В сказочной круговерти

Иван-Царевич подошёл к кромке болота и остановился. На душе было гадостно. В сапогах хлюпало, новый кафтан превратился в лохмотья, шапку вообще потерял.
«Нафига наряжался - знал ведь, куда иду. Эх, Царь-Батюшка, послал, так послал. Видите ли - сказка, традиции!.. Братьям хорошо. Выбрали девок из посада и развлекаются. А меня, как «опору и надёжу» сюда, куда Макар телят не гонял, лягушку искать. Эх, батя, батя... В каком веке живёт? Непонятно...»
Ладно, коль пришёл, надо оглядеться - то ли это болото. Взгляд Ивана наткнулся на взгляд огромной лягушки, восседающей на листе лотоса. Стрелы у неё не было.
«Может, не удержала? С арбалета запускал. Убойная сила о-го-го. Тут, не то что поймать, не прибило бы кого».
― Ну, здравствуй деви..., в смысле, зверь неведомый. А не видела ли ты стрелу мою, утром пущенную?
«Эка, как заговорил, прям сказочник».
Лягушка молчала.
«Может, что не так говорю».
Вдруг он услышал шорох и оглянулся. В этот момент, чуть поодаль, другая лягушка, которую он не приметил, превращалась в девуш... в женщину. Лет, эдак, пятидесяти. Кокошник, нос картошкой и сарафан, плотно обтягивающий арбузные груди. Низ тоже был соответствующий.
Иван немного опешил.
― Ну что нахохлился, ― заговорила новообращённая, ― Не сбылись ожидания?
Иван взял себя в руки:
― Понимаете, там по сказке, ну... как бы...
― Красавица должна быть? Умная, высокая, красивая и статная? Да и говорить ангельским голоском?
― Нет, вы не подумайте, ― замельтешил Иван, ― вы тоже ничего.
― Ладно, не трынди, хотя спасибо. Мамка я ихняя.
― Чья?
― Красавиц твоих. Вон они в дальнем конце болота, в камышах тусуются. Понравился ты им. Слышишь, как расквакались.
― А мамка ― это как у проститу...
― Ваня, не богохульствуй. Опекунша я. Кикимора. Слышал про такую?
― А я думал, что кикиморы…
― Страшные? Это всё сказки. Когда я превращаюсь в то, что положено по регламенту, начинается свистопляска. Кто меч выхватывает, кто убежать пытается, а кто и вовсе глаза выпучит, ни слова сказать, ни беседу поддержать. А так, какая никакая, а женщина, хоть и в возрасте.
― Так вы же можете в кого угодно превратиться.
― Эх, Ваня. С возрастом даже волшебство ничего поделать не может. Хоть с девичьим, хоть с лягушачьим. Я конечно пыталась, но, к сожалению, получается только так.
― Скажите, а вот эта лягушка, к которой я первой обратился, почему не превращается?
― Ну, милый, не все лягушки заколдованные. Вот эта как раз обычная. А обращаются к ней первой все, не только ты, потому что торчит она здесь как гвоздь, день и ночь. А чего торчит ― только ей и ведомо… Ладно, понравился ты мне, не брехливый вроде. Короче, Вань, в моём болоте только красавицы, а вот с умом туго. Ты как?
― Не. Батя за умной посылал, ну и красивой, чтоб братьям нос утереть.
― Тогда тебе дальше, в следующее болото. Но там опекун леший. А его победить надо.
― Биться насмерть?
― Очнись, молодец. Ты в каком веке живёшь? Какая битва? Всё гораздо прозаичнее. Его перепить надо.
― А! Так это легко, ― облегчённо выдохнул Иван.
― Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, ― загадочно произнесла мамка-лягушка.

Иван пошел дальше, вокруг болота. Оглянувшись, он на прощанье махнул приветливой Кикиморе рукой. Но та начала превращаться обратно и жеста видимо не заметила. Когда он поравнялся с камышами на дальнем конце болота, молодые лягушки начали подпрыгивать высоко вверх, при этом вытягивали ноги, недвусмысленно раздвигая их в стороны. Но Иван, глубоко погруженный в свои мысли, этого не заметил.
