Жизнь собачья

Совершенно мясная душа, Людмила Викторовна любила много и сладко поесть. И если случалось, что она была голодна, а голод в эту минуту невозможно было утолить, то она, глотая слюну, превращалась в злобную, рычащую собаку. Но когда, наконец, наступал этот блаженный час и она насыщала обильно свой большой рыхлый живот мясною вкуснятиной, то из злобной собаки она опять превращалась в добрую женщину, и её близкие облегчённо вздыхали. Вот такая женщина Людмила Викторовна: в голоде - злобная собака, в сытости - добрый человек.
А вот её сосед, за стеной, толстомордый, заплывший жиром Алексей Васильевич, тоже вкусно поесть был весьма не дурак, - а кто не любит? Но самое священное для него на свете - пиво, да с солёной рыбкой, ах единственная радость в жизни! И когда Алексей Васильевич вдруг садился на мель, и ни гроша за душой, то он так же, как и Людмила Викторовна, впадал в дрянное состояние - бросался на людей как бешеный пёс. Его несчастная семья сломя голову уносилась куда глаза глядят. Но чёрные дни, слава Богу, не вечны и уходили в прошлое, у Алексея Васильевича снова звенела весело монета в кармане. И он мчался, с поющей душою, скорее насладиться животворящим напитком, а насладившись, превращался из бешеного пса, пожалуй, в самого весёлого человека на свете и добродушно ждал возвращения семьи.
Соседка, проживающая этажом выше Алексея Васильевича, фигуристая и сексуальная Лариса Петровна, обжорство до крайности презирала и соблюдала строжайшую диету: была вечно полуголодной, стервозной и ужасной модницей. Обожала дразнить мужиков-кобелей едва прикрытыми большими шоколадными грудями и покачивающими бёдрами в короткой юбке. И разношёрстная публика, криво ухмыляясь и облизываясь, глазами пожирала сексуальную красотку.
Зато напротив квартиры Ларисы Петровны жил да был не какой-то там мелкий, разношёрстный, а начальствующий, самый что ни на есть преважный, породистый кобелина Геннадий Владимирович. Он чрезвычайно любил, тайком от своей семьи, воровато озираясь, посещать одинокую и любвеобильную соседку (и других соблазнительных женщин тоже). Попив кофейку и приняв душ, они уходили в спальню и там ложились отдыхать на кровать... Крепко-накрепко отдохнувши, вставали, и Лариса Петровна слёзно жаловалась на свою собачью жизнь, жаловалась на то, что она вся в долгах, а жизнь для неё без драгоценных украшений лишена всякого смысла. Геннадий Владимирович сочувствовал ей и, поддерживая в Ларисе Петровне смысл жизни, лез в свой бумажник за лептой... Ну как Лариса Петровна могла отказать в чём-либо такому щедрейшей души кобелю?
Всё, баста, хватит о них! Лучше-ка послушайте про спившегося, честного Эдуарда Константиновича, который просто был целиком одной большой, разнесчастной болячкой. Обитал Эдуард Константинович в самом основании дома, в подвале-преисподней, на вонючем тряпье, среди шипящих и парящих труб. Питался он исключительно по своим возможностям, то есть из мусорных контейнеров, правда, если успевал, - его двуногие и четырёхлапые бродячие собратья по несчастию составляли ему серьёзную конкуренцию. И хотя, честно сказать, Эдуард Константинович недолюбливал ни тех, ни других - уж не мало среди них подлецов, - но четырёхлапым бродягам ещё и завидовал - их звериной свободе. Да и выживать-то бездомным собакам, особенно зимою, гораздо легче, чем бомжу.
На людей Эдуард Константинович имел некоторую обиду за то, что они были злы, жадны и равнодушны к таким несчастным, опустившимся алкоголикам, как он. Бывало, при нём добрые люди, подкармливая собак, кошек или птиц, говорили им тёплые, душевные слова, а взглянув на него, грязного бомжа, брезгливо или равнодушно отворачивались, что всегда обижало Эдуарда Константиновича, и он горько думал: "Вот, он, человек, для этих людей дешевле чем кошка или воробей. Упаду, сдохну - и перешагнут меня как камень.
