Меченый

Меченый

Когда хоронили отца, Петр, будучи пятилетним мальчишкой, увидел, как вечером после поминок все шушу¬кались, шутили сквозь зубы, а мать несколько раз криво усмехну¬лась. Тогда это взбесило его.
А вчера сам, проводив жену в пос¬ледний путь, пытался рассказывать анекдоты.
Что это? Боль еще не ушла, а жизнь продолжается? А может просто защит¬ная реакция организма?
Он стоял у кладбищенского холмика. В свои сорок восемь лет остался совсем один. А ведь как просил Марину взять ребенка из детдома. Но она говорила, что не хочет страдать из-за чьих-то плохих генов. А почему обязательно должно было что-то случиться? Вот их соседка по коммунальной квартире всю жизнь про¬работала в интернате, уходя на пенсию, удочерила Полину. Тринадцати лет отроду та была умна, хитра и более приспособлена к жизни, чем он, — ухоженный, домашний и беспомощный. В школе — отличница, с соседями — паинька, а когда оставалась с ним в квартире или на улице одна, то ко¬мандовала, забирала сладости, заставляла убирать вместо себя. Придумала ему кличку Меченый, потому что в темно-русой шеве¬люре за правым ухом у него рос пучок абсо¬лютно белых волос. Но Петр все равно обо¬жал ее синие безвинные глаза и ангельскую улыбку.
Он перевел взгляд на две свежие могилы рядом. Судя по траурным лентам — муж и жена. Наверное, случилось что-то трагичес¬кое. Ему болезненно захотелось, чтобы воз¬ле Марины была вот такая же последняя его обитель. Вот так бы лечь тут раз и навсегда вместе. Разбив носком ботинка ком земли, он мысленно попрощался с женой и пошел прочь.
Элегантная женщина в черном, оставив шофера и охранника у ворот, быстрым ша¬гом направилась туда, где вчера засыпали землей то, что осталось от ее дочери и зятя. Господи, не дай никому, даже врагам, пере¬жить смерть детей. Она стояла в полной про¬страции, пока шофер тихонько не тронул ее за плечо. Им пора было в больницу. Всё-таки невероятное счастье, что внука успели вытащить из машины, взорвавшейся буквально у него на глазах. Ей надо быть сильной, ей есть для кого жить.
Вскоре на могиле своей жены Петр уста¬новил скромное надгробье и небольшую ска¬меечку бок о бок с помпезными черными монументами соседей и диковинно цвету¬щими на них растениями. А говорят, что после смерти все равны. Может быть на небе, а здесь, на земле, все остается по-прежнему. Хотя, возможно, боль утраты одинакова и для бедных, и для богатых...
Дочь и зять улыбались ей с мраморной поверхности. Фирма, которую основал по¬койный муж, забирала много сил и време¬ни. На кладбище она бывала редко. Прихо¬дилось щедро платить, чтобы за могилой ухаживали. Сегодня, в воскресенье, вот уже на несколько часов для нее время останови¬лось у тихого пристанища ее родных. Сбо¬ку, с серенького памятника, смотрела круг¬лолицая женщина. Антохина Марина Саве¬льевна. Надо же, и здесь Антохины в сосе¬дях. Совсем, как в старой коммуналке.
Улицы, по которым ходил в детстве, лечат душу воспоминаниями, поэтому Петр три дня подряд приходил в сквер напротив трех девятиэтажек. Под раскидис¬тым каштаном он всегда ел мороженое, а на месте многоэтажных домов раньше стоял длинный, чудом сохранившийся со времен войны дом, густо населённый коммуналь¬ными квартирами. Каштан постарел, но вы¬жил, а там, где был двор его детства, стало все по-иному: появились новые люди, строения, тро¬туары, машины. Но Петр часами сидел в тени знакомого дерева, заполняя воспоминания¬ми пустые дни одинокого человека. Двадцать восемь лет назад, вернувшись из армии, он стоял здесь, всматриваясь в род¬ные окна, светившиеся на фоне вечернего неба. На секунду показалось, что за кружев¬ными занавесками промелькнул тонкий си¬луэт. Но действительность превзошла все ожидания, когда дверь ему открыла Полина. Си¬ние глаза, темные волосы, лукавая улыбка. После небольшой паузы зашевелилась и за¬шумела их коммунальная квартира. Хлопа¬ли двери, выходили соседи, мать обнимала его за плечи, а он не мог отвести взгляда от Полины. Жизнь как - будто протекала в двух измерениях. Он и Поля существовали в од¬ном, а все остальные — в другом.
