… и пока собака бежит…

Бред ночной. Сюжета нет, смысла нет, просто зарисовка. Имен персонажей не будет.

«Я похож на чью-то странную гончую. Если она прервет свой бег - у неё остановится сердце. Но пока она бежит, покажите мне существо счастливее неё.» ( (С) Лилиан Сорренти)

Я был на самой вершине.

Я стоял на крыше самого высокого здания. Там внизу подо мной раскинулся город. Один из многих в этой стране. В стране, где так много трепятся о морали и порядке. В стране, где только деньги имеют настоящую власть.
Я ухмыльнулся этим своим мыслям. «Сентиментальность и пафосность приходят с возрастом, и даже таким крутым парням от этого не деться, не так ли?»
Воздух оставался тяжелым и влажным даже здесь на высоте. Откуда-то слышалась капель. Крупные снежинки спускались с неба, чтобы тут же растаять, смешаться с грязью. То и дело налетали порывы разъярённого ветра. Смести с крыши человеческую фигурку ветер вряд ли мог и со злости потешался обрывками невесть откуда здесь взявшейся упаковочной бумаги. Я решил добавить в эту симфонию ещё один звук – щелканье зажигалки. Сигара в сыром воздухе разгоралась неохотно.

Там внизу на улицах ещё был слышен стрекот очередей, даже отсюда среди огней казино я видел вспышки. Там шла Большая Зачистка. Кажется, и дым сигары отдавал медью крови. На юге виднелись отсветы пожаров в доках. «Сколько же товара пошло псу под хвост?» Я снова рассмеялся. О, да! И делец во мне тоже дохнуть не собирался. Даже в эти последние минуты. Странно, наверное, смотрелся высокий человек в светлом плаще, перемазанном в крови, саже и ещё Дьявол знает чём, со стволом в руках (интересно, какой шутник додумался назвать это орудие устранения ненужных жизней «Весенним полем»?), смеющегося непонятно над чем. Наверное, я выглядел полным психом, даже больше чем обычно. Хотя… психом я выглядел только для своих ребят, ну и для тех, кому ломал шеи и все остальное собственноручно. Я помню, как в какой-то газетенке меня описали «спокойным», «уверенным в себе». К этой статье прилагалось фото – я на фоне двух крепких парней из конвоя. Тогда я и впрямь был спокоен: просто знал, чем все закончится.
Фургон Скалолаза не приехал. Когда я поднимался сюда, то знал, что он не приедет.
Сегодня была такая ночь… Сигара казалась бесконечной. И эта ночь тоже.
После того, как сегодня здесь сдохла добрая сотня ублюдков и ещё одна таких же ублюдков, только в форме, этот город никогда не будет прежним. И поэтому мне не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась.
Я стоял и смотрел как умирает м о й город.