И к Богу у Эдуарда Константиновича имелись кое-какие претензии. Во-первых, Бог произвёл человека от обезьяны. Зачем, спрашивается, для чего? Неужели нельзя было подобрать зверя благороднее, ну хотя бы такого симпатичного парнягу как дельфина. В происхождении от истеричной обезьяны и усматривал Эдуард Константинович весь корень зла в судьбе человечества, погрязшего в пороках. А во-вторых, динозавры, думал Эдуард Константинович, с каких щей, эти монстры, разгуливали по планете в течение ста пятидесяти миллионов лет? Как Бог позволил? В чём смысл такого творения? Сума сойти можно: целых сто пятьдесят миллионов лет! И никак, ну никак! эти астрономические миллионы лет в голове у него не помещались и пугали своей непостижимостью. А что тогда, думал он, человеческая жизнь во времени: всего лишь на мгновение вспыхнувшая искорка!
Эдуард Константинович по природе своей был характера не злобного, мягкого, и поэтому на людей и Бога не роптал - прощал. Но стервозную Ларису Петровну, "бесстыжую болонку", как её он прозвал, на дух не переваривал. Потому что, когда он ей попадался на глаза, она глядела на него с таким отвращением и корчась физиономией, будто сейчас её непременно вырвет. А тут ещё случай.
Как-то недавно, пару недель назад, Эдуард Константинович вдрызг пьяный, сам себя не помня, - попутал же чёрт! - завалился возле контейнера в кучу мусора и уснул. А ранним, туманным утром, когда в синем небе чуть серебрятся звёздочки и дворников ещё не видно, появилась на дворе Лариса Петровна, которая, вставши в небывалую для неё рань, готовилась к воскресному пикнику на лоне природы с одним солидным, богатым холостяком (он должен был к ней заехать утром). Томимая мечтою о замужестве и о беззаботной жизни, ей вдруг вздумалось окунуться в утренний туман, вдохнуть свежую прохладу, а заодно и вынести пакет с мусором на помойку. Эдуард Константинович скрючившись спал, и снились ему кошмарные собаки, которые кусали его больную ногу, а одна собака, самая мерзкая, всё тянулась к его лицу...
Лариса Петровна, улыбаясь своим сладостным мечтам, подошла и швырнула пакет, который, пролетев мимо контейнера, упал разнесчастному Эдуарду Константиновичу прямо на голову, - и как раз в это самое мгновение, во сне, собака укусила его за лицо. Взревев, Эдуард Константинович вырос из кучи мусора, как чудище, облепленное шелухою, бумагою, пакетами, и размахивал руками перед ужаснувшейся Ларисой Петровной; так, наверно, вырастает демон из бездны ада перед падшей душою.
Истошный женский визг взорвал дворовую тишину; да вдобавок, попятившись, она оступилась и грохнулась на землю, ещё пуще завизжав. Прибежала стайка четвероногих шавок и ну давай на неё наскакивать и злобно лаять. В ответ она покрыла шавок отборнейшим матом. Видя такие страсти, очумелый Эдуард Константинович страшно перепугался и спрятался за контейнер...
Приезжала милиция. Перепуганного Эдуарда Константиновича вытащили из-за контейнера и арестовали. В милиции, морщась от вони, его допросили, усмехнулись и скорее выгнали.


Так он существует день за днём, и не понимает - зачем, для чего?
Бродит Эдуард Константинович в поисках пропитания и спиртного, жара на улице, потом обливается, во рту сухой коркой стянуто. Людей вокруг тьма, но он среди них как в пустыне. Тяжело ему - сегодня особенно: ноги гудят, дрожат, часто он останавливается, присаживается передохнуть, а вставать целая мука. Уж чувствует, вот она, рядом, смерть.
-Скорее бы, к лучшему... - шепчет Эдуард Константинович.
И вдруг всё серо и мутно становится вокруг. Он через силу подымается и, едва волоча ноги,движется вперёд и водит, как слепой, руками по воздуху. Прохожие обходят грязного бомжа, косятся...
"До какого времени терпеть,- думает он как бы в бреду, - сотни, тысячи ещё лет, миллионы? Будет царствовать время динозавров?"