Терминатор Пьяного залива.

Терминатор Пьяного залива.
Наш городской яхтклуб расположен на берегу Северского Донца. Берег здесь достаточно высокий и по нему вниз полого спускается тропинка, упирающаяся в длинный пирс. Дальше по акватории качаются на воде ошвартованные на бочки яхты. Ближе к берегу мелкие, дальше, на глубине большие.
Правая сторона яхтклуба упиралась в Пьяный залив — длинную узкую полоску воды, глубоко врезающуюся в берег, мелкую и и густо поросшую камышами. Когда-то там хотели создать якорную стоянку для яхтклуба. Даже пару раз пригоняли земснаряд и углубляли
дно, но через несколько месяцев залив опять заносило песком и камыши давали молодую поросль.
Первоначально это место называли Гнилой бухтой, но после того, как туда с регулярным постоянством стало заносить подвыпивших любителей прокатиться на катере с ветерком, к нему стойко прилипло название Пьяного залива.
Стоял конец июня. Время жары и полного штиля. Самое тоскливое время для парусника. Можно, конечно, попытаться выйти на яхте, но дальше придется болтаться на зеркальной глади, где-то на середине водохранилища и потом, чертыхаясь в душе, браться за весла и возвращаться обратно.
Середина недели и в яхтклубе находились только родственники, которых добрые яхтсмены отправили на отдых возле воды. Среди них оказался и я. На работе было затишье и начальник отдела без особых возражений отпустил меня на неделю в отгулы. Не лучшее время, на мой взгляд, для отдыха, но слишком уж надоела городская жара и тупое просиживание в душной комнате на работе.
Тянулся третий вечер моего отдыха, когда в распахнутую дверь ввалился Серега. Именно ввалился, а не вошел или заглянул. Сергей, высокий, громадный, с широкой бородой, грузно прошагал по комнате и плюхнулся в жалобно скрипнувшее под ним кресло.
- Вечер добрый!
- Привет, Сережа.
- Ты чего здесь?
- Да так,- криво усмехнулся я.- Отдохнуть решил.
Сергей стрельнул в мою сторону черными цыганскими глазами и со скрипом потер бороду.
- И как отдыхается?
- Да ничего,- я сделал неопределенным жест рукой.
- Понятно. А мы вот целой компанией приехали.
- Отдыхать?
- Не совсем,- Сергей поморщился.- Тут такая ерунда получилась - приехали к нам немцы по обмену. Шеф решил похвастаться высокими научными достижениями, а тут, как на зло, установка накрылась.
- И сильно накрылась?
- Сильно. До пятницы чинить будут. Вот шеф и принял решение. Чтобы немецкие коллеги не наблюдали наш бардак вывезти их на природу и развлекать два дня. Теперь развлекаем.
- А немцы чего? Не возражали?
- Да нет. Я им про выездную научную конференцию рассказал. На природе, так сказать . Даже заинтересовались. Мы на берегу костерок организовали, то се. Присоединяйся.
- А удобно? Вы же там высокие материи обсуждаете, содружество наций...
Сергей встал и ухмыльнулся:
- Какие там материи после стакана водки? Бери гитару и пошли.
На берегу нас встретил яркий костер. Вообще-то жечь костры на берегу категорически запрещалось. Руководство яхтклуба грозило нарушителям всеми карами египетскими. Об этом регулярно вывешивались распоряжения на доске объявлений. И все же присутствующие единогласно пошли на нарушение внутреннего распорядка, а чтобы в последствии это мероприятие не повлекло репрессивных мер, сторожу Степанычу был торжественно поднесен стакан водки с внушительным бутербродом.
И так. На берегу горел костер. Вокруг на земле расположилась компания человек из десяти. Для немцев, как представителей буржуазной науки, соорудили какое-то подобие скамейки и они чинно восседали на ней, сжимая руками стаканы с уже налитой водкой. Представителей Германии было трое. Высокий худой Клаус , полноватый розовощекий Дитрих, которого все почему-то именовали Димычем и бледная невыразительная Моника. Димыч и Клаус прекрасно говорили по-русски, Моника же не владела им совершенно и парни ей переводили тихими голосами.