Через неделю Петр засел за учебники, потому что мама настояла, чтобы он в оче¬редной раз попробовал поступить в инсти¬тут. Их квартира опустела — все уехали на дачи. Одна лишь Полина сдавала сессию после второго курса. Чудно, тревожно и вос¬хитительно было проходить мимо ее двери по гулкому коридору. Не верилось, что они остались вдвоем в столь тесном простран¬стве. А когда Петр собрался ложиться спать, раздался тихий звук. Полина проскользнула в дверь с кошачьей грацией. Он, заворожен¬ный, смотрел, как подошла она к его постели, сняла покрывало, аккуратно сложила на сту¬ле, постелила небольшую клеёнку, а сверху — свою белоснежную простынь, а потом разделась...
Утренние лучи просились в комнату, когда ошалевший от счастья Петр принёс кофе в постель. Полина уже встала, оделась, убрала запятнанную простынь и рассматривала свое отражение в старинном высоком трюмо. Он встал сзади, блаженная улыбка блуждала по лицу, правая бровь ду¬гою поднялась вверх. Она повернулась к нему, пальчиком провела по черной шелковистой брови, опуская ее вниз, и произнес¬ла тихим голосом:
— Петя, ты извини меня, тебе, наверное, никто ничего не сказал. Все ведь жалеют тебя. Но у меня через неделю свадьба. Я выхожу замуж. Игорь Сергеевич обеспечен¬ный и влиятельный человек. И эта ночь не изменила моего решения.
Долго еще стоял он один перед зеркалом с подносом в руках, глядя на остывающий кофе. Ждать этой свадьбы Петр не стал, че¬рез два дня уехал в Хабаровск, где со време¬нем женился и прослужил прапорщиком больше двадцати лет. А когда вернулся в родной город, то купил себе кооперативную квартиру в другом микрорайоне. Мать умер¬ла, дом их снесли, встреч с Полиной не ис¬кал. А судьба не предоставила такого слу¬чая. Но и теперь, когда двадцать восемь лет отделяли его от того памятного утра, горечь обиды осталась незабываемой...
Одиноким людям совершенно противопо¬казан профсоюзный отпуск: Петр не знал, куда себя деть, поэтому все дороги вели к кладбищу. С букетом в руках направлялся к родной могиле.
— Петя. Петенька, не спеши, — раздался знакомый голос. Он приостановился и увидел, как какая-то женщина подняла косты¬ли и побежала вслед за хромающим мальчиком. Хрупкая фигурка приблизилась к двум черным монументам, неуклюже согнулась и упала на колени между мраморными поста¬ментами.
Петр подошел к памятнику Марине, по¬ложил цветы и перевел взгляд на вздрагива¬ющие плечи и сгорбленную спину ребенка. У того за правым ухом в темно-русой шеве¬люре рос пучок абсолютно белых волос.
— Меченый, — удивленно воскликнул ошарашенный Петр Антохин и опустился на
скамейку.
Мальчик резко повернулся. На его лице правая бровь дугою поднялась вверх. Он посмотрел сначала на незнакомца, а потом обратился с вопросом:
— Бабушка Полина, почему этот дядя так странно рассматривает меня?
И в это мгновение Антохин встретился взглядом с заблестевшими от слез знакомы¬ми синими глазами. В звенящей тишине мир опять раскололся на две половины, в одной был он, Полина и маленький Петр, а в дру¬гой — всё остальное. И в этом, определенно, был простой и незатейливый смысл жизни.