Нечаянная любовь

Вспоминал ли Туров Наташу и сутки, вернее ночь любви с ней в поезде «Хабаровск-Чегдомын»?
Да, по началу часто и, конечно, сожалел, что получилось так нелепо, без продолжения. Но потом боль разлуки притихла: военная служба, постоянные командировки от Хабаровска в сторону Уссурийска, Находки или в Комсомольск-на-Амуре и дальше по Баму – Хальгасо, Хурмули, а больше всего семейные неурядицы – участившееся пьянство жены с её отлучками, да ещё маленький ребёнок на руках. А жаль, может что-то бы и получилось.

Началось всё до банальности просто. Очередной семинар комсомольских работников 1го железнодорожного корпуса в пгт.Чегдомын, на Восточном участке БАМА. До начала сквозного движения поездов было ещё очень далеко, поэтому желающие попасть в Чегдомын из состава 7- ой Берёзовской бригады, самой крайней на Восточном участке, и 33-ей Хабаровской, летели либо самолётом, либо поездом через Хабаровск, Известковую. Когда собирались большие сборы офицеров корпуса, то для 7-ой и 33-ей бригады обычно арендовали у железной дороги купейный вагон, так как разместить столько людей не хватит никаких гостиниц. В вагоне и жили по прибытию в Чегдомын. Поставили вагон в тупик, подключили свет – вот вам и гостиница на колёсах.

Так было и в этот раз. Начальник политотдела бригады полковник Щербатюк В.П. провёл инструктаж убывающих офицеров, и все весёлой толпой быстренько свалили из управления. Армия армией, а офицеры на свободе, не лучше детей, готовы всегда пошкодить, весело, по возможности, провести время. До вокзала пешком идти десять минут. Заглянули по пути в гастроном, закупили себе «джентльменский набор» в дорогу (пива, водочки и закусить). Так дорога бывает короче. Не в смысле расстояния, а по времени не заметней. Сутки езды выматывают, а так благодать, выпили, закусили и в картишки. Кто хочет отдыхать – пожалуйста, но за сутки все бока отлежишь.

Прибыли на вокзал, там уже встречает сержант из службы движения нашего управления и передаёт нам вагон вместе с весёлыми проводницами.
Те улыбаются, им эти пять дней работы с офицерами, как подарок судьбы: выдал постельное бельё, в конце пути собрал, убрал в вагоне, когда утром все ушли и весь день предоставлены сами себе. Без особых хлопот, не то, что при езде с обычными пассажирами.

Вагон прицеплен в конце состава, но болтанка не помешает аккуратно разливать по стаканам. Заняли купе, выбрали места, все уже давно разделились, кто с кем едет, так, что без проблем. Туров обычно брал верхнюю полку, до сих пор осталась эта привычка – никто не должен сидеть на его постели, никаких кошек и собак. А потом попробуй днём поспать на нижней полке, соседям по купе нужно поесть, чаю выпить, на своей полке чувствуешь себя, как в гостях.

Переоделись в тренировочные костюмы, заправили постели и всё – готовы к путешествию. Поезд трогается, постукивая колёсами на стыках, направляется к выходному семафору. Сколько бы не ездили по этому маршруту, всегда смотрим, когда состав приближается к мостовому переходу через Амур. По мосту, построенному ещё в начале 20 века, проложена одна колея. Мощная конструкция моста, все детали на болтах и заклёпках, вызывает интерес и уважение у офицеров, как специалистов железнодорожников.
Под водой, наискосок оси моста проходит железнодорожный тоннель, построенный в конце 30х годов, заключёнными. В ожидании войны с Японией он имел для страны стратегическое значение. Рассказывали, что застрелился главный инженер строительства тоннеля, когда стыковка штолен пробивавшихся навстречу друг другу, запоздала на трое суток. Боясь ответственности за возможную ошибку в проектировании, он застрелился, а стыковка произошла точно по проекту, но с опозданием. Лихое было время.
Мы смотрим, как появляется высокий, деревянный глухой забор вдоль железнодорожного полотна и за него ныряет боковая ветка пути. По тоннелю идут только грузовые поезда, а чтобы его осмотреть высоким гостям, нужно разрешение КГБ. На другой стороне Амура забор начинается у берега реки и через некоторое время он обрывается, а железнодорожная колея сливается с основной магистралью.

Всё самое интересное закончилось, теперь только унылый пейзаж до станции Волочаевка. Помните песню «…штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни», так это там.

Все дружно загамашились, полезли по портфелям, вытаскивая бутылки и закуску. Дома жёны не дождутся, чтобы мужики так шевелились, а вот в дороге, на охоте и рыбалке, это дело святое, равнодушных нет. В купе вмещается человек десять, двенадцать, ну и что, что тесно. В тесноте, да не в обиде. Следствие есть, нужна причина. Находится и причина: кто-то медаль получил, кто-то очередную звёздочку. Последнему тяжелее - он пьёт полный стакан, чтобы зубами достать лежащую на дне звёздочку. Да мало ли причин. По первой, по второй и уже становится веселее, речи раскованнее.
Чего греха таить за столом решались, и будут решаться любые вопросы, а их на службе накапливается много. Подчинённые стараются произвести впечатление на начальников, а те приглядываются, кто и как себя ведёт в неформальной обстановке, сколько пьёт, что болтает и его перспективу на выдвижение, присвоение очередного звания. Жизнь есть жизнь. Любой начальник должен быть уверен в своём выдвиженце.

Смотрит Туров на чёрно-белые фотографии тех лет и умиляется: все офицеры на этих снимках статные, высокие, молодые. Так уж сложилось, что на должности секретарей комсомольских организаций частей подбирали кандидатов высокорослых, имеющих представительный вид, которые могли бы иметь авторитет среди своих комсомольцев, а так же представлять их в местных партийных и комсомольских организациях. Часто на должности секретарей комсомольских организаций избирают офицеров-двухгодичников, то есть призванных на службу из запаса, некоторые из них на гражданке были секретарями райкомов комсомола.
Земляк Турова, Кеша Ананьв, тот вообще был заместителем командира по политчасти Билибинского авиаотряда, окончил училище ГВФ в Иркутске и Высшую школу при ВЦСПС. Тесть Ананьева в ту пору был зам.министра финансов Коми АССР, но Кеше пришлось отслужить два положенных года на должности старшего лейтенанта в Комсомольске-на-Амуре. Судьба!
Все секретари не ниже 1.80 и вот только старший лейтенант Володя Тарасов, секретарь комсомольской организации мехбата со станции Хурмули, в фуражке и сапогах был чуть выше автомата АКМ с примкнутым штыком. Этот мехбат бригаде передали вместе с частью строящегося участка БАМА, так что с подбором этой «жемчужины» не наша промашка. Володя Тарасов - это «тридцать три несчастья» и все сразу, но об этом Туров ещё расскажет.

И вот вся эта гвардия разместилась в одном купе у маленького столика. Время от времени все выходят в коридор покурить и подышать свежим морозным воздухом, влетающим в открытые окна. Трёп идёт обо всём: о новинках кино, книгах, о службе и, конечно, о бабах, не в обиду им будет сказано.

Вот из служебного купе появляется проводница Галочка, пухленькая, небольшого роста. Она сменилась и собирается идти отдыхать в своё купе, у неё ночная вахта. Но, как отпустить это сокровище. Всё внимание ей, куча комплиментов со всех сторон и вот она не успела оглянуться, как оказалась в их купе на почётном месте у окна. Трудно устоять под таким натиском, пиво не пьёт, вина нет, а водка уже в стакане. Без всякого хамства, мужики умеют держать себя в руках, но добровольно-принудительно уговорили её выпить с ними за компанию. Скоро она была уже своим человеком среди них, не жеманилась, рассказывала о себе, о работе, слушала шутки-прибаутки офицеров и заразительно смеялась. Замужем не была, но мечта об этом её не покидает.

Внимание всех привлекает коллега Галочки, проводница из другого вагона в средине состава. Она появляется в раскрытых дверях купе и смущенно оправдывается:
- Извините, мне сказали Галя у вас!?
У мужиков челюсти отпали: ростом около 1.70, шатенка, волосы волнами падают на плечи, кареглазая, форменная юбка выше колен туго обтягивает бёдра, а грудям её так тесно под форменным кителем, что он, хотя и расстёгнут, в этом месте топорщится, как и серая рубашка, на которой вот-вот отлетят пуговицы - такое впечатление.
Когда все обрели дар речи, наперебой стали приглашать её войти и разделить с ними трапезу. Какое нужно иметь искусство, чтобы уболтать женщину, в ход пущено всё мастерство. Галина тоже подаёт реплику:
-Пройди, посидим, потом пойдём обедать в ресторан.
Уговорили, кто-то встаёт и уступает место даме рядом с Туровым, она проходит. Туров приподнимает свой зад и галантно представляется:
-Туров, Михаил Николаевич, можно просто Михаил.
-Просто Наташа, и засмеялась каламбуру.
Сходили в служебку и принесли гостье стакан. Наташа сразу предупредила:
-Только глоток, не люблю эту гадость.
От двух женщин в купе становится светлее и так же в ходу шутки-прибаутки. Туров на правах соседа старается Наташу разговорить, но ему это удаётся с трудом. Все хотят её внимания, особенно из кожи вон лезет старший лейтенант Шамиль Мерзиханов, секретарь комитета комсомола 46 батальона, со станции Известковая. Дагестанец, с седеющими, кучерявыми волосами и усами, двумя золотыми фиксами под верхней губой, он буквально стелется у её ног, это надо видеть. Глаза масляно блестят, голос вкрадчивый, воркующий.

Наташа ни кого не выделяет, спокойная, обстоятельная, не трещит без умолку, спросят, она ответит, слушает не перебивая. Произвела на всех настоящий фурор.
Девушки, извинившись, уходят обедать в ресторан, не то он закроется на перерыв и они останутся голодными. Мужики с сожалением их отпускают, томно вздыхая им в след, а Шамиль кричит:
-Всё мужики, Наташа сегодня будет моей, первый занимаю!
Все похохотали и опять приступили к «трапезе».

Наконец содержимое бутылок закончилось, убрали со столика, прибрали в купе. Часть офицеров сели играть в карты, другие присутствовать, советы давать всегда легче. Туров в этих мероприятиях не участвовал, не любитель азартных игр, а скорее проигрывать, даже в дурака. Забрался на свою полку и уткнулся в припасённый детектив.
Книги, это его страсть, мог потратить последние деньги на книгу, не купив хлеба. Покупал их всю жизнь, терял, восстанавливал. Часть книг взял с собой в Германию и уже здесь сформировал вновь приличную библиотеку. А в те годы, нужно было иметь приличный блат, знакомства, чтобы достать интересную книгу.