Костер горел. Присутствующие регулярно поднимали кружки и стаканы и усиленно потчевали немцев поджаренными на огне сосисками. Постепенно беседа перекинулась на обсуждение пошедших недавно гонок открытия сезона. Клаус и Димыч, то есть Дитрих затеяли спор с Саней. Тот горячился и на ломанном русском пытался им объяснить разницу между швертботом и килевой яхтой, вставляя перед каждым словом непонятное der поскольку немецкого не знал совершенно.
- Der килевой яхт имеет снизу der киль! Килес! Гросс килес!- Саня широко разводил руки, показывая размеры киля.
- Да, да,- Димыч широко улыбался и согласно кивал, хотя было совершенно неясно понимает ли он о чем речь или нет.
Клаус же оказался человеком дотошным и вступил с Саней в спор, упирая на то, что у парохода киля нет, но на мореходных качествах последнего это никак не сказывается. Постепенно спор заходит в тупик. Саня нервно поднимается бросает несколько веток в костер. Пламя ярко вспыхивает и вверх взмывают снопы искр. И наступившей тишине раздается чей-то голос:
- Ну ты Саня, прямо, как Козлов!
Тишина тут же взрывается дружным хохотом. Тут следует заметить, что Козлов был местным стихийным бедствием. В его руках ломалось то, что никак не могло сломаться. Тонули непотопляемые вещи. Горело то, что ни при каких условиях не могло гореть. Например, Козлов утопил финна (яхту класса финн) обладающую непотопляемым корпусом. Потом уже выяснилось, что козлов для «облечения» корпуса снял заглушки с герметичных баков и оставил на берегу баллоны плавучести. Последним «достижением» Козлова был якорь, который он отдал, не принайтовив якорный конец и весь экипаж потом долго нырял с маской. Перебивая друг друга все начали рассказывать немцам о столь «героической» личности. Зарубежных гостей эти истории заинтересовала и они принялись внимательно слушать, одаривая рассказчиков вежливыми улыбками. Общий гомон и смех перервал чей-то громкий выкрик:
- Бздунок! Козлов же бздунок взорвал!
Здесь следует остановиться и внести маленькие пояснения. Бздунком в обиходе называют туристский примус. Это такая металлическая коробочка, внутри которой находится небольшая емкость для топлива и горелка. Работает все это по принципу обычного примуса. Конструкция надежная, проверенная многолетней эксплуатацией и совершенно безопасная. Вернее, была безопасной, пока не попала в руки Козлова. У последнего бздунок взорвался с оглушительным грохотом и огромным факелом. Самому же Козлову, помнится, тогда опалило руки. История эта мгновенно стала достоянием яхтклубовской общественности и быстро обросла различными подробностями. Что Козлова опалило так, что пришлось делать пересадку кожи. Что при взрыве был разрушен домик, а в нескольких соседних повылетали окна. Что, возможно, это были происки террористов или экстремистов и делом интересовались органы государственной безопасности.
Эта старая и, давно перекочевавшая в разряд анекдотических, история произвела на немецких товарищей большое впечатление. С округлившимися глаза они все это выслушали, а Моника даже достаточно громко произнесла:»О! Каджиби!» Почему-то последние слова они выговорила с сильным английским акцентом. Дальнейшее обсуждение было прервано тем, что Клаус никак не мог представить, что это за бздунок такой и как он может взорваться. Объяснения, показывание руками и даже чертежи на песке не смогли прояснить картину. Клаус только мотал головой и в недоумении пожимал плечами. Тогда кто-то сбегал к себе в домик и принес действующий, если можно так выразиться, экземпляр. Клаусу прочитали подробную лекцию об устройстве и правилах эксплуатации бздунка, после этого продемонстрировали последний в действии. Саня не остановился на этом и самолично провел обучение Клауса в использовании бздунка. Пока происходило обучение, Димыч и Моника держались в отдалении, наблюдая за происходящим круглыми глазами и судорожно сжимая в руках стаканы. Клаус сам два раза сам зажег и погасил несчастный примус, потом некоторое время молча разглядывал его и наконец задумчиво произнес:
- Нет, не понимаю. Это хорошее устройство. Оно не может взорваться.
Он обвел присутствующих грустным взглядом, к котором читался немой вопрос. Все молчали, тупо уставясь на бздунка и тут Серега негромко произнес:
- А я, сегодня, между прочим, Козлова видел.
