Я работаю участковым фельдшером в не очень большом городе и большая часть работы проходит на вызовах. Врач ведёт учёт и выделяет направления, а мне приходится делать уколы и прочее по ситуации. Давление, массаж онемевших мышц у престарелых и приболевших, ну, и реабилитация послеоперационных больных. Такой график мне удобен: я могу среди дня придти домой и немножко покараулить детей. Их двое, в пятом и девятом классе, сын и дочь. В таком вот порядке они родились и ничего не изменилось в их месте внутри меня. Дочка так и осталась любимицей и отрадой, а сын был к ней вроде негармонического приложения: сорванец и неслух. И дочь за ним приглядывала с самого рождения. А я за ней. Так мы и жили. Муж? – Как и у всех, он зарабатывал деньги и на них мы покупали что-то основательное. Поэтому дома он только завтракал, ужинал и ночевал. Он не очень выпивал, почти не гулял и проблем своим присутствием дома не создавал совершенно. Дети его присутствию по выходным радовались и в такие дни случались вылазки на природу или вообще куда-то, куда в обычные дни не попасть.
Я в такие дни отдыхала ото всех и полдня бездельничала, даже не пытаясь разобраться с вечным домашним хаосом. И поднималась с постели только к обеду. Надо что-то приготовить и встретить возбуждённых и довольных деток и мужа. Быть отцом ему нравилось и дети на этом катались с редким удовольствием и умением. Тройки и двойки по математике и химии доставались мне, а с ним они делились высшими ценностями. Хорошо, хоть так, у других и вообще отцы кроме подарков на дни рождения других обязанностей не признают. То есть, у нас всё в порядке и моя работа тому хорошо способствует. Весу во мне лишнего не было отродясь, даже после беременностей я сильно не располнела, а так и оставалась худенькой лошадкой. И очки на мне всегда одни и те же. Ещё с медучилища. Там я немножко подпортила себе зрение. И очки надевала, чтобы точно найти вену или с первого раза попасть куда надо, ставя капельницу. Глаза больного я видела всегда, даже, если он их прикрывал или отворачивался. И дети мои не могли мне врать, поскольку я тут же всё выкладывала наружу.
Сегодня у меня до обеда проблемный больной, доктор Сайкина сказала, что появились осложнения после операции и за ним надо смотреть в оба. Он из онкологии. Такие в нашей обойме состоят на особом учёте и у моих коллег вроде погребальных обязанностей. Редкие выживали и привыкнуть к этому не просто. Иногда, что для доктора её уровня немаловажно, она заходила к нему сама. Сегодня утренний цикл посещений прошёл в обычном режиме и я после домашних дел сразу же отправилась по ключевому адресу сегодняшнего дня на Арсенальной улице. Это такой уголок в нашем городе, где все дома с хорошими квартирами и чистыми подъездами. Врач выписала кучу всяких процедур и я со всем этим должна дождаться какого-то результата, положительного, отрицательного или никакого. Доложить ей и она будет думать, что делать дальше.
Мужчине вырезали кое-что значимое и после этого не всякий выживает. Весь комплекс процедур доктора Сайкиной для больного обошёлся мне в полтора часа каторги уговоров и увещеваний. И всё же я это сделала и теперь вздохнула с облегчением. Но больной вроде и ничего не почувствовал. Так бывает во время глубокого эмоционального шока. Ощущения отключаются – щёлк и всё, будто свет рубильником и глаза становятся рыбьими – ни боли, ни радости, и вообще: Ни-че-го! Я смотрела на него и не знала, чего ждать. Мог и отключиться. Со мной за ним наблюдала молодая женщина, её зовут Эмма и она часто бывает у него днём. Кто она ему, я понять не успела, да и не к чему мне это, раз присматривает и то ладно. Канцерогены всегда с фокусами и сюрпризы возможны в любое время суток.
Прошло минут пятнадцать-двадцать и больной стал приходить в себя. Потом расслабился и уснул. Это нормальная реакция и я свою миссию на сегодня выполнила. Я всё занесла в журнал и попрощалась с молодой женщиной. Её глаза мне не понравились. Чем? – Не знаю, не понравились и всё!