На нижних полках картёжники азартно швыряли карты. Начав с полкопейки, банк вскоре увеличился до приличной суммы, голоса стали громче звучать. Туров прервал чтение и свесил голову с полки. Володя Корольков, Вася Смыслов в выигрыше, они спокойны, улыбаются, горячится лишь Шамиль Мерзиханов, он, как порох, только поднеси спичку – рванёт.
-Эй, друзья! Пойдём, покурим, нервы успокоим.
Туров спрыгивает вниз, всё поднимаются и гурьбой выходят в коридор, доставая на ходу сигареты. Спор не утихает. Володя Корольков, помощник по комсомолу, тоже сверкает золотой фиксой:
- Учитесь, мужики, пока я живой, знай наших из Торжка. В картах он мастер и Туров не помнит, чтобы он, когда-нибудь проигрывал.
Недавно он повторно женился и по - настоящему был счастлив. Жена, Элла, полукровка: мать русская, отец российский немец. Отец Эллы во время войны служил в Смерше, был переводчиком, после войны учитель и директор школы в Феодосии, мама «Почётный железнодорожник», была на фронте, а после работала на железной дороге. Элла – единственный ребёнок в семье, высокая, статная, красивая натуральная блондинка, окончила Харьковский университет. Её удел дом, семья, уют, любит вязать. Но основная её прелесть в том, что у неё нос не чувствовал запахов. Бывало, когда Туров с Корольковым подгуляют и завалят к нему домой, Элла встретит их, усадит ужинать, а Володя тут же ей басню сочинит, мол зашли в ресторан, пивка выпили. И Элла верит, у её родителей всё на доверии и правде, поэтому ей и в голову не приходит, что они безбожно врут. Зачем женщину расстраивать, это праведная ложь. Такую женщину не возможно не любить.

Опять карты, опять спор, подначки. Зима, темнеет рано, в вагоне включили свет. Игроки делают перерыв в игре и все гурьбой направляются в ресторан на ужин. В ресторане имеются свободные места, и мы комфортно устроившись, сделали заказ, а в ожидании оглядываемся по сторонам.
Ба, знакомые все лица. Вот рядом за столиком сидят наши милые проводники Галя с Наташей и торопливо ужинают. Они выспались, отдохнули и готовы со свежими силами приступить к ночной вахте.
Галине проще, ей с нами быть ещё четверо суток, без всяких проблем.
Главное, это поддерживать тепло в вагоне, заправить вагон углём и водой.
А вот Наташе всю ночь суета с пассажирами, да плюс те же обязанности проводника.

В компании оживление, опять звучат шутки, каламбуры приятные обеим сторонам. Время летит незаметно. Туров заметил, что Наташа изредка внимательно смотрит на него, но не придал этому значения. Тем паче, что Шамиль опять вокруг неё «нарезал такие круги», которые затмили бы круги на хлебных полях в Англии. Глядя на него, можно было ожидать, что вот-вот сорвёт предохранительный клапан, и он взорвётся от перевозбуждения.

Девушки, закончив, ужин, поднялись и, извинившись, ушли, а за ними увязался Шамиль Мерзиханов. Мы тоже там долго не задержались, рассчитались с официантом и направились в свой вагон. Встретили бывшего сослуживца Королькова по Баму, возвращавшегося в свою часть из отпуска и, зацепившись языками, неизвестно, сколько проторчали в соседнем с нашим вагоне, пересказывая новости и вспоминая прошлое. Смотрим мимо нас, хмурый, как небо зимой в Германии, не идёт, а летит Шамиль.

- Что случилось Шамиль, ты уже выполнил взятые на себя обязательства?
- Вас, русских не поймёшь. Надо, нэ надо, лубов – марков, лубит, нэ лубит. Иди Михаил, она говорит, что ей ты нравишься.
- Да, Бог с тобой Шамиль. Я даже повода ей не давал!
- Иды, она тебя ждёт!
Он говорит в сердцах, жестикулируя руками, а у самого усы ощетинились, как в старом фильме у Петра Первого. Потом махнул рукой и полетел дальше по проходу вагона. Мы весело рассмеялись над неудачей Шамиля и его горячностью.
Корольков Турову:
- Ну, что иди, раз тебя приглашают или может мне тебя заменить?
-Ладно! Я сам за себя отвечу, у тебя жена молодая!
Туров хорохорится, а у самого сердце от радости готово выпрыгнуть из груди: надо же так повезло, и никаких усилий с его стороны.
- Ну, я пошёл! Не вернусь, прошу считать меня коммунистом!
Мужики в след кричат:
- И за того парня!
А Туров уже и двери закрывает, не лето, а на улице мороз под -50.

Вот и Наташин вагон. Утихомирил свой пыл и уже спокойно идёт по вагону, как бы прогуливаясь. Многие двери купе уже закрыты, люди отдыхают, поезд в Чегдомын прибывает рано утром и нужно успеть выспаться.


Вот открыта дверь купе, по специфическому запаху чувствуется, что едут корейцы Ким-Ир-Сена. Трудовая Армия Кореи валит лес в районе Бама для Союза и Кореи. Трое корейцев суетятся в коридоре и, увидев Турова прижимаются к окну, давая ему возможность пройти. Заглянув в открытую дверь купе, увидел корейца, спящего поверх одеяла, в майке и трико. Тот во сне засунул руку себе в штаны и, ухватив своего «коня под узцы», пытается удержать, чтобы не понёс галопом. Туров хмыкнул себе под нос: «Вот тоже бедолага мается»!

Тяжело им без женщин, а за малейшее нарушение наказывают бамбуковыми палками по подошве ног. Говорят у них на огороженных территориях, даже тюрьмы свои есть. А «кинут кони», так их замурованных в ящики, отправляют в багажных вагонах домой и много этих ящиков везут к приморской границе. Кому из них повезёт, уломают местных женщин на любовь за натуральный обмен. Через корейцев в их них магазинах можно купить приличные часы по 100 рублей: японские «Сейко», швейцарскую «Омега» или водку со змеёй. Пожрали всех бесхозных собак в округах, а те, что ещё остались от корейцев прячутся, чуя от них свою гибель. Стараются совершить мелкие уголовные преступления, чтобы отсидев срок в советских тюрьмах, получить в Союзе вид на жительство, и остаться здесь навсегда.

Туров замедляет ход, приводя свои дурные мысли в порядок. Вот и служебка, дверь отодвинута в сторону, негромко звучит музыка из динамика, Наташа сидит в углу дивана и читает книгу, лежащую на столике. Лицо у неё покрасневшее и хмурое.
Услышав шаги она подняла голову и вопросительно взглянула на Турова.
- Привет! Чем занимаются славные представители МПС?
- Читаю, в вагоне все успокоились. Взгляд её тот же требовательно-вопросительный.
Туров замешкался, как бы ни обидно выразиться о цели своего визита и неожиданно ляпнул:
- Шамиль сказал, что ты просила меня зайти.
Лицо Наташи вновь стало пунцовым и сердитым:
- Опять это Казбек? Я никого не звала. Вы, что там мужики взбесились?
Я вам, что шлюха, чтобы торговать мною? Кое-как выгнала этого ухажёра. Терпеть не могу людей с гор, наглость из них так и прёт, видимо они считают, что им везде рады и счастливы их лицезреть.
Туров улыбнулся и попытался выгородить Шамиля, но тут же пожалел:
-Наташа! Он же советский офицер, мужчина.
На её глазах показались слёзы и она всхлипнула:
- Офицер! Чуть ли не при всех лезет ко мне под юбку и пытается затащить в служебное купе.
Да, Туров, ты тоже баран! Чувствовал же подвох в словах Шамиля и попёрся сюда, так тебе и надо.
-Ладно, Наташа, извини, что так получилось, я не хотел тебя обидеть, честное слово и повернулся, чтобы уйти восвояси.
- Подожди! Не уходи! Я, правда, сказала, что ты мне нравишься, чтобы он отстал от меня, но это ничего не значит.
Она смотрит Турову в глаза, а он ёрзает, как уж на раскалённой сковородке, пришёл ведь за тем же, что и Шамиль. Чем он его лучше?
- А я нравлюсь тебе, что ты всё Шамиль, да Шамиль? - на её лице появляется милая лукавая улыбка.
Как бы вторя словам Наташи, под потолком прохрипел динамик местного радиоузла, словами какого-то романса:

«Не уходи, побудь со мною,
Давай с тобой поговорим,
Вздыхаешь томно под луною,
О чём скажи мне пилигрим».

и тут же замолк.
Одновременно оценив ситуацию и слова романса, они облегчённо рассмеялись и всё, что случилось до этого, отодвинулось на задний план, а были только он и она.
- Туров говорил уже только от себя и отвечал за себя, а это намного проще.
-Конечно, нравишься, увидев тебя, я, наверное, сошёл с ума, но там было столько конкурентов, что было бы большой бестактностью кричать об этом.
Она опять улыбнулась и окончательно успокоилась, стала спокойной и рассудительной.
О чём они говорили? Да обо всём: кино, книгах ,о себе, о жизни.

Наташа приехала в Хабаровск из большого села этого же края, поступила и окончила институт культуры, работала в городской библиотеке. Влюбилась, вышла замуж, а жить пришлось в квартире родителей мужа. Была счастлива. Потом родился сын: пелёнки-распашонки и мужу это быстро надоело. Стал задерживаться после работы с друзьями, выпивать. Встретил другую девушку, сказал жене, что любит её и подал на развод. Наташе с сыном пришлось покинуть квартиру, насильно мил не будешь. Возвращаться в деревню уже не хотелось, так как сроднилась за это время с Хабаровском, да и перед родителями было неудобно за распавшийся брак.

Добрые люди подсказали пойти работать на железную дорогу. Организация богатая: железнодорожная больница работает на правах института, есть возможность получить сразу общежитие, а с ребёнком отдельную комнату и естественно место в детском саду, круглосуточно. Зарекомендуешь себя на работе с хорошей стороны, получишь отдельную квартиру. Она подумала и пошла работать проводником вагона. Ей пошли на встречу и график работы составляли так, чтобы ей было удобно в выходные быть с ребёнком дома. Маршруты по Приморью и Хабаровскому краю: Тихоокеанская-Хабаровск-Совгавань, Хабаровск-Чегдомын. Заработок хороший, жильё есть, ребёнок пристроен, так что вполне счастлива.
Она не жеманится, говорит спокойно, не жалуясь на судьбу. Мужа не хаит, ведь вышла замуж по любви, родила ребёнка, которого тоже любит. А разойтись лучше сразу, чем всю жизнь маяться.

Да она права, лучше сразу. Туров тоже отвечает откровенностью на откровенность, но более кратко. Женился, нет, наверное, не по большой любви, а поспешно, чтобы не скитаться по общежитиям, в комнатах на несколько человек. Он индивидуалист и любит иметь только своё, с него хватит интерната в детстве, казармы позже. Вот и схватил, что было рядом, кто бы знал о том, что жена станет пить и быстро превратится в алкаголика. Три года прожили нормально, а потом он стал редко бывать дома, частые командировки и вот результат. Но так жили все офицеры части, а жёны и дети жили в военных городках, снимали квартиры и терпеливо ждали своих мужей.
Слушая Наташу Туров видит себя со стороны. Вот он едет со службы домой, автобус доходит как раз до гастронома, где работала жена. Там нужно зайти забрать дочь, с нею нянчилась одна пожилая чета за тридцать рублей в месяц. Они так привыкли к его дочери, что потом стали отказываться брать деньги, ребёнок им нравился, а свои дети дано выросли и внуки тоже. Единственное условие было забрать ребёнка до восьми часов, после восьми они её укладывали спать. Можно было не забирать её несколько дней, что Турова вполне устраивало.

