СНЕГИРИ

МОСТИК ЧЕРЕЗ СТАРИЦУ услужливо выгнул спину, приглашая меня на другой берег, туда, где стоят притихшие в солнечных тёплых осенних лучах тополя. Сбросившие листву, стоят они гордые, свободные и почти красивые, к небу в приветствии вскинув ветки. Небо радуется дружбе с островком, оно накрыло его воздушным покрывалом голубым, какое бывает только в межсезонье, когда осень уже пожила своё, накопила опыт, а зима где-то на подходе. Ни единого облака нет, и в этом особая стать последнего октябрьского дня. Седые стволы тополей прорисовываются чётко; какая-то необъяснимая таинственная чистота висит в воздухе, отчего заходится в радости возвышенной сердце.

Очаровывает красотою своей старица; всё лето мутная, вода сегодня чистая, будто родниковая, и такая же, конечно, студёная. Спокойная, словно уснувшая, вода завораживает: цветные, как в калейдоскопе, камешки виднеются на дне, еле заметно покачиваются в танце водоросли, да нырнувшие и задержавшиеся на мелководье красивые листья тополей и ветлы, как рыбки, не отпускают от себя взгляд мой.
Морозу доверившись ночью, преобразилась старица к утру, прикрывшись лёгким ледовым панцирем у берегов своих и у столбиков железных мостика; на солнце закраины блестят, украшенные пузырьками воздушными. Особая фантазия у пузырьков этих; благодарно принимают они свет утренних пока ещё неярких солнечных лучей, блестят, наслаждаясь светом и тишиной…

Сверху мелкие воздушные пузырьки видятся причудливыми рисунками, фантастическими зверьками. Иногда со дна срываются пузырьки, ударяются о тонкую ледяную прозрачную плёнку на воде, растут, передвигаются сбивчиво, словно выход наверх ищут, и, растворившись, исчезают внезапно.
Можно с мостика послать старице привет; достаточно качнуться и наблюдать, как потревоженная вода плещется о края ледовой полоски. Вон, как радуется старица раннему гостю!

СРАЗУ ЗА МОСТКОМ принимает и ведёт меня вглубь островка тропинка, давно мне знакомая. Водила она меня здесь зимой, петляя меж замёрзших тополей, игриво прятала за ними же первые весенние цветы, летом улиток скрывала под листьями, а то и хвалилась множеством бабочек и букашек-таракашек, видеть которые фотографу в радость. Сегодня же, свободная от травы, тропинка и сама не прячется, и возможность даёт увидеть кое-где задержавшиеся на стебельках одинокие листочки, необычные в своём осеннем состоянии. Бурые и коричневые, бледные и ещё не утратившие зелёный цвет, как ладонь человека развёрнутые, а то и свёрнутые в трубочку, немногочисленные летние посланники мечтают дожить до зимы, снег чтоб увидеть, снежинкам порадоваться. На полянке, где нет деревьев и больше простора, листья красуются в солнечных лучах, оттого цвет их ярче, будто только что осень подновила свежими красками.

Яблоньки-дички плоды предлагают свои крохотные, в две горошины размером и очень вкусные, сладкие прямо-таки после первых заморозков. Калина здесь же встречается, но, былую красоту потерявшая, притихшая и скромная стоит, ненавязчиво птицам рекламирующая ягодки, оставшиеся после сбора урожая людьми.

Пенькам роль нашлась в осеннем спектакле: приглашают они меня присесть на минутку, чтоб разглядеть получше топольник поздней осенней поры, подумать о чём-нибудь прекрасном на свежем воздухе, не холодном ещё, не морозном. Никак мимо не пройти, не устоять перед соблазном подыграть собственным мыслям; надо подождать Красную шапочку – пойдёт же она сегодня к бабушке, понесёт любимые ею пирожки…

Не идёт девочка, не несёт гостинец; другой дорогой, наверное, пошла, прочитав сказку про себя и злого волка. Я сегодня здесь гуляю, меня осень в гости пригласила, сюрприз, возможно, приготовить не забыла. Так не раз уже бывало; нужен осени молчаливый собеседник, слушать тишину умеющий и её понимающий.

НО ЧТО ЭТО? Никак, птичка поёт чуть в сторонке на тополе! И хоть ветки совсем не густые, никого не видно, как ни стараюсь я певунью отыскать. В другой раз в том не было бы ничего удивительного, если б не октябрь, а сентябрь, со мною по топольнику гулял. Не синица нежно тенькает, не сорока стрекочет грубо, не воробей – откуда быть у него такому голосу – знаки мне свои подаёт.

Спой ещё, прекрасная птичка, спой! Порадуй голосом своим, а уж я попробую увидеть тебя, полюбоваться, и, если догадки мои подтвердятся, восхититься возвращению твоему в края наши. И знать буду – примета жива такая, - что через две недели снег ляжет белым покрывалом окрест, и начнётся зимняя жизнь с чистого листа. Зима всегда приходит вслед за снегирями, а снегирь-то от меня пока ещё и скрывается, наблюдает; похоже, обживается. И хорошо, птичка-невеличка, красавица лесная, оставь мне место в душе для фантазии. Утром морозным мы встретимся с тобой в парке на аллее зимней, и ты согреешь сердце моё появлением своим. Никакая птичка здешняя сравниться красотою со снегирём не может, да и в пении уступит с первой же ноты.

Минута проходит, другая, третья; стою я, не двигаясь, словно поможет уловка моя птичку обхитрить. Ан, нет, не настала пора предстать ей предо мною; а когда пожелает, так и появится на ветке где-нибудь поблизости. Может, это и есть сюрприз?

