Дети войны -19. Волчьи зубы и медные трубы

Борис:
Немцы вышли в излучину Дона и по степям танки фон Клейста покатили на восток. Главная цель фюрера - выйти к Баку, а потом Иран и Индия. Только уж очень соблазнительно было по пути и Сталинград захватить. Да только жадность погубила фюрера - попали немцы, как кур в ощип.
Надо сказать, что немецкий Генштаб изучал Россию давно и скурпулезно. Тут тебе и научные экспедиции и альпинистские. Каждая сдавала подробный отчет с описанием пройденных маршрутов, троп, перевалов, всего, что нужно для войны в этих местах. Именно поэтому их топографические карты были точнее наших. Их горно-стрелковые части и егеря с легкими танками и пушками пробивались на перевалы Главного Кавказского хребта - очень хотели и торопились до зимы выйти в Закавказье и к Черному морю.
Кинули нас с равнины в горы. Немцы жмут - мы огрызаемся и лезем выше и выше. По мирному времени красотища в тех местах, слов нет. Дорога идет над самой пропастью, вниз глянешь - голова циркулем идет, вверх посмотришь - скала до самого неба. Если солнышко - жарит нещадно, дождик - с градом и снегом да штормовым ветром. В сентябре ночами заморозки. У немцев и ботинки горные и ледорубы, и палатки и спальники, а главное - веревки, карабины и блоки. Здорово у них все получалось, да только не всегда. Наши срочно стали собирать альпинистов по всем фронтам и на Кавказ, создали партизанские отряды, заградительные отряды из местных. Народ там разный и случаи предательства дорого нам стоили. Не зря Сталин затеял им в наказание великое переселение народов.
Как действовали? Заваливали на дороги могучие деревья. Там встречались такие пихты - обхватов в 5. Ахнет такая лесина - поди ее убери. Рядом оборудовали огневые точки и разные сюрпризы, чтобы помешать их продвижению. Прорвались они, все-таки, на Эльбрус, высочайшую вершину Европы, и трубили победно на весь мир. А схватились мы с ними на подступах к перевалу Донгуз-Орун, через который открывается путь в Сухуми и к Черному морю. Закрепились грамотно, научились стрелять. В горах ведь пули по другому летят, пристрелялись по местным ориентирам, а главное позаботились о воде и дровах. Немцы полагали маршем пройти перевал, а тут мы. Поняли они свою промашку и прут без удержу. Сбили мы с них спесь. На танках тут не развернуться, ни обойти - надо брать в лоб. У нас приказ - стоять насмерть. Потоптались они. Око видит - да зуб неймет, а тут и зима обозначилась, лавины, перевали закрылись, да под Владикавказом и под Сталинградом им дали по рогам. И пошли они несолоно хлебавши, а мы вслед за ними до самого Сталинграда. До сих пор так и не верится, что жив, хоть ранений перепало изрядно.
Когда подлечился, фронт уперся в Карпаты. А это что - полноводные реки Буг, Черемош, Тиса, Стрый, Прут, горы и полонины. Наша пехота встала - даже опытные солдаты боятся переправ и горных склонов. Опять альпинистов приставили инструкторами и, глянь, дело пошло веселее. Народ здесь жил бедный и забитый, но радушный - хозяйничали здесь то австрияки, то венгры и поляки; бандеровцы и националисты - все приказывали как жить! А тут мы пришли их освобождать. Как они боялись колхозов! Многие из-за этого подались к ОУНовцам и партизанили у нас в тылу. Худо-бедно поднажали мы и разная сволочь - румыны, венгры, итальянцы, косяком пошли в плен. Замаячила граница и путь в Европу. К этому времени я командовал ротой и толк в войне понимал. Она не сводилась только к обороне и наступлению. Были передышки - давали отдых, но жили одним днем - если жив-здоров - то возьми все, что можешь от жизни. А что можно было взять? Правильно! Наркомовские 100 грамм и кое-что сверх того, местное вино и самогон и любовь на скорую руку: "Наше дело не рожать, сунул-вынул и бежать!" В России-то порядки строгие, а тут Европа, елки-палки. Техника, огневые средства и дух победителей - все нацелено на Победу. Уж как Будапешт укрепили - раздолбали их с воздуха, земли, суши и из под земли. Пришлось даже употребить альпинистскую технику, чтобы по Дунайским торосам вырваться на набережные. Зато какие трофеи шли в руки - все, что душа пожелает. Здесь даже бордели действовали и многие через них приобщились к европейской культуре. Интерес к этим заведениям был выстрадан. Все эти ликбезы для начинающих, альбомчики кисок, мы прошли. Это тебе не наша труженица, а проститутка с, тем еще, опытом. Тут все по науке - как одеться и раздеться, как себя показать до, в деле и после. Ну для тех, кто уцелел, это было бесплатное приложение к войне.