Вот Туров входит в гастроном и от дверей видит, что жена пьяная и стоит работает в отделе. Находит директора и спрашивает, почему Турова пьяная?
Та:
-Да не может быть, недавно к ней подходила?
Идут вместе в отдел, Турова работает, глаза по блюдцу, а она уже где-то далеко, чисто на автопилоте. Ни одна комиссия за всю жизнь к ней не могла придраться. Стыд и срам, приходится ждать её до закрытия магазина в десять часов, мало ещё Туров отработал, а потом топать до военного городка три километра пешком. Фантастический случай, если в это время довезёт сумасшедший автобус.

Вот приходит в другой раз, жена трезвая, работает, чего ему её ждать три часа. Забирает ребёнка, едет цивильно на автобусе, готовит дома ужин, укладывает ребёнка спать, а жена не приходит. Он понимает, что она не придёт, но чисто человеческие чувства гонят его к остановке автобуса, мало ли, что случается: солдаты стройбата шатаются по дороге, общежития химиков недалеко, сортировочная мехгорка железной дороги. В двенадцать ночи ложится спать, утром ребёнка к старикам, сам в очередную командировку.
Разбираться будет потом, да и о чём говорить, он сам запретил ей появляться пьяной в общежитии, завтра весь гарнизон будет знать, а он работает в политотделе соединения. Позор!

Вот эта женщина, сидящая рядом, крутится, как белка в колесе, чтобы обеспечить приличную жизнь себе и ребёнку, мотается проводником вагона по железным дорогам Дальнего Востока и терпеливо ждёт элементарного человеческого счастья, а его жена это счастье пропивает.

Пришёл он сюда затем же, что и Шамиль, но вот её бесхитростный рассказ о жизни и о себе перевернул всё в его душе. Нежность к этой женщине занозой засела в его сердце, хотелось обнять её за плечи, притянуть к себе и целовать эти милые глаза, губы, волосы. Но Туров боялся даже пошевелиться, чтобы не спугнуть эту нагую откровенность.

За разговорами Наташа не забывала о своей работе, они выходили в тамбур, и она подкладывала угля в топку, чтобы не заморозить вагон. Чем ближе к северу и к утру, тем холоднее. Туров предложил свои услуги, но она, засмеявшись, отказала:
-Это моя работа, я справлюсь сама.
Потом они спешили в тепло вагона и он курил стоя у окна, а Наташа рядом вглядывалась в темноту ночи, мелькающий лес, снег и редкие огни жилья.

Поезд шёл неравномерно, то замедлял свой бег, то резко ускорял. Вот в какой-то момент толчок кинул их навстречу друг другу, Туров поймал Наташу, бережно прижал к себе и время куда-то провалилось. Волосы её пахли свежестью и зреющим хлебом, а лёгкий аромат нежных духов будоражил воображение, он нагнул свою голову и стал целовать глаза, губы Наташи, шею и мочки ушей. Обделённые лаской дома они, как с трамплина кинулись в объятия друг друга, забыв обо всё на свете.
Они ослепли и оглохли, и были в целом мире только одни. Он чувствовал её тугие груди, бёдра, доверчиво прижавшиеся к нему, и внутри него вспыхнуло острое желание не просто обладать этим телом, а обладать любимой и желанной женщиной.

С трудом оторвавшись от объятий, они перешли в тесноту служебного купе и, закрыв дверь, сели на диванчик. Наташа уютно устроилась на коленях Турова и её тяжесть истомой разливалась в его теле. Поцелуи, бессвязный шёпот обоих, руки Турова бесстыдно скользящие по укромным уголкам Наташи, подвязки, крючочки. Освобождены из-за точения тяжёлые груди с сосочками, сразу затвердевшими от ласк, а руки пробираются уже дальше края чулков, по горячему бедру и пленительным изгибам.

Её тело сотрясает, как от озноба и голос от этого становится прерывистым.
-Милая! Желанная!
Всё, уже невмочь стало обоим. Турову проще, он в спортивном костюме, а Наташе приходится самой помогать со своей одеждой, это не спальня в доме со всеми удобствами. Надо же, сколько препятствий на пути к заветной цели. Преграды устранены, но как устроиться на этом метровом диванчике, между столиком и буфетом-мойкой. Изрядно помучившись, нашли выход из создавшегося положения, использовав столик не по назначению. Обнявшись, они слились в единое целое, забыв обо всём на свете, так как пришли к этой нечаянной любви через свои тернии и духовно породнились в эту морозную, бамовскую ночь, обнажив друг другу свои души.

Если бы не Наташа в роли балласта или вернее якоря, то Туров посшибал бы все углы в служебном купе - поезд качает и швыряет, то взад, то вперёд.
Какое счастье держать в руках эти тугие, горячие бёдра и попу, чувствовать себя на верху блаженства. Вот оно райское яблоко раздора, из-за которого Адам потерял голову и променял жизнь в Эдеме на прозябание на Земле. Какие уж тут «голубые» и «розовые».

Вот мэр Берлина возглавляет парад геев, и со страниц газет, а ещё хуже по телевидению заявляет:
- Я счастлив, что педераст!
Да, бы хрен с ним, но ведь дети смотрят передачи телевидения и это откладывается в их неокрепших умишках. Какая у них будет ориентация? А светящиеся стенды рекламы:
-Mama ich bin scwul!
Вот уж, наверное, мама счастлива заявлению сынка, что он пидорок. Она зачала его, вынашивала, растила и воспитывала, ожидала, что сын одарит её внуками и покоем в старости. Вот шумиха в прессе 2010 года: сын с другом убивает всю свою семью –мать, отца и двух взрослых сестёр только за то, что отец застал сына в кровати, когда тот делал минет другу. Ужас!

Российская эстрада, та вообще богата на этих уродов. Чёрт с ним, с талантом, но зачем объявлять миру о своей, не традиционности. Ведь в зоне, откуда вышла основная масса российских олигархов, этим «дырявым» место у параши, а они кривляются на эстраде, их обнимают, руку подают, целуют. Такие же и «ковырялки».
Ладно - Пенкин, Шура спели и всё на этом, а вот Боря Моисеев и задницу покажет, и всеми эмоциями передаст какой он чувственный. О, Господи, что за нравы! Таких не знали уже со времён падшей Великой Римской империи. А американцы? Те всех жопошников привечают, поэтому всё, за что не возьмутся, делается через жопу. Таков и результат, только расхлёбывают другие. Так мы скоро вымрем, как мамонты от скособоченной любви.

Да ладно Туров, чего ты раздухарился, каждому своё, не отвлекайся, давай о нашем, о женском.

Вот Наташа задвигалась быстрее, потом вскрикнув, крепко обхватила Турова ногами и руками и, прижавшись к нему, замерла, тяжело дыша.
Миг блаженства, ты на небесах, какое счастье.
Освободившись от объятий Турова, Наташа встала на пол, оправила на себе юбку, рубашку и стыдливо пряча глаза, вышла из купе, бросив на ходу:
-Я сейчас!
Хлопает дверь служебного туалета. Понятно, ей нужно привести себя в порядок, а Турову пришлось воспользоваться для гигиены краном и мойкой для посуды, да простят его пассажиры за это. Наташа при сдаче смены всё приберёт и вымоет.
Вышел в коридор вагона и, улыбаясь от нахлынувших чувств, с удовольствием закурил. Сигаретный дым уползает в глубину вагона, а сердце, успокаиваясь, входит в привычный ритм. Руки, губы ещё помнят тепло Наташиного тела и вновь жаждут его. Туров смотрит в тёмное окно, где чернеет притрассовый лес, и мелькают светлые сугробы снега, уплывающие назад, вдаль.
-Господи, ну, что она так долго. Ему кажется, что прошла уже вечность, как она ушла.
Щёлкнула задвижка, и дверь туалета открылась, Наташа вышла в полумрак вагона и нерешительно остановилась около Турова. Буря чувств отражалась на её лице, что сразу уловил Туров. Он поднял руку, обнял Наташу за плечи и привлёк к себе. Она же, будто только этого и ждала, благодарно прильнула всем телом к нему, обхватив руками за талию, и уткнулась лицом в его грудь.
Подняв голову, она нашла глаза Турова и хрипло спросила:
- Ты рад?
-Господи! Да, конечно, рад
- И не осуждаешь меня?
-Наташа, как я могу осуждать тебя. Мы с тобой только винтики в этом огромном мире, каждый со своими болячками и проблемами. Ещё утром мы не знали о существовании друг друга. Вот ты сейчас подарила мне частичку своего тепла и сразу сделала счастливым человеком. Я счастлив и мне хорошо с тобою, уютно и тепло, несмотря на мороз и снег за окном.
Туров наклоняется и целует её в ждущие глаза и губы.

Почему так бывает, что чужой тебе человек мгновенно становится близким и понятным, а та с которой прожил несколько лет, завёл ребёнка, с каждым днём удаляется от тебя со скоростью курьерского поезда.

Они вернулись в купе, и Наташа вновь села Турову на колени, так ближе и роднее. Опять разговоры, прерываемые ласками и поцелуями, милые глупости, слетающие с языка, планы на будущее. Вот опять они созрели, и острое желание заполняет их тела. Учтя приобретённый опыт, они не торопятся, а по капельке утоляют «жажду» нектаром любви и приходят вместе к общему знаменателю.

Турову кажется, что он вечно знает Наташу с головы до ступней ног, ему стал родным запах её волос, а руки горели огнём от ощущения её горячего, упругого тела. Время неуловимо: вроде недавно только пришёл, а уже наступает утро. Наташе уже нужно готовить вагон и пассажиров, скоро Ургал и Чегдомын, а Турову поспать, хотя бы час, потом ему весь день сидеть на занятиях семинара, встречах с работниками политотдела и офицерами штаба корпуса. Они стоят возле служебного купе и никак не могут расстаться. Наташа дала номер своего телефона в общежитии и номер комнаты:
-Позвонишь и попросишь меня к телефону, фамилия ни к чему. Если не забудешь меня, придёшь и узнаешь. Посчитай мой график работы.
Туров записал телефон на пачке сигарет, другого ничего не оказалось под рукой, и предложил ей записать номер своего служебного телефона.
На что Наташа, целуя его, ответила:
-Нет, мой милый, ты пришёл ко мне сам, сам и реши, нужна ли я тебе. Забудешь меня, мне будет не так горько, а бегать, и вешаться на шею насильно, я не буду. Только сам, ты же мужчина!
И, пожалуйста, никому не рассказывай, о сегодняшнем: ни друзьям, ни Галке, вашему проводнику - не хочу, чтобы обо мне ходили сплетни, мне с ними работать. Хорошо?
Турову были понятны её тревоги и сомнения, и он согласился:
- Хорошо, любимая, приеду – позвоню. Ты не беспокойся, своей женщине, уж всяко-разно не стану делать рекламу.