Осталась одна послеоперационная бабушка. К ней нужно придти с продуктами. Я кое-что прикупила и открыла дверь ключом. Бабушка дала, чтобы не вставать лишний раз. Сил ей хватало, чтобы чуточку держать себя в форме и только. Готовила она простое и немудрящее из нынешних суррогатов, на большее не было ни сил, ни средств. Но она тихонечко выбиралась из ступора и сейчас уже находила время смотреться в зеркало, а это уже что-то. Бабушка мне уже была рада по-настоящему и мы с ней после процедур немножко посплетничали. Это хорошая терапия и я ею всегда пользовалась.
Дома было немножко стирки и забот с русским у сына. Денис его не терпел с самого начала и все эти фокусы с фонемами и морфемами едва-едва проехал. Я и сама поражалась идиотизму школьной программы, но что делать? Сейчас появились новые заморочки и со мною он их всё же одолевал. Люська всё проскочила и я даже не заметила, как это случилось. Сейчас она разбиралась с русской классикой и сравнивала её с западной. Приходилось быть на уровне и читать самой, чтобы быть в курсе. Папа у нас инженер и читает только справочники. Но сегодня нас волнует русский и Люська меня вдохновила на подвиги с братом. Сестру он в этих делах не принимал всерьёз и соглашался сотрудничать над уроками лишь при моём участии. Мужское в нём уже полыхало всеми цветами радуги.
Следующий день с утра начинался пробежкой по лёгким больным, к часу дня я была с продуктами дома и готовила обед. Он у нас всегда из свежего. И детки его уминали с аппетитом и похвалами в мой адрес. Муж, я уже говорила, дома не обедал. А ужин проглатывал устало и едва шевелясь, погружённый в мировые проблемы.
В 14.30 я уже звонила в дверь проблемного больного, на этот раз открыла его мама. Ей где-то под шестьдесят, но выглядела она отлично. И болезнь сына перенесла внутри себя, чтобы не давить на него ещё и своими эмоциями. Он мог сгореть в течение месяца-двух. Или протянуть пару лет. В лучшем случае пять-семь, но с интенсивной терапией и кучей всего и всякого. Я по её глазам поняла, что ничего страшного за время моего отсутствия не случилось, а остальное – нормальный ход.
Доктор Сайкина на утреннем совете всё мне выложила и теперь я с новым листком должна провести процедуры, в том числе и массаж. Там же надо отметить реакцию больного на всё это. Так что опять не менее двух часов. Мама молодого мужчины наблюдала за всем издали и ни единого звука не издала. Когда он уснул, она задержала меня и стала в который уже раз копаться во всём, что касалось симптомов и рефлексов.
- Надеюсь, вы понимаете, что мне нужно? – заметно волнуясь, спросила она. Как он засыпает здоровым и бодрым, она ещё не забыла и нынешний сон-забытьё осилить не могла. Иногда дыхание сына становилось поверхностным и совершенно незаметным, лицо белело, пульс почти не прослушивался и она впадала в панику, считая это уходом в другой мир.
- Уходят совсем не так и у вашего сына это будет очень заметным, - успокоила я её.
- И всё же, куда он двигается? – настаивала она.
- Пока никуда. И именно сейчас нужно вложить в него столько, чтобы всё в нём двинулось в сторону жизни. Если он примет наши процедуры и вливания, значит прок налицо.
- Надо, чтобы он принял?
- Да и это всё, что мы можем.
- Я стала ходить в церковь, думаю, хоть это как-то поможет. Но – нет, с ним всё то же, а душе покоя нет совершенно.
- Я иногда тоже захожу, - призналась я, - и всё уношу назад. Не получается переложить на плечи всевышнего. А просто так оставить вместе со свечкой – это же вроде подкидыша!
- У вас дети взрослые? - спросила она.
- Ещё школьники.
- Значит, всё впереди, - вздохнула она. Она удивления не выдала, но я и так поняла, что выгляжу старше своих лет. Поэтому и приняла почти за ровесницу.