Тропинка, по которой он шёл, была замшелая и давно не топтаная. Из кустов, прямо на тропинку высовывались коряги, которые всё время надо было перешагивать. За одну из них Иван и зацепился. Правый сапог тут же «попросил каши», раскрыв «голодную пасть» так, что дальше идти стало невозможно. Ваня присел на ближайший пенёк, и из своего походного рюкзака достал скотч. Обычный, не волшебный. Но с помощью него он тут же совершил чудо, превратив сапог в прочный и надёжный сапог-внедорожник.
Удовлетворённо хмыкнув, достал из рюкзака фляжку с целебным напитком под названием «самогон». Сделав четыре мощных глотка, он почувствовал, что сил прибавилось, жизненный тонус подскочил выше крыши, а настроение… Захотелось запеть во весь голос, но вырвалась только отрыжка. Иван встал и засеменил дальше, надеясь добраться до следующего болота засветло.
Долго ли коротко, наконец, среди деревьев показались первые признаки болотистой местности. Вскоре под ногами захлюпала чёрная жижа. Иван остановился. Дальше идти было опасно ― можно было провалиться в трясину.
Было тихо. Ни лягушек, ни Лешего. Приглядевшись, Иван заметил на пеньке щуплого, сухонького старичка. Тот сидел и что-то увлечённо крутил в руках. Подойдя ближе, Ваня понял, что в руках старика кубик Рубика. Кубик был весь зелёный, и старик каждый раз поворачивая кубик к себе новой стороной, удовлетворённо хмыкал, радуясь победе над головоломкой.
― Дедушка, вы Лешего не встречали? ― Осторожно спросил Иван.
― А что его встречать, я ― он и есть, ― ответил дед, не отвлекаясь от своего занятия.
Иван не удивился, вспомнив слова мамки–лягушки.
― Тогда я к вам.
― Знаю-знаю, милок. Земля слухом полнится. Ты дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
― Дело пытаю, если, конечно, поиск жены можно делом назвать, ― сказал Царевич и покраснел.
― Ну, а чё ж не дело? ― Старик посмотрел подслеповатыми глазами на молодца. ― Коль ты аж сюда забрался, видимо плохо дело с женщинами в ваших хвалёных столицах.
― Я батин наказ исполняю. Он велел жену здесь сыскать, да и не из столицы я.
― Знаю, знаю. Это я так, к слову. Ты, милок, костёр разведи, а то время к ночи. Посидим, поужинаем, за жизнь поговорим, а там глядишь я тебе красавицу и подберу. Утро вечера мудренее.
Иван собрал хворост и развёл костёр. Старик щёлкнул пальцами, и перед ними появилась скатерть-самобранка. Чего на ней только не было! Картошечка с грибами, ягоды, какие-то коренья и даже жареные перепёлки. А венчала всё это стеклянная четверть с какой-то мутной жидкостью и два стакана.
«Вот оно ― испытание!» ― Подумал Иван и потёр руки.
Вдруг ему стало неудобно. Старик удивил его своей щедростью, а он не предложил ему ничего. Правда, кроме самогона ничего не было, ну, хотя бы это.
А самогон у Вани был что надо. Настоенный на травах, с отдушкой из дубовой коры. Спиртометром Иван не пользовался, поэтому крепости своего напитка не знал. Проверял крепость спичкой. Самогон вспыхивал чуть быстрей, чем ракетное топливо, а это был хороший знак.
― Дедушка, а давайте начнём с моего, так сказать, за знакомство. Должен же я что-то на стол поставить?
И, не дожидаясь ответа, разлил остатки самогона по стаканам.
― Ну, добре-добре, ― ухмыльнулся старик, ― с каждой минутой ты нравишься мне всё больше и больше.
Они взяли по перепёлке и чёкнувшись, опустошили стаканы. Леший неопределённо что-то крякнул, и ничком свалился с пенька. Через секунду донёсся его мощный храп.