Утешало то, что, когда Туров будет возвращаться в Хабаровск, Наташа будет ехать своим поездом опять в Чегдомын и поезда в средине пути встретятся, у них имеется возможность побыть вместе 20 минут.
Расстались они с большой неохотой, кое-как оторвавшись друг от друга. Прощальный поцелуй и Туров ушёл, не оборачиваясь, чувствуя на себе пристальный Наташин взгляд.

В голове изрядно шумело от бессонной ночи, глаза слипались, а губы распухли и изрядно саднили, но приятная истома разливалась по его телу.

Открыл дверь в свой вагон, в коридоре темно, служебное купе проводников закрыто, проскочив мимо кипятильника чая, наткнулся на маленькую фигурку, стоящую в начале коридора, наклонился:
- Тарасов! Ты чего ночью здесь делаешь?
- Тот заикаясь:
- Да я это, покурить вышел.
- Ну, покури!- и пролетел мимо него в своё купе.
Там все спят, хорошо им. Туров не раздеваясь, нырнул под одеяло в спортивном костюме и тут же вырубился.
Кажется, только закрыл глаза, как голос Королькова будит его:
- Вставай, шатун! Ургал проехали, скоро Чегдомын, девчонки туалеты закроют, не умоешься.
Продрал глаза - в купе и в вагоне суета, все надевают форму, суточное безделье закончилось. Умылся, почистил зубы, но голова тяжёлая. Наташа сейчас высадит пассажиров, приберут с подругой в вагоне, сдаст смену и пойдёт отдыхать до обеда. Как там она? Даже самому приятно думать о ком-то с глубокой нежностью. Вот она любовь!

Поезд, постукивая колёсами на стрелках, подошёл к перрону станции Чегдомын и остановился. Простились с проводниками до вечера и дружно направились к выходу из вагона. Раннее утро, темно, мороз градусов за сорок и в этом морозном мареве едва видны очертания деревянного, ещё при Сталине построенного, вокзала. Везде снуёт народ в военном и штатском.
Возле вокзала стоят, дымя трубами автобусы, а рядом с ними комсомольские работники политотдела корпуса, встречающие нас: Володя Василенко, Толя Пономарёв и Коля Соломаха.

С Толей Пономарёвым Туров был знаком по подмосковному Щёлково и 9 -ми офицерскими курсами ЖДВ в Ленинграде, а потом встретились здесь на Баме, куда был переведён 1 жд корпус из Харькова. С Володей Василенко служил в Хабаровске в политотделе 33 жд бригады, куда Турова тот взял на комсомольскую работу. Коля Соломаха прибыл вместе с корпусом и быстро привык к северным морозам.

Поздоровались, доложили о прибытии и количестве участников, а потом расселись по автобусам и поехали в гору в сам посёлок, по дороге проложенной тракторами в глубоком снегу. Стёкла автобуса в толстом слое инея, а к лобовому стеклу перед водителем, подведён специальный шланг, из которого горячий воздух делает прозрачный пяточок, для обзора дороги.

Вот мы и в самом Чегдомыне. Автобусы подвозят нас к кафе-столовой «Золотая Тайга» и, высадив, уезжают. Мы, уже изрядно замёрзнув, спешим в парное тепло «Золотой Тайги». Ах, какая это была прелесть в то время: днём столовая, вечером ресторан, а какая кухня там была, не испорченная цивилизацией. Народу на БАМЕ много, а вот приличных рабочих мест для женщин мало, в основном строительных специальностей. Зверь и дичь в тайге были ещё не пуганы, так, что в ресторанах, кафе, столовых можно было прилично поесть таёжных деликатесов: глухарей, рябчиков, изюбрятины, красной рыбы, грибов и ягод.

Трудно пришлось Турову на занятиях после бессонной ночи. В тепле разморило, и он то и дело клевал носом. Несмотря на то, что зал был большой, и народу тоже хватало, но из президиума видно хорошо, кто спит безбожно. Многие офицеров тоже рано встали и из таёжной глухомани бамовской трассы далеко и долго добирались, вечером такой же путь обратно. В Чегдомыне нет столько мест для размещения людей, поэтому завтра утром они опять проделают тот же путь.
Находились и друзья хохмачи, которые соседям, носящим очки и заснувшим, надевали клочки бумаги на линзы очков. Естественно спящий этого не видел, зато видно из президиума начальнику политотдела корпуса генерал – майору Дёмину Александру Ивановичу. Он не громко говорит:
- Тем, кто спит и уже, погромче - «Встать»!
Естественно спящий слышит только последнюю громкую фразу и, единственный, вскакивает с места под весёлый смех присутствующих, думая, что объявлен перерыв.

В перерывах выходим курить на мороз, который быстро приводит в чувство и прилично бодрит. Туров видит стоящего рядом Тарасова и вдруг вспоминает:
-Тарасов, ты же не куришь, а почему мне утром сказал, что вышел покурить?
Володя замешкался, не зная, что ответить, но тут вмешался Вася Смыслов, секретарь комитета комсомола 36 техбата из Хабаровска:
- Да ты слушай больше его, он тебе сейчас наговорит. Ты же видел, как он Галку, нашу проводницу, вчера обхаживал, молча пытался ей сказать о любви, кочегарил вместо ней печь отопления вагона. Так вот, он вышел из служебного купе в очередной раз, подкинуть в печь угля, а тут как раз бежит злой Шамиль Мерзиханов, увидев одиноко сидящую проводницу Галю, он зашёл в купе, закрыв за собой дверь. Он же не Тарасов, сразу сказал Гале о любви и своём огромном желании, и до утра остался у неё. Володя потом всю ночь стучался в дверь служебного купе и просил его впустить:
-Галя, открой, это я Володя!
Громкий хохот курящих, заглушает последние слова Смыслова. Рядом дымит Шамиль Мерзиханов и щерится в своей златозубой улыбке:
- Я ему говору, Балодя, отойди нэ мешай понимаишь, ти русский язык знаишь?
А он всё одно:- Галя, это я Балодя, открой! Надоел прамо!

Шамилю повезло с любовью, ночь в направлении Чегдомына, три там и ночь обратно. Как бедного Тарасова только удар от ревности не хватил.

В обеденный перерыв и вечером после занятий бегаем по морозу по магазинам Чегдомына: промтоварный «Заря», гастрономы, книжные магазины. На БАМЕ московское снабжение, поэтому можно купить, то чего не достанешь в цивильных местах. К этому снабжению офицерам идёт год за полтора, полуторный оклад, командировочные без выезда из части полтора рубля в сутки, а при выезде из части три рубля. Так что служба в суровых местах прилично компенсируется, плюс бронь на жильё в западных районах, приобретение автомобиля в любом городе Советского Союза.

По всему БАМУ в крупных населённых пунктах стоят дома советско – корейской дружбы, естественно комсомольских работников туда сводили. Гиды благоговейно рассказывают о достижениях братского народа, о вожде и учителе Ким-Ир-Сене, стенды, портреты, плакаты. Портреты вождя большие, а рама портрета должна быть не больше и не меньше чем на 5 миллиметров от потолка, чтобы мухи не гадили на голову вождю. Смешно и грустно, но так было. На всех станциях, где стоят лагеря корейцев плакаты с иероглифами, а на станции Тырма большая сварная конструкция памятника из металла Ким-Ир-Сена на коне, с мечом в руках, который видно издалека. Вождей почитают, на Восточном участке БАМА, на одной из станций ещё сталинской ветки стоял бюст Сталина, видимо решения съездов о культе личности туда не дошли и не знаю, убрали ли потом.

В начале строительства у солдат с корейцами происходил постоянно стычки. Политотделы и особые отделы КГБ проводил работу среди личного состава, чтобы не было не санкционированных контактов, только дружба и уважение. Корейцы этим злоупотребляли. На узких бамовских дорогах, в горных местах, корейцы ездили по осевой не уступая дорогу и часто наши машины срывались в пропасть вместе с людьми. Но скоро бойцы положили этому конец. Не уступил дорогу кореец, наши тоже, останавливаются капот к капоту. Выскакивает солдат из машины, вытаскивает за шкирняк из кабины корейца и бьёт рожу. Скоро положение нормализовалось, кореец прижимает машину к краю пропасти, уступая дорогу и радостно кивает:
-Произзяй капитана, произзяй!

Туров всегда удивлялся, как эти узкоглазые не мёрзнут на таком морозе. Новобранцы приезжали в тайгу и ходили в хебешной спецовке, типа той, что была у наших рабочих, без пальто и телогреек, со значком Ким-Ир-Сена на груди. Это не просто значок, а целый табель о рангах, своего рода иерархия от рядового до разных начальников. Этот знак никогда у них не выменяешь, что звёзды на погонах. Ходили по снегу в туфельках, без шапки и с причёской типа «Ёжик». Обжившись в тайге и загубив очередную поселковую собаку, мясо съедали, а из шкуры шили шапки. На ноги уже шили обувь, типа позже наших дутиков: голенища из простроченных телогреек и подошвой из каучука.

Турову было смешно, когда он первый раз увидел стоящий корейский МАЗ-503, а с правой стороны кабины торчала железная труба с зонтиком сверху.
Снедаемый любопытством, Туров встал на стремянку, и заглянул в кабину - правое сидение было выкинуто, а вместо него стояла маленькая буржуйка, рядом наколотые мелко дрова. Буржуйка весело топилась, и дым через трубу стремился в морозное небо.

Вечером сразу не поехали в свой салон-вагон, а пошли ужинать в ресторан «Золотая тайга». Неплохо провели время и уж почти последним автобусом приехали на станцию и отыскали свой вагон на запасных путях
Прекрасный ресторан был на станции Ургал – «Сказка Ургала», но туда и обратно добираться нелегко. Оригинальны проект здания, украшения. Все республики Союза, участвующие в строительстве, вносили свою лепту: архитектура, технологии. Внутри ресторана взор притягивала отделка, на стенах резные картины по дереву, уют. Наверное, особым украшением в магазинах, в ресторанах были их работники женщины, с Украины, Белоруссии, образцы красоты и телосложения, лучи света в тёмном царстве. Куда не глянь, глаза разбегаются.

Жуть вызывают бамовские тротуары, проложенные поверх утеплённых коробов теплотрассы, особенно над оврагами, низинами. Вот подскользнётся человек и улетит вниз в огромный сугроб снега, даже перила ограждения не помогут, без помощи не выбраться, а пьяному тем более.
Весной вылезет вместе с подснежниками.