Часы показывали без двадцати пять. Он скоро должен прийти. На крыше становилось холодновато. Да и наскоро перевязанные раны давали о себе знать. Впрочем, я точно знал, что вот последний столбик пепла упадёт с кончика сигары, дверь за моей спиной отроется и… Дальше планировать было неинтересно, как и не было смысла бежать. Я просто ждал.
Секунды тянулись отвратительно медленно. Внизу к парадному входу все подъезжали и подъезжали автомобили. «Армию они, что ли ради меня сюда согнать решили? Льстите парни. Но, черт возьми, приятно».
Раздались гулкие шаги, тяжелые ботинки на металлической лестнице. Поднимался один человек. Да я и не сомневался, что он придет один. Чтобы оказаться вместе со мной на вершине, ему обязательно надо было быть одному. Семь… Шесть... Я отбросил сигару и не спеша повернулся. Тяжесть поднятой винтовки приятно убеждала меня в том, что ничего неожиданного не произойдет. Два… Один…
Дверь распахнулась, ударилась о стену, отозвалась неприятным металлическим скрежетом. Он стоял передо мной, встрепанный и взмокший. Задыхающийся после долгого восхождения. Лучшая ищейка этого города, находившаяся в шаге от такой долгожданной добычи. У него в руках был только револьвер. И руки эти дрожали. У меня шансов попасть в любом случае больше. Так на что же он надеется? Я улыбнулся тепло и приветливо, зная, что эта улыбка его взбесит.
Он и впрямь поморщился, будто внезапно ощутил острый приступ зубной боли, шумно вдохнул воздух. Сейчас, как никогда, этот человек был похож на гончую, которую остановили в последний момент гона, не давая сделать последний прыжок и вонзить зубы в добычу.
- Мистер …
Я остановил его нетерпеливым жестом.
- Свои права я знаю.
- Там. Внизу. Полсотни. Полицейских. Ты. Не выйдешь. Отсюда, - его заготовленная триумфальная речь сорвалась. Он почти пролаял это короткими отрывистыми фразами, выплевывая их как выстрелы, которые пока не мог сделать. Мне снова стало смешно. «Нет. Я не дам тебе повода».
На востоке начала проявляться полоска розоватого света. Я медленно повернулся к ней и поклонился восходящему солнцу. Положил на край крыши ствол, аккуратно пристроил рядом с ним шляпу, с сожалением глянул на безнадежно испорченные лайковые перчатки, распустил волосы. Пропитавшийся кровью плащ тоже показался мне ненужной тяжестью. Почему они все думают, что я люблю кровь? Это ведь ещё одна человеческая грязь, не более. И ничего завораживающего в её виде нет. Я повидал немало таких идиотов, которые любят смотреть на красную жидкость, вытекающую из очередного неудачника. Но лично для меня кровь всегда была тем, что плохо смывается с хороших вещей и что нужно побыстрее убрать.
- А вот курево я все-таки оставлю. Ты ведь не будешь лишать меня последней радости, приятель? Что? Согнали ради меня всех выживших? А как же зачистка мелкой сошки?
Все это время он стоял, привалившись спиной к стене, растерянно наблюдая за моими манипуляциями. Я напрочь срывал его победоносное шествие своим поведением. А мне так хотелось позабавиться напоследок… Как, наверное, сейчас матерится его шеф… Скачет, похожий на мелкого слюнявого бульдога вокруг машины и раздает абсолютно бессмысленные распоряжения, пытаясь объяснить всем, что он тут главный. Но это уже не так.
Я спокойно шагнул к парню с револьвером, протягивая руки. С трудом удалось сдержать новый приступ истеричного, надо признаться, хохота, глядя на его все больше расширяющиеся от удивления глаза, в которых поднималось что-то вроде детской обиды. «Нет. Нет, приятель. Мне сегодня лень играть в героев старого комикса. Плохой парень, хороший парень… Все равно уже известно, кто победит сегодня. И это будет не добро. И не зло. А та кучка «простых людей», которые завтра вопьются взглядами в заголовки утренних газет, с садистским интересом читая, сколько же сегодня распрощалось с эти миром, вкушая кровавые подробности с видом истинных гурманов. Их тут не было».
- Все, приятель. Ты меня поймал. Пора выходить отсюда с гордо поднятыми головами. Давай уже быстрей свои побрякушки. Тут холодно. Да и тебе сегодня крепко досталось, - понял это когда подошел к нему почти вплотную. На скуле доблестного стража порядка красовался живописнейший кровоподтек, из-под аккуратной круглой дырочки в форменном кителе проглядывали бинты свежей повязки. Он был так же измотан, как и я. Может ещё больше. Мне-то было наплевать сколько народу сегодня встретится с судьями того света. А вот его дома ждала жена. Диана. Красивое имя, красивая женщина. Вовсе непохожая на моих золотоволосых шлюшек. Невысокая, темноволосая. Все-таки было в ней что-то восточно-притягательное. Мы чуть не позабавились с ней, когда все ещё только начиналось, и мне надо было как следует прижать кое-кого из отдела её муженька. Я представил себе как она подходит к окну, проводит дрожащими пальцами по запотевшему стеклу, пытаясь разглядеть сквозь стекающие капли, что творится на улице, и шепчет молитву.
Все эти мысли шли вереницей ленивых верблюдов в пустыне усталости, пока он защелкивал на мне наручники, и мы бесконечно долго спускались вниз по лестнице. Электричества в этом районе сегодня не было. И я даже знал, кто из ребят об этом позаботился.
По дороге он зачем-то тихо назвал мне имя того, кто нас всех сдал. И так же тихо сообщил, что тот уже мертв. Я ухмыльнулся. Скалолаз со своей командой сегодня хоть что-то успел сделать. «Интересно, скольких они положили, прежде чем сами отправились к праотцам?»
- Как только черти заберут мою грешную душу прямиком с трона… Знаешь, я ведь его и на том свете достану, - беспечно улыбнулся я.
Может это был отсвет чьего-то фонарика, но мне тогда почудилось, что при этих моих словах по его лицу прошла болезненная судорога.

