О душе...

Миша и Нина лежали в кровати, обнявшись и крепко прижавшись. Каждый хотел раствориться в тепле другого, запахнуться, как одеялом друг другом. Они не спали. Были вместе, так близко, что их дыхание сливалось воедино. Они были вместе, но были так далеко. Каждый был наедине с самим собой. Бродил по берегу океана своей души, пиная засушенные ракушки размышлений, запуская по идеальной ровной водной глади плоские камешки мыслей. Они были в одном месте, но в разных мирах, разделённых пропастью или всего лишь линией. Линией, прочерченной маленькой девочкой – судьбой в розовом платьице на асфальте. Или линией горизонта. Каждый был на шаг позади другого, а может, впереди. Нина, зажмурившись, смотрела на Солнце, а Миша во все глаза глядел на Луну. Она строила песочные замки, а он их разрушал. Она шла, оставляя следы босых пяток на мокром песке, а он затаптывал их. Нина наслаждалась нежностью бриза, а Миша боролся со штормом.
Океан Блаженного Спокойствия тих и широк. Это Нинин океан. Океанская гладь, подернутая легкой рябью от набегающего свежего бриза, приятно обдувает её светлое лицо, сливается воедино с гладью неба. Линия горизонта слабо угадывается вдалеке. Крики белоснежных чаек разносятся по пляжу. Ветерок чуть усиливается и на Нину набегает теплая волна. Морская пена лижет горячий желтый песок у её ног. Солнце ласково светит между нежно - воздушными облачками…
Уже пятый день кряду не переставая лил дождь. Уже пятый день на море Мишиных Несбывшихся Надежд бушевал яростный шторм. Грязно – серые косматые тучи заволокли небесную гладь до самого горизонта - далекого горизонта, до которого мне никогда не суждено добраться. Огромные свинцовые тучи, набрякшие тяжестью непогоды, уродливыми рваными кляксами раскрасили небо в мрачно – резиновый цвет. Дождь то затихал, крупными полноводными каплями отбивая ритм его сердца, то набирал силу, превращаясь в ливень, стоящий непроницаемой стеной между душой и совестью. Глубокая чаша такого низкого неба, совсем недавно ослепительно бирюзовая, теперь почернела, будто залитая чернилами. Луна, не в силах совладать с грозовой стихией, роняя слезы – звезды в морскую пену, плюхнулась в море, погрузилась на самое его дно. Чудовищный по силе ветер ежесекундно гнал вперед гигантские валуны волн, безжалостно штурмующие множество причалов и пирсов, раскиданных по всей береговой линии. Еще во время первой их атаки погибли все суда и суденышки. Они были сметены, разнесены в щепки, а потом развеяны течением по острым пикам коралловых рифов, погребенных в морской пучине…



«Что – то ужасное творится со мной. Как – будто, какой – то неизлечимый душевный недуг слепым скользким червём подъедает само внутреннее составляющее меня, то, что даёт мне право называть себя человеком. Нормальным человеком. Жадный термит неискоренимых переживаний подтачивает мою сущность, которая воет от боли и отчаяния, вымещая свою необъятную злобу и мировую скорбь на всех вокруг. Чёрная меланхолия и разочарование тянут свои уродливые щупальца к глазам прохожих, пытаясь открыть их. Я разочарован в людях, с каждым днём я разочаровываюсь в них всё больше. В них и себе. Разве достойны мы этого великого дара, дара жить, неизвестно, каким идиотом нам подаренным. А может, кто – то захотел развлечься, вырастить себе на потеху колонию клопов, наделённых душой. Вырастить, зная наперёд, что этой колонии уготовано медленное загнивание, участь захлебнуться в собственной блевоте. Даже самая страшная кара и самые ужасные мучения – это лишь сладкий сон по сравнению с той участью, которой действительно достойно человечество. Эти неведомые боги, решившие остаться «инкогнито», теперь бьются в истерике, наблюдая, как мы добровольно проёбываем свои гадкие душонки.