- В городе?- спросил кто-то с надеждой.
- Не, тут, в яхтклубе. Шел к рундукам.
- Ну сейчас будет!- криво усмехнулся Саня и направился за дровами.
Рундуками, следует отметить, назывались небольшие пристройки к большому эллингу. Изначально эти пристройки были предназначены для хранения яхтенного снаряжения. На самом деле они быстро превратились в жилые помещения. Некоторые, особенно шустрые личности ухитрились даже провести туда электроэнергию. Как я узнал позже, к последним Козлов не принадлежал. У него в рундуке оказалась лежанка, сооруженная из овощных ящиков и старый сундук, в котором он хранил свой скарб.
Притихшая компания оживилась только с приходом Сани. Он принес огромную охапку веток и бутылку водки. Огненную воду быстро разбулькали в дружно подставленные стаканы. Саня поднялся и торжественно произнес:
- Друзья! - он вытянул руку в сторону темнеющего в отдалении эллинга.- Предлагаю выпить...
За что Саня предлагал выпить мы так и не узнали. У эллинга взметнулся огненный шар и раздался оглушительный взрыв. Из огня выскочила охваченная пламенем фигура и метнулась в сторону Пьяного залива. Что-то шумно бултыхнулось в спокойную воду по которой тут же разбежались в разные стороны лунные дорожки.
Все ошарашенно молчали, потом кто-то неуверенно спросил,
- Что это было?
- Козлов, естественно,- довольно хмыкнул Серега.- Говорил же, что видел его сегодня в яхтклубе.
После этой фразы взгляды напряженно устремились в сторону Пьяного залива, по спокойной глади которого медленно разбегались круги.
- А он там не утонул?- спросил тот же голос.
- Чего там гадать. Пошли посмотрим.- махнул рукой Саня.
Плотной кучкой мы осторожно двинулись к заливу. До берега оставалось еще метров двадцать, когда вода колыхнулась и в ярком лунном свете над поверхность возник некий круглый предмет с торчащими в разные стороны короткими палочками. Предмет качнулся на воде и медленно двинулся в сторону берега.
- Die Mine!- сдавленно пробормотал Димыч и тут же заорал.- Vorsichtig, der Mine!
Присутствующие плотнее сжались, но все равно двигались к берегу осторожными мелкими шажками. Обстановку разрядил спокойный голов Сергея:
- Какие, к черту, мины? Это же Козлов!
Послышался чей-то неуверенный смешок. Вода с громким плеском разошлась и перед нами предстала фигура человека. С трудом в ней угадывался Козлов, но в каком виде... Голову его венчал густой слой водорослей, который и предавал последней такое сходство с миной. Лицо покрывали потеки копоти и грязи, такой же вид имела и одежда, за тем исключением, что с нее грязь стекала густыми струйками. Тяжело ступая, Козлов приблизился к берегу и поднял правую руку.
- Б... Б,,, Б - б — б,- сильно заикаясь забормотал он. В ярком свете Луны было хорошо видно, как нервно дергается у него правая щека.
- Бздунок?- подсказала Моника звонким голосом. Это первое за вечер слово по-русски она произнесла правильно безо всякого акцента и почему-то никто этому не удивился.
Козлов согласно закивал головой. В это время раздались тяжелые шаги и на него упал яркий свет фонаря. К нам приблизился сильно покачивающийся сторож Степаныч.
- Козлов!- возмущенно забормотал он.- Так я и знал.
Дальше последовала длинная речь, содержащая в основном нецензурные выражение и отражающая отношение сторожа к Козлову лично и ко всему произошедшему. Выговорившись, Степаныч повернулся и покачиваясь побрел в сторону сторожки, что-то бормоча себе под нос. В метрах пятидесяти он остановился и погрозил Козлову кулаком:
- У-у-у, терминатор хренов,- помолчал и добавил.- Из Пьяного залива.
Мы вернулись к костру. Подбросили в него веток. Потом отмыли Козлова, нарядили в какие-то немыслимые тряпки и усадили у огня греться. Тот сидел, вздрагивал и периодически заводил свое:
- Б-б-б-б...
Клаус долго задумчиво разглядывал лежащий на земле бздунок потом перевел взгляд на Козлова и сказал:
- Это очень страшный человек! Он может все!