Смерть для всех

Вступление

Подобно Заратустре, который в 13 лет покинул свой «родной» дом, я хотел покинуть этот чёртов город, но так и не сделал этого до сегодняшнего дня.
«А почему?» - спросите вы.
«А потому, что я боялся», - отвечу я, глядя, как в углу комнаты паук вьёт свои сети.
И наконец наступила эта ночь, когда я стал свободен и пришёл в этот дом. Я был счастлив, но это счастье было такой же дешёвой иллюзией, как и глоток воды для заблудившегося в пустыне. Я не знал, сколько я здесь проживу, но здесь, в одиночестве, я мог спокойно мыслить. Это радовало. Я смотрел на запылённое зеркало и думал:
«Сколько людей смотрелось в тебя, скольким приматам ты показывало их собственное отражение, но ты осталось всё таким же гладким и всё так же отражаешь предметы, ты лишь чуть запылилось. Но почему? Сколько смотрелось уродов на своё уродство, говоря при этом о красоте? Почему ты не треснуло на осколки ото лжи их и тщеславия?»
Зеркало молчало. Тогда я сказал:
«Ты показывало лишь им то, что они хотели видеть, то, что могли они видеть. Но нельзя было остаться целым, показав всем их истинную сущность в самом себе, поскольку чистейшая душа твоя не может выдержать их добрые три тонны отходов»
Зеркало молчало. И я молчал. Но вдруг из него начал литься ослепительный свет, от которого даже самые добрейше-злейшие захотели искать спасения бы, будь они поблизости. Когда светоизлияния прекратились, я встал и посмотрел на зеркало ещё раз – оно было немо, как нем человек, рассказавший все свои мысли и которому больше нечего было рассказывать. Лишь чёрная бездна, когда-то отражавшая свет, пугала своей глубиной. Так умирают зеркала... И тут я проснулся.






Бесконечный поток крови

«Умирая, мы рождаемся!» - звучало из всех потолков этого дома. А кто-то думает наоборот… А потолки - это лишь жалкое подобие небес, которое для кого-то является полом. Как и само небо… Но когда мы видим всё с изнанки, оно и выглядит по-другому. Те же потолки не имеют в себе той красоты, что несёт своими крыльями небо. Но современный (и не только) человек нуждается в том, чтобы видеть везде пределы, он с рождения выбирает себе пол, потолок, стены, заковывая свой рассудок в такой же бетонный ад…который сжимает своей навязанностью всё уже навязанное природой и питает потомков кровью сжатого мозга, стекающей к нижним этажам через бесконечности канализаций… Мир обретёт совсем другие цвета, когда это перестанут маскировать под добро и просто расскажут о причинах создания того самого адского бетона. В конце концов человеку начинают нравиться эти бетонные ножи и он сам может их выбирать…на любой вкус…не учитывается лишь вкус тех, кто этот бетон ненавидит! И что с того? Что с того, что кто-то не оказался в списке палача на званый ужин? Что с того, что кого-то не угостят жареной человечиной? Всё равно ужин рассчитан на тех, кто зажарит самого себя на тарелке иллюзий и жадности…
Я вижу, как реки из крови ползут вверх по горе, смывая живность и становясь более полнокровными. Но эти кровавые реки познают скудность лишь тогда, когда их воды устанут от своего мнимого величия. Засуха заставляет мечтать об утолении жажды. Разница лишь в том, кто чем её утоляет: кто-то водой, кто-то ртутью, а кто-то кровью… Чем полнокровней становится эта река, тем сильней она видит в себе ручей крови, стекающей с чьего-то лба.
«Рождаясь, мы умираем!» - звучало эхом из пустоты. Заключение в неволю восхваляется и вызывает приступы радости, чья-то смерть окрашивается серыми залпами салюта. Одноразовое рождение и неминуемая смерть следуют сразу друг за другом. Но мертвецы опечалятся лишь тогда, когда их возлюбленный труп оставит попытки путешествий по бетонным клеткам и упадёт бездыханный. Тут наступает горе. Горе – смерть, которая уже праздновалась. После неудержимого смеха настанет череда депрессий. Привыкшие к счастью и радости начнут чувствовать ломку от недостатка веселья и оптимизма. И даже если они захотят возродить фонтан позитива, их будет терзать страх под названием совесть. Страх и эгоизм взяли кнуты в свои руки и правят тысячей рабов, которые должны вырыть могилу себе и ближнему своему и незнакомцу, дальнему и ближнему.
«Пейте кровь!» - звучит из запылённых коробок, в которых завёлся какой-то злой дух, что нашептывает по ночам в уши людям свою слизь. И они пьют.
Люди не умеют читать между строк, слышать между слов и запахов, посему принимают всё так, как того желает какой-то такой же демоноподобный ангел.
«Человек – это живительная вода!» - слышится с подземных небес. Но я слышу между строк, и небеса говорят лишь о подсолнечном масле. Так же как и оно, человек ложится на сковороду, думая о том, что это всё для него, но он – лишь средство для зажарки более пышных особ, правителей, что подобны котлетам в своей напыщенности. Человек корчится от радости на сковороде, не осознавая, что часть его исчезает навек и что радость его – это его боль. Смерть приходит неожиданно. Та, что считается общепринятой, смерть обложки какой-то книги, в которой написана ересь многими людьми в угоду другим людям. Но истинная смерть знает своё время. Рождение - смерть.




Вершина существования

Когда-то я читал легенду о «Вершине мира сего» и почему-то вспомнил её именно сейчас. В этой легенде говорилось, будто где-то в пустыне находится пирамида, поднявшись на которую человек обретает мудрость богов и восходит на наивысшую ступень своего бренного существования. Многие люди хотели попытаться взойти на «вершину мира сего», но такое «счастье» выпадало лишь Избранным. Каждый претендент на звание Избранного должен был в течение 3 месяцев проходить испытание у Старейшин. Считалось, что только полностью очищенный, духовнейший из духовнейших и преисполненный божьей благодатью имеет честь взойти на Пирамиду. Но… Странные вещи происходили с преисполненными – все они находились через несколько дней мёртвыми у основания пирамиды. «Ай-яй-яй! - молвили среброусые старцы. – Страшные испытания преподносит нам бог Солнца наш, неужто можно быть ещё чище, чем этот Избранный? Ослепила его жадность и тщеславие, да будет гнить он у Подножия 7 лет и 7 месяцев!» Такие вот вещи случались в пустыне каждые 3 весны.
«Избранный… Его ослепила жадность и тщеславие? Ничего подобного! Его лишь ослепило Солнце, которому он поклонялся и слепо следовал путям таких же ослеплённых» - доносился голос из углов. Что за голос? Я сплю?
«Каждый из вас стремится наверх, забывая смотреть под ноги! Давай-ка взглянем вниз!» - и я оказываюсь на уровне сотого этажа какого-то небоскрёба, а внизу – автострада, люди идут через неё, возведя руки к небесам, водители автобусов, машин, трамваев забыли снять ноги с педалей газа, прильнув лбами к стёклам, из которых так и норовили взлететь вверх глаза их. Вся эта картина была окрашена в нежно-бардовый цвет, внизу творилась настоящая мясорубка… Что закажете: жареную человечину или варёный мозг ребёнка в томатном соусе?
Я очутился опять в комнате, на улице привычно шёл дождь, пытаясь выбить стёкла окон раскатами грома. Я сплю? Я проснулся?
«Именно, пробуждение!» - из всех углов этого дома переливался безумный детский смех, похожий на звуки, издаваемые шакалом.
- Кто ты? – спросил я, слабо рассчитывая на ответ.
- Я? А ты будто не знаешь… - снова этот безумный смех. – В таком случае – посмотри в зеркало!
Повисло неловкое молчание с моей стороны. Я сошёл с ума? Или я вылечился от неизлечимой болезни?
Я подошёл к зеркалу – оно излучало тьму. Тьму, которая, казалось, идёт из самой глубины мирозданья, тьму, которая манила к себе своим величием и красотой, тьму, тьму, тьму… Я упал в обморок.
Я пьян? Я трезв? Я сплю или сошёл с ума? Я вижу мир таким, каков он есть, или же я просто запутался в паутине своих иллюзий? Я лежу на полу и слышу чей-то голос: «Падай!» Чей-то детский, чистый и радостный голос говорит мне: «Падай!» Он смеётся и говорит мне: «Ну падай же!», а я лежу и смотрю в потолок. Я решил снова посмотреть в зеркало. Я встал – тьма осталась неизменной, пыталась засосать в себя мой взгляд.
«Ты до сих пор не научился летать? Падай же! В падении вся прелесть! Чем ниже упадёшь, тем выше тебе захочется подняться и тем ближе ты увидишь основы всего сущего! Очнись…»
Щелчок. Меня включили, и я услышал звук капающего масла. Или крови – не важно.
«Знаешь ли ты легенду о Парящей Розе?» - спросил у меня мой невидимый собеседник грубым мужским голосом
«Нет» - растерянно ответил я.
«Один монах так любил эти цветы, что пытался очиститься через них. Он вырастил целый сад этих прекрасных растений и верил, что если он проведёт там 39 суток, питаясь лишь росой с розовых лепестков, то он возвысится до небес и очистится, став хрусталём, горным хрусталём. Угадай, что с ним стало?»
«Он умер от голода?»
«Нет! Он так опьянел от аромата цветов, впитавших его грязь, что задохнулся в самом себе»
Я не знал, что сказать. Я знал, что это мой разум шалит, поэтому я мог просто слушать. Но голос молчал.
«А хочешь узнать, что… ТАМ?» – рассмеялся детский голосок, сотрясая стены старого дома.
«Да» - неуверенно и отрывисто сказал я, желая выглядеть уверенным.
«А я всё вижу, - сказал ребёнок и засмеялся высоким голоском. – От меня не спрячешься»
Этот смех нагонял тревогу, я понял окончательно, что это лишь игра моего воображения. Я сказал «Да!». Теперь без тревоги и неуверенности. «Да!»
Да!
Я оказался на Луне. Или мне только так показалось. Я вижу, как посреди пустынного серого камня ездит луноход. Причём у него есть голова, есть руки, есть глаза и колёса. Он отрывает от себя лист металла, вытаскивает часть шнура, откусывая его рукой, связывает его каким-то способом и… запускает воздушного змея. Металлический Змей. Луноход улыбается, смотрит на меня и начинает смеяться тем детским, истерическим смехом, что заставляет невидимых мурашек бегать по спине. Я снова испугался. Что-то страшное внутри меня. Будто сам Ужас расплывается по моим венам. Внезапно Металлический Змей начал падать вниз. Запахло розами. Розы. Розы. Розы… Розы? Грохот, визг – луноход раздавлен Змеем, из него выливается подсолнечное масло, но и оно пахнет розами, хоть я и не могу этого чувствовать, так как стою очень далеко. Запах роз начинает меня опьянять, я слышу тот самый детский смех…
Щелчок… Запах льда и пороха.







Рай

Стук собачьих копыт разбудил меня. Постойте… Собачьих копыт? Я встал с пола – тишина. Тишина, которая медленно затекает эфиром в уши и сводит с ума. Зеркало было на месте, лицо его – тьма. Но… Что-то изменилось в этой комнате. Да, и я даже знаю, что!
На стене напротив зеркала появились две кнопки: «Рай» белого цвета и «Ад» - тоже белый.
«Очередная выходка фантазии» - подумал я и нажал на «Рай»…
Извините, номера не существует…
Я снова упал в обморок.

Я очнулся в каком-то здании, жуткая очередь, жарко, шумно и совсем не похоже на рай. Это паспортный стол, кажется. Мне лишь показалось… Время здесь текло очень медленно, но в конце концов моя очередь подошла, после чего я вошёл в кабинет без номера. Обычный кабинет. Ничего особенного, всё так же скучно, как и в жизни. Хотя отличие – внутри тоже была очередь. Поменьше. Здесь сидел какой-то мужчина лет 40 весьма придурковатого вида.
- Итак, вы не можете остаться здесь, - начал придурок. - У вас слишком много грехов, но для таких как вы всегда есть второй шанс – вечная верность Хозяину.
Придурок улыбнулся, а женщина перед ним сидела в растерянности, разглядывая бледный пол. На спине у неё висела табличка: «Шлюха». Здесь у всех были таблички, но никто не мог посмотреть на свою.
- Ваша жизнь часто шла в разрез с Великой Моралью. Ваш выбор: 200 лет мук в аду или вечная благодарная и чистая работа в раю, здесь? Подумайте, сейчас всё в ваших руках.
Он снова улыбнулся. Добренький. Гори он в аду.
Внезапно дверь кабинета открылась и захлопнулась со всего размаху.
«Пошли отсюда! - закричал детский весёлый голосок. – И шлюху бери»
Мужчина стал камнем, а комната наполнилась запахом роз. Чёрт, скоро от них будет тошнить. Звук взрыва…
Мы в комнате деревянного дома. Я и эта женщина. Зачем она тут?
«Спасибо!» - слышу я её голос.
Да, она здесь, отвернулась и смотрит на дождь за окном. На спине у неё всё ещё висит табличка.
«Они пытали. Давно не видела дождя. Эти ангелы, божьи пташки. Они на самом деле хуже голубей. Знаешь, вся их система – лишь туалетная бумага, которой даже подтереться противно. Сами – насилие, убийства, иерархомания, блядство. Пьют из людей все соки, а им и нравится. У таких людей это считается геройством. Мораль? Пфф.. Ещё одна выдумка, колючая система, Металлический Змей, который раздавит букашек, его запустивших. А пока им тепло, да. Тебе ещё повезло»
Казалось, она может говорить вечно. Она говорила не со мной, и я это знал.
«Ты хоть раз был в аду?» - на этот раз вопрос был ко мне.
«Нет… А что там?»
«Это невозможно описать. Я видела отрывки. Какие-то картинки из ада. Там прекрасно»
Тут я вспомнил про белую кнопку «Ад». Почему бы и нет? Я подошёл к стене, но… вместо кнопок были глаза. Да, глаза! Эти придурковатые, хитрые, смеющиеся глаза!
«Райская дрянь!» - вскрикнул я, протыкая глаз за глазом своим указательным пальцем. Ярость! Я сплю, я это знаю, поэтому не сопротивляюсь ничему, делаю всё, что пожелаю. Все чувства – лишь игра воображения. Здесь я свободен. Да.
Опять ударил в нос запах розовых кустов. Отвращение. Выверните меня наизнанку и измажьте красным стены. Я открыл глаза – передо мной стояла старушка со свечой.
«Помолись за Господа моего. Помолись Господу моему. Помолись под Господа моего…» - она говорила это в каком-то трансе, её глаза были затуманены.
Что? Помолиться?
«Принеси себя в жертву Господу моему. Принеси ближнего в жертву Господу моему. Принеси всякого в жертву Господу моему»
Её глаза загорелись огнём, хищным до глубины колодца, что поливает этот мир.
«Убей всякого, кто срамит Господа моего. Ставь слова Господа моего выше Истины и желаний своих. Распни себя самого и упивайся любовью к миру Господа моего. Фонтанируй кровью ради утоления жажды Господа моего. Дай денег Господу моему»
У меня в руках нож. Эта фанатичка тычет в меня свою свечу, пытается выжечь мне глаза, но её старушечья дрянная натура уже разваливается на части. Пара секунд – передо мной груда мела или непонятно чего.
«Кокаин! – раздаётся голос и детский смех сверху. – Не желаешь? – расхохотался ребёнок»
Запах роз, смешанный с ароматом жжёной плоти, начал вызывать тошноту, и вместо «Нет» из меня полилось что-то. Да, я так и знал, это было машинное масло…







Пробуждение?

Я проснулся на полу в луже собственной крови. Я знал всё, я стал лишним в этом доме, я укусил сам себя и умер от своего яда. Я решил написать всё здесь, а дальше… я решил родиться. Ибо знаю я всё.