ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС (часть вторая)

На третий день стало как будто немного легче, во всяком случае, не таким мучительным был кашель. Но одышка не уменьшалась, как и слабость – с трудом таскал ноги, если нужно было идти на очередное обследование или в туалет; остальное время проводил в постели, что, собственно, и порекомендовал ему заведующий.

Тот Сергею откровенно не понравился – лет на шесть-семь моложе, а обращается к нему снисходительно – «батенька»: «Вы, батенька, не беспокойтесь…. Вы, батенька, режим не нарушайте…. Вы, батенька….». Аж тошнить стало от этого «батеньки». Ладно, хоть успокоил, сказав, что пневмония у него хотя и непонятная пока, но излечится обязательно. Нужно только заменить антибиотики на более сильные. И Вера чуть ли не каждый день приносила какие-то всё новые лекарства, но ему к концу недели снова стало совсем плохо.

Сердце в груди колотилось и кувыркалось так, что хотелось добраться до него и сжать в ладонях. К тому же опухать стали не только ноги, как раньше – отёки поползли выше. Снова усилился сухой кашель, и никакие таблетки унять его не могли.

А вскоре Сергей и вовсе окунулся в полузабытьё, теряя связь с реальностью. И пока не растормошат, ехал и ехал в своём КАМАЗе, и упорно искал место для стоянки. А дорога всё больше кренилась и раскачивала машину.

Александр Александрович не на шутку заволновался на десятый день – в состоянии больного изменения если и происходили, то только в худшую сторону – цианоз не уменьшался даже при вдыхании кислорода, а тело стало распухать чуть ли ни на глазах, словно кто-то накачивал его воздухом, как резиновую игрушку.
Столько уже мочегонных выпил, а всё без толку.

Но самое главное, до него становилось всё труднее «достучаться» - на вопросы отвечал с заметным промедлением, а просто на осмотр вообще почти не реагировал.

Повторная консультация кардиолога снова завершилась ничем. Тот упорно стоял на своём – здесь лёгочное сердце, и лечить нужно в первую очередь лёгкие. Записал в историю болезни свои рекомендации и ушёл весьма довольный тем, что не взял к себе потенциального покойника.

Стали ухудшаться анализы мочи – нефролог посчитал почечную патологию вторичной и больного, разумеется, тоже не взял.
Ничем не порадовал Александра Александровича и гепатолог: «Печень изменена в связи с основным заболеванием, его и лечите».

Александр Александрович рассматривал новые рекомендации и наказывал жене больного покупать всё новые лекарства. Однако понимал – дело плохо. Пересилив себя, снова поднял телефонную трубку.

Николай Иванович, заведующий реанимацией, с порога заявил:
- Больного посмотрю, но брать мне его некуда – из восьми коек на четырёх лежат ваши больные.
- Я очень прошу, Николай Иванович, вы только взгляните на него, пневмония, тяжеленный больной, пожалуйста,- сыпал словами Александр Александрович и дрожал подбородком,- почки, печень уже заинтересованы, тахикардия страшенная, возьмите Христа ради.

Осмотр показал, что больного, действительно, нужно было немедленно забирать к себе. Николай Иванович снял трубку:
- Ты, Миш? Слушай, пусть девочки женщину после астматического статуса переводят в пульмонологию…. Ничего, здесь долечат, надеюсь. А мы заберём отсюда с лёгочным сердцем. Да, аппарат дыхательный готовьте. Всё.
- Николай Иванович, я вас умоляю,- сложив на груди пухленькие ладошки, снова заспешил Дрёмов,- ту женщину ещё рано к нам, я видел её вчера.
- Воля ваша,- реаниматолог снова потянулся к телефону,- но, тогда всё останется, как есть.
- Хорошо-хорошо, так и быть.

- Вы мне вот что скажите, Сан Саныч, почему все инъекции в мышцу делаете? Больной же отёчный, ничего не всосётся, только инфильтраты образуются. Я же ещё когда вам рекомендовал всё делать внутривенно.
- Да, да,- согласился Дрёмов,- сегодня как раз я и планировал хирурга пригласить, чтобы катетер поставил – сёстры никак вену найти не могут.
- А сами что?
- Так ведь профиль, понимаете, не тот,- ответил и с сожалением развёл руки.
- Да, конечно. Профиль не тот,- согласился реаниматолог и усмехнулся,- а зачем такую кучу лекарств назначили? Родственники ещё не разорились?
- Ну как же, это же всё рекомендации консультантов.
- Досталось вам – каждый лечит своё, а вы, значит, отдуваетесь за всех.
Не почувствовав иронии, Дрёмов огорчённо вздохнул и пожаловался на судьбу:
- Что же поделаешь, приходится.
- Ну, хорошо, готовьте к переводу,- и уже на выходе добавил,- Александру первому мой привет.
- Спасибо, передам. Дед будет доволен.