«Вот и поговорили», ― подумал Иван и продолжил ужинать в одиночестве.
Утро наступило так же неожиданно, как и должно было наступить. Иван протёр глаза. Ни костра, ни скатерти самобранки, ни старика. О вчерашнем ужине напоминало только одно ― перегар.
«По крайней мере, ничего убирать не надо».
Иван встал и огляделся, ища глазами Лешего. Должен же тот подсказать, где у него красавицы, обещал как-никак.
Никого не увидев, он повернулся к болоту. Прямо перед ним, на замшелой кочке сидела лягушка. На голове у неё был маленький блестящий кокошник.
«Это она!» ― Радостно подумал Иван.
И тут же сник. Её надо было поцеловать.
«Эх, была, не была. Из сказки слов не выкинешь...»
Он нагнулся, закрыл глаза и мощно выдохнув, поцеловал нечто мокрое, холодное и пахнущее тиной. Когда он открыл глаза, его удивлению не было предела. Лягушка осталась лягушкой, только лежала на спине и конвульсивно дёргала лапками. Пары выдохнутого алкоголя на несколько секунд вышибли из неё дух.
Но тут волшебство взяло вверх, и полумёртвая лягушка превратилась в красивую девушку, правда белую как мел и пребывающую в полуобморочном состоянии. Всё может волшебство, но видимо самогонный дух оказался сильнее. Вон, даже Леший куда-то заныкался и носа не кажет.
Тем временем девица потихоньку приходила в себя. Она тупо смотрела то на Ивана, то на болото, пытаясь понять, где она и кто она и что за мужик перед ней. В конце концов, её мозг вернулся на своё место. Она покачала головой и посмотрев на Ваню сказала:
― Ну, ты и дал!
Иван с интересом рассматривал девушку. Светлые волосы, коса, тёмные, умные глаза и красивая фигура. Даже лежа в грязной жиже, она производила приятное впечатление.
― Извини, малость не рассчитал, ― смущённо проговорил Иван и протянул ей руку, предварительно надев перчатку, дабы не испачкаться.
Она встала. Так она выглядела ещё привлекательней.
― Я стоя должна была превращаться. Специально самое чистое место выбрала. А ты своим выдохом весь эффект загубил.
Она осмотрела своё платье:
― Ну и на кого я теперь похожа?
― Извини, ― ещё раз повторил Иван, ― давай лучше знакомиться.
Она подняла на него глаза:
― Я Квалёнушка... Тьфу ты... Давно человеческим языком не говорила, вот «ква» и выскакивает. прошу прощения за мой французский. Алёнушка я.
― А я ― Иванушка.
― Да кто бы сомневался.
― А что так?
― Ты сказку читал? В такие места только Иванушки и ходят.
― Да, но я ― Иван–Царевич.
― Вот-вот, именно Иваны–Царевичи.
Вдруг девушка смягчилась:
― Ты на мой тон внимание не обращай. Расстроилась я из-за платья. Расскажи лучше о себе.
― А что тут рассказывать? Царь, три сына, стрела, болото, лягушка, поцелуй, красавица. Ну, и жили, не тужили.
― Тогда у меня ещё проще. Красавица, злая колдунья, лягушка, болото, болото, болото до бесконечности. А в конце может и так, как ты говоришь… Слушай, а где этот алкаш старый?
― Который?
― Да тот с кем ты вчера вечерил ― Леший.
― Не знаю, я проснулся, его уже не было.
― Хорошо, без него обойдёмся. Ты, Ваня, мне нравишься. Но я считаю, что сказочные правила надо соблюдать. Поэтому я загадаю тебе пару загадок. Отгадаешь ― я твоя. Не отгадаешь… Всё равно твоя. Но правила соблюдены, да и в лягушечью кожу не больно охота. Готов?
― Готов.
― У какого молодца ночью капает с конца? Это первая.
Сверху чёрное, внутри красное, как засунешь так прекрасно. Это вторая.
Иван аж подпрыгнул:
― Ты где такой похабщины набралась?