А туалеты. Вечная мерзлота, яму не роют, а делают высокий деревянный короб. Вот, как в скворечник, по лесенке и забираешься. Вечером, выйдя из ресторана, стояли, дожидаясь автобуса, приспичило всех в туалет. Не собаки же, чтобы метить в округе, отважно полезли в такой курятник, а там какую-то пару, мужчину и женщину, потянуло на любовь. Не нашли места лучше, а пристроились над торчащими из дыр замёрзшими, зловонными «сталактитами». Приспичило же вот народ пристроиться в отхожем месте, пришлось уйти, дабы не мешать.

Вечером в вагоне, перед сном, Туров вспоминал Наташу, её ласки, тело и с нетерпением ждал отъезда, чтобы встретиться с ней на перегоне Чегдомын – Хабаровск. Счастливый в ожидании, он засыпал, под вой пурги за стенами вагона и шуршание снега за окном.

Вот, наконец, и день отъезда. Все встали, привели себя в порядок. Завтракать не поехали, чего мотаться зря, собрали деньги и стали решать, кого отправить в магазин гонцом. Добровольцев нет, тянут спичку.
Выпало, конечно же, Тарасову. Володя бурчит, но куда он с подводной лодки денется, пойдёт, как миленький. Магазин недалеко от станции, но мороз висит туманом над Чегдомыном. Таросов берёт, собранные деньги на еду и естественно водку к завтраку, сухой кусок и в горло не полезет. Водка чегдомынского разлива дрянная. Турову приходилось пить такую, но ещё хуже южно-сахалинского разлива. Они, как то с соседом в общаге купили пару пузырей, так пришлось вылить её в ведро. Ты её в рот, а она обратно, поэтому вылили и пошли в магазин, купили другую.
Такую плохую, потом пить пришлось в Германии, после трёх стопочек, утром глаза из орбит вылезают. Говорят, что в неё идёт древесный спирт, перешёл на obstwasser, то есть самогон из фруктов, хотя и вонючая, зато без последствий. Позже встав на ноги, обжившись, стал покупать шотландский виски. Сорок градусов и не вонючий, как американский или канадский из кукурузы. А сейчас, когда рядом есть три русских магазина, то и вопрос остро не стоит, поехал да купил нормальную, русскую водку.
Могут сказать, что пьянство - это зло. Пьянство это да, но позволить себе расслабиться после трудовой недели, почему бы и нет.

Так вот о Тарасове, как уже говорил Туров, это тридцать три несчастья. Тарасов собрался, оделся и направился к выходу из вагона, а за ним пошли покурить везунчики, кому не выпал жребий идти по морозу в магазин. Выходим в тамбур, отрываем примёрзшую дверь вагона, Тарасов приседает, чтобы спрыгнуть на железнодорожную насыпь. Он маленького роста и для него это слишком высоко, но что делать, кому сейчас легко. Клубы морозного воздуха устремились в тамбур, Смыслов, Туров и Мерзиханов выглядывают наружу, в такой мороз, хороший хозяин даже собаку не выгонит на улицу. Тарасов прыгает вниз, а пока он перед прыжком суетился, Шамиль не заметив наступил ему на полу шинели. Володя прыгнул, раздался треск. Тарасов стоит внизу на насыпи в коротенькой, по пояс курточке, а полы шинели, аккуратненько, по пояс оторванные, свисают из тамбура, прижатые ботинком Мерзиханова.

У Тарасова от обиды на глаза навернулись слёзы, губы трясутся и если бы сейчас все рассмеялись, то он бы, вероятно, заплакал. Куда ему идти в таком виде, пришлось идти виновнику, то есть Шамилю. Он побурчал, но пошёл в магазин. У Турова и сейчас в альбоме лежат фото того утра, они стоят с Мерзихановым на подножке вагона и смеются над горем Тарасова.

Володя, в вагоне, пришил вкривь и вкось полы к телу шинели, и потом, в Хабаровске и Комсомольске -на -Амуре, пока добирался до части, имел неприятные объяснения с патрулём, плюс запись в командировочном предписании за неопрятный внешний вид.

Вагон экипирован, заправлен углём и водой, цепляется вновь хвостовым к поезду, прибывшему утром из Хабаровска. Солнце встаёт, мороз крепчает. Все стоят на перроне возле вокзала, приехали Василенко, Пономарёв, Соломаха. Василенко напутствует отъезжающих, ставит очередные задачи советской власти. На перроне много корейцев, ожидающих отправки. Они отчаянно мёрзнут в своих хебешных курточках и один, за одним ныряют в туалет стоящий тут же на перроне и, причём все бегут в женский. Офицеры стоят, смотрят и смеются, ожидая, когда корейцы нарвутся на женщин и что из этого выйдет. Но они умудряются сделать это по очереди, и вскоре толпа потеряла к ним интерес.

Тепловоз даёт гудок, состав дёрнулся и пошёл вперёд. Попрощавшись, все на ходу прыгают в вагон, и Галка закрывает дверь. Всё, быстрее в благодатное тепло и пора давно уже завтракать.

Чем дальше поезд удаляется от Чегдомына, тем больше заполняются вагоны пассажирами. На одной небольшой станции выходим покурить, у вагонов толпятся люди на посадку. Возле соседнего вагона два офицера провожают своих жён: очаровательные блондинки, одетые в дублёнки, шапки из песца, расшитые бисером торбаса. С ними две беленькие девочки-близняшки. Прощальные объятия, поцелуи и блондинки исчезают в вагоне. Мужики идут вдоль состава, машут им руками.

На другом пути этой же платформы стоит вагон-лавка, куда идут люди за товарами. Заходим и мы. Ничего особенного из товаров всё, как обычно. Наше внимание привлекают индийский растворимый кофе в банках по 2 рубля, на прилавке в тазу сухая, кольцами краковская колбаса лоснящаяся от жира с крупными кусками сала и ароматом копчения. Покупаем колбасы, кофе и водки к ним. Выходим на перрон, наш поезд, вздрогнув, трогается с места и нам приходится производить посадку уже на ходу.
Сколько колбасы с названием «краковская» лежит в русских магазинах, какую бы Туров не пробовал, ни в какое сравнение с той, советской, они не идут, отрава. Вот, только в прошлом году, побывав дома, в своём городе, Туров увидел на прилавке центрального рынка краковскую колбасу и уже ни на, что не надеясь, попросил попробовать. Оказалась, как ни странно, то, что он искал, 500 рублей за килограмм. Все три недели, пока он там жил покупал эту колбасу, чтобы отвести душу и ещё ту варёную, сделанную в виде буханки хлеба. Ностальгия.
Обедать пошли в вагон-ресторан, через столик от них сидят давешние блондинки, на столике у них графин с вином. Одна из блондинок мамаша двух очаровательных беленьких девочек, поит их по очереди вином из бокала. Вино, видимо, десертное, сладкое, девочки тянут его и причмокивают от удовольствия.
Корольков возмущается:
-Что же она сука делает, встать да дать ей по роже.
У него ещё свежи воспоминания о своём первом браке. Его призвали в армию из запаса, когда стало не хватать офицеров для вновь сформированного жд корпуса на БАМЕ, так как он окончил курсы офицеров запаса на срочной службе. Служил на БАМЕ, летом поехал сдавать экстерном экзамены за Симферопольское ВСПУ. Вдруг его на переговорный пункт вызывает командир части. Корольков недоумевая приходит на переговоры и командир сообщает о том, что ему пришлось выслать в 24 часа Володину жену из гарнизона за пьянство и шашни с солдатами. Корольков в гневе на супругу и свою неудавшуюся жизнь, вылетел из переговорного пункта и наткнулся на девушку с чемоданами, которая не успела под их тяжестью от него увернуться. Корольков обругал её, а девушка от обиды расплакалась и села на чемодан. Володя вовремя сообразил, что его гнев не по адресу и, извинившись за проявленное хамство, помог девушке донести чемоданы до стоянки такси.
Так они познакомились, а потом и поженились. Через год Элла родила ему дочь, оба были счастливы. Девочка подросла и они поехали в отпуск к тёще в Феодосию. Родители жены оставшись без дочери, очень скучали, поэтому выпросили внучку на время себе, мол вы пока молоды, поживите для себя, а у нас тут тепло, фрукты, молоко. А потом уже не представляли себе жизни без неё, что им делать на пенсии, внучку не отдали.
Глядя на этих молоденьких мам, за соседним столиком, Корольков и Туров пылали праведным гневом. У Турова тоже была такая крашеная блондинка, но он запретил таскать жене ребёнка с собой:
- Ты можешь гулять, не приходить домой, а ребёнка не трогай, иначе пожалеешь, что на свет появилась.
Договор строго выполнялся и каждый жил сам по себе.

Позже Корольков с Туровым убедились в своих догадках. Дамы напоили детей вином и те спали в купе, беспробудным сном до самого Хабаровска, под присмотром соседей по купе. Дамы же продолжив пьянство с офицерами, ехавшими в том же вагоне, кочевали из купе в купе, с полки на полку. Ими не попользовался, наверное, только ленивый. Какая уж тут офицерская честь, если живут в тайге, далеко от цивилизации и видят в военном городке только жён своих сослуживцев, а тут такие две рыбины сами пришли в руки, кто же откажется. Баба пьяная – звезда чужая. Половой вопрос всегда остро стоял. На встрече с первостроителями города Комсомольска-на-Амуре, один из ветеранов рассказывал:
Шло большое строительство города, авиационного, судостроительных заводов, жили в бараках, землянках. Среди строителей были добровольцы, приехавшие по призыву партии и комсомолы, заключённые, освободившиеся и оставшиеся там работать, беглые крестьяне, остатки недобитых белогвардейцев, и вся эта орда подогревалась китайским спиртом, который носили через границу хунхузы, драки, поножовщина. С открытием навигации в Комсомольск пришли первые баржи с продовольствием и привезли 300 девушек и женщин. Не прошло и месяца, как все женщины были замужем, и в городе стал налаживаться человеческий быт. В конце 70-х ,на торжественном пленуме Хабаровской краевой комсомольской организации, в честь её юбилея присутствовала и выступила Валентина Хетагурова. Её муж служил в то время, имеются ввиду 30-е годы, в районе Комсомольска-на-Амуре и по инициативе комиссара артиллерийской бригады Семёна Руднева, будущего комиссара партизан у С.А. Ковпака, и с подачи Вали Хетагуровой был брошен клич: «Девушки приезжайте на Дальний Восток». А в описываемое время, как раз был громкий скандал на Восточном участке БАМА: офицер двухгодичник поимел жену своего сослуживца. В маленьком городке тайн не бывает, узнали все, узнал и муж, всё вылилось в обыкновенную дуэль. Оба были при исполнении служебных обязанностей и при оружии. Кто был зачинщиком дуэли, потом разбирался суд, а эти два недруга открыли стрельбу прямо в столовой, когда личный состав принимал пищу. Обошлось без крови, но оба пошли по этапу, а милашка, из-за, которой вышел весь сыр-бор, досталась другим.

