Письмо

понедельник, 9 сентября 2002 г.

Письмо к брату.


Дорогой братишка, добрый день.

Прошу прощения, что несколько задержался с этим пись¬мом (скажем так), но фотографии и до¬кументы, которые я для тебя приготовил уже довольно давно, требуют, на мой взгляд, оп¬реде¬лённых комментариев, которые необходимо было добыть и изо¬бразить на бумаге.
Труд этот совсем непростой, и, я надеюсь, что ты его оце¬нишь должным образом.
Но, для начала, как нас учили в школе, небольшое:

Вступление. Бахилины

Уже очень давно, ещё школьником, я заметил, что в нашей семье было как-то не принято разго¬варивать о наших ближайших родственниках, как со стороны отца, так и со стороны мамы. Соз¬дава¬лось впечатление, что наши с тобой родители возникли в этом мире как-то сами собой, из пены мор¬ской, аки Венус беспут¬ная. Думаю, что и у тебя сложилось похожее впечатление.
Сначала, по молодости лет, я приписал это удивительное свойство характеров наших родителей элементарному равноду¬шию к окружающим нас людям и ко всему миру в целом.
Известно, что мама наша, не в укор ей будет сказано, была человеком жёстким, истеричным и, по отношению к близким лю¬дям, довольно агрессивным. В любой скандал она лезла легко, как бык на ворота. Поэтому, казалось, что и объяснение упомянутого равнодушия к людям и событиям, прямо не касающихся семейных дел, лежало где-то рядом.
Папа был человек очень добрый, покладистый, и очень любил маму, эта любовь была его вели¬ким счастьем, но, как мы оба понимаем, великое счастье обычно ходит рядом с большой бедой, и на общее положение дел эта его любовь повлияла мало, а, возможно, и вообще никак.
Но, позднее, по зрелому размышлению, я понял, что здесь всё не так просто. И что эти свойства характеров, являются не причиной этого видимого равнодушия, а следствием гораздо более мощного чувства – неизбывного и постоянного Страха за жизнь своих близких, (то есть нашу с тобой, в пер¬вую очередь), и за свою собственную, (думаю, что это было чувство второго плана).
Дело дошло до того, что, когда в 1969 году в Питер прие¬хала наша с тобой хмелевская тётя – Анастасия Михайловна Тяби¬на (совершенно прелестная старушка, очень похожая на папу), ро¬дители поначалу даже не захотели пустить её в дом, (они жили тогда на Куликовской улице). Моё решитель¬ное вмешательство, (я заявил, что забираю тётю Настю к себе в Колтуши), заставило их очнуться и прекратить этот позор.
Тётя Настя прожила у них с неделю, и я много поговорил с нею, и много чего узнал о наших родственниках, живших как в са¬мом Хмелеве, так и уехавших в разные другие места.
В частности, я узнал, что в XIX веке в деревне Хмелево жили всего две фамилии – Колесниковы и Емельяновы, Бахили¬ным стал называться наш с тобой прапрадед. Деда, – Михаила Емельяновича Ба¬хилина, именовали иногда по старинке Емелья¬но¬вым. Сельский поп (тоже, естественно, Емельянов) именовал на¬шего отца, когда тот учился в церковно-приход¬ской школе, тоже Иваном Емельяновым.
Колесниковы, помимо хлебопашества, строили телеги и штучные колёса для московских карет, а Емельяновы занимались плотницким и столярным делом. Поскольку дело это требовало заготовки древесины в больших количествах, которая происходи¬ла, в основном, зимой, Емельяновы шили (снача¬ла только для себя, а затем и на продажу), бахилы – высокие холщёвые сапоги, кото¬рые одевались по¬верх лаптей, обычных сапог или валенок. Голе¬нища бахил крепились ремешками на поясе.
Отсюда и наша фамилия.
Интересно, что в странах, в которых распространены при¬способления, защищающие обувь от каких-либо внешних воздей¬ствий, имеются и фамилии, подобные нашей. Во всех европейских языках существуют слова, звучащие примерно одинаково – botas – боты – это прямой аналог бахил. Испан¬ские botas – на мексикан¬ском диалекте – это кожаные ботфорты, крепящиеся ремешками к поясу, и за¬щищающие ноги всадника от пыли и грязи.
Вообще-то, Бахилиных на Руси, по данным Internet, как оказалось, великое множество, правда, населяют они, в основном, районы северо-восточной России, (Владимирская губерния – самая южная часть этого района), и Белоруссию.
Из самых известных наших родственников из села Хмелево могу указать на народного артиста России Юрия Николаевича Медведева, нашего с тобой троюродного брата, (родился в 1920 году, - жив ли, - не знаю). Его дед, Николай Евдокимович Бахилин приходится нашему деду, Михаилу Евдокимо¬вичу, родным бра¬том. Николай Евдокимович в 1930 году был раскулачен (имел собственные мельницу и маслобойню) и дальнейшая его судьба мне неизвестна. Естественно, с раскулаченными родственни¬ками наши родители не имели никаких связей.
Почти все мужчины села Хмелево, которые не попали под раскулачивание, сгинули в Великой Войне.
Спрашивается:
Чем же таким занимались наши предки Бахилины, что род¬ства с ними приходилось так смер¬тельно и позорно бояться?
Вот тут-то мы и подходим вплотную к разгадке этой нашей семейной тайны.
Тётя Настя сказала мне, что в деревне Хмелево никогда не было бедных, а, тем более, нищих! Это было богатое русское село, населённое людьми, которые уже во многих поколениях не были рабами, потому что, будучи вначале «государевыми кре¬стьянами», давно выкупили себя и свои се¬мьи из крепостной зависимости, - ещё до освобождения крестьян в 1862 году!
Село Хмелево было прекрасно из конца в конец. Продукты своего труда крестьяне продавали на ярмарках Кир¬жача и Влади¬мира. Хмелевские рыжики поставлялись в мос¬ковский ресторан «Славянский базар». Их собирали, в основном, дети, тётя Настя, в частности. За литровую молочную бутылку рыжиков, (гор¬лышко бутылки служило «калибром»), грибник получал от скупщика пять копеек. В то время это были большие деньги! Особенно, если учесть, что собирать рыжики можно было пудами.
В деревне была школа, прекрасная церковь, земская боль¬ница, маслобойня и кузница у семьи Кузнецовых, естественно. Это было село настоящих мастеров, независимых и свободных людей, при¬выкших и умевших работать как артелью, так и вполне самостоятельно. Людей, знавших себе цену и уверенных в себе.
Весной 1918 года почти все мужики, кроме глубоких ста¬риков, ушли из села на заработки. Это был, на мой взгляд, мудрый и глубоко продуманный шаг. Мужики решили не проводить сев, а средства к существованию добыть себе пролетарским трудом. Они уже догадались, что хлеб всё равно отберут, в любом случае. Уход же на заработки в провинцию, давал им не только возмож¬ность заработать, но и уйти, на некоторое время, от неизбежной мобилизации, которая означала в то время почти верную смерть.
Как тебе, наверное, известно, все наши Бахилины в составе артели из пяти человек, включая ещё и одного печника, ушли в Шатурский уезд Московской губернии. Там они вначале ставили избы, а за¬тем, когда заказчики обнищали, устроились на работу в Государственную Шатурскую опытную стан¬цию бондарями, где изготовляли чаны и кадки для консервации продукции этой самой Опытной стан¬ции.
О качестве работы этой артели и о темпах этой работы все современные нам плотники могут только мечтать. По рассказам папы, в первый день артель ставила сруб, второй день печник ра¬ботал печь, третий день изба подводилась под крышу, четвёртый и пятый - настил пола и внутренняя отделка. И всё. Дом готов. Бы¬стрее, чем Господ Бог сотворил мир!
В любом нормальном обществе и государстве такие масте¬ра просто физически не могли быть бедными!
Вот как их звали - Бахилин Михаил Евдокимович, - глава артели, Бахилин Алексей Михайлович, Бахилин Иван Михайлович, Бахилин Павел Михайлович – артельщики-плотники и столяры, Ко¬лесников Пётр Иванович – печник и плотник по совместительству. Я очень счастлив и горд, что у меня были такие предки, и, хотя все они уже давно умерли, память о них и об их талантах, нам с тобой, я надеюсь, удастся сохранить.
Судьба их такова:
Бахилин Михаил Евдокимович, - наш с тобою дед, умер в тридцатые годы от инсульта.
Бахилин Алексей Михайлович, - наш с тобой старший дядя, мастер на все руки, умер в тридца¬тые годы от заражения крови.
Бахилин Иван Михайлович, - наш с тобою отец, прошёл всю войну, и даже не был ранен, и вер¬нулся с Победой.
Бахилин Павел Михайлович – наш младший дядя, находясь в команде выздоравливающих после ранения, был убит в бою с немецкими диверсантами на улицах Ленинграда, во время ночного патру¬лирования зимой 1942 года.
Колесников Пётр Иванович, - хмелевский мастер, ушёл в 1941 году на фронт и исчез навсегда.
(Записано со слов папы).
Ограбить село Хмелево сходу не вышло – все семьи села оказались пролетарскими! К великому сожалению, только сходу. В период коллективизации село было практически уничтожено.
В двадцатом, кажется, году, (ты, возможно, знаешь более точную дату), папа приехал в Питер, поступать в Академию Ху¬дожеств. Экзамены он сдал успешно. Одним из преподавателей Академии, очень его хвалившем, был проф. Крестовский, будущий реставратор врубелевского «Демона» и извест¬ный, уже в то время, скульптор.
Экзаменационные работы папы – натюрморты, и сейчас висят за моей спиной, над моей койкой.
Но, не смотря на это, папа был мобилизован, и оказался не студентом, а курсантом пулемётных курсов, помещавшихся на Са¬довой улице в бывшем Пажеском Корпусе. Теперь там Суворов¬ское учи¬лище.
Что делать, товарищу Троцкому нужны были хорошие солдаты для создаваемой им Красной Армии.
В двадцать первом году, во время так называемого «Крон¬штадтского мятежа», наш отец, в со¬ставе роты курсантов, стоял с винтовкой в оцеплении Невского проспекта в районе Казанского собора. Об этом эпизоде он рассказывал мне сам. Больше всего он боялся, что последует команда «Огонь!» и придётся стрелять в толпу, состоявшую, в основном, из обозлённых старух и любопыт¬ствующих дети¬шек, по преимуществу, пацанов. Но их, как он го-ворил, пронесло. В других местах Питера, как мы те¬перь знаем, не пронесло…
Осенью 1925 года наши родители поженились. На сделан¬ной в феврале этого года и подарен¬ной маме своей фотографии, отец написал четверостишие:
Милой, славной Вавочке.
Жизнь была тесная камера,
Мысли – ночи темней,
А теперь вот сердце замерло
От улыбки светлой твоей.
1925г. 27 февраля
Ленинград

