Без счастья

Женился Сергей Кремов неожиданно и с какой-то поспешностью. Это было 6 лет назад. Он тогда уже больше года жил на квартире у Бельских, и жизнь, казалось, не предвещала ему ничего недоброго. Стипендии, правда, не хватало, но так жили все. Он уходил в институт, возвращался, когда ему вздумается – ключ у него был свой, ход в комнату отдельный, хозяевам он не мешал, а то и вовсе не возвращался, ночевал у товарища. Всё, как у всякого приезжего студента. Он перешёл на 3-й курс.
Как-то вечером Сергей остался дома. Октябрь, на дворе мелкий дождь, слякоть, идти никуда не хотелось. В дверь постучали.
- Войдите! – отозвался Кремов, не отрываясь от книги.
В комнату вошла Лиза, хозяйская дочь.
- Можно к вам? – остановилась она у порога. – Извините, что побеспокоила… Я на минутку…
- А, Лиза? Входите-входите, не стесняйтесь!
Кремов с удивлением рассматривал Лизу, словно видел впервые. Она… и – не она. В прошлом году, когда он перешёл на 2-й курс и поселился у Бельских, Лиза пошла в 10-й класс. Он даже не замечал её. Была она какой-то маленькой, совсем неприметной. Теперь перед ним стояла взрослая, вполне оформившаяся девушка.
- Спасибо! Я зашла попросить у вас почитать что-нибудь. Дождь, скука, и читать нечего. Всё уже у себя перечитала.
- Да вы присаживайтесь, Лиза! Сейчас подберём что-нибудь. "Клима Самгина" Горького – читали? Не любите Горького?! А Алексея Толстого – дать? Про любовь? "Всадник без головы" читали?
- Читала, но с удовольствием прочту ещё раз.
- А эту? Не моя, правда, студент один забыл, но могу дать. Тут про любовь.
- Спасибо! Я быстро прочту. До свидания!
- Да куда же вы, Лиза? Посидите хоть немного. Вы в каком сейчас?
- Я не учусь, - присела опять на стул Лиза. – Не приняли.
- Вот как?!
- Да. Завалила по литературе и русскому. Экзаменатор такой вредный попался, а тут заболела как раз. А вы? Как отдыхалось у мамы?
- Отлично. Всё лето загорал на Урале. Правда, в нашем месте он не широкий, не то что Волга, но купаться можно.
- Как я завидую всем вам. Вот кончите институт, поедете куда-нибудь, работать будете. А я так и буду сидеть здесь, в Астрахани.
За книгами Лиза стала заходить часто. Потом они целовались. Она сама объяснилась ему в любви. Ему это льстило. Лиза была не то чтобы уж очень красива, но симпатична. Льняные коротко подстриженные кудряшки, вздёрнутый немного, аккуратненький носик, пышная грудь и чуточку полная фигурка.
Отдалась Лиза Сергею как-то легко, бездумно. Даже не плакала. Он удивился, что она девушка. Если бы знал, пожалуй, не тронул её. Но она так жарко, так страстно целовала его, что он и не помнит, как это случилось у них. Ему было жаль её.
Дня через 3, вечером к нему зашла её мать.
- Серёжа, мне надо с вами серьёзно поговорить…
- О чём… Дарья Петровна? – спросил он неуверенно, хотя всё понял.
- О вас и моей дочери. Вы извините меня, но… Лиза мне всё сказала. Она так счастлива сейчас, что ничего не соображает. Я же считаю, что ваши отношения надо оформить. Я знаю, вы мальчик из хорошей семьи, плохого не сделаете, но согласитесь, ждать неприятно. Да и для вас обоих так лучше. Всё-таки семья накладывает на человека долг, обязанности. А доучиться мы вам поможем. Я уж и с Александром Сергеичем поговорила. Зарабатывает он прилично – поможет. Люби'те друг друга на здоровье, мы мешать не будем.
Через месяц была свадьба. Кремов переселился к Бельским насовсем, известил об этом свою мать. Послал коротенькую телеграмму.
Затем он окончил институт, и был оставлен работать в Астрахани. Всё шло ровно и гладко. Родился сын, стал подрастать. Но любви к жене Кремов не испытывал. Правда, он никогда не изменял ей, не ссорился, старался не огорчать её, но ему с ней всегда было скучно. Она не понимала его, они были совершенно разные. Он молча вставал, одевался, ел, уходил на работу и приходил. Безразлично откликался на вопросы жены, так же без особой охоты, скорее по обязанности, немного играл с сыном, читал книгу или газету и ложился после ужина спать.