Вечером, когда пошли ужинать в ресторан и проходили через соседний вагон, они видели в дверь открытого купе, как одна из блондинок в халатике, лежала навзничь и спала на нижней полке, бесстыдно раскинув ноги, потеряв где-то свои трусики. Силы и сознание покинули её, подругу, наверное, тоже. Вот сучки, не успели отъехать от дома, как пустились во все тяжкие, бросив детей.
Утром, в Хабаровске, они шли по перрону, помятые и сумрачные, с мутными глазами, словно рыба, полежавшая под солнцем, а рядом за них цеплялись девочки, видимо с головной болью похмелья.

Вернувшись с ужина, сидели в своём купе, мужики опять резались в карты, а Туров читал книгу, лёжа на своей полке. Давно уж стемнело. Их внимание привлёк звук, происхождение, которого они не могли понять, будто кто-то колотит в стену вагона. Кто бы это, ведь поезд давно двигается без остановки по заснеженной тайге. Дверь купе открылась, стоит проводница Галя, а из-за её плеча выглядывает испуганная рожа корейца.
-Мужики помогите открыть дверь в нерабочем тамбуре. Группа корейцев садилась в поезд на одном из полустанков, где время стоянки ограничено, часть группы сели впереди, а трое только успели ухватиться за поручни последнего вагона и вот уже больше получаса висят на поручнях, немыслимо изогнувшись из-под площадки и цепляясь ногами за стальные ступени. Этот кореец прибежал и не говоря по - русски, объяснил суть происходящего. Это висящие корейцы умудрялись колотить в дверь тамбура.

Быстро собрались и в тамбур, а там вся дверь обмёрзла, она давно не открывалась. Принесли лом, лопату и отдолбив дверь ото льда, смогли открыть её, а потом с предосторожностями, подстраховывая друг друга, втащили в вагон этих горе путешественников. Мужики матерятся на них, а те стоят и таращат глаза, ещё не веря в своё спасение. Вот сволочи! Даже мороз их не берёт, один стоит и завязывает тесёмки на шапке-ушанке. Ведь был без рукавиц на таком морозе и ветру, держался за мёрзлые поручни и ещё пальцы гнутся.
Закрыв дверь тамбура, Галина прогнала корейцев их своего вагона, свободных мест нет, и как Туров уже говорил, проводники не любят их возить, за создаваемую грязь и вонь, что их сопровождает.
Это происшествие развеселило всех и стало предметом обсуждений на вечер.

Туров уже поглядывал на часы и на расписание, висящее на стене. Скоро будет станция, где два чегдомынских поезда всегда встречаются, но поезд Турова днём часто простаивал на станциях и сейчас усиленно догонял время. Успеет ли?

Все стали готовиться ко сну, в семь утра поезд прибывает Хабаровск, одним сразу же на службу, другим ещё ехать в сторону Комсомольска и Владивостока.
Поезд определённо опаздывает, уже должны стоять на станции, а он только втягивается на входные стрелки, снизив скорость. Туров накинув шинель, открыл дверь тамбура и стоя на площадке, вглядывается в ночь. По соседнему пути уходит поезд на Чегдомын, увеличивая скорость, все двери вагонов уже закрыты и только одна нет.
- Наташа! Туров даже не узнал своего голоса.
Она стоит в накинутом на плечи форменном пальто, придерживая его одной рукой у горла, другой держась за поручень. Увидев Турова, она взмахнула радостно рукой, и Туров услышал её крик:
- …иша позвони, жд-у-у!
Эти слова уходящий состав унёс за собой. Ну, надо же такая невезуха. Ещё не веря в свою неудачу, Туров стоял и вглядывался в след ушедшему поезду, в душе, как будто всё оборвалось, до того стало тоскливо и одиноко.
Вышла Галка:
- Всё, уступай место, мне нужно работать, стоянка двадцать минут.
Он повернулся и побрёл в вагон, кому нужна теперь эта стоянка.
Друзья, намучившись за день, уже спали. Туров забрался на свою полку, закрыл глаза, а перед ним Наташа, стоящая в проёме двери и голос унесённый ветром. Мысли скачут с одного на другое: встреча, любовь, расставание, надежда:

Случайная встреча – подарок судьбы,
Ирония, если хотите.
Жар-птицу в руках подержав упустить,
Вы сами себе не простите.

На-та-ша, На-та-ша колёса стучат
На стыках промёрзшего БАМА,
А поезд всё дальше увозит меня
От мест, где любимая дама.

Роскошные волосы падают с плеч,
Лишь локон ершится упрямо,
В глазах твоих горечь от прошлых обид,
Но смотрят открыто и прямо.

На-та-ша, На-та-ша колёса стучат
На стыках промёрзшего БАМА,
А поезд всё дальше увозит меня
От мест, где любимая дама.

Поверила мне и себя отдала,
Не просила взамен обещаний,
А в страсти твоей боль зализанных ран,
Бессонных ночей и мечтаний.

На-та-ша, На-та-ша колёса стучат
На стыках промёрзшего БАМА,
А поезд всё дальше увозит меня
От мест, где любимая дама.

С мыслью, что по возвращению Наташи из поездки, он позвонит, Туров заснул.

Утром в Хабаровске, Корольков и Туров, простившись с секретарями комитетов, пошли в управление, благо им от вокзала до улицы Льва Толстого идти десять минут. В субботу все работники управления обязаны были являться на службу до обеда, поэтому они прямо с поезда, направились к себе. Рабочий день с восьми утра, и они успели даже позавтракать в студенческой столовой ХАБИИЖТа.

Начальник политотдела полковник Щербатюк В.П. собрал совещание, где Корольков с Туровым доложили о поездке, а шеф им тут же объявил новую вводную: в воскресенье вечером с группой офицеров штаба и политотдела убыть в командировку: Королькову в Комсомольск, Турову в Партизанск, Находку, командировочные предписания уже готовы, билеты на проезд тоже.

После совещания Туров, в своём кабинете, вынул из кармана пачку от сигарет с записанным номером телефона, и расстроенный новой неудачей, на встречу с Наташей, положил эту пачку в свой рабочий сейф, даже не подумав записать в свою записную книжку. Записная книжка была многие годы его спутником и даже сейчас часть её лежит на столе перед компьютером, с записанными когда-то афоризмами и частью адресов.

Наташа приедет в Хабаровск в воскресенье утром, пока сдадут вагон, пока она доберётся до дома, в общем Туров не успеет и к отходу своего поезда. Как не досадно, но ладно. В щитовой общаге Турова естественно не могло быть ванны или душа, в туалет и то по морозу приходилось топать на улицу, поэтому ходили в городскую баню в районе станции Хабаровск 2. Летом идти по жаре и духоте, зимой по морозу с сильными ветрами с Амура. Автобусов часто не бывало, куда они девались, никто не знал, топали пешком три километра в одну сторону, три обратно, зато какая благодать-баня.

Одна, другая командировка Турова, поездки Наташи и душевное тепло, которое возникло между ними, родство душ, всё стало удаляться. Прошло то ощущение её горячего тела в ладонях Турова, тепло жаждущих губ, и возникла апатия. Если бы Наташа взяла его телефон и, вернувшись из поездки сразу ему позвонила, то он бы помчался не задумываясь, а вот ждать и догонять, это не его стихия. Она гордая и он пофигист. Дав себе зарок не бросать своего ребёнка на произвол судьбы, так как сам испытал на себе безотцовщину, он стал заложником своего слова. В один прекрасный момент Туров не обнаружил записанного номера телефона на своём месте, куда он делся так и не понял. В принципе ничего не возможного для него тогда не было, можно было позвонить секретарю комсомольской организации железной дороги, они подчинялись одному и тому же райкому комсомола, подъехать к нему, поднять графики работы в те дни, когда он встретился с Наташей, номер вагона он знал. Но это опять подключать много людей а, следовательно, сплетни всё же поползли бы.

В начале года Турову довелось побывать примерно в том районе, где было общежитие Наташи, и остались у него неприятные воспоминания. В тот день из Чегдомына позвонил его начальник Володя Василенко и попросил вечером встретить в аэропорту его жену Ольгу с ребёнком и отвезти их в городскую квартиру. Пока хозяева служили на БАМЕ, квартира их дожидалась и в любое время могла приютить друзей сослуживцев, приезжающих в Хабаровск в командировку.
Туров встретил самолёт из Чегдомына и отвёз Ольгу с ребёнком к ним на Амурский бульвар. На обратном пути заехали в гастроном, возле железнодорожного вокзала, чтобы выполнить ещё одну просьбу коллеги Туровав, майора Исько. Василий Васильевич попросил купить бутылку шампанского, чтобы самому не бежать после работы, ведь на машине, это не пешком топать.
Взяв шампанское, Туров вышел из магазина и направился к поджидающей его машине. Уже сильно стемнело, но на улице сновал народ туда-сюда, кто домой, кто в магазин или в детский сад за детьми. Машина как раз стояла возле него, и около неё толпился народ. Что ещё случилось?
Одну женщину Туров узнал, она стояла в расстёгнутом пальто, под которым виден был белый халат, и обнимала за полечи, женщину с закрытым пуховой шалью лицом. Это была заведующая детским садом, она обратилась к Турову:
-Вижу знакомую машину и водителя, помогите, пожалуйста. Вот родительнице стало плохо, подвезите их до дома, у них маленький ребёнок. Только сейчас Туров обратил внимание, что рядом стоит молодой мужчина и держит на одной руке ребёнка примерно двух лет, а второй руки ниже плеча у него не было, короткий рукав пальто был зашит.
-Где живёте?
-Да не далеко, стой стороны станции Хабаровск-пассажирский.
- Хорошо, садитесь.
Мужик с ребёнком сели с одной стороны на заднее сиденье, даму посадили с другой.
Попрощавшись с заведующей, уехали. Езды на Волге пять минут. Машина, выехав на улицу Серышева, свернула на право, проехав под мостом, повернули ещё раз на право. Ба, да тут же сплошной Шанхай. Ободранные двухэтажные деревянные дома, сараи, редкие светящиеся фонари, дорога вся в выбоинах.
Мужик, словно извиняясь, сказал, что вот у его жены мать умерла, сегодня похоронили и сейчас идут поминки. То – то, Туров думал, что ему показался запах водочного перегара за спиной, а оказалось, нет.