Я прошу тебя внимательно прочесть эти строчки. Они многое объясняют, если учесть время, место и личность писавше¬го. Наш отец был далеко неглуп и исключительно талантлив. Он был на¬стоящий художник. По-иному и быть не могло. Придурка и неумеху И.И.Власов, наш второй дед, вряд-ли пустил бы в свой дом. А нам с тобой хорошо известно, что папа со своим тестем были боль¬шими друзьями.
Поэтому в этом четверостишии все слова не случайны, а имеют глубокий внутренний смысл.
Прежде всего, следует неизбежный вывод, что отцу совсем не нравилось то, что происходило вокруг него в 1925 году. И вто¬рое – страх ещё не вошёл в его душу – это стихи свободного чело¬века. Возможно, сказывалось влияние И.И.Власова. И.И.Власову создавшееся положение вещей не могло нравиться никоим обра¬зом. Но об этом речь ещё впереди.
Но время неудержимо двигалось вперёд, менялись обстоя¬тельства и вожди, родился ты, родите¬ли, как более молодые, стали менять своё мировоззрение, приспосабливаясь к окружаю¬щей дей¬стви¬тельности. Да ты гораздо лучше меня знаешь, как служба в армии меняет человека и его внутренний мир. Иван Иванович Власов, скорее всего, не менялся. Он был воспитан со¬вершенно на иных ценно¬стях и мироощущениях. Приспособить¬ся он не мог и не хотел. Поэтому и ушёл так рано – 72 года для яснополянского мужика это, согласись, не возраст.
Подошла коллективизация, Большой Террор, и внутри всех Бахилиных, Власовых и Барщевских поселился Большой Страх, который не отпускал никого из них до самой смерти.
А как же иначе, - если в деревне Хмелево не было бедных, значит, там жили исключительно ку¬лаки. И выходило, что наш отец, командир Красной Армии, – сын кулака. А Сергей Василье¬вич Бар¬щевский – вообще попович. Это очень серьёзные обстоя¬тельства, которые никак нельзя было просто так проигнорировать. Единственный выход – прервать все отношения с деревней Хмеле¬во и её обита¬телями, а заодно и с отцом Василием Барщевским, что и было сделано. Навеки. Правда, не совсем. После войны ро¬дители посылали нашей бабушке, Анне Михайловне, ежемесячно небольшую сумму, в ответ на её письма, заполненные старческими каракулями и залитые слезами. Я сам видел эти письма и корешки переводов.
Я сознательно не касаюсь военного периода жизни нашей семьи, - этот период ты пережил сам вместе с семьёй, и тебе о нём известно гораздо больше, чем мне.
После войны, в 1949 году, когда мне было 12 лет, и я, соот¬ветственно своему возрасту, везде рылся и совал свой нос, под по¬душкой кровати родителей я обнаружил пистолет «Walter P9.00», - поли¬цейский образец, со снаряжённым магазином. Я думаю, что это оружие тебе хорошо знакомо.
Этот факт тоже говорит очень о многом. Не может жена не знать, что её муж хранит в их посте¬ли, изготовленное к бою ору¬жие. Тем более что жена, - дочь оружейника-профессионала.
Поэтому, мама совершенно точно знала, в каком случае, и каким образом это оружие бу¬дет применено!
Учитывая обстановку 1949 года – начало «Ленинградского дела», когда под топор пошли прак¬тически все папины начальни¬ки и соратники по Ленинградскому фронту, мы с тобой тоже мо¬жем, с большой долей вероятности, предположить развитие собы¬тий, так сказать, в форс-мажорном варианте.
Я глубоко убеждён, что человек, пославший нашего от-ца в 1950 году работать в Чехослова¬кию, спас нашего отца от смерти, а нашу семью от незаслуженного унижения и позо¬ра.
Имя этого человека – Николай Иванович Гусев, генерал-полковник. Генерал-полковник Гусев трагически погиб, находясь в служебной командировке на Кубе, в 1962 году. (Утонул, купаясь в океане).
Страх продолжал жить в душах наших родителей, калеча их лицемерием. Спасаясь от него, они, в общем-то, очень неглу¬пые люди, поддались общему гипнозу государственной пропаган¬ды. Не будем их судить за это. Большая часть населения огром¬ной страны находилась во власти этого гипноза, да и мы с тобой в том числе. Это был единственный, хотя и не очень надёжный, способ выживания на про¬сторах Родины чудесной.
Страх увеличивался ещё и из-за того, что мама во время войны пошла работать корректором в военную цензуру, а к какому ведомству принадлежала эта служба, пояснять, я думаю, не надо.
Потом она работала в Большом Доме, то есть, забралась, как говорится, уж дальше некуда. И хотя она работала всего лишь преподавателем русского языка в школе МВД, мы прекрасно зна-ем, что вход в это ведомство - рубль, а выход из него - сто, да и то, вряд ли, выйдешь.
Мне кажется, что, работая в МВД, она поняла, насколько обоснован и реален был их Большой Страх. Этот Страх не могли уничтожить никакие перестройки – мама не верила ни одному слову пар¬тийных вождей, внутренне, на уровне подсознания, пре¬зирала их, и глубоко страдала от этого.
После смерти мамы, разбирая её бумаги, я обнаружил, что из главного семейного альбома, (на его обложке изображена ре¬продукция с картины Серова «Девочка с персиками», ты, навер¬ное, пом¬нишь), исчезли многие, знакомые мне с детства, фотогра¬фии.
Во-первых, и, прежде всего, все старшие Барщевские. Это естественно. Родители необычайно легко и навсегда теряли ста¬рых друзей и не заводили новых. А если и заводили, то это, как правило, были люди малоинтересные. В разрыве с Барщевскими виновата, безусловно, наша мама, вернее, её нетерпимость к лю¬дям, которая, кстати сказать, была следствием упомянутого Страха и безысходности.
Со своей стороны, я, перед переездом с улицы Рентгена в Колтуши, зашёл к Барщевским, очень тепло с ними простился, и извинился за своих родителей. Они были чрезвычайно рады, наши с тобой сёстры и Нина Ивановна ревели, как коровы, да и Сергей Васильевич был очень растроган. Он вообще, по-моему, был очень хороший человек и любил нас. Но, это так, к слову.
Во-вторых, исчезли все фотографии, сделанные в Левашо¬ве в 1937 году. Учитывая год 1937 и то, что там происходило в это время, нетрудно предположить, в чём тут дело.
А дело в том, что летом 1937 года, когда подразделение связи, которым командовал наш отец, развёртывало узлы связи в Левашово и Лемболово в преддверии Финской Войны, буквально через до¬рогу от лагеря связистов, за зелёным забором, на Лева¬шовской пустоши, происходили почти каждую ночь массовые рас¬стрелы «врагов народа».
Расстреливали, как правило, из наганов. Звук выстрела из этого оружия нам с тобой хорошо знаком. На близком расстоянии его невозможно не услышать.
Значит, ночами наши родители, да и ты, наверное, слыша¬ли эти выстрелы!
Питерское Общество «Мемориал» раскрутило это дело, в газетах стали печатать Мартиролог невинно убиенных, и Большой Страх немедленно сработал, как спущенный курок.
И, хотя подразделение связи, занятое сложным и важным делом, ни коим образом, не могло иметь никакого отношения к действиям ежовских палачей, невинные фотографии левашовских связи¬стов и их палаток, немедленно и бесследно исчезли из се¬мей¬ного альбома.
Мне кажется, что тебе будет, что прибавить к этой исто¬рии. Ведь тебе тогда было уже десять лет, а это уже для хмелев¬ского мужика - возраст мужчины.