ЗОВИ МЕНЯ, тропиночка, зови; знаю – непременно к другому рукаву старицы приведёшь, там роднички из берегов бьют, угасающую жизнь ключевой водой наполняют. Водоём небольшой; прячется он от посторонних глаз в глубине островка, и лишь узенький ручеек убегает в большую речку, сначала в старицу попадая, а оттуда в Ануй.

Первый экзамен на пути своём сдаёт ручеек поблизости от родничков; его бобры перегородили ветками, обозначив территорию и демонстрируя трудолюбие своё. Много раз диву давался, как это бобры догадываются деревья валить так, что попадают они точно к месту будущей запруды. Но ручеёк им обуздать не удалось; пробивается он сквозь преграду, вырывается из плена, журчит весело и устремляется вперёд, старице не давая зацвести.

Несколькими метрами выше, там, за плотным ивняком, есть своеобразная чаша; осенними дождливыми буднями наполняется она водой, затем сковывает её мороз по краям ледяной коркой, и почти до середины зимы прячутся там от глаз людских дикие утки.

Утки и сейчас там могут плавать, поэтому крадусь я осторожно сквозь заросли, чтоб не спугнуть осторожных птиц; может, и сфотографировать получится. Но куда там, разве природу перехитришь – в нескольких шагах от меня взлетает с шумом из-под куста утка, делает полукруг и скрывается за деревьями. Однако же успеваю восхититься красотой её полётом и желаю ей дольше оставаться охотниками незамеченной.

Ни к чему осторожность теперь; подхожу я к бережку, к воде спускаюсь… и сердце моё ликует! Вот он, сюрприз осеннего островка! Здесь морозец накануне ночевал, в благодарность покрывалом ледяным листья опавшие укрыл, да и воздушные подводные пузырьки попутно заморозил. Сказочно ювелирная работа получилась - глаз не отвести и не перевести дыхание; действительно, сердце замерло в груди! С ветлы хаотично нападавшие листья бережок украсили, будто природа крестиком вышивала, а укрывший тоненьким ледком мороз в точности контуры их повторил.

Поближе ко мне – я легонько касаюсь пальцами, - три листка ветлы с вечера рядышком лежали, а четвёртый на себе держали; так и вмёрзли они. Даже фантазировать не приходится – чеканка по серебряной пластинке; и солнце, тени-полутени добавило, подкрасило светом картину, отчего она выиграла многократно. Здесь не только пузырьки; есть ледяные линии-разводы, словно мороз переделывал черновой свой набросок, а потом отложил, да так и не закончил задуманное, оставил на потом, как это бывает у творческой натуры.

Чтобы в поисках новой картинки двинуться, снова мне осторожность требуется; одно движение резкое, и хрупкая хрустальная работа рассыплется мелкими ледышками, скроется под водой - не восстановить уж больше, не повторить…

Вдоль бережка, он весь навиду, рисунки один другого краше и необыкновеннее, и не проходит чувство пьянящего мою душу восторга! Узкие пластинки листков ветлы в солнечных лучах похожи на инкрустированные неизвестным художником игрушечные мечи, и даже торчащие из-подо льда черешки – что ручка меча; трогай, любуйся, рассматривай и восхищайся! А то приходит сравнение с мороженым: бери за палочку, и наслаждайся ледяной сладостью, вкушай прохладу…

Сантиметр за сантиметром исследую я ледяные узоры, и нет сейчас действа для меня более интересного, как впитать и запомнить всё то, что природа приготовила, расстаравшись.

Пробираюсь, пригнувшись, под ветками над водой на другой бережок – есть, может, там непрочитанная мной страница, - и почти сразу замечаю… О, нет - за что мне такая благодать неземная, волшебная?! Уж не за то ли, что не остался дома, у телевизора, а, поверив в осеннее художество, отправился на поиски царства-государства сказочного почти у самого порога?

«Осторожно, пожалуйста, осторожно!» - уговариваю я себя, и склоняюсь, как можно ниже, над большим тополиным листом, на сердечко похожим. Правая нижняя часть его, скорее, ближе к поверхности воды была, и сейчас она тончайшей ледяной паутинкой укрыта, пожаловал которую из своего богатого дворца большой и непременно добрый паук. Блестят на солнце покрывала мельчайшие ячейки, миниатюрно сплетённые, словно серебряные; а над верхней частью листа работал, видимо, другой художник. И тот, другой, по-своему её украсил; чеканя поверхность то мелким, а то крупным инструментом; а потом всё это обработал невероятным образом, и получилось хрустальное творение, опять же, воздушными пузырьками наполненное.

Пузырьки здесь на глубине разной и хаотично разбросаны, то редкие, то собранные кучно, то белые, а то вдруг голубые, с переливами, переходящими в невероятные цвета. Я прикрываю тополиный лист рукой, солнечный свет перегораживая; пластинка приобретает таинственный синеватый оттенок по всей поверхности – вот-вот, кажется, произойдёт какое-то невероятное, невиданное и неслыханное доселе чудо.

И В ЭТУ САМУЮ МИНУТУ слышу я знакомое уже сегодня пение, и вижу, как на ветку почти рядышком со мной садится сначала один, а потом и второй снегирь. Тоже прослышали про мою находку и посмотреть захотели?!

Ай, как здорово – никто не знает про снегирей, не встречал пока в деревне, а они – вот они, красавцы красногрудые, поют мне свою красивую песню, наполняя день замечательным настроением.

Не дышу, не шевелюсь - до того ли сейчас, - и не знаю, сколько проходит секунд или минут, прежде чем снегири срываются с ветки и исчезают, как показалось мне, радостные. А я ещё некоторое время любуюсь тополиным листом, и с сожалением замечаю, как медленно-медленно оплавляется ледяной рисунок.

СОЛНЦЕ окончательно проснулось – день начинается!

Петропавловский район Алтайского края. Фото автора.