Внизу отчетливый ощущался запах дыма и пороха, проникающий сквозь разбитые окна, удушливой волной стремящийся поскорее добраться до легких. В холе было пусто. Тускло поблескивали в свете фонарей стекла на черном мрамором полу. Он распахнул тяжелые дубовые двери, шагнул в них первым.
Люди стояли полукругом, молча. Было видно, как горячее дыхание вылетает облачками пара на холодном воздухе. Свет фар ударил мне в лицо. Ей богу, я чувствовал себя на тех пятнадцати ступеньках, как на сцене; так и тянуло раскланяться. Их оказалось не так много, как я подумал. Но все равно мне стало интересно, как он выбил разрешение на проведение моего ареста в одиночку. Его шеф и впрямь был там, и судя по выражению лица, уже готовился идти в наступление, заткнувшись только когда мы вышли из здания.
В тепле машины меня начало клонить в сон. Сквозь заляпанное каплями грязи окно я видел, как детектив о чем-то спорит с большими шишками. Словесная баталия шла уже минут десять, но, судя по всему, мой охотник собирался довести её до победного конца. Так и вышло. Ещё минут пять препирательств и он плюхнулся на переднее сиденье. Мне показалось, что в его глаза вернулся прежний азартный блеск.
Пока мы неслись по утренним улицам, я думал о том, что мы оба любим играть. Играть без остановки. Потому, что игра уже давно стала смыслом жизни. Для него это было единственной отдушиной, чтобы почувствовать себя живым. А я просто не представлял свою жизнь иначе. Неделю назад мы оба поставили на карту все. Первый раз за одиннадцать лет он выиграл. Только выигрыш этого кона означал конец всей нашей большой игры. Я устало откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Металл наручников никак не хотел нагреваться. И только когда нас начало трясти на отвратительной дороге, я понял, что мы едем вовсе не в участок.
- Приятель, все-таки решил пристрелить меня лично? Подальше от всех?
- Заткнись, - в этом единственном слове было столько отчаянья и злости, что я и впрямь заткнулся.
Эта гонка продолжалась до тех пор, пока на очередном повороте нас не занесло. Дорога была мерзкой. Тонкая ледяная корка среди мешанины тающего снега скрывала глубокие лужи. Машину повело; со скрежетом и дребезжанием она выделывала на шоссе па какого-то странного танца. Я подумал, что он не справится из-за своих ран. Но детектив, матерясь на чем свет стоит, все же успел выкрутить руль до предела, и мы застыли в каких-то сантиметрах от кювета. По обеим сторонам за редким частоколом черных древесных силуэтов виднелись заснеженные поля. Вокруг было оглушительно тихо. Мотор заглох, и завести его вновь не удавалось.
Детектив снова выругался, на этот раз глухо, прижался лбом к рулю, и я услышал тихое:
- На выход.
Я повиновался. Мне стало интересно. Несколько секунд и меня освободили от ненужной тяжести браслетов, с ухмылкой запихнув их мне в карман пиджака с коротким комментарием «На память».
- А теперь катись ко всем чертям. У тебя есть ещё минимум полчаса.