В заключение приведу пару адресов:
Тябина Анастасия Михайловна, наша с тобой тетя, па¬пина младшая сестра, род. 1916 году.
Москва, Е123, Электродный проезд, дом 6, кв. 23.
Трамвай №50, 37, 32 до конца. Оттуда №2 или №24.

Деревня Хмелево, Владимирская область, Киржачский район.
От Рижского вокзала автобус на Киржач. От Киржача до деревни Семково. От Семкова – 5 вёрст пешком. Скажи, что ты Бахилин, - тебе будут рады в любом доме.

Как видишь, Вступление, по школьной терминологии, не¬сколько затянулось и получилось большим. Поэтому мы переиме¬нуем его в Часть I, и, назвав её «Бахилины», закончим, хотя ска¬зано ещё далеко не всё. Но об этом как-нибудь в другой раз.
И перейдём к Части II, назвав её:


Иван Иванович Власов

Это был чрезвычайно интересный человек. Я считаю, что это самая трагическая фигура в нашей семейной истории. Я абсо¬лютно уверен, что в другое время он наверняка достиг бы высоко¬го положе¬ния, а не умер бы безвестным слесарем на заводе «Крас¬ногвардеец».
Фигура нашего деда привлекала моё внимание давно, но вокруг него столько тайн, что разгадать их все, мне кажется, уже не представляется возможным – слишком много людей и лет ушло безвозврат¬но, слишком много фактов исчезло под грузом Большо¬го Страха и нашего легкомысленного равноду¬шия. Но, тем не ме-нее, кое-что мы можем восстановить, используя некоторые кос¬венные данные и факты некоторых удивительных совпадений. Я думаю, что мы должны проделать эту работу не ради возможности похвастать своими родственниками – такое хвастовство подобно радости по поводу сво¬его рождения в четверг, например.
Мы должны проделать эту работу ради памяти нашего де-да, мы должны попросить у него про¬щения за наше невнимание к его памяти, за наше безразличие к его трудной жизни.
Итак, начнём.