Возле одного из покосившихся домов безрукий, попросил остановиться и вылез из машины. Пришлось выходить и Турову, вытаскивать из машины эту пьяную даму и вести её вслед за мужиком. Свою не таскает, так пришлось чужую. В окнах первого этажа мелькаю тени, слышно как шпилит гармошка и пьяные голоса заунывно тянут песню. Такими вещами, как похороны не шутят и мужик, видимо, не врал. Просто все упились, ситуация вышла из под контроля и уже давно забыли повод, по которому собрались.
Вошли в тесный подъезд, там яблоку упасть негде. Пьяная толпа теснится на лестнице и на площадке, из-за табачного дыма и пара из глоток, не видно лампочку под потолком. Безрукий протиснулся с ребёнком в квартиру, жену его тоже передали с рук на руки туда, а вот Турова уже на улицу не выпустили. Ни одной нормальной рожи, впечатление такое, что все они сделали не по одной ходке в зону, благо их там хватало, мат слышно кругом и блатную феню.
Турова дергают за рукава шинели, за погоны, тычут кулаками в спину:
-Да ты кто такой, тебе чего здесь нужно?
Да, Туров, ты влетел! Он пытается мирно и спокойно говорить с озверевшей толпой, но чувствует, что скоро его отсюда вынесут. На его счастье, видимо, безрукий не был пьян, потому, что вскоре вышел из квартиры и, протиснувшись сквозь толпу, встал возле Турова:
- Я с ним приехал, отпустите его и что-то добавил на блатном жаргоне.
Толпа притихла и безропотно выпустила их из подъезда.
Безрукий Турову:
- Ты извини, что так получилось, они все перепились и уже не соображают, и большое тебе спасибо, за то, что привёз.
- Да, ладно, чего там, бывает!- Туров повернулся и пошёл к машине, на ходу оправляя шинель.
Каких только злачных мест не бывает в нашем государстве. Отсидят, выйдут на свободу, а на родину им нельзя, вот и селятся поближе к зоне, чтобы этапы были короче.
Не завидное место досталось Наташе для жилья.

Разные мысли крутились у Турова в голове, но победила инерция, а это значит, что под лежачий камень вода не течёт.

Чтобы развестись с женой и оставить ребёнка себе, нужно было пройти целую цепочку унижений: жена должна иметь приводы в милицию – в медвытрезвитель, лечиться от алкоголизма в дурдоме, свидетелями пьянства должны выступить её коллеги по работе, соседи и только после всех этих процедур, суд при разводе, будет иметь возможность рассмотреть возможность оставления ребёнка отцу на воспитание.

Наташа, как порядочная женщина, на простую связь не пойдёт, чтобы её имя не трепали сплетники и недоброжелатели. Турова также привлекли бы к партийной ответственности, если бы жена пожаловалась. А коллеги жены и директор магазина выступать в суде не стали бы, чтобы не пало пятно на коллектив. Вот круг и замкнулся.

Естественно Туров смалодушничал и предал Наташу, память об этом до сих пор весит тяжким грузом. Бороться за своё счастье всегда труднее, чем плакаться на свою беспросветную жизнь, поэтому агония семейной жизни затянулась ещё на шесть долгих лет.
Может Турова устраивала та, относительная свобода, которая у него была. Перед женой он не испытывал никаких угрызений совести, они просто стали чужими. Когда жена не пила, то вела дом: стирала, убирала, гладила бельё, иногда обслуживала Турова. Если не был в командировке, то ночевал всегда дома, хоть и под утро, а ехал домой, чтобы у жены не было козырей против него. Двойная, скользкая жизнь, он жил для себя и для ребёнка.
Правда, тем же летом Туров в первый раз попытался отряхнуть прах со своих ног.

В начале июня в частях, работающих на БАМЕ, проводились ТСУ (тактико-специальные учения). Это, когда в обстановке, максимально приближенной к боевой, выполняются задачи по строительству или восстановлению железнодорожных путей и объектов, выраженные в денежном эквиваленте. Убивается два зайца: проверяется боевая подготовка солдат и офицеров и выполняется производственный план, стоящий перед частями на очередной год.
Первыми, в командировку на БАМ, начальник политотдела бригады отправил кабинет, где сидели комсомольские работники Корольков с Туровым, старший инструктор политотдела по пропаганде и агитации капитан Валентин Кушнаренко, и начальник клуба управления старший лейтенант Володя Зинченко.

Валентин Кушнаренко обстоятельный, уравновешенный, хороший семьянин. Правда его жена в сердцах иногда укоряла:
- Пока служили на Известковой, ты постоянно был дома, возился с детьми. А лишь тебя перевели в Хабаровск и ты связался с Корольковым и Туровым, тебя будто подменили: часто задерживаешься после работы, неожиданные командировки. Его оправдания, что его перевели в вышестоящий штаб, другая специфика службы, вместо одной, у него в подчинении работники 12 воинских коллективов, она просто игнорировала.

Володя Зинченко двадцати восьми лет, холостяк, среднего роста, худощав, с пегими, почти седыми волосами, иногда приобретавшие грязно-жёлтый оттенок. Учился в Москве в университете на арабском факультете, говорит, что бросил, а потом окончил львовское общевойсковое военно-политическое училище и попал на БАМ. Как-то в одном из ресторанов вся эта четвёрка познакомились с женщинами, работающими в бухгалтерии мясокомбината. Дамы эти были с большими запросами и чуть приблатнённые. Приходили в кабак с большим свёртком деликатесных мясопродуктов, кидали на стол официантам:
- Девочки накройте нам стол, остальное заберёте себе.
Девочки, естественно, старались на совесть, обслуживали по первому разряду. Если встречались наши два коллектива, то естественно объединялись, потом уезжали к кому - нибудь из женщин, продолжая праздник души тела.

Вот Володю одна из этих дам и «усыновила». Ей было 36 лет, и она была похожа на Софию Ротару, только чуть посправнее, в смысле полноты, имела трёхкомнатную квартиру и двух дочерей 16 и 12 лет. Если толпа вваливалась к ней в квартиру, то дочерей она запирала в их комнате, от греха подальше и ей спокойнее. Володю она лелеяла и холила: мундир его, пошитый из материала старшего комсостава, всегда был отутюжин, он подстрижен, а волосы приобретали голубоватый оттенок. Если в кабинете замечали, что мундир Зинченко помят и волосы стали жёлтыми, это означало, что Зинченко опять сбежал от мамы Гали и мается в своей общаге.

Корольков, Туров, Кушнаренко и Зинчеко выполняя приказ начальника приехали в аэропорт, сунулись за билетами на самолёт к дежурному помощнику военного коменданта, но тот в ответ на их просьбу замахал руками:
- Мужики, ничем вам помочь не могу, билетов на Комсомольск нет, хоть режьте меня, пока не поздно езжайте к коменданту на ж.д. вокзал.
Делать нечего, были бы билеты у коменданта, то он непременно бы выделил, поехали обратно.
На вокзале, дежурный помощник, их общий знакомый, без лишних слов выделил четыре купейных билета на поезд, отходящий в семь часов вечера.
Чтобы скоротать время они пошли в вокзальный ресторан. Зал ещё полупустой, поэтому они выбрали места для них удобные и сделали заказ.
После принесённого графина с водкой и салатами, а потом и горячими блюдами, время потекло незаметно, а музыка с эстрады окончательно их расслабила. Когда они спохватились и выскочили из ресторана на перрон, поезд уже удалялся, призывно дразня красными хвостовыми огнями. Как в старом анекдоте:
- Поезд на Воркутю, с первого путю, уже тютю!
Они растерянно стояли на перроне и, глотая сигаретный дым, валили вину с одного на другого. Пришлось опять идти к коменданту, просить места на поезд, уходящий в одиннадцать вечера. Тот яростно матерился, размахивая руками, и сказал всё, что о них он думает, но потом, успокоившись, отдал им бронь из резерва. К поезду они вышли заранее и, заняв места в купе, вскоре уже спали.
Утром, в Комсомольске, Туров поехал на автовокзал, чтобы следовать дальше в Хальгасо и Хурмули, а остальные трое поехали на Дзёмги, где стояли части строящие новый завод по ремонту строительной техники БАМА.

Через неделю, после учений, Туров возвращаясь в Хабаровск, садился на автобус на автостанции в Хальгасо. Солнце с утра изрядно жарило и влажность изнуряла, когда Турова на командирской машине подвезли, автобус ЛАЗ уже заполнялся пассажирами. Туров вошёл в автобус, и пока водитель выписывал ему проездной билет, оглядел салон автобуса. Свободные места были сзади, там, где двигатель и место за кабиной водителя. На другом месте, у окна, сидела очаровательная девушка и смотрела на людей, стоящих на остановке. Туров, получив билет у водителя, и предвкушая приятную поездку в хорошей компании до Комсомольска, садится рядом с девушкой:
- Здравствуйте, я вам не помешаю?
Девушка поворачивает к нему лицо и Турова буквально смело с сидения- левая сторона носа и щека носили следы от зубов, как будто кто-то укусил и пожевал. Видя, как ретировался бравый вояка, в автобусе засмеялись, а девушка, залившись краской, опять отвернулась к окну. Туров уселся на заднем сидении и до самого Комсомольска глотал пыль, которую ЛАЗ засасывал, как пылесос и истекал потом от жары исходящей от двигателя.
До сих пор стыдно ему за тот, некрасивый поступок и неадекватную реакцию, вот же ловелас, опять причинил боль девушке.

В понедельник, отмыв дома командировочную грязь, Туров вошёл в свой кабинет в управлении. Дружная троица уже была своих местах, и всё внимание обратили на вошедшего: привет-привет. Прошёл, со всеми поздоровался, батюшки, а у Зинченко под глазом здоровенный, лилово-жёлтый фингал.
-Володя! Это кто ж тебя так?
Зинченко, чуть смутившись, забурчал себе под нос, что-то неразборчивое типа:
- Пусть не лезут.
На что Корольков сверкая золотой фиксой отреагировал:
- Ладно, Зинченко, не звезди, расскажи правду, всё равно же узнает.

Зинченко, помешкав, и нехотя с кислым видом на лице рассказывает:
- По окончании учений захотел прилично поужинать и пошёл в ресторан на Дзёмгах.. Сидит и в одиночестве вкушает, а вокруг вовсю народ веселится. Кому-то высокомерно, вальяжный вид Володи не понравился и они стали к нему скребстись, а Зинченко, не долго думая, послал их в нашу общую родину. Ему предложили выйти на улицу и поговорить, ну он пошёл.
Выходим, говорит, поворачиваем за угол, чувствую, летит «звездюлина», принюхался – мне.
Посмеявшись, собрались и пошли к начальнику на совещание.

Вскоре Туров с Корольковым в составе комсомольских работников корпуса вылетели на самолёте в Москву на очередной семинар. Кроме занятий для них были запланированы экскурсии. Они посетили музей – квартиру Ленина в Доме Советов, а потом прошли в общей очереди в усыпальницу вождя мирового пролетариата. Очередь от исторического музея довольно быстро двигалась.
За канатным ограждением маячили менты в форме, а вдоль змейкой двигающейся колонны, сновали люди в штатском, которые требовали двигаться вплотную друг к другу, наступая на пятки и не делать лишних движений, типа сунуть руку в карман и почесать яйцо. К таким тут же бросалось несколько человек, и выводили из очереди, для проверки в комендатуру Кремля. Так же, прижимаясь друг к другу, вошли в мавзолей. Только по головам впереди идущих, можно было понять, что они опускаются вниз, поворачивают налево или направо. Турову повезло, он шёл крайний с левой стороны и мог хорошо рассмотреть лежащего в саркофаге Ленина. Благоговейный ужас - покойник выставленный на всеобщее обозрение, воском отливает лицо и руки усопшего:
- Ленин и сейчас, живее всех живых!
Кощунство, да, конечно, но мы не задумывались над этим и принимали так, как нам давала партия.
Какой-то старой женщине идущей впереди и плачущей, стало плохо. К ней подскочил младший лейтенант госбезопасности с васильковыми петлицами и вывел в боковую дверь. Вышли наружу, вздох облегчения, яркое солнышко, свежий воздух. Все двигаются вдоль захоронений у кремлёвской стены. На стене мемориальные доски с замурованными прахами государственных деятелей, вот и несколько могил с памятниками: Сталин, Ворошилов и другие. Туров обратил внимание: на всех памятниках глаза усопших смотрят прямо на тебя, только взгляд Сталина так и не смог поймать. Глаза есть, вроде смотрят, но мимо тебя. Потом в разговорах среди товарищей знатоки выдали, что, мол, так и было задумано скульптором – Сталину стыдно за его прегрешения.