Душа новорождённого - это маленький, девственно чистый, идеально прозрачный пузырёк, наполненный субстанцией человеческой чистоты. Этот пузырёк, как лакмусовая бумажка, реагирующая на всё, что происходит вокруг и внутри. Если человек умирает в бессознательном возрасте, когда ничто ещё не успело очернить его душу, в таком случае душе уготован новый путь, возможно, даже путь человека. Но людской род ещё не породил ни одного своего ребёнка, кто, прожив бы долгую жизнь, предстал бы с чистым, незапятнанным пузырьком души, затвердевшим под воздействием прожитых лет в идеальный кристалл. Много разных людей за всю долгую историю человечества считались святыми или были просто хорошими людьми, настоящими людьми, умершими счастливыми в глубоком забвении. Человек не может быть безгрешен, но достоин уважения и внеземной вечной жизни лишь тот, кто искренне признаёт свои ошибки, кто искреннее сожалеет о сделанных «худых» делах и искреннее раскаивается. Человек может обмануть кого угодно на своём жизненном пути, может всю жизнь обманывать сам себя, может обмануть бога и дьявола, если таковые существуют, но вместилище его души, тот самый крошечный пузырёк, всегда будет истинным показателем положения дел. И вот после смерти, Творец берёт пузырёк, по прошествии земных лет жизни, превратившийся в кристалл, и вертит его в своей мозолистой крепкой ладони. Чем больше грешил человек, чем больше совершал плохих поступков, чем меньше раскаивался в содеянном, тем более тёмным кристалл становится, тем более искривляется форма его. Длинные пальцы архитектора нашего мира ощупывают кривизну граней, облупленные ногти пытаются сковырнуть тёмный налёт. Потом он подносит кристалл вплотную к своему правому глазу, зажмуривает бельмо левого, и смотрит через призму человеческой души на Огонь Вечной Памяти. Огонь горит ярче, чем Солнце, чем любая звезда, чем вспышка боли на коре мозга, чем импульс наслаждения в его нервных окончаниях. По ходу жизни человека пузырёк темнеет и темнеет, и с каждым его потемнением всё больше искривляется форма его. У кого – то темнеет и искривляется быстрее, у кого – то медленнее. Всё зависит от того, кем был человек – скотом или ЧЕЛОВЕКОМ. Если виден Огонь сквозь кристалл, то его ждёт новый путь – это может стать новая жизнь на Земле, но не жизнь человека. А может быть, это станет совсем другая, иная жизнь в неведомом людям мире. А кто – то, через чью грязь и тьму невозможно будет разглядеть даже малейший отблеск Огня Вечной Памяти, будет наказан своим Творцом, который каждый раз, обнаружив такой кристалл, стонет от непереносимой боли и напряжения в единственном своём глазу, пытаясь разглядеть хоть мельчайшую крупицу света. Ведь он так верит в людской род, так надеется на его непогрешимость, непорочность и чистоту. И так, огорчается всякий раз, когда ему попадаются такие вот сгустки непроглядной гнустности. И всякий раз суждено быть обманутым в своих благородных ожиданиях. Всё чаще находит он их. Но эта отвратительная душа не умрёт, ведь она бессмертна, и даже Творец не в силах убить её. Ей будет уготовано вечное скитание по бесконечности космического забвения, вечное одиночество и внутреннее непрекращающееся томление. Постоянное возвращение обострившейся памяти к человеческой жизни, которой был недостоин, к людям, которым принёс боль и страдание, чьи глаза навсегда впечатались в лужи воспоминаний. Непрерывное сожаление о бездарно потерянном времени, с таким великодушием отмеренным Творцом...
Никому неизвестно, что ждёт его после смерти – это – то и делает жизнь такой прекрасной и притягательной. А что заставляет человека превращаться в ублюдка? Где проходит та незримая грань между человеческим родом, сыном земли и жалким двуногим недочеловеком, в которого медленно, но верно мы все превращаемся? Венец творения – звучит, как насмешка, не правда ли?