- Пожалуй, что так, - согласилась я и стала собираться. Меня ждала послеоперационная бабушка. Надо зайти в молочку и купить кое-что. Холодильника в её доме нет. Мама молодого мужчины смотрела на меня и я видела, что оставаться наедине с сыном она уже боится. Однако профессия выработала и некоторый цинизм. У каждого своя боль и на всех меня не хватит. Слишком её много вокруг.
Бабушка держалась молодцом и заглядывала в глаза, ожидая поощрения. За весь день она вставала лишь три раза и всё успела за эти двадцать минут. Большее ей не по силам. Я чуточку задержалась и приготовила супчик из курицы и пшённую кашу, такова её диета на сегодня. Она к моему приходу выбралась из постели сама и оделась тоже. Видимо, сильно устала от застёжек на кофте и прочего на юбке. Надо ей принести халат с запахом и без пуговиц. Где-то у меня был новый, муж позарился на расцветку и купил на распродаже, но я его так и не надела, посчитав старушечьим. Я повыше и покрупнее, так что ей будет до пят и с большим запахом.
Старушка аккуратно отодвинула пустую тарелку и я подала кашу. С маслом и чуточкой молока сверху, ей такое нравилось. Когда она осилила и это, в виде поощрения я выпила с ней чайку и чуточку поболтала о разной всячине. Будто и нет её немочи и она женщина в порядке. Меня так и обдало запахом смерти, когда я заглянула в прозрачные глаза. В них не было ни огня, ни света – только отражение слабой лампы под потолком в тонах выцветшего абажура довоенной моды. И я буквально застыла изнутри. Придя домой, я нырнула в ванную и только в горячих струях воды отошла от озноба. Такой горячий душ я никогда не принимала.
- Мам, у меня всё тип-топ! – порадовал сын, - Русский я сделал сам. И я тут же упала в постель. Видимо, выглядела я ужасно и они не беспокоили. Не слышала я и прихода мужа. И проспала до утра. В семь утра холода не было уже ни в единой мышце и голова окончательно прояснилась. Я выполнила домашние обязанности и отправила всех по назначению. Теперь нужно идти на свою службу.
Утренняя разводка прошла в штатном режиме и я с очередным заданием вышла из клиники. Всё то же и всё так же, только фамилии и адреса чуть изменились. Два новых и в разных микрорайонах, зато не стало одного из района новостроек, где всегда грязь. - Уже плюс! К обеду я разгрузилась от основных дел и зашла по обыкновению в магазин за продуктами.
У кассы мне попалась та самая молодая женщина, что была у моего проблемного больного. Я видела её за пределами квартиры впервые и приняла за приезжую. Что-то в ней не наше. И в одежде и в поведении. Может, москвичка, подумала я. Мы поздоровались и я приготовилась к разговору с кассиршей, у той вечно вопросы. Её муж в прошлом году был под моим наблюдением и теперь сидел на инвалидности. Хорошо, хоть жив остался, решила я тогда. Но жене хотелось большего и она спрашивала, нет ли шанса оживить в нём и остальное. Детей они завести не успели. И теперь ей загорелось. В тридцать пять - самое время, усмехнулась я мысленно. Мужу за сорок и сделать из него эякулятора, в принципе, можно, однако это выльется в копеечку. И я ей в общих чертах это выложила. Яркая и ненасытная кассирша понимающе улыбнулась. Захотеть от такого мужа и не мыслить о леваке - уже что-то! Она обещала обсудить это по телефону, если я не против. Я просто кивнула.
- У вас репутация, - уважительно сказала подруга проблемного больного, когда я перекладывала покупки из магазинной корзины в свои пакеты.
- Скорее, подхалимаж, - не стала я миндальничать с ней, - обычное у нас, у русских баб. И раскланялась, нужно домой - кормить детей.
Денис меня поджидал у подъезда.
- Забыл ключ, - пояснил он и я потрепала его вихры. И ему и мне эта игра нравилась и в ней ничего обидного для зачатков мужчины не просматривалось. Пока я занималась обедом, он гонял кого-то на компьютере и к обеду набрал кучу призовых баллов.
- Мам, это так круто, - похвастал он, усаживаясь за стол, - я уже дохожу до четвёртого уровня. Его так и распирало от гордости. До сих пор он из третьего уровня не выбирался и очень злился. Но не до слёз. Тут у него всё в порядке. В меня.