Я извлек очередную сигару, не спеша убрал зубами кончик, сплюнул. Огонек зажигалки высветил и черты его лица. Мелкие капли пота на загорелой, но кажущейся сейчас серой коже, пронзительно-яркие голубые глаза, резко обозначившиеся морщины и первые проблески седины в растрепанных темных волосах. Он был выше меня на голову, но сейчас так сутулился, что наши лица были почти на одном уровне. Мне захотелось коснуться его волос, сам не знаю почему. Я протянул руку. Он шарахнулся от неё как черт от распятия.
- Решил сесть вместо меня, приятель? – процедил я сквозь зубы, как следует затянулся. Новые правила мне категорически не нравились.
- Да пошел ты… - беспечно улыбнулся он, протягивая мне револьвер. Я внимательнее посмотрел на оружие. Оно было вовсе не табельным и скорее всего чистым. Меня снова разобрал смех.
- Не интересно. Все закончилось, понимаешь?
Он упрямо мотнул головой.
- Тебе просто незачем будет сюда возвращаться. Никого не осталось, - улыбка его была очень спокойной и даже гордой. Похоже, весь этот цирк не был импровизацией, он все рассчитал заранее. - Значит, ты вернешься туда, откуда приехал.
- А если я сейчас и впрямь возьму эту твою игрушку и просто пущу тебе пулю в лоб? – игра в благородство меня всегда забавляла.
Он просто пожал плечами в ответ.
- Перестань тыкать в меня этим дерьмом. Ты прав. Мне некуда возвращаться, - тут требовалось кое-что покрепче сигары. Я отбросил её за ненадобностью, и огонек с шипением потух, встретившись с ближайшим сугробом. Извлекая из кармана золотой портсигар, тускло блеснувший даже в утренних сумерках, я уже не смотрел на лицо моего глупого загонщика. Он не поймет. Две дорожки, хрустящая купюра… Хорошо, что обыск моей персоны они решили отложить до отделения. Эта штука белее снега вокруг и поможет мне справиться с самым большим разочарованием в моей жизни.
– Понимаешь, приятель, я не хочу возвращаться туда, куда ты так милостиво меня только что послал. Там ничего нет. Моей семьи больше нет. Я сдохну в каком-нибудь дешевом мотеле на берегу моря. В грязной комнате, подцепив что-нибудь эдакое от шлюхи. И ты это знаешь, - я положил ладони ему на плечи. На этот раз он не отшатнулся. Просто стоял и смотрел на меня, словно мои слова доходили до него с большим трудом или говорил я на непонятном языке. – Я ведь никогда не проигрывал раньше, - мой голос понизился до интимного шепота. Я чувствовал, что его трясет то ли от холода, то ли от слабости, а уверенный взгляд наполняется беспомощностью. Впервые я был так близко от него и чувствовал, что он на грани. - Я знал о том, что и как сегодня будет. Я просто устал бежать. Так что… - он вздрогнул, когда мое дыхание коснулось его кожи. - Не зачем геройствовать. Давай закончим. Ты получишь свои медаль и повышение, все будут считать, что я сопротивлялся… А я буду благодарен тебе за то, что ты сделал все сам. Так и надо. Один выстрел и все. Мы оба свободны. Давай, приятель. Хватит тянуть. Ну же…
- Это была игра на двоих. Мне думается её рановато заканчивать, - его голос был хриплым. «Как же он устал…»
- Но ты сегодня все же сдохнешь.
Наконец, отшвырнув меня от себя, он стиснул зубы так, что заиграли желваки, медленно поднял руку. Раздался выстрел. Потом ещё один и ещё. Всего шесть.

А я все смотрел и смотрел на неровную спираль черных птичьих силуэтов, стремительно поднимающую с криками, на фоне серо-сиреневого неба и смеялся. Было так легко…

Я снова был на самой вершине и мог все.

И мой бег продолжался.