В июле 42-го

«Звезды… Какие же они яркие… Какие они близкие в этом июльском крымском небе… Как будто совсем нет войны… Дома они не такие - маленькие светлячки где-то очень глубоко в небе…А здесь…Вот сейчас он протянет руку и дотронется до той, самой яркой …
Волны убаюкивают…Укачивают…Ласково нашептывают что-то, как мама в детстве… Лишь бы не заштормило…надо продержаться еще сутки… день.. хотя бы час…Спать, как хочется спать… Чтобы не заснуть он рассказывает своей знакомой звездочке как красива его Еленка…А вот и она…Ну откуда она здесь?
Подошла, гладит по голове…Держит за руку, улыбается…Как же хороша ее улыбка…Зовет за собой… Уходит…Почему-то уходит в глубину…»
Он открыл глаза. Над ним было то же небо. Звезды. Еленки рядом не было… Он почти сполз в воду. С трудом он вскарабкался назад на свое утлое плавсредство – чью-то бывшую дверь… Резную, красивую… Какие секреты она когда-то таила?..
«Нельзя спать. Нельзя. Нельзя потерять сознание… Тогда это ласковое море станет могилой… А раненая нога так щемит… Так тянет закрыть глаза и забыть последние дни… Вчера ушел в морской покой Витька … Веселый он был… Шутил …Только ранение было тяжелое… А бревно под ним совсем маленькое…Он исчез ночью, и никто никогда не узнает умер он или ушел в море живым.
А глаза закрывать страшно… Там опять эти дни… Кровь, стоны… И тот старик… Он так похож на деда. Старик держал на руках пацаненка лет 4-5, внука наверное… Старик вошел в воду, когда вода стала по грудь, он перекрестился, перекрестил внука, закрыл тому глазенки и шагнул в вечность, в бессмертие…А мальчонка так доверчиво улыбался, прижимался к деду, словно понимал, что по-другому – нельзя…
Страшно…Страшно закрывать глаза…Тогда оживают голоса … Взводный, матерясь вновь и вновь бросается с гранатой на немцев… Тогда он с собой забрал пятерых… Сколько же еще он будет слышать последние слова взводного «Мама, я люблю тебя!»?…»
В тот день на этой узкой полоске суши в одной из бухт Севастополя с ними были и те, кто воевать не должен –старики, женщины, дети… Перед ними было стыдно – не смогли уберечь их от этой беды…Эвакуировать всех было уже не успеть - немцы были везде…И была жара...Адское пекло, растворяющее в себе все:небо, воздух и саму жизнь...А воды не было даже для детей и раненых...
«Опять…Опять этот голос…. Спокойный и мягкий…Голос жены командира батареи: «Егор, вначале меня. Детей потом». И снова ее глаза…Как на маминой иконе у Богородицы, - горькие, чистые и уже покойные… А дети, Наташа и Сенька, так и не поняли, что с мамой, почему так кричит папа, и что так больно их ужалило, после чего погасло солнышко…Они улыбались отцу. А тот…Тот выл в бессилии что-то изменить, прикрыть собой эти три самые дорогие жизни. Он выполнил свой долг Солдата до конца: он не побежал, он не сдался и своих не сдал… Последний патрон оставил себе.
Господи, ну зачем они опять орут…Орут и орут каждые полчаса: «Gehe, schwimm hierher! Hierher! Ergib sich, der Russe!» … Сами вы…»
Мальчишка – матросик устало закрыл глаза… Звезда над ним стала ослепительно яркой и погасла. Утром был немецкий багор, которым его вытащили из воды… Конвой… Немецкий лагерь… Пожилой краснофлотец, отдававший ему свой хлеб… Побег… Суд… Снова фронт…
Он дожил до Победы. А в тот день, 6 июля 42 года, ему исполнилось 20.