Наш дед, Иван Иванович Власов, родился в селе Ясная По¬ляна, что в 15 верстах от города Тулы.
Произошло это событие в 1866 году. Для того чтобы по¬пытаться проникнуть поглубже в смысл этого, в общем-то, рядо¬вого события, опять обратимся к главным нашим свидетелям и источникам ин¬формации – Месту и Времени.
Сначала о месте. Как известно всему миру, Ясная Поляна была родовым имением графа Льва Николаевича Толстого, в кото¬ром он прожил большую часть своей жизни. Ясная Поляна – село не¬большое и, в общем, не очень богатое. На фотографии К.Буллы 900-х годов мы видим несколько изб под соломенными крышами, разбросанных среди невысоких холмов. Для сравнения заметим, что в упоминавшемся нами селе Хмелеве, большая часть домов была крыта дранкой, но были также и под железными крышами. Это естественно, - в Ясной Поляне жили, в основном, крестьяне, которые обслу¬живали барскую усадьбу. Наделы были неболь¬шие, на них особо не развернёшься и не разбогатеешь.
В 1874 году наш дед стал посещать яснополянскую школу, организованную Л.Н.Толстым для крестьянских детей.
А вот здесь, мне кажется, нам следует прерваться, и задать себе вопрос – а что мы, собственно, собираемся сделать?
Написать подробную биографию И.И.Власова? Это невоз¬можно. Слишком большие периоды жизни И.И., - целые десяти¬летия, - скрыты от нас, так сказать, во мраке времён. Поведать миру о его жизненных устремлениях? Тоже не выйдет, - И.И. умер, и никому об этих устремлениях не сообщил, скорее всего, потому, что они просто не сбылись. О чём говорить-то, когда и говорить-то не о чем.
Поэтому нам следует поставить перед собой несколько во¬просов, на которые мы, с определён¬ной долей вероятности, смо¬жем найти правильные ответы.
1. Что происходило в Ясной Поляне к моменту рождения И.И.?
2. Что за человек был граф Л.Н.Толстой в начале шестиде¬сятых годов XIX века, каков был его характер и чем он занимался?
Этот вопрос мне не кажется вовсе не праздным. От того, каким был Толстой в 1866 году, на¬прямую зависела судьба обита¬телей Ясной Поляны, потому что в ней жили его рабы.
3. Что это за школа такая, Яснополянская? Что в ней пре¬подавали? Какова была её программа? Каких и чьих детей туда принимали? Куда определялись выпускники этой школы и по чьей рекомен¬дации?
4. Где и сколько времени работал И.И.Власов после окон¬чания Тульского Оружейного учили¬ща?
5. Почему И.И. Власов после окончания училища вначале довольно медленно продвигался по службе? Почему он поздно женился? Почему после 1905 года в его службе неожиданно про¬изошли изменения в лучшую сторону, и он за 10 лет из губернских секретарей (штабс-капитан по военной табе¬ли о рангах) вырос до надворного советника (бригадира – это промежуточный чин меж¬ду полковником и генералом)?
6. Почему до самой своей смерти И.И.Власов держал на своём письменном столе бюст Л.Н.Толстого? Он же ни в коей ме-ре не мог разделять взглядов Л.Н., и, зная, что Л.Н. предан ана¬феме Русской Православной церковью, и что, в этой связи, у него могли быть серьёзные неприятности по службе, всё-таки держал этот бюст на своём столе?
7. Похож ли И.И.Власов на Л.Н.Толстого? И, если похож, то в какой степени?
8. Почему мы с тобой так мало знаем о своём деде? Поче¬му наши родители ничего нам не рас¬сказывали о его, да и о своей тоже, дореволюционной жизни?
Когда мы ответим на все эти вопросы, мы зададим себе по¬следний, девятый вопрос:
9. Что же из всего этого следует?

Документальных ответов на все эти вопросы мы с тобой, конечно, получить не сможем. Но, вы¬строив, цепочку причинно-следственных связей, мы можем догадаться с большой степенью вероятно¬сти, о некоторых событиях и об их последствиях на судь-бы близких нам людей.
Поэтому, начнём сначала с первых трёх вопросов, потому что они плавно вытекают один из дру¬гого.

1. Что же происходило в Ясной Поляне к моменту рожде¬ния И.И.?
2. Что за человек был граф Л.Н.Толстой в начале шести¬десятых годов XIX века, каков был его характер и чем он занимал¬ся?
3. Что это за школа такая, Яснополянская? Что в ней преподавали? Какова была её програм¬ма? Каких и чьих детей туда принимали? Куда определялись выпускники этой школы и по чьей реко¬мендации?

Все эти вопросы не очень сложные. Л.Н.Толстому и его Ясной Поляне посвящено целое море литературы. Мы воспользу¬емся одним из самых солидных изданий - Энциклопедическим словарём «Брокгауза и Эфрона» издания 1894 года.
Но сначала почитаем отрывок из сочинения ещё одного свидетеля, А.М.Горького. Вообще-то, я не считаю его очень на¬дёжным свидетелем, в своей литературной жизни он частенько увлекался и до¬вольно беспардонно врал, но, тем не менее, почита¬ем. В своём известном очерке о Толстом он написал следующее:

«Во время прогулки Л.Н. рассказал мне случай, свидетелем которого он был не¬сколько лет назад. Од-нажды, прогуливаясь в парке, он заметил в кустах, пожилых уже, бабу и мужика. Они возились в кустах, сопели, елозили друг по другу, и ниче¬го у них не по-лучалось.
- Вот ведь, Бог, захочет наказать, так накажет, - заключил свой рассказ Л.Н., - силу отнимет, а же¬лание оставит!
И, помолчав, спросил меня:
- А как у Вас с этим делом?
Заметив, что я несколько замешкался от неожи¬данности, он сказал:
Я в молодости был неутомимый ё… ».

В этом отрывке вызывает некоторое недоумение, с чего это вдруг инженер-буревестник прямо так уж и остолбенел от слов Льва Николаевича, прямо как смолянка перед совокупляющимися собака¬ми. Ну, да ладно. Простим Алексею Максимовичу это его неуместное кокетство, слово на букву «ё» произносить не будем, а просто завяжем узелок на память, и пойдём дальше.
Приведём теперь небольшую цитату из энциклопедическо¬го словаря «Б&Э»:

«Лев Николаевич Толстой родился 28 августа 1828 г. в Крапивенском уезде Тульской губ. (в 15 верстах от Тулы), в получившем теперь всемирную известность на¬следст¬венном великолепном имении матери – Ясной По¬ляне».

Л.Н. вообще всю свою сознательную жизнь прожил в Яс¬ной Поляне. Уезжал, бывало, на не¬сколько лет, но всегда возвра¬щался обратно. Описание первого интересующего нас приезда возьмём опять из «Б&Э»:

«Развитию любви Т. к музыке содействовало и то, что во время поездки в Петербург в 1848 г. он встретил¬ся, в весьма мало подходящей обстановке танцкласса, с дарови¬тым, но сбившимся с пути немцем-музыкантом, которого впоследствии описал в "Аль¬берте". Т. при¬шла мысль спасти его: он увез его в Ясную Поляну и вместе с ним много играл.
Много времени уходило также на кутежи, игру и охоту. Так прошло после оставления университета 4 года (!? – не слабо!), когда в Ясную Поляну приехал служивший на Кавказе брат Т., Николай, и стал его звать туда».

Замечательно. Привёз в свой дом какого-то ханыгу и пьян¬ствовал с ним там 4 года, пока не приехал старший брат и не разо¬гнал весь этот бордель. Кстати, поскольку в распоряжении музы¬кантов-любителей была целая деревенька баб, я думаю, что после концертов у них было с кем переспать. Вспомним запомненное нами слово на букву «ё», и отметим то обстоятельство, что барину Толстому в начале концертного сезона было всего 20 лет, и ни о каком непротивлении и прочих нравственно-фило¬софских штуч¬ках не было ещё и речи.
И что же из этого следует?
А из этого следует вот что – к приезду братца Николеньки яснополянские девки народили гра¬фам Толстым целый интернат детишек, правда, чьи Лёвушкины, а чьи немца, определить было, навер¬ное, невозможно. Я говорю об этом серьёзно, потому что это непреложный факт! Железный и неоспо¬римый! Этот неоспо¬ри¬мый факт мы тоже постараемся не забыть.
В 1851 году Л.Н. уезжает на Кавказ.
Очень важный момент в жизни Л.Н.Толстого. Все его мас¬титые биографы извели целую гору бумаги, описывая его тамош¬нюю жизнь, и он сам написал по этому поводу много чего. Мы не будем повторяться, а отметим одно чрезвычайно важное, на мой взгляд, обстоятельство, которому и биогра¬фы, и сам Лев Николае¬вич, не уделили практически никакого внимания.
Дело заключается в том, что, столкнувшись в 1851 году с горцами, Лев Николаевич впервые близко познакомился с обы¬чаями горских народов и с их религией – исламом. То, что эта об¬ласть че¬ловеческого знания никак не заинтересовала Толстого, я не поверю никогда. А, ознакомившись с этими обычаями, он ни как не мог пройти мимо одного очень важного постулата ислам¬ской религии.
Этот постулат состоит в том, что у правоверного мусуль¬манина, в принципе, не может быть незаконнорожденных де¬тей!
Мусульманин, отказавшийся участвовать в воспитании своего ребёнка, а, тем более, не признающий своего отцовства, совершает тяжкий и неотмолимый грех, и подвергается обще¬ст¬венному презрению и изгнанию!