Он уже давно остановил машину, но двигатель почему-то продолжал работать. Сергей открыл глаза. Над ним мерцал белый потолок. Испугался, хотел позвать на помощь, но только засипел – разговаривать мешало что-то постороннее во рту. Кто-то стал кого-то звать, и вскоре над ним склонилось чьё-то лицо. Лицо улыбнулось и сказало:
- Привет.

Голос был явно не с того света и при этом такой дружелюбный, что Сергей расслабился и слёзы сами по себе покатились из глаз.
- Ну-ну, теперь всё в порядке. Только вот разговаривать два-три дня не сможешь, пока за тебя аппарат дышит. «Так вот, оказывается, что гудит». А потом всё будет хорошо. Усвоил?
Сергей заморгал, давая знать, что всё понял.
- Нина, введи ему ещё диазепам и ГОМК, пусть поспит, сил наберётся.
И Сергей успокоенно уснул.

- Ну что, как дела на работе?
Александр Александрович, не донеся до рта, опустил ложку в тарелку. Выигрывая время – уж очень не хотелось сегодня говорить о больничных делах – потянулся к салфетнице (бабушка предупредительно поспешила её пододвинуть), тщательно промокнул губы.

- А ты знаешь,- наконец ответил,- ничего дела. Правда, пришлось понервничать сегодня. Понимаешь, поступил недавно ко мне больной с пневмонией, как определили в приёмном покое. Я, разумеется ничего похожего не нашёл, разобрался – там оказалась лёгочно-сердечная недостаточность. Но, больной очень тяжёлый. Так ведь еле-еле перевёл его в реанимацию – пришлось настаивать. Вот такие сегодня реаниматологи, не то, что в твоё время.

- Кушай, внучок, кушай, ты у меня молодец. А ты, старый, не отвлекай своими расспросами.
Сан Саныч благодарно последовал совету бабушки.
- И сколько дней тот больной у тебя лежал?- не унимался дед.
Сан Саныч поперхнулся, хотел соврать, но машинально сказал:
- Десять.
- Десять?!- искренне удивился дед,- Десять дней ты не мог поставить диагноз?!
- Так его же все специалисты смотрели,- виновато оправдывался внук,- то одного приходится дожидаться, то другого. Кому нужно чужое горе? Вот никто и не торопится.

- Да, Сашенька,- поддержала бабушка,- сейчас никто не спешит помочь, только подтолкнуть горазды.
- Погоди ты,- одёрнул жену дед, и снова обратился к внуку,- Твой ведь больной. Ты за него и отвечаешь. При чём здесь консультанты?
- Но ведь диагноз нужно было поставить,- удручённо защищался внук.
- Так ты что, даже до ТАКОГО диагноза не смог додуматься?! Это же твой хлеб!
- Ну, допустим, это «хлеб» кардиологов.
Дед рассердился окончательно.
- Прекрати! Это ты бабке своей можешь мозги полоскать,- помолчал, барабаня пальцами по столу.- Значит так, заведующий, рано тебе людьми командовать. Их ведь ещё и учить нужно, а какой из тебя учитель. В общем, откажись ты от этой должности, не заставляй меня за тебя краснеть. А я завтра Коле позвоню, поинтересуюсь, что за больного ты ему подсунул,- пристукнул по столешнице ладонью и вышел. Слышно хлопнула входная дверь.

- Разволновался,- прокомментировала бабушка,- внеочередную сигарету пошёл выкурить. Ты, Сашенька, не переживай, никуда я ему звонить не дам. Только вот…. Может, действительно, отказаться тебе от заведования? Ответственность же какая.
- Ох, бабуля! Ну, хоть ты не травмируй меня уже.
- Не буду, не буду,- успокаивающе заторопилась та,- Ты у нас заночуешь, или….
- Или. Хватит мне на сегодня этих разборок. Да, деду Николай Иванович привет передавал, а я забыл. Так ты….
- Скажу, скажу, Сашенька. Сколько уж годков на пенсии, а всё переживает; эх, боязно мне что-то за старого.