Он ко всему привык. Как к должному относился к ласкам жены, и так же, как на что-то должное, отвечал ей на них. Привык к своему долгу, долгу порядочного семьянина. Ходили иногда в кино или театр, но он никогда не делился с женой своими впечатлениями. Несчастным он себя не ощущал. Ему казалось – все так живут. Все честные люди.
Жена что-то делала, покупала вещи, создавала в квартире уют, гладила ему рубашки, стирала носки, он словно не замечал ничего. Не замечал и того, что Лиза стала полнеть и делаться хуже. Из некогда симпатичной, миленькой девушки она превратилась в холёную, пухлую даму. Аккуратненький носик сделался неаккуратным, похожим на картошку, а лицо стало как у молодой, породистой розовой свинки.
Незаметно для себя, всё более отдаляясь от людей, Кремов уходил в книги. Только в них находил он истинный отдых, наслаждаясь чужими радостями и тонкими чувствами. Читал много, запоем.
Ещё любил Кремов спорт. Любовь эта сохранилась в нём смолоду. Он прекрасно играл в баскетбол. Высокий и гибкий, спокойный по натуре, он не делал в этой виртуозной игре ни одного неточного, лишнего движения. Всё у него было продумано, хладнокровно, его за это ценили.
Вот и в прошлом году, и в этом он ездил в Горький выступать за сборную своего города. Сейчас возвращается. Но как! Душа его замутилась. Вчера, впервые в жизни, он… солгал.
Облокотясь на перила парохода и глядя на воду, Кремов мучительно думал.
В прошлом году, так же в сентябре, он был в Горьком. Игра шла между мужскими командами "Саратов" и "Горький". Кремов смотрел. Вдруг меж ним и каким-то подростком протиснулась вперёд девушка.
- Ох, опоздала!.. Скажите, пожалуйста, какой счёт? – повернула она лицо к Кремову.
- 51-42… - ответил Кремов, глядя девушке прямо в глаза, тёмные и горячие. Девушка ему понравилась.
- В пользу Саратова? – обрадовано всплеснула та руками.
- Нет… в пользу Горького.
- А-а!.. – И отвернулась.
На другой день он увидел её снова. Она играла за женскую Саратова. Играла нервно, неточно… но он только за ней и следил. И почему-то ныло и замирало сладкой болью сердце.
Девушка была среднего роста, смуглая, с длинными красивыми ногами. Тёмные брови, пушистые ресницы, стрижена под "мальчишку". Когда улыбалась, видны были ровные белые зубы со щербинкой в верхнем ряду, которая, однако, её не портила.
- Вот краля! В жёны бы такую… - мечтательно протянул кто-то рядом с Кремовым.
Кремов повернулся, увидел сбоку от себя лысого, лет 36-ти мужчину. Тот не отрывал глаз от девушки. Кремову показалось, будто лысый ощупывает её, раздевает глазами, так смотрел он на её тонкий стан, обтянутый чёрным трико. Кремову вдруг захотелось его ударить, но он сдержался, понимая, что это нелепо и дико. Отвернувшись, он продолжал следить за игрой. Девушку заменили. Обиженно надув верхнюю губу, она порывисто вышла из игры. Встала рядом с Кремовым.
- Вывели?.. – сочувственно спросил он её, наклоняясь к ней и разглядывая её чуть скуластое с широко поставленными глазами лицо.
- Да! Четыре персональных… - вздохнула она. Вытерла платочком с лица бисеринки пота.
Ночью она приснилась ему. Весь следующий день он думал о ней, а вечером случайно столкнулся у входа в кино.
- Вы не купите у меня билет? – спросила она его. – Скоро начало, а подруга не пришла…
- Охотно! – как-то поспешно ответил он, хотя билет у него был.
Шла Чеховская "Попрыгунья". Когда вышли из кинотеатра, услышали рядом в саду, как заиграла музыка. Раз-два-три… раз-два-три… ритмично выводили трубы вальс. За перегородкой на танцплощадке закружились пары.
- Пойдёмте танцевать! – предложила девушка. - Это ничего, что я вас так… не зная, пригласила? - смутилась она вдруг.
- Что вы, что вы! Я вам очень благодарен. А как вас звать? – поинтересовался Сергей.
- Зовите Катей. А вас?
- Сергей Кириллыч! То есть… Сергей. Кириллыч! – опять добавил Кремов своё отчество. Катя засмеялась.
После танцев они бродили по берегу Волги, разговаривали. Кремов увидел в ней родную душу, ему неожиданно захотелось выговориться. И он говорил, говорил, не мог остановиться, словно желал наговориться за все 6 лет, что молчал.
