великолепных каменных палатах стиля ампир, возникших по озарению Председателя Палаты "Б", в момент вспышки сверхновой в туманности
Андромеды несколько сотен лет назад. Здание получило звучное название "Дом Генеральных Заседаний" и табличку: "Памятник архитектуры. Охраняется."
На этот раз Главным Председательствующим являлся Владимир Демьянович, поскольку рассматриваемый вопрос был поставлен его Палатой. Докладчиком выступал Гордей Сатрапович, долгие годы подготавливавший новый очень важный документ. Он уже раскладывал свои бумаги на трибуне, по обе стороны которой стояли на страже Кондрашкин и Архангелов, на случай всяких непредвиденных эксцессов. А эксцессы тут бывали. Всякие.
Позади трибуны за огромным столом в президиуме сидело руководство в лице вечных конкурентов братьев Откровенных и братьев Чертовых. Откровенные владели правом первичного отбора электората, на каковое уже давненько претендовали и братья Чертовы, так что отношения их были демонстративно недружественными. Отдельно на подиуме стоял стол секретариата, в центре которого восседали Ангелина Божественная и Ведемина Кондрашкина, а по бокам располагались 2 пары неразлучных сестричек.
Над президиумом, на 2-х великолепных коврах, парили, сложив ноги по-турецки, Господарёв и Ариман. Один из председателей, как обычно, расчёсывал свою бороду, а другой - поглаживал мохнатой рукой голову нежно обвившего его змия. В зале размещалось множество малоответственных, но влиятельных сотрудников палат, от Шестикрылого Серафима до Беззубой Яги и спецагентов типа Таи Засланской. Впрочем, как заметил полудремавший, но всевидящий Ариман, Яги на своём месте ещё не было. Видимо, как всегда, перекуривала в туалете.
Ариман пальчиком поманил Таю и дал ей кое-какие указания. Тая быстренько выполнила поручение: Яга, с клюкой в одной руке и авоськой с блестевшей в ней ступой в другой, заняла своё место там, где дамы, объединённые, несмотря на принадлежность к разным палатам, в некий Женский комитет, сидели отдельной компанией.
Впрочем, и остальные депутаты разбились на многочисленные фракции, большинство из которых можно было легко отнести к тому или иному политическому направлению по плакатам, висящим над креслами: например, над ортодоксами висело огромное полотнище с краткой, но доходчивой надписью: "СЛАВА БОГУ!". Напротив него, через проход висел почти столь же краткий призыв оппонирующей партии: "ДРУЗЬЯ! ИДИТЕ К ЧЁРТУ!". Под этим плакатом стояло особое с давних пор никем не занимаемое кресло с памятной табличкой на спинке. На медной табличке было выгравировано:
Бессмертный
Кощей
Погиб сказочной смертью. От иглы.
Да будет вечной его память.

Про иглу по Палатам ходили разные слухи. Кое-кто утверждал, что она была с наркотой; некоторые утверждали, что это была не игла, а "Игла" с парой килограммов взрывчатки; впрочем, были и совершенно необычные слухи об отравленной игле. Как бы то ни было, но кресло в "Доме Генеральных Заседаний" было за Кощеем закреплено навечно; даже считалось, что за ним сохранился и голос в голосованиях. Помимо этого, мраморный бюст Кощея стоял в одном из дальних углов подиума и с джокондовой улыбкой взирал в зал.
Особо неприязненно к различным слухам о летальном конце Кощея относилась его давняя фронтовая подруга - "летальная" Яга. Это прозвище Яга получила из-за своего древнего помела, которое она изрядно поизносила за последние тысячелетия и лишь недавно поменяла на более современную ступу. (Впрочем, она до сих пор не забыла свой позорный полёт на метле в С-Петербург в качестве рикши).
Воспоминания Яги прервал звучный рёв сирены. Сирена была модным усовершенствованием давно надоевшего всем стакана с чайной ложечкой, дребезжания которой почти не было слышно средь всеобщего шума-гама. Тем более, что этот слабый звук не доходил до буфета, где обычно до последнего момента перед Заседанием тусовалась значительная часть членов Конторы. Впрочем, о "Большом Буфете", как его называли конторщики, можно (и нужно) рассказывать долго и подробно, но это отдельная тема, которая может отвлечь нас от важных событий начавшегося Заседания, ибо Гордей Сатрапович уже кончил раскладывать свои бумаги на трибуне и постукивает пальцем по микрофону, проверяя качество звука.