Другим памятным посещением был Звёздный городок. Приехали на автобусах, встретили начальник политотдела «Звёздного» и комсомольские работники. Нашу группу возглавлял начальник политуправления железнодорожных войск генерал-лейтенант Майоров Яков Михайлович и его помощник по комсомолу майор Софошкин Валерий Дмитриевич. Разместились в просторном зале Дома офицеров, прослушали лекцию по истории космонавтики, выступили конструкторы, космонавты, в том числе иркутянин Волынов Борис Ваоентинович и Алексей Архипович Леонов. После прошли по музею космонавтики, осмотрели кабинет и вещи Гагарина, опускаемую капсулу, скафандры наших космонавтов и астронавтов США, пищу космонавтов наших в тюбиках и американскую. Естественно, каждого из нас распирала гордость за достижения советской науки и техники.
Перед отъездом прошли по городку, возложили цветы у памятника Гагарину, постояли и сфотографировались у дома, где он жил и где жила его семья, заглянули даже в гастроном для жителей «Звёздного».

Комсомол политуправления ЖДВ устроил встречи с художниками, писателями, в том числе автором книг «Вечный зов», «Повитель», «Тени исчезают в полдень». Посетили спектакль в ЦДСА, а вечером и его ресторан.

Жили в гостинице «Алтай» из окон, которой, открывался прекрасный вид на ВДНХ. Дальневосточникам тяжело приходилось, всё таки семь часов разницы: бодрствовали, когда все в Москве и клонило в дрёму в разгар рабочего дня. Экспериментальные полёты в то время самолёта ТУ-144 от Москвы до Хабаровска показали, что он обгоняет время на четыре часа. Ты прожил эти четыре часа, летя в самолёте, а прилетев на место, живёшь их ещё раз. Жаль, что это чудо техники не смогло тогда летать, топлива пустому техническому рейсу хватало только в обрез, прилетел и сразу сел. На запасной аэродром уже не уйдёшь.

Вернувшись в Хабаровск ,Туров узнал, что жена опять пила пока он был в Москве. К его возвращению всё было пристойно и она заявляет, что идёт в отпуск. На что он ответил:
- Да Бога ради! Иди в отпуск, лети к маме и чтобы я тебя больше не видел, ребёнок остаётся с ним, и ни каких возражений.
Она ему:
- У меня нет денег на билет.
- Как так, год работала, идёшь в отпуск и не получила отпускных? Да не смеши мои тапочки!
- Денег у меня нет, и я не могу уехать!
- Ладно, возьму в кассе взаимопомощи до получки и куплю тебе билет, это последнее, что я для тебя сделаю.
Нам этом и остановились.

Туров взял деньги, попросил друзей из службы движения купить билет, так как стоять в длинной очереди в кассы у него не было ни малейшего желания. Приезжает вечером домой, а жены опять нет, день, второй. На третий встречает в городе подругу жены:
- Найди её и скажи, если не улетит и билет пропадёт, оторву ей голову, а на её место приделаю то, на чём она сидит.
Вечером забрал у стариков дочь, накормил и уложил спать:

Спи Оксана баюшки - баю,
Я присяду рядом, на краю
И спою тебе про лето,
Чтоб спала ты до рассвета,
Спи Оксана баюшки – баю.

С мамой, нам с тобой, не повезло,
В доме, нашем, поселилось зло.
Где-то там оно бродило,
Нас, выходит, не забыло
И уж ненароком забрело.

Ты не бойся это дождь идёт,
Твоя мама снова не придёт.
Мы с тобой напрасно ждали
И в окошко громко звали,
Ласки тебе, дочь, не достаёт.

Знать не знаешь, что такое боль,
Маму твою любит алкоголь.
Лишь «на пробке подскользнётся»,
Так домой уж не вернётся,
Вот такой вот в жизни карамболь.

Подождём, пока, ты подрастёшь,
Ножками по жизни ты пойдёшь.
Не забудь про эти годы
И за все свои невзгоды,
Вот тогда, быть может, всё поймёшь.


Сам же с соседом Володей Чеботарём сели у него в комнате и коротали вечер за стопочкой отличной самогонки. Мать его прислала из Прокопьевска очередную посылку с салом, вяленым мясом и грелкой самогона, напоминающего коньяк. Сидели, ужинали, трепались о том, о сём и смотрели телевизор. Иногда Туров ходил, смотрел, как спит дочь и возвращался.
Часов в одиннадцать открывается дверь и на пороге картина маслом – супружница и даже трезвая:
- Можно тебя?
Дома Туров отдал ей билет и, сказав собирайся, ушёл.
Через пять, десять минут она начала его дёргать приставая с глупыми вопросами, то ей надо то, то это. Стала требовать ребёнка, чтобы он ей отдал, мол в деревне не поймут, почему она приехала одна, а потом стала открыто хамить.
Всё, терпению пришёл конец. Содержимое его желудка явно взбунтовалось, вспомнив всё прошлое и давешние поиски, чтобы вручить ей билет. Забыв про все условности своей службы, ухватил её за волосы и шею и слегка прислонил лицом к дверному косяку. И зря, ощущение такое, что схватился за дерьмо. Из рваной раны пониже нижней губы высунулся её язык, а весь пол залился кровью. Ну, надо же было её трогать, теперь пришлось замывать пол: не было печали, купила баба порося.
Чёрт с ней, пусть возьмёт дочь, он приедет позже, заберёт и отвезёт к своей матери, там она и будет воспитываться.

Прошло десять дней после отъезда жены с ребёнком, когда вызвал Турова начальник политотдела:
- Михаил собирайся в отпуск.
-Но товарищ полковник у меня отпуск по графику осенью.
- Осенью будут большие учения, а сейчас в графике отпусков имеется пробел, так что тебе повезло опять отдыхать летом.
Какой разговор, летом, так летом, кто же от него откажется.
Туров в тот же день оформил отпускные документы, ему достали билет на самолёт, а в субботу он уже летел на Алтай за дочерью, хотя отпуск начинался с понедельника. Где это сказочное время? Сейчас же отпуск стараются дать не больше двух недель, а у тебя только билет на самолёт стоит пол зарплаты. Вот так плохо жилось при советской власти.

На Алтае забрал без лишних разговоров дочь и улетел к родителям. Дома отдыхать всегда хорошо, всё родное и знакомое. Единственное место на земле, где он мог лечь в родительском доме в зале на ковёр, на полу, даже без подушки и мгновенно отключиться, и спать, сколько ему нужно, без сновидений.
За проведённый дома, больше месяца отпуск, Туров не смог договориться в детских яслях о месте для дочери. Посёлок небольшой, а детей рожали не стесняясь. Мать остаться с маленьким ребёнком не могла, она всю жизнь работала, пришлось забирать своё дитя обратно.

В аэропорту встретил свою землячку Людмилу, улетающую на материк тоже после отпуска. Стройная, как кипарис, в тёмных джинсах и облегающей кофточке с короткими рукавами, она производила впечатление. За те несколько часов, что они общались, она всё больше нравилась Турову и у него появилась мысль сделать Людмиле сходу предложение выйти за него замуж и уехать в Хабаровск. Но, как выяснилось, она уже летела навстречу своему счастью, и предложение отпало само собой. Встретившись на просторах интернета через тридцать два года, Туров сказал Людмиле о том, своём желании, но она ему не поверила, сочла за шутку.

Прилетев в Хабаровск, он обнаружил в квартире свою жену. Она падает ему в ноги и просит не выгонять её из дома, говорит, что одумалась и не может жить без ребёнка. А у него другого выхода не остаётся, что он будет делать один с ребёнком, да ещё в армии.
Он не сказал ни да, ни нет, потому, что давно уже перестал верить в сказки: рождённый пить, он пить и будет. Так потом и оказалось, но это уже другая история.
Турову давно опостылела такая жизнь и в один прекрасный день он спустил свою благоверную вниз по лестнице с четвёртого этажа, а через две недели в автобусе встретил ту, с которой живёт уже двадцать седьмой год.
Бывшая жена прошла все инстанции необходимые перед разводом, даже психушку, только избежала приводов в медвытрезвитель. Детей, уже двоих, суд отдал ему, и даже получал от жены алименты на них, но это было через шесть долгих лет.
Как позже выяснилось, все его жертвы были напрасны. Дочь выросла, и ей стало жаль свою маму:
-Папа, что с неё взять она же больной человек.
Возражений, что мама сама довела себя до скотского состояния и даже своих родителей тридцать лет не видела, дочь не принимает и живет с ней в одной квартире. Правда, выходя замуж, дочь от отцовской фамилии не отказалась и даже внук, и зять стали Туровы.
От мачехи дочери получили достойное воспитание и всё, что сейчас они умеют, тоже получили от мачехи, но, кто же, об этом помнит.

Ещё в юности Туров впервые увидел в альбоме бывшего зека песню «Сиреневый туман» и она сопровождает его всю жизнь. Слушая сейчас эту песню в исполнении Владимира Маркина, Туров вспоминает ту давнюю поездку в Чегдомын, своих друзей и Наташу. Пусть этот рассказ и стихи к нему будут запоздавшим извинением перед ней.

Вместо послесловия.

Не уходи, побудь со мною,
Давай с тобой поговорим,
Вздыхаешь томно под луною,
О чём скажи мне пилигрим.

Тебе не ведомы дороги
В любви, и ласк, интимных, пыл,
Встречались, может, недотроги
Или познал, но уж забыл.

К чему будить воспоминанья,
Лет пролетевших, о былом,
Ведь в запоздалые раскаянья,
Обычно верится с трудом.

Ты молод был, тебя любили,
Дарили ласку и тепло.
Да вы же, милый, всё забыли,
В ответ оставили лишь зло.

Тебя, наверное, так ждали,
Связать надеялись судьбу,
Вы ж эту участь избежали,
Им, не ответив, на мольбу.

Ты у разбитого корыта,
Жизнь резвой тройкой пронеслась,
Любовь, распятая, забыта,
Давно на небо вознеслась.

Зачем копаешься ты в прошлом,
Что там пытаешься найти,
На языке отправят остром,
Мол, не хотел бы ты пойти.





Сергей Кретов
Баден-Баден,22 марта 2011 года.
"Мимолетные встречи"
http://www.youtube.com/watch?v=e7ZTpBbyqRI&feature=related