В 1853 году Лев Николаевич покидает Кавказ, переезжает в Крым, и участвует в обороне Сева¬стополя в 1854-55 гг. и:

«Тотчас после штурма 27 августа 1855 года Толстой был послан курьером в Петербург, где написал "Сева¬стополь в мае 1855г." и "Севастополь в августе 1855г.".
"Севасто¬польские рассказы", окончательно укрепившие известность Толстого, как од¬ной из главных "надежд" нового литературного поколения, до известной степе¬ни, яв¬ляются первым эскизом того огромного полотна, которое 10 - 12 лет спустя Толстой с таким гениаль¬ным мастерством развернул в "Войне и мире".
В начале 1857 г. Толстой без всякого сожаления оста¬вил Петербург и отправился за грани¬цу.
За границей его интересовали только народное образо¬вание и учреждения, имеющие це¬лью поднятие уровня рабочего населения. Вопросы народного образования он присталь¬но изучал в Германии и теоретически, и прак¬тически, и путем бесед со специалиста¬ми».
Казалось бы, с чего это, боевой офицер, никогда не интере¬совавшийся ранее этой проблемой, вдруг проникся к ней таким интересом, что ничто другое его уже и не интересует?
Повесим пока этот вопрос в воздухе, пойдём дальше, и по¬дойдём поближе к интересующему нас периоду – к шестидесятым годам:

«Вернулся Толстой в Россию тотчас по освобождении крестьян (1862 г.) и стал миро¬вым посредником.
Он деятельно занялся устройством школ в своей Ясной Поляне и во всем Крапивенском уезде.
Яснополянская школа принадлежит к числу самых ориги¬нальных педагогических попыток, когда-либо сделан¬ных. В эпоху безграничного преклонения пред новейшею немецкою пе¬дагогиею Толстой решительно восстал про¬тив всякой регламентации и дисциплины в школе; един¬ственная метода преподавания и воспитания, которую он признавал, была та, что никакой методы не надо.
Все в преподавании должно быть индивидуально - и учитель, и ученик, и их взаимные отношения. В Ясно¬полянской школе дети сидели, кто где хотел, кто сколько хотел и кто как хотел. Никакой определенной программы преподавания не было. Единственная задача учителя заключалась в том, чтобы заинтересовать класс. Не смотря на этот крайний педагогический анархизм, занятия шли прекрасно. Их вел сам Толстой, при помощи нескольких постоянных учителей и несколь¬ких случайных, из ближайших знако¬мых и приезжих.
С 1862 г. Толстой стал издавать педагогический жур¬нал "Ясная Поляна", где главным сотрудником являлся опять-таки он сам. Сверх статей теоретических, Тол¬стой написал также ряд рассказов, басен и переложе¬ний. Соединенные вместе, педагогические ста¬тьи Тол¬стой составили целый том собрания его сочинений. Запрятанные в очень мало распространенный специаль¬ный журнал, они, в свое время, остались мало заме¬ченными»

Что же такое произошло, что Лев Николаевич вдруг так за¬интересовался образованием и воспи¬танием детей? Почему на внезапность этого интереса никто не обратил внимания?
Я на эту внезапность внимание обратил, в силу, видимо, парадоксальности своего мышления, и утверждаю, что неожидан¬ный интерес графа Толстого к воспитанию детей, происходит из того факта, что, заехав в Ясную Поляну в 1857 году перед поезд¬кой за границу, Лев Николаевич Толстой обнару¬жил там целый выводок своих незаконнорожденных ребятишек. Он увидел, какие они красивые, умные и весёлые, даже счастливые, как хорошо и по-умному воспитывают их родители-крестьяне. И ни кто не на¬поминает им, что их отец – барин, потому что в крестьянской се¬мье это не имело никакого значения. Крестьяне знали, что рассчи¬тывать они могут и должны только на свои силы, и помощи от ба¬рина не ждали.
Лев Николаевич был, безусловно, очень порядочный чело¬век, он очень умел сострадать, и ему, наверное, стало просто сове¬стно, и очень захотелось помочь, хоть чем-то, своим детям. Я по¬чему-то уверен, что он искренне любил всех этих крестьянок – ма¬терей своих детей. Наверное, даже до конца своей жизни…
Но, воспитание воспитанием, а жизнь-то продолжалась, ходить по старым адресам Льву Нико¬лаевичу было, наверное, как-то неудобно, а заводить новых крестьянских пассий тоже пока не хотелось.
Поэтому:

«С конца 50-х гг. Толстой начал испытывать сильное чувство к Софье Андреевне Берс, до¬чери мос¬ковского доктора из остзейских немцев.
Ему пошел уже четвертый десяток, С. А. было всего 17 лет.
Три года вынесши в сердце своем страсть к С. А., Толстой осенью 1862 г. женился на ней, и на долю его выпада самая большая полнота семейного счастья, ка¬кая только бывает на земле.
В лице своей жены он нашел не только вернейшего и преданнейшего друга, но и неза¬менимую помощницу во всех делах, практических и литературных. По семи раз она пе¬реписывала без конца им переделываемые, допол¬няемые и исправляемые произведения. При чем, своего рода стенограммы, т. е. не окончательно дого¬воренные мысли, не до¬писанные слова и обороты, под ее опытною в дешифрировании этого рода рукою часто получали яс¬ное и определенное выражение.
Для Толстого наступает самый светлый период его жизни - упоения личным счастьем, очень значительно¬го, благодаря практичности С. А., материального бла¬госостояния, вели¬чайшего, легко дающегося напряже¬ния литературного творчества и в связи с ним небы¬валой славы всероссийской, а затем и всемирной. В течение первых 10 - 12 лет после женитьбы он создает "Войну и Мир" и "Анну Каренину"».