Случались и забавные истории. Проститутка выставила свои прелести и раскручивает нашего парня. Когда он совсем уж озверел, спрашивает:
- Откуда будете?
- ... да мы из Рязани...
- Да я не об этом.
- ... O-o-o!
Однажды вызывают меня в штаб и знакомят с приказом. Мне присвоено звание майор и назначают комендантом железнодорожной станции, расположенной на стыке Венгрии и Румынии. Получил инструкции, наставления и консультации. Дали понять, что это спецзадание, дипломатическое и военное. Получалось так, что вверенными силами и средствами я должен обеспечить охрану госимущества, жизнь и имущество местного населения. Дело новое, но где наша не пропадала!
Станция была махонькая, захудалая, поезда на ней останавливались по недоразумению или для военной хитрости. Был вокзальчик, багажный сарай, зал ожидания, буфет - все как положено. Я присмотрел особнячок в барской усадьбе. Мои подчиненные обставили его трофейным имуществом, кое что реквизировали. У меня был кабинет, приемная, внутренние покои и зал для собраний, заседаний и застолий. Кухня и повар - все как у людей. Для управления населением объявил сход и предложил выбрать двух помощников, а переводчика и секретаря выбрал сам. Помощнички мои были мужиками расторопными и понятливыми. Я назначил им права и ответственность готовить представления и решения, которые утверждал собственноручно. Установил контакт с непосредственным начальником, славным малым, и все пошло само собой. Солдат спит - служба идет. Если раньше ни кожи, ни рожи не было, то теперь хо-хо: хозяин-барин. Порозовел, одет - что надо, награды мои очинно даже к месту пришлись - картинка! Понятно, что для местного населения я власть и комендант и красавец-мужчина. Дамочки местные мне глазки строили, да я соблюдал завповедь: "Не ... где живешь, не живи где ..."
Все разрешилось просто. Как-то на тележке, на резиновом ходу, подкатила к особнячку дамочка, интересная во всех отношениях. Она просила обезвредить снаряды, которые оказались в ее саду. Дело привычное, мои ребята это запросто уладят, а я начал нагнетать важность этому дельцу. Она прониклась всей опасностью и риском, я же отметил, что ради такой женщины - чего не сделаешь. Мой ординарец уловил момент и пригласил отобедать. Мои апартаменты произвели на гостью самое лучшее впечатление. От нее я узнал любопытное о картинах, о винах и местной кухне. Я - сплошная деликатность и вежливость, но духом чую - добрая баба! Кое-чего ей рассказал, а она и зарумянилась. Кровь заиграла, бюст отяжелел, а глаза так и дразнят.
Я даже не представлял, что на бабе может быть столько всякого добра: рюшечки, резиночки, заколочки, кружева. Ну дал я дрозда Милене, а она поверишь ли, даже зубами стучала от вожделенной дрожи. Ох, угостился ее страстью, ох укачала она меня! Потом укатила до скорого свидания. Самым распрекрасным образом мы разделяли страсть, обращаясь к более утонченному и необычному. Милена была моей наставницей. Казалось бы - чего еще надо! Так на тебе! В мою жизнь на велосипеде ворвалась Руфа. Было ей лет 17. Не девка - картинка! Ноги - только соединишь мысленно, упрешься взглядом в сладострастие полушарий, на прелестные губки - лицо и смотреть не надо. Как застоявшийся жеребец входишь в неукротимый хошь. Она была покорена моим гостеприимством и роскошью, а обретенная практика сладострастия была применена очень чувственно. Она с восторгом отдалась мне, как бы играя давно разученную роль. Ради всего этого стоило пережить Сталинград, Кавказ и заграницу. Как порядочный человек, я не мог оставить без внимания ни Милену, ни Руфочку. Задача заключалась в том, чтобы они появлялись в разное время и в разных местах. Случались и накладки.