- Призовая котлета уже готова, - сказала я, - а ты? Сын зажмурился и кивнул, котлета с сюрпризом у нас изделие эксклюзивное и часто там бывало такое, что приходилось срочно чем-то запивать или зажёвывать. Но у настоящих мужчин иной жизни не бывает и он привыкал к ней. Со старшей группы детского садика.
Сестры ещё не было и вероятную слезу никто кроме меня не увидит, так что он приступил к запашистому сюрпризу сразу же. Сегодня я туда прибавила жгучего красного перчика с эликсиром диких яблок, кислых до онемения скул. После такого аванса с разминкой Денис съедал всё. Так было и на этот раз, он по-мужски крякнул и аж передёрнулся, будто после вонючей бормотухи. К приходу сестры, которая задержалась из-за тестов по физике, он уже приступил к чаю. Сладкое он любил и сестра ему это припоминала. Булочка должна быть обязательно сладкой, либо с начинкой из фруктов. Сегодня я взяла в кулинарии пирожки с айвой и разогрела в микроволновке. Получились, как из духовки. Посуду они вымоют сами и я отправилась по своим делам. Сначала новый адрес, а потом проблемный больной на Арсенальной.
На Арсенальную я попала не сразу, новый адрес принадлежал девушке после операции на почках и реабилитация у неё затянулась. Девушка панически боялась всего и это мешало выздоровлению. Она начиталась всякой околомедицинской мути о почках и теперь разгоняла свои страсти до предела. Родителей я не увидела, поскольку была у неё впервые, и понять домашнюю атмосферу не могла. А именно она и определяет всё. Либо ты спокойна и процесс пошёл, либо вечно дёргаешься и тут никакими медикаментами не помочь. С выражением классиков, что все болезни, кроме аппендицита и триппера, от нервов, я вполне согласна.
- Вот что, милая, - сказала я, - у тебя всё женское в норме. А почки, сердце, пищеварение и прочее упрятано внутри и никому нет дела до твоих анализов кроме меня и доктора. Так что не бери в голову пустого, а займись делом. Найди сайт с причёсками и прикидом и, глядя туда, придумай нечто для себя. Чтобы и с гармонией тоже были лады. Тогда твои болячки перетекут на слабаков.
- Вы думаете, я маленькая дурочка, чтобы купиться на такое? – возразила она.
- А ты как думаешь - почему в тебе не осталось ничего, кроме страхов?
- У тех, кто гуляет на таких сайтах, нет моих проблем, - отрезала девушка.
- Ты что – мазохистка? – чуть пережала я.
- В каком смысле? – чуть покраснела девушка, мазохизм, в её представлении, кроме секса и связать не с чем. В её-то положении! – Срамота!
- Ты свои болячки пестуешь, как крапиву в огороде. И ещё там полынь и прочая нечисть. У нормальных людей на грядках другое растёт. А ты ковырнёшь болячку и наслаждаешься вонью от неё – чем не мазохизм?
- Вы так считаете? – уже другим тонов спросила она.
- А что остаётся? – не стала я жалеть её. И по пунктам выложила, до каких пор реабилитация будет нулевой, если она не переменит в себе корневые файлы. Они в моей книжке написаны доктором Сайкиной.
К больному на Арсенальную я попала уже хорошо взведенной. А он выглядел очень слабым и без искры. Молодая подруга была рядом и проку от неё, как я видела, никакого. Более того, её присутствие раздражало и подавляло что-то основательное в нём. Вряд ли она это видела. Я открыла свой журнал и приготовилась к процедурам. Их много, всё непростое и продолжение могло быть только после результата от предыдущей. Заглядывая в глаза больного, я всегда знала его настоящую реакцию и вопросов по ходу не задавала. С этим больным у меня так ничего и не сложилось, он был ещё никаким и естественных реакций нужно дождаться. И будут они нескоро. Недели две-три, как минимум. А может и дольше. В том, что всё же достучусь, я уже сомневалась, однако опыт и чутьё подсказывали, что суть у этого парня жива и ждёт своей очереди. А до этого имели что сказать реакции на усекновения и прочие посторонние раздражители. Ни молодая женщина, ни мать этого не понимали. А жаль. Я всё закончила уже в начале шестого и к старушке отправилась сильно уставшей.