― Похабщины? Да это из детского журнала «Мурзилка».
― Ни фига себе журнальчик! Он случайно журналу «Плейбой» не родственник?
― А «Плейбой», это про что?
― Это... ― Ваня сосредоточенно наморщил лоб. ― Да в общем тоже про лягушек заколдованных. Колдун там только не злой, а игриво-своеобразный. Ладно, говори отгадки, тут я точно не спец.
― Эх ты, Ваня-Ваня... Это ж проще простого! Первое ― это кран, а второе – галоши.
«Интересно», ― подумал Иван, ― «загадки не из «Плейбоя» колдун придумывал? Больно уж они... Эдакие».
― Всё, ― торжественно перебила его мысли Алёнушка, ― приличия и правила соблюдены, и теперь, по сказочному закону ― я твоя жена. Подгоняй карету, будем сказочное приданное грузить.
― Так это... Я пешком пришёл.
― Как это?
― Ну, так, нет у меня ни кареты, ни телеги.
Дева загрустила:
― Понимаешь, Ваня, одним из условий убытия меня отсюда является приданое, с которым я не имею права расставаться. А там его два сундука. Пешком не утащим.
Иван задумался:
― Видел я недалеко отсюда брошенный трактор «Беларусь» с тележкой. Если он на ходу, то это выход.
― А что такое трактор?
― Как бы тебе объяснить. Конь такой железный о четырёх ногах.
― Вот и отлично. Ты пригони коня, а я пока всё подготовлю.
Иван поцеловал на прощанье Алёнушку, и широко зашагал по тропинке, навстречу долгожданному счастью. Когда болото скрылось из виду, до его слуха донеслось мелодичное:
― Ваня, я твоя навеки!..
«Не зря я сюда пришёл», ― подумал Ваня, закативши глаза под лоб от удовольствия, и тут же заблудился, потеряв из вида тропинку. Сколько шёл он, цепляя репьи, матерясь и срывая досаду на попадавшихся на пути мухоморах, неизвестно. Но всё-таки наткнулся на тот самый трактор. Наткнуться-то наткнулся, а с какого конца к этому чудищу подступиться ― не знает. Походил, походил вокруг. Попинал для порядка ржавую железяку сапогом-внедорожником, плюнул в сердцах, да и пошёл дальше искать что-нибудь попроще, да попонятней.

Не успел за Иваном след простыть, как из кустов вылез помятый Леший.
― Алёнушка, а я всё слышал, ― мягко обратился он к пыхтящей девице, тщетно пытающейся закрыть сундук, набитый доверху.
― А, проснулся!
― Мне показалось, или вы тут своевольно всё порешили? ― спросил Леший, хитро заглядывая Алёнушке в глаза.
― Слушай, дед, ― резко повернулась к Лешему выбившаяся из сил девица, ― скажи спасибо, что мы эту дурацкую церемонию без тебя провели. Пожалела я тебя старого, да видимо зря. Представляю, какой ты в это время, после Ваниного самогона, в кустах валялся. Думаешь я не знаю, где ты спал? Единственный куст в лесу, у которого от твоего выхлопа листья в трубочку свернулись.
― Ладно-ладно, не шуми, ― примирительно пробормотал Леший, ― я разве против? Я ― только за. Ты девушка умная, да и Ваня не дурачок. Да, кстати, где он?
― Похмелиться не с кем?
― Всё-всё. Не буду мешать. Исчезаю.
И исчез, растворившись в воздухе.
― Ну, мужики! ― Алёнушка обессиленно уселась на сундук, и немного наклонив голову, тихонько, с умилением произнесла: «Иванушка...»
Тёмная вода забурлила, расступилась, и вышел на берег... Вышел это так, для понятности. К ногам Алёнушки выползло желеобразное чудище. Алёнушка, поборов рвотный позыв от увиденного, мило улыбнулась;
― Привет, Водяной. Не думала, что ты тут.
Водяной глянул на неё злобными, заплывшими глазками.
― Ты, девка, мне мозг не крути. Опять сюда человечина приходила, я чувствую. Вы у меня с Лешим допрыгаетесь.
― Ой-ой-ой, напугал. Когда не целованная была, твоя власть. А сейчас отвали, опоздал ты. Замужем я теперь за Иваном-Царевичем.
― За Иваном-Царевичем, ― передразнил Водяной, ― поглядим ещё, ― прошипел он и тихо скрылся под водой.
Алёнушка показала воде язык, и еле слышно добавила:
― Раскомандовался тут!



Тем временем Ваня, в поисках средства передвижения для своей суженой, вышел к какой-то деревушке. Сказочно покосившиеся домики создавали впечатление некой заброшенности. Во дворах в пояс колосилась трава. Блеяла, кудахтала, мычала, крякала и гавкала живность, но людей видно не было. Ваня обнажил меч и медленно двинулся вдоль улицы.
Поплутав по пустынным закоулкам, Иван вышел на площадь. Собственно, он уже давно двигался на звуки ликующей толпы. Все жители деревни были здесь, а перед ними, нелепо разнаряженный в тряпки то ли клоуна, то ли уличного зазывалы, выступал... Змей-Горыныч. Как угодно Ваня представлял себе грозу сказок, но только не в роли скомороха.
Вдруг наступила пауза. Народ расползся по краям площади и, найдя тенёк, расселся, видимо отдыхать. Змей куда-то пропал. Ваня перешёл площадь и зашёл за угол избы, на которой красовалась надпись «Народный клуб». За углом, привалившись к стене, сидел Змей-Горыныч, и с грустным видом курил во все три головы.
― Доброго времени суток, ― поздоровался Иван.
― И тебе не хворать, ― не глядя на него, в три голоса, ответил Змей-Горыныч.
Потом одна из голов повернулась:
― Иван-Царевич, ты что ль?
― Откуда знаешь? ― удивился Иван.
― А что тут знать то? Меч, сапоги, один из которых сапог-внедорожник, кафтан не первой свежести, и шапку где-то посеял. Не иначе, как на болотах. А туда только Иваны-Царевичи и ходят.
― Лихо, ― улыбнулся Иван, и тут заметил, что к лапе змея привязана толстенная цепь.
― А я вижу, ты тут не по своей воле. Расскажешь?
Головы переглянулись:
― Давай расскажем, может он поможет?
― Короче, живут здесь дед с бабкой, и есть у них курочка Ряба, несёт она золотые яйца...
― Эту сказку я знаю, ― перебил Иван, ― но чувствую, без интерпретации тут не обошлось.
― Ага! Украл я её и хотел продать в соседнем лесу на сказочном базаре. А она говорящая оказалась. Ну и сдала меня дядьке Черномору и его тридцати трём спецназовцам. Вот меня и пристроили деревенских развлекать, пока тем не надоест.
― А сказку про курочку Рябу, ты конечно не читал?
Змей Горыныч потупил три пары глаз, склонил три головы и, кажется, чуть покраснел:
― Я читать не умею.
Потом глубоко и печально вздохнул, да так глубоко, что Ивану пришлось схватиться за ту самую цепь, чтобы не засосало, и виновато произнёс:
― Может поможешь, Вань?
― А ты воровать больше не будешь?
― Даю голову на отсечение, ― сказали три головы и загадочно посмотрели друг на друга.
― Ладно. Дед с бабкой тоже здесь, на площади?
― Не, старенькие совсем, дома сидят.
И Горыныч объяснил Ивану, как найти дом.
Если бы изба стариков не была сказочной, то её смело можно было бы назвать руинами.
Старики вышли на крыльцо.
― Здравствуйте, люди добрые. Я свободный строитель. Вам помощь не нужна?
― Масон, что ли? ― опасливо спросил дед.
Ваня понял, что реклама услуг ― это не его, и быстренько добавил:
― Да нет. Я могу вам дом поправить и во дворе убраться. А вы меня за это покормите.
―Ну что ж, мил человек, ― добродушно сказала бабка, ― коли так, заходи, как раз к обеду поспел.
Стол в избе действительно был накрыт.
В тарелках был налит суп из яиц и крапивы. Посередине стола стояла большая сковорода с яичницей глазуньей, а в стаканах красовался яичный напиток.
― Вкусно у вас, ― сказал Ваня, еле-еле впихнув в себя третье блюдо. ― Любите яйца?
― Пойдём, ― сказал дед, и молча, потащил Ивана во двор.
Дед открыл сарай, и всё стало понятно. Сарай доверху был набит золотой скорлупой.
― Несётся окаянная, как не из себя. Вот поэтому всё из яиц, а скорлупу сюда. Ты бери себе, сколько нужно, ― с надеждой заговорил дед, ― нам без надобности, а куда её девать ― ума не приложу...
― Да мне, в общем, тоже она ни к чему ― задумчиво проговорил Иван. ― Дед, давай так. Я всё, что обещал, сделаю. Со скорлупой что-нибудь придумаем. А вы с бабкой вместо платы отдадите мне Змей-Горыныча. Дед всплеснул руками:
― Да забирай ты его, ради бога. Из-за его концертов люди хозяйство побросали. Скотина хиреет, избы валятся. А так, можа народ за голову возьмётся.
На том и порешили. К яичному изобилию Ване пришлось привыкнуть. Работа спорилась. Вскоре дом стариков приобрёл достойный вид. Крышу Ваня обмазал яичным белком и посыпал тёртой золотой скорлупой. Крыша засияла как купол церкви. Старикам идея понравилась и по окончании работы, напихав Ивану, полный рюкзак варёных яиц, они распрощались, напутствуя молодца добрым словом.
Стемнело. Змей-Горыныч сидел на своём любимом месте, облокотясь на стену «Народного клуба».
― Ты же, дурья башка, сказал, что покупатель надёжный, ― возмущённо говорила левая голова правой.
― Да если бы эта дура золотая ему с три короба не наплела, он бы её купил. Ему пофиг где мы её взяли, ― оправдывалась правая.
― Заткнитесь обе. Могли спокойно свалить, если бы вы меня слушали. Бежали бы в одну сторону, а не кто куда. Ноги то общие. Да что с вас взять. Что бы я с вами ещё связалась, да не в жизнь.
Так их Ваня и застал. Правая голова отвернулась вправо, левая влево, а средняя гордо смотрела в небо, так как отворачиваться было некуда. Увидев такую картину, Иван усмехнулся:
― Гляжу, жарко тут у вас. Ладно, не ссорьтесь. Я вам весточку хорошую принёс.
― Ой, Ваня. Не забыл бедного дракончика.
Иван достал из кармана ключ, который дали ему старики, и освободил Горыныча от цепи.
― Свободен ты теперь, кончилось твоё заключение.
Ивану показалось, что Горыныч всхлипнул.
― Знаешь, Ванюша, я доброту помню. Буду верен тебе до конца своих дней. Приказывай, что хочешь, всё исполню.
― Горыныч, я пока сам справляюсь, да и дел у тебя поди накопилось, пока ты здесь сидел. Так что пойдём каждый своей дорогой. Согласен?
― Согласен. Тогда от души спасибо.
Они обнялись и разошлись в разные стороны.

Иван вышел за околицу. Огромная луна придавала ещё большей таинственности Ивановым приключениям. Не успел он сделать и двух шагов, как услышал:
― Стой, куда прёшь! Раздавить меня захотел, чёрт ногастый.
Иван начал озираться, застыв в нелепой позе с поднятой ногой. И тут лунный луч высветил маленького, лохматого, как показалось сначала, зверька.
― А, это ты, ёжик, не головы не ножек.
― Сам ты ― не весь Иван-Царевич.
― О, так ты меня узнал?
― А что ж не узнать? Сапог этот, внедорожник, кафтан весь в репьях, да и шапки нет, небось на болоте потерял, а туда только Иваны-Царевичи и ходят.
«Где-то это уже было...» ― подумал Иван-Царевич.
― Наслышан, наслышан, что ты Горынычу и старикам помог, да и вообще деревню к жизни вернул. Поможет ли это Горынычу? Не знаю. Ладно, у него аж три головы, пусть думает. ― Философски изрёк Ёж. ― Эх, Ваня, добрый ты, помогу тебе за это. Ты ведь хочешь зазнобу свою с болота вывезти. Так?
― Да, только не на чем, ― ответил Иван.
― Ну, это не беда, ― загадочно произнёс Ёжик и повернувшись, позвал куда-то в темноту, ― Лошадка-а!..
Резко опустился туман, и из него появилась лошадиная голова:
― Не шуми, тут я.
― Слушай, тут такое дело, человеку помочь надо, ― и ёжик показал на Царевича.
― Надо ― поможем, ― ответила Лошадь и медленно растворилась в тумане.
Ёжик повернулся к Ивану:
― Есть одна проблемка ― повозки нет...
― Есть, ― вспомнил Ваня про тракторный прицеп, ― правда тяжеловатая.
Иван замолчал, как бы не решаясь спросить:
― Слушай, Ёжик, а вы ведь с Лошадкой мультяшные, а не сказочные. Как вы тогда тут оказались?
― Знаешь, Ваня, здесь очень тонкая грань. Ведь те, кто придумывает мультики, делают это под влиянием прочитанных сказок, или чего-то ещё, как в нашем мультике. Поэтому не мудрено мультяшкам оказаться в сказке, а сказочным героям в мультиках. А насчёт Лошадки не сомневайся, она любую повозку сдюжит, в этом случае она сказочная.
«Ни фига себе какие ёжики умные бывают», ― с удивлением подумал Иван-Царевич.
Долго сказка сказывается, да быстро дело делается. На том и порешили. Утром в путь, на болота, Алёнушку выручать.


Леший, Алёнушка и Кикимора сидели на сундуке с приготовленным приданым. Перед ними вальяжно расплескавшись по поверхности болота, подперев голову рукой, вещал Водяной:
― Послушай, девица. Куда ты собралась? Это же очередной Иван-Царевич. Сколько их уже здесь перебывало. Я ведь по твоей просьбе ни одного не утопил, а некоторых ― стоило!
― А этот ― другой, ― упрямо насупилась Алёнушка.
― Ага, другой. Про того, который за твоей спиной, всех лягушек в двух болотах перецеловал, ты тоже так говорила.
― Что ты завёлся, ― улыбнулась Кикимора, ― мне он показался умным и тактичным.
― Ага-ага, ещё и щедрый! ― вмешался Леший.
― А ещё он добрый и красивый, а тебе лишь бы утопить кого-нибудь не разобравшись, ― в сердцах сказала Алёнушка и на глазах у неё выступили слёзы.
― Ну вот, опять двадцать пять, ― буркнул Водяной, ― чуть что, сразу глаза на мокром месте...
Кикимора слезла с сундука и подошла к Водяному.
― Водя, ну что ты упёрся? Не видишь, влюбилась девочка серьёзно. Давай уже её отпустим. Глянь, на неё ж смотреть жалко, такая расстроенная.
― Да вижу я... Кика, ты пойми, она же моя любимица, волнуюсь я за неё. Я ведь не против. Этот Иван, предыдущим Иванам не чета, но он же её из сказочного леса вывезет, а там кто знает, как всё сложиться?
― Вот и посмотрим, ― снова улыбнулась Кикимора.
― Ладно, обратился Водяной к Алёнушке, будь по-твоему. Но если что, сразу возвращайся, не задерживайся. Сказочный лес, да и мы все, всегда тебе рады.
― Это дело надо отметить, ― потёр руки Леший.
― Я тебе отмечу! ― Благостное выражение лица Водяного как ветром сдуло. ― Я с тобой после поговорю.
Незаметно смешавшись с болотной водой, Водяной медленно исчез.
Кикимора обняла Алёнушку:
― Я думаю, всё у вас будет ладно, хороший он, тебе под стать.
И, как подобает сказочному персонажу, мгновенно исчезла, подняв небольшой ветерок.
― А я с тобой посижу, ― сказал Леший, ― может Ваня на радостях подарочек какой привезёт.
― Леший, ты неисправим, ― улыбнулась Алёнушка, ― лишь бы сам вернулся.
― Вернётся, ― мечтательно произнёс Леший, ― я б к такой вернулся, ― и тут же задремал, притулившись к Алёнушкиному плечу.

Сколько времени прошло, то неведомо. Ваня со своими новыми друзьями и тележкой всё-таки добрались до болота. Алёнушкиной радости не было предела, да и Ваня был счастлив.
― А у Царевича губа не дура, ― увидев девицу, резюмировал умный Ёж.
Тем временем Иван-царевич, встав на одно колено, взволнованно произнёс:
― Алёнушка, будешь моей женой?
― Да, Ваня, ― улыбаясь, ответила Алёнушка.
В прибрежных камышах тихарились Водяной, Кикимора и Леший.
― Ёк-макарёк, как у людей всё просто: будешь моей ― буду, и все дела, ― прошептал Леший.
Кикимора посмотрела на Лешего:
― Ну, не скажи Леша. Это сначала просто. Самое сложное начинается потом ― совместная жизнь. Она-то и покажет, надолго это «просто» или нет.
― Точно Кика, ― поддакнул Водяной.
В конце концов сборы были закончены и процессия тронулась. Алёнушка незаметно помахала рукой камышам, которые тут же зашевелились. Это Леший, в порыве чувств, попытался помахать Алёнушке в ответ, но был остановлен Кикиморой и Водяным.
― Леший, не отсвечивай, ― злобно зашипел Водяной, ― пусть Иван быстрее от сказок отвыкает. Чем быстрей отвыкнет, тем легче будет ему возвращаться в реальную жизнь.
Если бы Водяной знал, как он ошибается в тот момент.


На опушке сказочного леса появился сказочный обоз. На ржавом тракторном прицепе стояло два диковинных сундука, на одном из которых восседала прекрасная девушка. На переднем конце прицепа сидел Ёж, и время от времени звал:
― Лошадка-а!..
Вожжи, которые он держал, уходили вперёд и терялись в облаке тумана, удивительным образом двигающемся перед обозом. Из тумана доносилось лошадиное фырканье, и время от времени:
― Да тут я, не шуми.
Замыкал процессию молодой человек в рваном кафтане и с непокрытой головой. Он постоянно поглядывал в небо, туда, где Змей-Горыныч пытался разогнать стаи метких птиц. Птиц, которые не нарочно, а только из-за причуды природы пытались нагадить на путников, появившихся словно ниоткуда.
Иван посмотрел на дорогу, пыльной змеёй убегающую за горизонт. Туда, где его дом, батюшка Царь, братья, постоянно подтрунивающие над ним, но, тем не менее, горячо им любимые. Потом он посмотрел на Алёнушку. Она была прекрасна. Прекрасна сказочно и нездешне. Её открытое лицо было безоблачно и беззащитно. Сможет ли она оставаться такой в реальной жизни? Его терзали сомнения. Прав ли он, вырывая эту чистую душу из сказки, из святого неведения? Не поступает ли он, как обычный эгоист?
Иван остановился и повернулся к сказочному лесу. Лес переливался всеми цветами радуги в лучах приветливого солнца. Вековые дубы, как стражи выстроились вдоль опушки. Изящные берёзки, изогнувшись, словно приглашали пройти между ними, и, углубившись в лес, вновь попасть в сказку. А ели грациозно махали лапами, не оставляя сомнений, что зовут они именно его. И в эту минуту Иван понял, что обязательно сюда вернётся. Не наведается, а вернётся насовсем. В этот счастливый, не хитрый, понятный сказочный мир,
Который, познав однажды, забыть уже невозможно.
Иван-Царевич лихо повернулся на каблуках, и побежал догонять сказочный обоз, который поднял не сказочную пыль, скрывшую его от посторонних глаз.