Мне кажется, что мой пузырёк души начал гнить ещё тогда, когда я зародился в утробе моей любимой мамочки. Вместилище души год от года наполнялось смердящей жижей, червоточинкой, растворяющей в себе тот нетронутый эликсир необъятной беспредельной чистоты, то вместилище человеческого духа, что было заложено туда с самого моего рождения. Самим Творцом, достойного презрения только лишь за одну любовь к нам. И совсем недавно мой неприкосновенный сосуд, прогнивший насквозь, как уродливая язва, лопнул. Из его зловонной нарушенной целостности потёк гной, заполняя собой весь мой организм, до краёв наполняя протухшим вином мой кричащий от ужаса мозг, всё моё нутро, человеческую первооснову, рождая на поверхности моего раскисшего разума ещё один разум – такой чуждый мне и всему этому миру… и такой родной. Внутри моего существа вырастает из мерзости и нечистот ипостась разрушителя, квинтэссенция всего мирового зла, посланная, чтобы отравить род людской. Претворить в жизнь наказание, предписанное гомо сапиенс уставшим Творцом. А может, это пророк, которому надлежит на своём живом примере показать всё несовершенство человечества, попытаться наставить на праведный путь, чтобы быть навсегда отвергнутым из – за непонимания. Может быть, я просто схожу с ума и мне необходимо лечение. Нет возможности, чтобы разобраться в себе. Конец истории, как и её начало, скрываются в неизведанной бездне моей души, там, где прячутся все ответы и все вопросы. Моя личность разделилась надвое – осознание этого пугает. И вот я уже точно не уверен, за каким моим словом или поступком стою настоящий «Я», где в жизни моё место, а где властвует «Другой Я». Одно тело слишком мало, чтобы выдержать двойной груз, но мне придётся жить с этим и умереть в забытье, ведь моего пузырька больше нет. Мне никогда не светит лучшая доля и благосклонная судьба, ведь я лишён самого себя. Если есть после смерти другой путь, то и его мне не видать. Что останется Творцу после моей кончины – только звонкая пустыня вечной тоски по жизни, бывшей для меня единственно возможной. Хочется надеяться, что всё плохое, совершённое мной – это проделки моей разделённой личности, моей плохой половины, моего личного разрушителя. Но даже лишённый надежды, я обязан идти вперёд, не забывая ни на миг о том, что свято для меня, что есть добро и зло, любовь и ненависть»…

«Что – то странное творится с Мишей – он стал таким злым. Каждое его слово, как яд, которым он пытается меня отравить. Так мне кажется. Откуда столько ненависти ко всему живому? Он разговаривает со мной лишь с единственной целью задеть меня, вывести из равновесия. Думает, что наставляет меня на путь истинный, как он выражается, а на самом деле, делает только хуже. Говорит, что его тошнит от нашей действительности, от тупости людей, их меркантилизма и патологическом открещивании от проблем внутреннего человеческого содержания. Говорит, что мы живём среди скотов, целое поколение кануло в бездну фальшивых ценностей и достижения антилюдских идеалов. Мы все внушаемы, у нас нет своего мнения, да и оно нам не нужно. Говорит, что ненавидит людей за их благообразность и стремление жить лучше, понимая под этим достижение определённого благосостояния. Этим и ограничивается вся мечта о счастье. Говорит всё это, а потом заявляет, что он такой же, как и вся масса обывателей. Что он такой же обыватель и я – такая же. Говорит ,что не в силах ничего изменить не потому что это не в его силах, а потому что ему хочется так жить, по другому он не может, не научен, страшно что – то менять даже в себе, он – шестерёнка в механизме системы. Всего лишь шестерёнка, …и от этого его ненависть только силится к себе и всему человечеству. Как его понимать? Неужели не догадывается, что делает мне очень больно? Почему называет меня дурой, которая так и подохнет в блаженном неведении? За что он так со мной? Ведь я так люблю его»…

Одна его часть любит её, другая ненавидит. Одна ипостась Мишиной души любит людей, но другая всё сильнее ненавидит. Миша любит себя, наслаждается своим эгоцентризмом, но одновременно втаптывает самого себя в грязь. Он так помешен на себе, что готов сам у себя отсосать, но ему тошно от того, что он просто копия, клон каждого живущего и здравствующего обывателя и клон самого себя. Поэтому он режет себе яйца…
Эта вечная борьба. Внутренняя борьба с самим собой, с самыми потаёнными пороками и страхами. Взаимоисключающая битва за вечное. Душа человека – это линия фронта. Миша – единственный солдат на этой передовой. Единственный защитник и единственный враг…
Перед ним лестница. Старая, старая лестница. Очень старая. Её каменные ступени стесаны почти до основания неумолимым временем, водой и морским ветром, тысячами ног, прошедших по ней, и этими желтыми листьями, упавшими с почти обнаженных деревьев. Миша поднимается по ней наверх. Осторожно ступает, боясь поскользнуться на её неровности. На самом верху, заслоняя Солнце лохмотьями чёрного отравленного сердца, стоит сам Сатана. Дьявол прячется под капюшоном, но его голос так знаком. В его глазах Миша видит своё отражение и вселенскую злобу. В его лице Миша видит самого себя…
Дьявол внутри каждого из нас, не дай ему выбраться на свободу, освободиться от пут, обольстив тебя. Ад – это не место, это состояние души…