В молочке я взяла всё для неё и приготовилась к следующему акту сегодняшних лицедейств. Бабушка обрадовалась и я свою роль сыграла отменно. Я старалась не замечать эту дамочку с косой, что поселилась рядом с женщиной. Хотя видимость выздоровления периодически о себе заявляла, но что-то меня смущало. И эта в балахоне и с косой тут неспроста. Но виду бабушке я не подавала и играла основательно, как актриса в старых фильмах. Во лжи не заподозришь.
Муж оказался дома и, открыв задвижку двери, с удивлением смотрел на меня, будто видел впервые.
- Ну, мать, ты даёшь! – обрадовал он меня и я сразу же взглянула в зеркало прихожей. Огромное, в полный рост. Сейчас таких не делают. – М-да-а! На меня смотрела выпавшая в осадок биологическая особь без признаков пола. И круги под бесцветными глазами. Утром всё было на месте и глаза тоже. А теперь ни помады, ни щёк, ни ресниц. Может, это осень так действует?
- Зато такую меня не украдут и вам хлопот не будет, - нашлась я, привычная к словесным перепалкам с коллегами и больными.
- Может, отпуск возьмёшь и отдохнёшь немного, а? – предложил муж. Я удивлённо уставилась на него. С чего бы такая забота и внимание? Не иначе будет новый трах репетировать. Кто-то у них в конторе был очень щедрым и продвинутым и он его рекомендации периодически пробовал на мне. Чаще это выходило боком и ему особенно. В гиганты ему явно не светило.
- Ты, что забыл, я же весной своё отгуляла, - напомнила я забывчивому мужчине. Он стоял рядом и разглядывал меня откровенно и без церемоний. Будто приценивался. Дети были рядом и заглядывали в мои пакеты и сумки. Ритуал такой сложился. Дочь тактично промолчала, а сын сказал:
- У нас училка по географии всегда в мелу и нитки висят на ней, будто с уроков домоводства убежала. А мама в порядке и ничего у неё не выглядывает, как у других. Я едва удержалась, чтобы не зареветь белугой. Так всё подступило.
- Есть у нас циклы всякие и сейчас они у меня в минусе, - пояснила я и стала переодеваться. Ужин прошёл, как обычно и после него все разошлись по углам. Я закрылась в ванной и внимательно рассмотрела себя. Будто незнакомку встретила. И припомнила ту кассиршу в супермаркете. Яркую и манкую. Такой женщине можно и о ребёнке от классного мужика помечтать. И ведь устроит! - Такие всегда устраивают. Я просмотрела свою косметику и вздохнула: и старое, и просроченное, ну, и не модное в принципе. А одежда… - Жуть, а не одежда! Но если чуточку приложить руки, то можно как-то и всё это подогнать. Не мода и не писк, но и не я теперешняя. Руки у меня всегда были на месте и на завтра я кое-что переделала. Примерила – вполне прилично и без следов шитья. Теперь надо что-то придумать с лицом. Тут выбор был небольшим и я обошлась просто образом. Где-то такое видела и оно осталось во мне.
Когда я улеглась и уже прикрыла глаза, заявился муж и сразу же стал домогаться моих прелестей. Привычно и без околичностей. Будто нужду справил. А потом уважительно поговорил о том, о сём. И захрапел тут же. Вот так, как и всегда! Но я всё-таки уснула и не маялась полночи.
Утром всё закрутилось в привычной карусели и я была прежней и необходимой. Ушла на работу чуть позже, подкрасившись тщательнее и чуточку поярче, вчерашние репетиции по новому образу даром не прошли я была лучше вчерашней. Но из того же короба для покинутых.