Всё это, конечно, очень трогательно, но очень уж сладень¬ко как-то. Похоже, что Софья Андре¬евна сама и сварила этот си-роп. Заглянем-ка в конец статьи и посмотрим, кто автор… Та-ак… С. Вен¬геров… Ба! Семён Афанасьевич! Это Вы, или не Вы? Ну, конечно же, Вы! Как же это я забыл! Ведь это Вы, вме¬сте со своей сестрицей единоутробной, Зинаидой Афанасьевной, и опроцедурили сие ува¬жаемое издание своими статьями по россий¬ской словесности! Что же это Вы так… Про Софью Андре¬евну-то… В карты, небось, проигрались? Тогда всё верно… Ко Льву Николаевичу, напрямую, конеч¬но, не очень удобно… Он в кар¬ма¬нах своей толстовки, вряд-ли, носил такие суммы, - разве что гри¬вен¬ники для раздачи милостыни. Софья Андреевна – дело другое. Она, конечно, тоже совсем не подарок, но, всё-таки, она женщина, как ни как, и, если правильно построить отношения… В общем, молодец.
И, вообще, Семён Афанасьевич Венгеров – мужик добро¬совестный и грамотный, не какой-то там буревестник…
А про Софью Андреевну, вполне возможно, и не он напи-сал. Всё-таки, классик ещё живой, и супруга при нём, ещё обидят-ся. Тут нет ни¬какого рожна, упираться рогами и писать самому про их взаимо¬отношения. Тиснул письмецо в Ясную Поляну, - мол, Ваши Сия¬тельства, так и так, Брок¬гауз и Эфрон, святое дело, статью пишу кровью сердца. Помочь бы надо … Да какие про-блемы, доро¬гой Семён Афанасьевич! Всей душой… В общем, Софья Андреевна сама всё про любовь написала, что считала нуж-ным, Лев Николае¬вич подмахнул, и все дела.
Но у нас-то есть и другие сведения. Очень многие свиде¬тели утверждают, что Софья Андреевна была, вообще-то, баба вздорная, капризная и истеричная, у неё вечно болела то голова, то жопа, то ещё что-нибудь. И притом, она была почти всё время бе¬ременна, пока могла. И что же? Л.Н. все эти пе¬риоды постился? Или, обиженный, шёл в овчарню и трахал там овец? Вспомним упоминавшуюся уже букву «ё» и не поверим этому. Не будем ли¬цемерами, Л.Н. тоже им не был, - он шёл в деревню, - у него было, куда зайти.
Из этого следует, что в деревне Ясная Поляна всегда были не только дети Л.Н., но были, и, воз¬можно, живут до сих пор его внуки и правнуки, – это тоже неоспоримый и непреложный факт!
Иначе, с чего бы это ему было создавать школу для каких-то там детей? Он создал эту школу для своих детей, и сам их учил, как и подобает хорошему отцу.
Приведу ещё один пример взаимоотношений Л.Н. с кре¬стьянами.
В Яснополянских Записках личного врача и секретаря Л.Н., Душана Петровича Маковицкого, ест такая запись:

«31 января 1910 года. Открытие народной биб¬лиотеки-читальни в Ясной Поляне. В маленькой ком¬натке два шкапа с книгами, на стенах картины.
П.Д.Долгоруков говорил речь. Лев Николаевич благодарил:
- Я очень благодарен и надеюсь, что и мои близ¬кие, - показал на крестьян, - будут благодарны».
У Толстого, Яснополянские записки Д.П.Маковицкого. Том 3, стр. 171.

Учитывая всё, что было сказано ранее, можно утверждать, что очень большая часть крестьян Ясной Поляны, в последние 30 лет XIX века, были прямые родственники Льва Николаевича Тол¬стого. Такие вот дела.
Кстати, о школе, и возвращаясь к И.И.Власову. Из того, что мы о ней узнали, следует одно¬значный вывод: - чтобы стать хорошим оружейником, образования, полученного в школе Л.Н.Толстого, было явно не достаточно. Я говорю это при полном ува¬жении к Л.Н., но это тоже факт. Так что примем за аксиому, что И.И.Власов, кроме Яснополянской школы закончил ещё что-то. Скорее всего, обычную Тульскую гимназию, или Коммерче¬ское училище. Этот факт косвенно подтверждает наша мама, ко¬то¬рая как-то сказала, что И.И. закончил Тульское Оружейное учи-лище в 22 года, а яснополянская школа была начальная.
Фотография выпуска этого училища 1888 г. тоже это под¬тверждает – на снимке стоят и сидят молодые ребята, но совсем не пацаны.
То, что И.И. поступил в ТОУ по рекомендации графа Тол¬стого, факт в нашей семье общеизвест¬ный – он никогда не утаи¬вался. В этом нет ничего удивительного – Л.Н. всегда помогал яснополянским детям. А своим – тем более.
Не следует только думать, что Л.Н.Толстой был каким-то патологическим исключением в этом крестьянско-половом вопро¬се. Таким же образом вели себя все помещики в царской России. Такое по¬ведение было нормой и никем и никогда не осуждалось. Просто акцентировать на этом внимание об¬щества считалось не¬приличным.
В этой связи можно вспомнить А.И.Герцена, да и наш за¬служенно любимый А.С.Пушкин в этом смысле тоже был весьма не безгрешен.
В одной из юбилейных радиопередач, посвящённых 200-летию со дня рождения А.С.Пушкина, проф. Пушкинского Дома А.Панченко (ныне уже, к сожалению, покойный) рассказал, при¬мерно, сле¬дующее:

«То, что у Пушкина были связи с крепостными девушка¬ми Михайловского, - факт обще¬известный. Одна из них родила от него дочку. Пушкин выдал её замуж, дал всей её семье вольную и земельный надел. Но жить на земле эта семья не захотела, и пере¬ехала в Петер¬бург, что Пушкину, конечно, не могло понравиться. Но он продолжал помогать этой семье и в дальнейшем, хотя девочка вскоре умерла. И помогал до тех пор, пока со стороны этой семьи не был подвергнут элемен¬тарному шантажу. После этого Пушкин прекратил с этими людьми всякие отношения».

Непонятно, правда, зачем Саша Панченко всё это расска¬зал, хотя его никто об этом не спраши¬вал. Но, общем, всё это бы-ло вполне естественно, и не думаю, что я сам вёл бы себя по-другому, буду¬чи барином и помещиком в XIX веке.
Если перейти к обобщениям, то можно утверждать, что практически во всех барских усадьбах Рос¬сии всегда жили, в большем или в меньшем количестве, прямые потомки российских помещиков.


Но, кажется, мы несколько увлеклись и отвлеклись. Пусть с классиками дальше разбираются люди, которые имеют с этой работы кормление. Свои вышеизложенные соображения я согла¬сен подарить им бесплатно, если, конечно, они их заинтересуют. Меня же в данный момент гораздо больше интересует И.И.Власов и его проблемы. Поэтому переведём дух, и пойдём дальше.

4. Где и сколько времени работал И.И.Власов после окон¬чания Тульского Оружейного училища?
5. Почему И.И. Власов после окончания училища вначале довольно медленно продвигался по службе? Почему он поздно женился? Почему после 1905 года в его службе неожиданно про¬изошли изменения в лучшую сторону, и он за 10 лет из губернских секретарей (штабс-капитан по военной та¬бели о рангах) вырос до надворного советника (бригадира – это промежуточный чин между полковни¬ком и генералом)?

Ответы на эти вопросы позволят, на мой взгляд, прояснить следующие весьма важные для нас обстоятельства: а) какова была начальная, стартовая, так сказать, профессиональная подготовка И.И.Власова, и б) какова была «востребованность» профессии на¬шего деда, для кого она представляла интерес в момент окончания училища и в более позднее время.
Это важно знать потому, что именно от этих двух обстоя¬тельств и зависит, в конечном счёте, успех или неуспех карьеры человека.
Здесь будет уместно заметить, что Тульское Оружейное училище было создано при Тульском Оружейном заводе, и пона¬чалу готовило специалистов-оружейников, так сказать, для внут¬реннего употребления. Но и в дальнейшем, самых лучших, та¬лантливых ребят Завод, конечно же, старался за¬брать себе. И я не сомневаюсь, что И.И.Власов, при своём таланте и трудолюбии, после окончания училища был определён на Тульский Оружейный завод.
Естественно, - связи с семьёй ещё очень прочные, до дома всего 15 вёрст, - для двадцатилетнего парня это вообще не рас¬стояние, да и на извозчике езды от силы час, тем более что зара¬ботки на Туль¬ском заводе были, я думаю, неплохие. Во всяком случае, не такие, как теперь.
Для того чтобы прояснить для себя, чем он там занимался и как долго, привлечём снова наших главных свидетелей и инфор¬маторов – Место и Время.

