Дон Жуан

Дон Жуан
Сначала мы его так не называли. Был он примерный отец, семьянин. Ранней весною, когда еще свирепствовали холодные сибирские ветры, когда ива еще робко выводила напоказ семейство только что вылупившихся, желто-серых, как новорожденные утята, соцветий, он деловито осматривал прошлогоднее жилье, носил с супругой перья, пух, сухие травинки в гнездо. При этом не забывал петь серенады своей возлюбленной, матери его будущих детей. А я, радуясь, что еще не вернулись соседи на дачу, не привезли с собой магнитофон, горланящий весь день «Леха, Леха, мне без тебя так плохо». А нам как раз без этого Лехи и его сестрицы Анжелы, хозяев магнитофона, любящих забивать гвозди в головы соседей своей ново «музыкой», как раз очень хорошо.
Пока голова и душа отдыхали от этих магнитофонных менестрелей, я с наслаждением слушала пение птиц и опусы моего Дон Жуана. Он – говорун. Это из его рассказа я узнала, что в доме, куда он улетает осенью, есть мальчик Коля. А во дворе - куры, собака, гуси, кошка. Он мяукал, квохтал, лаял, кукарекал…. Не все коленца его песен я смогла расшифровать, потому что плохо разбираюсь в птичьих голосах.
Прошло несколько дней. Мой певец стал все реже петь. Понятно: не до песен. В гнезде скоро появится потомство. Еще неделя, и - сначала робкие и слабые, а потом все более уверенные и требовательные голоса заполнили тесное жилище пернатого соседа. Теперь только успевай поворачиваться. Хорошо, если мороз не скует землю. Но если северный ветер набирает силу, Дон Жуан с супругой начинают утеплять свое жилище. В их клювах снова строительный материал. Мы знаем, что через день – два жди похолодания. И вот он, мороз, да еще какой! Выживут? Не замерзнут? Не пропадут ли с голоду? Выложила я во дворе остатки каши, чтобы их подкормить. Но пернатые соседи кашу почему-то не заметили. И ее съела большая старая ворона Карла, давний мой собеседник и друг. И заядлый враг скворцов. Однажды мы видели, что разгневанный скворец гонялся за вороной, возмущенно при этом крича. Карла понимала свою вину и, не дожидаясь бунта всех соседних скворцов, позорно удрала от маленькой птицы.
Морозы миновали. Наши скворушки выжили. Требовательное «еще червяка!» становилось все громче. Птицы – родители работали без устали. Но к вечеру, когда уставшее солнце повисало над лесом как большая светящаяся елочная игрушка, взрослые скворцы собирались на проводах электролинии и отдыхали. Они не пели, только изредка перекликались. Птенцы в скворечниках умолкали, засыпали. Наступали часы покоя. Скворцы на проводах совещались как на собрании. Дон Жуан с супругой тоже были там, но отличить их от остальных было невозможно. Отдохнув, птицы разлетались по домам. Вернулись и наши.
Кротки весенние ночи. Пока выспавшееся солнце еще блаженно потягивалось в рассветной колыбели, окрестные леса куковали, щелкали, свистели - звучал восхитительный гимн жизни. С течением дня мелодия эта становилась все тише. Долго распевать было некогда. Я любила в минуты отдыха, сидя в жаркий день под прохладным шатром березы, смотреть на наших трудолюбивых крылатых соседей.
Но однажды наш Дон Жуан вылетев из своего скворечника, направился в соседний огород за кормом и… залетел в чужой скворечник! Я не поверила своим глазам, зная, как верны друг другу эти птицы.
Залетел. А там дома оказался сам хозяин. И моего Дон Жуана с криком и позором оттуда выгнали. Он молча ретировался, скрылся за соседним домом. Вернулся в свой скворечник с червяком в клюве.
С той поры мы и прозвали его Дон Жуаном. Хотя, возможно, он просто хотел поболтать с соседкой по душам, спросить о том, о сем. Увы, его не поняли. Хорошо еще, что супруга Дон Жуана не видела позора своего муженька. Они вместе поставили на крыло своих птенцов, а затем слетели из гнезда всем семейством поближе к лесу, обучать подросших детей самостоятельно искать пищу. Я видела стаи скворцов у водоема и на лесной поляне. А осенью они улетели в дальние теплые страны за новыми песнями, чтобы принести к нам раннюю весну.

Скворцов стало совсем мало. Куда идем?....