День начался привычно, однако меня приметили и изменения обсудили. С кем я трахнулась вчера, спросили все коллеги и знакомые. И про здоровую родню моих пациентов тоже никто потолковать не отказался. И про условия для всего этого на дому. И что же, спорить с ними и разубеждать? – Себе дороже выйдет. Я всё это пропустила мимо ушей, будто и не слышала. В супермаркете на Мещанской присмотрелась и к косметике. Но брать не заторопилась. Надо узнать, что изо всего этого не туфта. Ведь стоит не три рубля и ко мне в разводах краски, туши и прочего не привыкли. Так что…
В течение полутора недель я в общем определилась, что мне нужно и стала накладывать на себя всё это постепенно и тонким слоем, в неярких тонах и лишь чуточку, растирая крохотульку на обе щеки и разводя духи медицинским спиртом, чтоб было не так призывно. К моему удивлению уже сама процедура поднимала дух, будто у индейцев сиу перед боем с команчами за новые пастбища. Теперь муж обязанности справлял каждый день, иногда и ночью подступался, где-то около четырёх его одолевало совсем и он будил меня. Иногда и мне чуточку перепадало от его упражнений. Но реже, чем в молодости. Однако я была рада и этому. Раньше было редко и пусто. А теперь он старался и заглядывал в глаза, меняя и меняясь. И я ему воздавала, если хватало сил. Но так бывало редко, уж очень выматывалась за день.
Дела с больными двигались своим чередом и не было в них ничего нового. Всё так же и по тем же правилам. Проблемный молодой мужчина так из зоны риска и не выбрался, а одинокая бабушка тоже не крепла. Остальные же тихонечко набирались сил и из моего обихода врачи их убирали, вместо них появлялись другие, по состоянию уж совсем никакие.
Поближе к Новому году предпраздничные хлопоты как-то стали разнообразить список привычных. Заготовки и покупка ценных подарков и сущих безделиц в яркой упаковке создавали ажиотаж и моя семья не была исключением. Всем надо что-то взять и не ошибиться с выбором, поскольку я долго выбирать не могла и шиковать особо не на что. Мужу понизили зарплату и он это проглотил, поскольку других умников попросту уволили, сославшись на трудности. У нас всегда так - трудности у кого-то, а отдувайся за них ты, ванёк! Моя работа в этом плане была неким гарантом, пусть и небольшим, но стабильным. Квартира и питание шли в основном с моей зарплаты. Школа и платы за всё – из мужней. Пока укладывались. Но покупок больших ждали подолгу, пока не накопим нужную сумму.
Всем своим больным я уже прикупила некие мелочи и они поджидали своего времени в шкафу. Муж там не копался, а дети в нашу спальню не заходили.
Одинокая бабушка умерла у меня на глазах. Попила чаю со мной и слегка ослабела. Я её уложила и стала убирать на кухне, чтобы она отдохнула побольше. Когда я вернулась, то заметила, что дыхание у неё стало поверхностным и тяжёлым по энергетике. Сил, чтобы прокачать лёгкие, уже не было. Я сделала инъекцию глюкозы, но ничего не изменилось. Оставалось только ждать. Через полчаса стало ясно, что дамочка с косой тут паслась не зря. И я позвонила в клинику. Когда приехала бригада, бабушка уже отошла. После чайной церемонии она не произнесла и слова. До праздника она не дожила всего два дня. Вот так - она его очень ждала и экономила силы. Но их всё равно не хватило.
Хлопоты по ликвидации моего рабочего места в этом доме сняли стресс и уходила я уже не в том раздрае, что был поначалу. Хотя всё это и привычно, схоронила я не один десяток пациентов, но неприятный осадок оставался всегда.
Домой я пришла не сразу и по пути зашла к одной знакомой. Я у неё бывала редко и в основном в таких вот случаях. Мы с ней хорошо выпили и слегка взгрустнули. Она поделилась домашними соленьями и я шла домой с чистым сердцем и хорошей отмазкой для мужа: грибочки и перчики со всякими специями, закатанные в баночки, он любил. И с некоторых пор стал ревновать. С одной стороны вроде бы и греть должно – не забыл и дорожит мною! А с другой – что во мне он сторожит и чем дорожит? Если бы не его деньги два раза в месяц, я бы отсутствие этого мужика и не заметила.