Итак, год 1888.
Российской Империей управляет царь Александр III Миро¬творец, уже около 10 лет страна не ведёт никаких войн. Для спе¬циалиста по вооружению время не самое удачное. На Тульском, Сестро¬рецком, Ижевском и других оружейных заводах по закуп¬ленным лицензиям изготовляются и модернизируются однозаряд¬ные вин¬товки Бердана, револьверы Кольта и Смит&Вессона, пер¬вые пис¬толеты Браунинга. Единой системы вооружения нет, оби¬лие раз¬личных стрелковых систем весьма затрудняет производст¬во бое¬припасов и снабжение армии.
Но, как говорят, перспективы были налицо: в 1882 образо¬вался Тройственный Союз (Германии, Австро-Венгрии и Италии), а в 1885 был изобретён первый станковый пулемёт (Хайраме Мак¬сима).
Европа медленно двинулась к Великой Войне.
Естественно, в России не могли этого не заметить, и 1891 год стал переломным.
В этом году была принята на вооружение пятизарядная 7,62 мм винтовка С.Н.Мосина, а в 1895 7,62 мм семизарядный ре¬вольвер «Наган» и станковый пулемёт «Максим». Таким образом, была создана единая сис¬тема вооружения российской пехоты, и для Русской Армии начался период быстрой модернизации.
Русская наука, промышленность и оружейные заводы вполне соответствовали поставленным перед ними задачам, хотя работа по модернизации такой армии, как русская, потребовала большого на¬пряжения сил и крупных капиталовложений.
Для специалистов-оружейников наступили годы интенсив¬ной работы. Лучшие из них были привлечены к работе на лучших заводах и арсеналах России.
И.И.Власов появился в Петербурге во второй половине 90-х годов. Это подтверждается целым рядом следующих одно за другим событий, достоверность которых не вызывает никаких со¬мнений.
Дело в том, что в Петербурге И.И.Власов, наконец, женил¬ся. Первый его сын, Александр, ро¬дился, по-моему, в 1897 году, второй, - Константин, в 1899, потом наша мама, в 1905, и, наконец, тётя Нина, в 1909 году. Если я где-то ошибся в датах, ты меня из¬винишь и поправишь, хотя принципиально¬го значения эти цифры не имеют.
Важно то, что И.И.Власов появился в Петербурге, был оп¬ределён на работу в Петербургский Арсенал, женился (у него поя¬вилась возможность достойно содержать семью) и поселился в квартире на Малой Дворянской улице, 14, в «генеральском» доме, с большим закрытым парком и часовым у па¬радного входа.
Рассмотрим внимательно «Выпись из церковной книги Церкви Клинического Военного госпита¬ля» (это ни что иное, как нынешняя Военно-Медицинская Академия), которая была выдана нашим де¬душке и бабушке в ноябре 1905г. когда наша мама была крещена. На современном языке такая «вы¬пись» называется про¬сто метрикой – свидетельством о рождении.
Прежде всего, заметим, что кого попало, рожать в это заве¬дение не принимали. Это заведение было привилегированное.
Теперь посмотрим, что же это за люди записаны в этой са¬мой «Выписи»?
Ну, конечно, прежде всего, сама крещаемая малютка – Варвара. Затем папа с мамой:
«Артиллерийский чиновник Петербургского Артиллерий¬ского Склада, Губернский Секретарь, Иоанн Иванов Власов и за¬конная жена его Татиана Ефимова Власова, оба православного ис¬поведания».
Что же это за чин такой, - «губернский секретарь»? Много это или мало? А это как сказать. Чин, вроде, небольшой, - 11 класс по тогдашней «Табели о рангах». Это, переводя на военный язык, – штабс-капитан. Но давайте учтём, что это всего только 1905 год, впереди ещё 12 лет интенсивной ра¬боты по подготовке к Великой Войне и самое активное участие в ней. Кроме того, всего восемь лет назад у деда вообще не было ника¬кого чина.
Посмотрим, кто же ещё записан в «Выписи»? Ещё записа¬ны восприемники, - крёстные.
«Титулярный советник Константин Ефимов Ларионов и жена Надворного советника Любовь Александрова Феодорова».
Здорово. Крёстные отец и мать нашей мамы – дворяне! К.Е.Ларионов – родной брат бабушки, тогда ещё совсем молодой человек и уже титулярный советник – по военной табели – штабс-капитан, чин, дававший право на личное дворянство.
А кто же это Л.А.Фёдорова? А это просто жена тогдашне¬го начальника СПб Арсенала потомст¬венного дворянина, Надвор¬ного советника, бригадира Фёдорова, непосредственного дедуш¬киного на¬чальника и соратника по общей работе и жившего в том же «генеральском» доме по М.Дворянской улице. Имя-отчество можно выяснить, почитав справочник «Весь Петербургъ» за 1905 год, например.
Кстати, одним из побудительных мотивов к тому, что ро¬дители переехали на улицу Братьев Ва¬сильевых, было то обстоя¬тельство, что улица этих самых Васильевых, на самом деле и была раньше продолжением Малой Дворянской улицы, а дом, в кото¬рый родители пе¬реехали, оказался почти напротив старого «ге¬неральского» дома…
Много можно узнать по простой старой метрике, если чи¬тать её внимательно. И заинтересова¬но.
Поэтому:
Дамы и господа! Храните свои метрики бережно, если не хотите, чтобы потомки Вас оболгали!

Таким образом, мы узнали, что у нашего дедушки были очень полезные и могущественные дру¬зья. Это был очень суще¬ст¬венный и важный залог дальнейшего успеха. И он, несомненно, сопутство¬вал нашему деду и его семье до самого 1917 года.

После войны я как-то спросил бабушку, кем был наш дед. Она подумала и сказала, что он был надворный советник. Я тогда подумал, что это что-то вроде советника дворника. Дело в том, что рядом с нашей квартирой, в каморке за лифтом, жил наш дворник, который свою собаку тоже звал иногда «надворный со¬ветник». В общем, это звание не показалось мне обидным, и я ус¬покоился. Но бабуш¬кино слово упало на благодатную почву,- я запомнил это словосочетание и то, когда и в какой связи оно было сказано.
Правда, бабушка, вольно или невольно, (не будем приди-раться), слегка напутала.
У нас с тобой имеется официальная поздравительная от-крытка с Рождеством 1916 года, адресованная Ивану Ивановичу Власову.
Прочитаем обращение:
«Ваше высокородие милостивый государь Иван Иванович!
Позвольте ото всей души поздравить Вас и супругу Вашу Татьяну Ефимовну со Светлым Рождеством Христовым!»
Далее следуют подписи поздравителей, вероятно, сотруд-ников по работе в Арсенале.
Такое обращение соответствует не надворному, а статско-му советнику!
Итак, мы, с большой долей вероятности, можем предполо¬жить, что к 1917 году дедушка стал потомственным дворянином, статским советником, то есть бригадиром. До полного генерала остава¬лось ещё только одно повышение.
И.И.Власов, как и все честные военные и вооруженцы, ра¬ботал на победу, и знал, что она близка. Потому что он лучше других видел, какие массы оружия и какого качества проходили через СПб Арсенал, который снабжал оружием весь Северо-За¬падный фронт. Неизбежность этой победы сейчас признаётся все-ми добросовестными историками.
Было заготовлено не только огромное количество воору¬жения, но и всякого другого военного имущества: длиннополые кавалерийские шинели с «разговорами» - красными поперечными застежками, и суконные островерхие шлемы Парада Победы в Берлине для русских кавалеристов, - зна¬менитые впо¬следствии «буденовки», пошитые по эскизам пре¬красного русского худож-ника Виктора Михайловича Васнецова. Кожаная форма русских пилотов, - «ко¬жанки» - будущее одеяние сотрудников ЧК. Плани¬ровалось гран¬диозное общее наступ¬ление союзников летом 1917 года, которое неизбежно привело бы к разгрому Германии и окон¬чанию войны, если бы Россия и её Великая Армия не были бы уничтожены рево¬люцией.
В этой связи не удержусь и приведу ещё одну цитату – из книги «Очищение» бывшего профессионального разведчика ГРУ Советской Армии, очень грамотного и добросовестного историка, Виктора Суворова:
…Будущему первому советскому маршалу В.К.Блю¬херу в 1916 году почему-то стало ясно, что война про¬играна. Грядущий стратег жестоко просчитался. (Но, как мы теперь знаем, это было не единственное его глубокое за¬блуждение. Почему он и кончил так плохо. Примечание моё).
За¬тяжная война прежде всего гибельна для Гер¬ма¬нии. Это у Германии нет природных ресурсов для вой-ны. Это у Германии небольшая территория, которая при технике того времени не могла прокор¬мить такое количество на¬селения. Это Германия оказалась в кле¬щах, это ей вы¬пало воевать на два фронта. Все вели¬кие немцы считали такую ситуацию гибельной. А вели¬кий Бисмарк считал, что для Гер¬мании смертель¬но вое¬вать даже на одном фронте, если на этом фронте Рос¬сия. Достаточно посмот¬реть на карту: Германия отре¬зана от всего мира и окружена со всех сторон. А подвоз морем блокиро¬ван британским фло¬том. Не надо было никаких битв и операций — ноги Германии подко¬сились бы сами собой. Понимая это, германский кай¬зер 12 декабря 1916 года обратился к русскому царю с предложени¬ем о заключении мира.
Для России в тот момент, вопреки мнению гряду¬щего стратега Блюхера, война была не проиграна. Эхо войны доносилось откуда-то из-за Карпат да из бе¬ло¬рус¬ских болот, а вся огромная территория самой боль-шой страны мира войной была не задета.
В 1916 году непо¬воротливая Россия, наконец, рас¬кача¬лась.
Это был год, когда военная промышленность дала пушек, пулеметов, винтовок, снарядов и патро¬нов вдвое больше, чем за два предыдущих года войны, вме¬сте взятых. Фронт впер¬вые насытился боеприпасами. (Выделено мною)
Во всей Первой мировой войне сра¬жения называли по названию рек, городов, районов: Мазурские озера, Га¬лиция, Верден, Сомма. В прави¬ле одно исключе¬ние: одна битва названа именем полководца — Бруси¬ловский прорыв. Это была первая и последняя, не просто удачная, а блистательная операция по прорыву долго¬временной обороны противника во время Первой мировой войны. Его совершила наша Русская армия и именно в 1916 году. Мы, наконец, на¬учились вое¬вать.
Последующие события показали, что, даже полно¬стью потеряв производственный по¬тенциал 1916 года, мы могли еще воевать и воевать. И воевали. На ос¬татках военных запасов 1916 года мы воевали аж до 1921 года и далее, неся неизме¬римо более высокие по-тери, чем в Первой мировой войне.
Так что не все было потеряно в 1916 году. Но из-за того, что Блюхеру и ему подобным не терпелось воткнуть штык в землю и бежать домой, Россия опозо¬ренной вышла из войны. Эта капитуляция перед лицом уже из¬ды¬хающей германской монархии вовсе не озна¬чала мира, а озна¬чала, как учил товарищ Ленин, пре¬вра¬щение вой¬ны империалистической в войну граждан¬скую. Из-за того, что пораженцы типа Блюхера спе¬шили Пер-вую мировую войну проиграть, из-за того, что пошли за Ле¬ниным и Троцким, наша страна полу¬чила именно то, что Ленин с Троцким и обещали: бра¬то¬убийственную вой¬ну от Бреста до Владивостока, с уничтожением мил-ли¬онов людей, с истреблением неис¬числимых богатств.
Из-за пораженцев нашей стране пришлось вое¬вать дольше всех и понести в Гражданской войне по¬тери, большие, чем все страны, вместе взятые, в Первой ми¬ровой войне…
В.Суворов. Очищение. Издательство «АСТ», Москва, 2002г., стр. 276.

Я извиняюсь за длинную цитату, но мне кажется, что она здесь вполне к месту.
Таким образом, было заготовлено столько оружия и снаря¬жения, что хва¬тило на четыре года кровавой брато¬убийственной войны.
И наш дед был непосредственным и активным участником этой колоссальной работы в силу сво¬его служебного положения.
В 1917 году он сразу всё понял. Он понял, что всё потеря¬но, и что надо спасать семью. Он не¬медленно съехал с прекрас¬ной квартиры на Малой Дворянской и поселился в обычном до¬ходном доме на Б.Белозерской улице. Квартиру эту ты, надеюсь, пом¬нишь хорошо, потому что это, как ни как, наш с тобой родной дом.
Он больше не вернулся в СПб Арсенал. Он поступил сле¬сарем на завод «Красногвардеец», ко¬торый никогда не имел ника¬кого отношения к оружию…

…Как-то мой сын Витя спросил нашу маму: «Бабушка, как же вы жили при культе личности? Ведь было же очень страшно». Мама серьёзно восприняла этот вопрос, и ответила так:
- Как видишь, Витенька, жили. И даже были счастливы. Иногда…
Наверное, для их поколения, так оно и было. Но для И.И.Власова и его поколения честных рус¬ских офицеров, военных специалистов и их семей всё кончилось в 1917 году. Именно по этому на всех сохранившихся фотографиях лицо нашего деда по¬ражает каким-то своим нездешним трагизмом.
Дальше он доживал свою жизнь наспех.
Мы должны помнить об этом, и склонить головы перед светлой памятью этих чистых людей.
Простите нас, непонятливых и беспамятных! Мы очень виноваты перед вами, но мы вас пом¬ним и любим – вы наша па¬мять и гордость…




Заключение.

Вот мы и ответили на все поставленные вопросы, и ос¬тался только один – что же из всего этого следует?
Да, в общем-то, ничего особенного.

Есть, конечно, некоторая вероятность, что наш дед, – сын Л.Н.Толстого, как, впрочем, и многие другие крестьяне Ясной По¬ляны 1849 – 1910 г.г. рождения.
Об этом говорят не только результа¬ты нашего небольшого исследования, но и то обстоя¬тельство, что наш дед был необычай-но похож на Льва Николае¬вича. (См. фото¬графии присланных те-бе «двух Толстых»).

Но не это важно. Важно то, что наш дед, И.И.Вла¬сов, был человеком самодостаточным, всё в своей жизни он сделал сам, и сам за всё заплатил.

И Лев Нико¬лаевич Толстой здесь абсолютно не причём.



В качестве аватара использована репродукция с картины-иконы художника Андрея Зеленского «Нестор Летописец».
Спасибо Андрей! Чудесная работа.