Утром они разъехались. И только сидя уже на пароходе, Кремов вспомнил, что дома жена, ребёнок, долг. Сжалось от боли сердце. Зачем он дал себе увлечься? Какое имел право?
Всю обратную дорогу он только тем и занимался, что гнал от себя мысли о Кате.
Прошло полгода, а Кремов нет-нет, да вспоминал о ней. Впечатления стёрлись, сгладились, не было уже той остроты, но смутная какая-то тоска оставалась. Порой он не мог хорошо представить даже Катиного лица, но сама мысль о ней заставляла его волноваться.
Когда в этом году его снова отправили на соревнование, он бурно заволновался: "А вдруг она тоже приедет?".
Приехала Катя только к концу, да и то не играть, а болеть за своих.
И вот они снова вместе возвращаются по домам на пароходе. А он мучается, оттого что сказал ей неправду.
Вчера, когда отчалили от берега, Сергей подошёл к Кате.
- Ну, Катенька, вот и плывём уже!
- Простудитесь, Серёжа! Здесь ветерок… - заметила она, увидев, что он без пиджака.
- Да ничего, ещё тепло.
- Нет, Серёжа, оденьтесь. Коль некому за вами присмотреть, так хоть буду присматривать я! Вы же холосты?
- Я? Да… холост, – неожиданно соврал он и тут же густо покраснел. Катя на него не смотрела.
Сергей сам не понял, как это у него вышло, но сказанного не вернёшь.
Вечером они сидели на палубе. Был красивый ярко-багровый закат. Проплывал берег, менялся пейзаж, небо незаметно темнело, и вода внизу уже казалась не серо-зелёной, а маслянистой, как нефть. Впереди зажглись бакены. И далеко-далеко, где-то на бугре загорелся костёр. Стали появляться звёзды.
- Серёжа, а помните, как мы ходили с вами в кино? – задумчиво спросила Катя, глядя за борт, туда, где отражались в воде огни парохода. На палубе заиграла радиола.
- Помню, - тихо ответил он.
Катя поёжилась от сырости, плотнее запахнула на себе разлетайку и, как бы не слыша его, продолжила:
- Помните, я предложила вам билет? Никакой подруги у меня не было. А вы и не заметили ничего. И теперь вы не спросили меня ни о чём. Я ведь не играть приехала. Я насилу вырвалась, чтоб хоть поболеть. Не за Саратов, конечно.
Когда Сергей наклонился к ней близко, то увидел, что на глазах у неё блестят слёзы.
- Катенька, милая, простите! – прошептал он. Поцеловал её в холодное солёное лицо. Сердце у него бешено билось.
Разошлись они под утро. Погода переменилась, и задул холодный порывистый ветер. Небо обложило со всех сторон грязными серыми тучами. Сергей спать не пошёл. Стоял у кормы и смотрел, как поднимаются тёмные сердитые волны.
"Солгал!.. Как же быть дальше? – не находил ответа Сергей. – И она словно чувствует – ушла такая печальная. А как нежно и трогательно целовала…"
Наступило утро. На палубу уже выходили пассажиры. Сергей замёрз и пошёл спать. Но спал он плохо, снились какие-то кошмары. Встал разбитым.
Умылся, почистил зубы и спустился в столовую. Катя была уже там. Он подсел к ней.
Она тоже показалась ему рассеянной. Спросил, как ей спалось.
- Плохо, Серёжа! – просто сказала она. Он промолчал.
К столику подошёл официант.
- Катя, давайте выпьем шампанского, - предложил Кремов неожиданно. Катя, в знак согласия, молча прикрыла глаза и как-то грустно ему улыбнулась.
- За что же мы выпьем, Серёжа? – спросила Катя, когда на столе всё было готово.
- Не знаю, право… Не думал.
- Давайте за счастье! – Кремову показалось, что Катя издала какой-то сдавленный звук. Посмотрел на неё.
Катя тоже смотрела на него и глаза у неё были грустные. Сергей не выдержал этого взгляда, опустил голову.
- Хорошо… давайте за счастье! – тоже сдавленно произнёс он. Они выпили.
- Серёжа, вы никогда не пытались проверить свои первые впечатления о людях? Потом, когда уже ближе познакомились с человеком. Это очень интересно. Я вот раньше всегда ошибалась, а теперь нет. Я научилась разгадывать людей почти безошибочно.
Сергей съёжился: "Неужели она догадалась обо всём?"