Детям и мужу о бабушке я ничего не сказала, я о пациентах вообще не говорю с домашними, а мужу шепнула, что задержалась на женской пирушке. Просто так и без повода, чтоб расслабиться. И он это принял с первого же предъявления. В эту ночь он меня изъездил всю и везде. Три раза принимался и всё методично и по науке. Только к утру его сморило, так он старался, раз идти на службу не надо, каникулы у них. В школе тоже полуторанедельный перерыв и все мои спали непробудно. А у меня обычный день. Я слегка взбодрилась и перед уходом на свою вахту ещё разок прошлась по лицу и груди. Соски от мужниных фокусов до сих пор стояли, как у кормящей мамаши. Разве что не текли. Ну и внизу от мужика всё отходило очень неохотно. Интересно, у профессиональных блядей так же бывает или нет?
Утренний заход был необычным, пациенты мои уже готовились к празднику и всё у нас прошло в охотку. Каждому я что-то подарила и кое-что сказала. Вышло естественно и вызвало ответную слезу. Как обычно в таких случаях. Когда я пришла домой, то проснулись уже все и шастали по кастрюлям и холодильнику, но разогреть чего-то не удосужились. Это без меня никто сделать не отваживается. Даже дочь, хотя я её научила уже многому. Но это со мной и только. И на уроках домоводства в школе она будто и не умеет ничего – чтобы не выделяли и лишний раз не напрягали.
Обед прошёл в предпраздничной тональности и игривых тонах. Улучив момент, когда детки разбежались по углам, муж затащил меня в спальню и, выжав все соки, всё-таки трахнул. Я и опомниться не успела, как он выплеснул в меня горячую струю. - После той ночи! И я догадалась, что он купил-таки средство для мужской стимуляции. Он допытывался у меня обо всём как бы между прочим и по просьбе знакомых. Я и поверила, выдав исчерпывающе и в пять слов. Хотя, возможно, он купил это на паях с кем-то. Препарат не дешёвый. Присмотревшись на спаде сексуальной активности к мужу внимательно, я уловила и тип стимулятора. Китайский, наверняка: слишком просто и быстро. У наших всё основательней и глубже. Это я знала из справочников.
- Надеюсь, ночью обойдёмся без химиотерапии, - съязвила я, оценив его кондиции окончательно.
- Тебе понравилось? – больше утверждаясь, чем спрашивая, произнёс он.
- А если я забеременею, что тогда? – Где гарантия, что не появится мутант с тремя ногами и без глаз, а? – пошутила я с медицинским цинизмом. Иначе не пронять. И он заметно поскучнел. Таким муж мне нравился больше. Там всё знакомо и без рисков. В моём возрасте они ни к чему.
- Добрый день и с наступающим праздником вас! – встретили меня в прихожей проблемного больного, когда я переодевалась в привычное. Это сказала мама. Она уже сегодня выглядела нарядной и немножко светилась. Видимо, природа своё брала и состояние сына того пересилить не смогло. Я ещё не вышла из прихожки, громадной как у меня спальня, но уже почуяла, что с больным без перемен. И вид женщин о том явно свидетельствовал. И я ощутила присутствие той дамочки с косой наперевес. Если так пойдёт и дальше, то через месяц-другой сгорит и он. Ресурсы организма закончатся и он, перестав сражаться с внешними раздражителями, тихо отключится во сне. Они и не заметят. Если бабушка своё прожила и ушла спокойно, то боль и безысходность участи молодого мужчины так просто не вынести. Да и привыкла я к нему. Спокойный и наполненный взгляд как бы говорил сам, без слов и жестов. И всё о внутреннем состоянии я узнавала от него. Ничто больше не работало. И я подумала, что надо поговорить серьёзно и наедине. Пусть знает, что его ждёт. И прочувствует, пока это ему доступно.
И я отправила женщин за кислородом. Это в нашей лаборатории и сторож знает, где всё лежит. За кислородом приходили в любое время дня и ночи. Полчаса, а то и час они проведут в заботах и машина молодой женщины как раз пригодится. Мне этого достаточно, чтобы достучаться и просветить. Если же не получится, моя совесть будет чиста. И я приступила к процедурам, попутно поясняя причины его затяжного кризиса. