Элис, Горыныч и красный бант

... За окном медленно уплывало здание вокзала: большое, неповоротливое, сонное. Вагоны рядом с ним казались какими-то мелкими и суетливыми - как будто огромная рыба с золотисто-бежевой чешуей надменно скользила взглядом по вертким спинам зеленых мальков. И утреннее солнце, как веселый красный поплавок, так и маячило на горизонте.
Вот так. Еду из Тулы, а ни пряников, ни каких-нибудь захудалых коврижек – только черствая плюшка в пакете да бутылка кваса. Есть хочется… Я спешила, опаздывала на поезд, поэтому магазины и кафешки напрасно зазывали меня приветливыми вывесками. Да и то сказать – чего мне здесь задерживаться? Ни друзей, ни родных, ни экскурсионных программ с обязательными самоварами и ружьями – только срочное дело, которое и приятным-то не назовешь. Умерла тётка – старая, сварливая, практически мне чужая. Я оказалась единственной родственницей. Принимай, босота, наследство – дом-развалюха да старый альбом с фотографиями. Альбом прихватила скорее машинально – лица в нем были незнакомыми, хотя наверняка принадлежали моим прабабкам и прадедам.
Ни матери, ни отца я почти не помнила – еще в дошкольном возрасте попала в больницу с тяжелой болезнью, требовалась срочная смена климата, вот и отправили меня на юг, к маминой родне. Седьмая вода на киселе, а все ж таки кинулись спасать – приехали за мной из далекой Ялты, поселили у себя. А следом прилетело страшное известие – во время пожара погибли родители, сестру-двойняшку тётка отправила в детдом. Мои благодетели ее не искали – своих детей семеро по лавкам. Я была слишком мала. Оформили опекунство, вырастили, вылечили. А сестра с тех пор как в воду канула…
…Тяжелый альбом, всю руку оттянул. Лица, лица… Стоп. А вот это… Это же я. Почти такая же, как на фото из ялтинской жизни: обиженные губы, сложенные треугольником, большой бант в горошек. Сижу под боком у красивой, стройной женщины. Мама. Как давно я её не видела – в Ялте не было наших семейных фотографий. А папа – до чего хорош! Брови вразлет, военная выправка. И по левую руку от него – мое отражение. Копия. Клон. Сестрёнка, где ты???
…Сердце заныло, принесенный услужливой проводницей чай как будто приобрел привкус полыни. Чтобы хоть как-то успокоиться, нервно сыпанула еще сахара, застучала ложкой по стенкам стакана. Зашелестела простыня, пассажир на верхней полке заворочался. Ну вот, разбудила человека.
- Простите, я тут… В общем, отдыхайте, больше не потревожу. Вам далеко ехать?
Нахальный голубой глаз оценивающе зыркнул на меня из-под белых ситцевых сугробов. Свесилась прядь волос, выкрашенная в неистовый фиолетовый цвет. Тонкая рука, унизанная серебряными кольцами причудливой формы, отодвинула край простыни.
- Я на юга. Туса у нас там собирается. Квартирник, фрэнды, всё такое… Горыныч концерт даёт. Альбом у него новый вышел. Не слышали?
Я молчу. Вглядываюсь в заспанное лицо. Где я её видела?
- Чаю хотите?
Женщина (Сколько ей лет? Под таким гримом и возраста не видно!) оживляется:
- Это можно. У меня и печенье есть. Меня Элис зовут. А Вас?
- Ирина. Вы слезайте, слезайте.
Новая знакомая ловко спрыгивает вниз, подтягивает короткие, бесстыжие шорты.
- О!!! Какой у Вас фолиантище! Можно? Страсть как люблю старые фотки смотреть. Там воротнички разные, пенсне. Винтаж, короче.
…Быстрые пальцы небрежно порхают по страницам и вдруг замирают:
- Откуда это? Фотография! Вот! Это же я, я!!!

…. И, как будто под рукой невидимого гримера, под растерянной улыбкой, под градом слёз проступает до боли знакомое – моё! – лицо.
Потом мы ревём в унисон, обнявшись, остывший чай дрожит в стаканах, но еще больше дрожат наши губы:
- Алька! Я тебя столько лет искала! Уже и не чаяла увидеть!
- Ииииирка…. – всхлипывает сестра, вытирая щеки фиолетовой прядью.
И я неожиданно прыскаю в ладонь, представив, до чего уморительно смотрелся бы сейчас на этих волосах тот самый бант.

…А через сутки, почти оглохшая от звуков электрогитар и барабанов, я восторженно ору мужу в телефонную трубку:
- Тут Горыныч! Новый концерт! Мы! С сестрой! Слушаем! Что? Какой сестрой? Единственной!!!
И слышу взволнованный голос:
- Ничего не понял. Ладно, потом расскажешь. Слушай, Алиска нашлась! Открываю дверь – тарам-парам! Сидит. Уму непостижимо, как она нас разыскала на новом месте, гулёна усатая. Худющая – жуть! И какая-то грязная тряпка на шее – красная, в горошек. Сидит сейчас у меня на коленях и мурлычет: «Всё будет хорошо, хозяин! Теперь всё будет хорошо…»