- Я сразу как-то распознаю подлеца и негодяя, порядочного человека и благородного, - продолжала Катя. – Вот и вас в прошлом году…
Он вздрогнул, поднял на неё тревожные глаза.
- … я выделила. Вы были непохожим на всех. И мне показалось, что вы никогда не способны на подлость.
Ах, если бы знала Катя, какую причиняла она ему боль! Ведь он уже почти решился признаться, а она сразу всё в нём подрубила.
- Я это искренне говорю. Впрочем, другому человеку я, возможно бы, так не сказала. Вы знаете, дома я часто вспоминала о вас. Мне хотелось, чтобы вы тоже обо мне помнили. И очень надеялась на встречу.
- Вот мы и встретились, - горько откликнулся Сергей.
- Да, встретились. Я так этому рада! Вы подарили мне кусочек счастья. – Катя умолкла и вопросительно посмотрела на него. Но он ничего не сказал. Разве мог он подарить ей полное счастье, не кусочек?
Ночью, обнявшись, они опять стояли на палубе и смотрели на воду. Но странно, ни он, ни она, ни разу не обмолвились о следующей встрече.
Говорили мало. Может, способствовали тому низкие тучи, что придавали всему какую-то грусть, или увядание осени, что вызывала какую-то неосознанную тоску, то ли они сами, не замечая того, уходили в свои невесёлые размышления, но они, казалось, понимали друг друга без слов.
На следующий день было так же холодно и пасмурно, несколько раз принимался идти дождь. Все пассажиры попрятались в салоне, и потому побыть с Катей наедине Кремову не удавалось. А к ночи пароход подошёл к Саратову.
Кремов растерялся. Ему хотелось многое сказать Кате, но времени уже не было. Катя стояла с чемоданчиком на палубе, кругом сновали и толкались люди.
Растерялась и Катя. Глядя на него, она потерянно спрашивала:
- Так, значит, работать, Серёжа… опять на том же месте будете?
- Нет… на промыслы перейти хочу. В море пойду теперь… Надоело…
- Вы… не забудете меня там?
- Что вы, Катенька? – вырвалось у Кремова.
- Ну и хорошо. Вот и спасибо. Я… я тоже вас не забуду, Серёжа.
На причале раздался звон колокола. Корпус парохода вздрогнул, затем затих. Сбросили сходни.
- Прощайте, Серёженька. Не забывайте! – дрогнул Катин голос.
Сергей заторопился.
- Катенька, как же это? Вы даже адреса мне не оставили. – Он торопливо вырвал из блокнота листок, достал авторучку, передал их Кате.
Катя как-то судорожно всё схватила, намереваясь уже писать, но вдруг побледнела, о чём-то задумалась, помедлила и, нервно и нечётко, быстро написала адрес.
- Пишите, Серёженька, - сказала она, не глядя ему в лицо. Заторопилась к выходу.
Сергей опомнился, догнал Катю и, крепко прижав её к себе, стал часто, горячо целовать в губы.
Катя всхлипнула, страстно ответила на его поцелуй, затем вырвалась и побежала к сходням. Там она оглянулась, кажется, что-то хотела ему сказать, но вдруг безнадёжно махнула рукой и, подавив готовое вырваться рыдание, побежала дальше. Смешалась в темноте с толпой.
- Видал?! Во как он её! А дома, небось, дети…
На борт уже входили новые пассажиры. Кремов стоял с зажатой в руке бумажкой и бессмысленно смотрел в темноту. "А дома, небось, дети…" – назойливо вертелась в голове услышанная фраза.
Внизу нефтью чернела вода, хлюпала волнами о борт. Дул ветер и не было видно ни одной звёздочки. Небо заволокло чёрными непроглядными тучами. Собирался дождь. Отдельные мелкие капли его уже долетали на палубу. Все пассажиры спрятались под навес на левом борту. Закончилась, наконец, погрузка. Внизу заработала машина, всё задрожало, отрывистый хриплый гудок, и корпус парохода дрогнул. Огни на берегу стали удаляться.
В последний раз Сергей оглянулся назад, и вдруг его охватило жаром от промелькнувшей догадки. Он вспомнил, в каком замешательстве была Катя, когда он попросил у неё адрес. "Да она же, как и я, утаила правду о себе. Она не свободна…". "Я насилу вырвалась…" – словно наяву донеслось до сознания. Он медленно разжал руку. Бумажка с адресом полетела за борт. А там, позади, исчезали последние, тусклые в косой сетке дождя огоньки города. Города на холмах, с кусочком промелькнувшего счастья.

Конец
Июнь 1958 г.
г. Днепропетровск