Как-то мы исходили с Миленой в страсти в термах. По телефону звонит секретарь: "Пан майор! Пан майор! Вас ждет пани Руфа."
О господи, помоги и помилуй! За что такое добро... и так много!
Я объяснил своей крале, что срочно вызывают по делам и предложил уехать укромной дорожкой. Распаренный и пресыщенный, как питон, я предстал пред очи Руфы, которая сгорала от нетерпения и лютой страсти. Отказать ей в этом было выше моих сил. Ах, эта проказница была так изобретательна в любви! Говорят, что Паганини играл на скрипке с дьвольским воздействием на слушателей, даже когда осталась одна струна. Здесь же на одной елде и столько этюдов!
Делу - время, потехе - час. У меня был перечень дел, рабочих встреч и заседаний. Присмотрелся я к жизни местных. Авторитет для них - священник, моих помощников тоже уважали, опять же крепких хозяев. Беднота лаптем щи хлебала - тяжко приходилось. Тут во мне и проснулось классовое чувство - ух мироеды, тряхнуть вас надо. Собрали сход. Обсуждали разные вопросы, а потом я сказал: "Грамодяне! В Германии из концлагерей спасены наши братья. Надо им оказать помощь. Мои помощники обойдут подворья и надо приготовить колбасы, сала, сыра и хлеба. И что же вы думаете? Эти жлобы собрали и отдали все, что нужно и тут же отправили жалобу моему начальнику. Там случилось быть какой-то комиссии. Вызвали меня. Поставили перпендикулярно. "Рассказывай!" - говорят. Ну я им толкую о местных нравах, порядках, жлобстве, а они меня достают разными вопросиками. Собрали сход. Выслушали народ. Иные на меня собак вешали, а другие, с острасткой, говорили обо мне и добрые слова. Тут-то и припомнилось, что у меня спецзадание с дипломатическим уклоном. Трибунал вмазал мне за мое классовое чутье, да повезло мне - попал под амнистию.
Рассказы трактористов были искренны, расцвечены шутками, поговорками художественной матерщиной и были жестокой правдой о войне. Жестокость фашистов была описана в газетах и книгах, показана в фильмах, а ответная жестокость по закону войны вроде бы и не проявлялась.

Всякий раз, когда отмечают военные праздники и юбилеи и записные ораторы маются, чего бы это такое сказать с учетом политического момента, я вспоминаю этих трактористов и многих им подобных, которых так и не нашли награды.
Войну затевают политики и генералы, которые отсиживаются в бетонных бункерах, а пушечным мясом выставляют законопослушных граждан. Правители пытаются создать законы для ведения войны, а прошедшие сквозь огонь, жестокость, мучения и насилие эти законы нарушают. Если война допускает уничтожение противника физически и духовно - это же массовое насилие, возведенное на уровень государственной политики.
Полвека прошло с окончания войны, даже ветераны примирились и встречаются с бывшими врагами, и не надо ворошить ужасное прошлое. На войне солдаты выполняли приказ так, как их учили, а уж отсебятина возникала от озлобленности, страха, глупости, или кровной мести. Как бы людям подняться выше мести, как бы не впутаться в войну из амбиций или глупости политиков. Однако, каждый народ имеет достойное правительство, как отмечал Гегель.
Конец книги «Я помню», посвящённой памяти победителей.

г. Дубна. 1998 год
Александр Дмитриевич Злобин
http://www.lizard.jinr.ru/~az