Внезапно грянул невидимый оркестр и под Гимн Небесного Союза зал дружно встал.
Музыка была необыкновенной: казалось, что одновременно играли два оркестра, исполняя два разных музыкальных произведения. Все вяло запели, причём, как стало ясно через несколько мгновений, исполнялись не только две разные мелодии, но и два разных текста. Впрочем, припев звучал почти в унисон, поскольку в обоих текстах содержались одинаковые слова, типа "Славься, славься" и "Да здравствует".
Также неожиданно, как началась, музыка смолкла, и Адамов вновь постучал по микрофону.
Мы не будем излагать здесь подробности речи господина Адамова; коротко остановимся лишь на основных его положениях.
Главной посылкой докладчика был тезис о тревожном, с точки зрения Палаты "А", снижении смертности на планете Земля и о росте тамошнего народонаселения, при значительном преобладании душ электората "Б" над душами электората "А". Тезиса, подкреплённого большим количеством статистического материала, демонстрировавшегося Гордеем Сатраповичем на огромном экране, расположенном справа над подиумом.
Диаграммы и графики убедительно свидетельствовали о тревожных тенденциях, обеспокоивших руководство Палаты "А" обострением электоральных проблем.
Покончив с мотивировками и обоснованиями, докладчик приступил к конкретным предложениям, сводившимся, коротко, в общедоступных понятиях, к двум вариантам.
1.Немедленно "мочить" всех, кто будет вслух говорить о смерти. ИЛИ:
2. Немедленно "мочить" всех, кто будет поминать чёрта. "Замоченные" подлежали передаче в ведение палаты "А".
Предложения вызвали бурное оживление в зале. Одобрительные крики членов Палаты "А" перекрывались возмущёнными голосами представителей Палаты "Б".
Господарёв прекратил чесать бороду, приосанился на своём ковре и поднял руку. Гул затих. Опустив руку, Председатель разборчиво по складам авторитетно объявил:
" ТАК – НЕ – ПОЙ - ДЁТ!".
В зале зашумели: Голосовать! Обсудить! Отправить в согласительную комиссию! Передать в комитеты!
Ариман махнул рукой, в зале снова взвыла сирена.
- Слова просит глава Комиссии с трубы - Двуликий Янус Янусович. - Объявил председательствующий в наступившей тишине.
Здесь необходимо пояснить, что в старом здании члены согласительной комиссии, носившей штатное название "Комиссия "А и Б", не имели собственных стульев в зале, а сидели на какой-то всегда тёплой трубе технологических процессов палаты "А" в конце зала. В связи с этим среди депутатов ассамблеи комиссия в просторечии называлась "Комиссией с трубы". В новом здании им отвели отдельную ложу, но прозвище уже устоялось и стало почти официальным.
К трибуне по центральному проходу медленно прошествовала необычайная даже для присутствовавшего контингента фигура, которая, повернув голову на 90 градусов, проходя к трибуне вежливо раскланивалась в обе стороны.
- Наша комиссия предлагает компромисс - произнёс Янус Янусович, появившись на трибуне.
- Компромисс очень прост и, несомненно, может удовлетворить всех.
Двуликий последовательно наклонил голову сначала назад, а затем вперёд, обращаясь и к президиуму, и к залу.
- Для этого достаточно принять не один из вариантов, а оба предложенных одновременно. Ну, и кстати, "мочить" немедленно совсем не обязательно. Думаю, лучше - отложенные санкции и, желательно, без свидетелей.
На некоторое время воцарилась тишина, все обдумывали гениальное предложение.
Через мгновенье почти одновременно начали хлопать в ладоши и Господарёв, и Ариман; это хлопанье плавно перешло в общие дружные аплодисменты.
- Полагаю, что надо принять и законное решение о передаче соответствующей информации исполнительным органам, - продолжил Янус Янусович - Выделить уполномоченных, разработать методику...
- Ну, здесь проблем не будет, - прервал его Ариман. - Создание информационной сети поручим Тае Засланской, а для передачи информации используем последние научные достижения: компьютеры с интернетом. Нет возражений? Ну, и ладненько. Спасибо Янус
Янусович.
Переходим к голосованию.
Кто "За", кто "Против" - прошу голосовать.
Голосование, как всегда, прошло блестяще. При одном воздержавшемся - Бессмертном Кощее - депутаты проголосовали единодушно "За".
После голосования слова потребовала Яга, предложившая свои услуги по доставке информации, однако, поскольку сравнение ступы с интернетом по всем параметрам не выдерживало никакой критики, Ягу со свистом прогнали с трибуны. Вслед за этим вновь громыхнул оркестр, исполнив столь знакомые конторщикам мелодии.
После заседания Ариман слез с ковра, лёгким движением руки отослал его, подошёл к Тае и пригласил её в свой роскошный кабинет. В опустевшем здании Владимир Демьянович и Тая в течение нескольких часов плодотворно проработали над отдельными нюансами предстоящей компании.
*****
Михаил Аркадьевич уже несколько недель с тревогой ожидал очередного вызова в УВД. И чем больше дней уходило в нетерпеливом ожидании, тем тревожнее становилось у него на душе.
Наконец через месяц раздался долгожданный звонок. Долина приглашали к полковнику Голикову на завтрашний вечер.
Вечер был дождливый и хмурый. Почти таким же хмурым был и полковник, не предложивший Долину даже снять плащ. Он вышел из-за стола, и разговор начался стоя.
- Я доложил Вашу информацию, - начал полковник, неопределённо махнув в конце фразы рукою куда-то вверх. - Там отнеслись серьёзно. Не могу сообщить подробности, но Ваша гипотеза, по-видимому, прошла проверку. И успешно.
Долин вздрогнул. "Успешность" проверки он понимал вполне отчётливо.
- Интересно, и много ли "проверенных"? - мелькнуло у него в голове.
Полковник молча походил по кабинету, взглянул на часы и уселся за стол. В дверь постучали.
- Войдите, сказал полковник, с некоторым, как показалось Михаилу Аркадьевичу, облегчением. В кабинет вошёл молодой улыбающийся мужчина в штатском.
- Михаил Аркадьевич, если не ошибаюсь, - сказал мужчина, протягивая руку. - Николай Иванович, можно просто Николай. Вам, ведь, уже за 60, если не ошибаюсь, а мне...
Тут он неожиданно прервался, подошёл к столу, обменялся парой не понятных для Долина фраз с полковником Голиковым и, вновь повернувшись к Долину, неожиданно произнёс:
- Должен Вам предложить проехаться не надолго с мной. Если не возражаете, - продолжил он с такой улыбкой, что возражать не очень и хотелось.
- Вы, если не ошибаюсь, бухгалтер, - произнёс Николай, когда машина тронулась.
- Был. - Ответил коротко Долин.
- А теперь?
- Теперь... Теперь - поэт. - Неожиданно для себя сказал Михаил Аркадьевич.
- Вот и прекрасно. Великолепно. С такой профессией нигде не пропадёшь, тем более, что и пенсия идёт. Всё у Вас будет хорошо. Просто замечательно.
Когда, после подписки Долиным о неразглашении государственной тайны в кабинет Николая Ивановича вошли два дюжих санитара и пригласили Михаила Аркадьевича пройти с ними, ему уже был вполне ясно, что будет всё и замечательно, и великолепно, и прекрасно.
*****
Через полчаса двери знаменитой больницы закрылись за Долиным, как он думал, навсегда. Однако его любимое выражение: "Никогда не говори "Никогда" оказалось справедливым даже в этом, казалось бы, беспросветном случае.
Уже через пару дней Долин понял, что в их 4-местной палате нет ни одного психа. Для этого совершенно не надо было иметь медицинского образования. Сначала "сокамерники", как они себя называли, с настороженностью отнеслись к Михаилу Аркадьевичу, вступая с ним в
короткие обмены малозначащими фразами. Но, похоже, ясность, что он тоже не псих, у них создалась ещё быстрее, чем у Долина: уже к концу первого дня. Видимо, сказывался опыт - ведь они были здесь уже не первый год, и все трое с одинаковым расплывчатым и, в то же время, всеобъемлющим диагнозом - психоз.
Несмотря на длительное совместное проживание, разнообразные дневные и ночные разговоры, Долину так и не удалось выяснить истинную причину их появления в больнице.
Впрочем, Михаил Аркадьевич тоже никому не сообщал о причине своей "болезни", помятуя и о подписке, и о вездесущих стукачах.
*****
Освобождение оказалось неожиданным. Через несколько месяцев что-то случилось в высших сферах, и в больнице состоялась массовая выписка, сопровождаемая медсправкой о выздоровлении. Все четыре справки одновременно принесла утром старшая медсестра, не снисходя до каких-либо объяснений; да и вряд ли они у ней были. В палате воцарилось тишина. Все молча стали собирать свои немудрёные вещички, переоделись в гардеробной в свои давно не ношенные одежды, брезгливо сбросив казённое бельё в огромную белую корзину. Немногословно распрощались, не обменявшись ни адресами, ни телефонами.
Оказавшись дома, Долин, прежде всего, занялся наведением порядка в своих вещах, которые, вне всякого сомнения перебывали в руках людей весьма бесцеремонных. Когда это произошло (или происходило неоднократно?), Долину определить не удалось. Обдумывая своё дальнейшее житьё, он пытался определить, куда дует ветер совершаемых вверху перемен. После длительных раздумий, чтения газет и пристального глядения в телевизор Михаил Аркадьевич принял решение сменить место жительства, и через 2 месяца перебрался в тихий небольшой посёлок, расположенный в 3-х километрах от непримечательной железнодорожной станции, всего в 40 минутах езды от города.
От нечего делать Долин засел за сочинительство. Постепенно стихотворчество ему надоело, и он принялся за писание мемуаров. Дело это увлекло Михаила Аркадьевича, он проводил за столом по полдня, и вскоре у него накопилась изрядная пачка исписанных листов.
Наконец Долин задумался над тем, что он будет делать с написанным. Оставить в наследство? Так дочка выкинет всю эту писанину в первый же день. И тут Долин вспомнил о знакомой, но давно забытой редакции журнала, в котором он некогда печатал свои вирши.
- Надо попробовать, - сказал себе Долин, и уже на следующий день, прихватив часть написанного, входил в кабинет, на двери которого некогда висела табличка "Пётр Сергеевич Костромин".
Теперь никакой таблички не было. Постучав и получив разрешение войти, Долин устроился на стуле напротив совершенно незнакомого ему молодого человека, представившегося Алексеем Степановичем. Михаил Аркадьевич тоже представился и коротко рассказал о своих контактах с Костроминым, а затем вынул папку с парой десятков листов.
- Не могли бы Вы посмотреть. Здесь начало моих мемуаров. Может, представят интерес для Вашего журнала, - сказал Долин в заключение.
Молодой человек, по-видимому, был не очень загружен работой, поскольку, к удивлению Михаила Аркадьевича, взял бумаги, спросив:
- Располагаете временем?
Долин кивнул.
- Тогда подождите, я просмотрю. Смотрел листы он с поразительной скоростью. Такого Долин никогда не видел. Через 5 минут Алексей Степанович поднял голову и сказал:
- Думаю, что нам это не подойдёт. Сюжеты банальны, а слог весьма серенький. Ни интереса, ни удовольствия. Извините.
- Видите ли, Алексей Степанович, я, пожалуй, соглашусь с Вашим мнением о начале мемуаров. Слог я надеюсь несколько улучшить, а что касается сюжета, то самое интересное там будет в конце.
- Прекрасно. Договоримся так. Вы возьмётесь сразу за концовку и принесёте её мне. Тогда и решим. Согласны?

Через неделю Долин вновь вошёл в знакомый кабинет и передал Алексею Степановичу папку с концовкой своих мемуаров. Скажем прямо: всей правды в этой концовке Михаил Аркадьевич написать не решился, но кое-что интересное для Алексея Степановича там, видимо, обнаружилось, ибо он, пробежав быстренько листочки, не вернул их Долину, а попросил время на размышление и номер телефона, чтобы сообщить о результатах.
Алексей Степанович очень удивился, узнав, что у Долина нет телефона. Михаил Аркадьевич дал телефон дочери, сказав, что можно передать сообщение через неё.
Долин распрощался и уехал к себе в посёлок, предварительно позвонив и предупредив дочь о возможном приглашении в редакцию.
*****
Прошло пару недель. Дочке Долина не звонили ни из редакции, ни отец. В субботу дочь, отправилась к отцу в посёлок. Дома его не оказалось. Обратилась к соседям, но ей сказали, что уже давно Долина не видели. Выждав ещё несколько дней, встревоженная дочь обратилась в милицию. Через день её вызвали в морг на опознание.
Труп Долина с проломленным черепом нашли в кустах рядом с дорогой, ведущей от посёлка на станцию.
Никаких следов, никаких улик следствию, проводившему дознание длительное время, обнаружить не удалось.
Так и осталось загадочное дело об убийстве бывшего бухгалтера и поэта нераскрытым.
Мемуары же Михаила Аркадьевича исчезли бесследно...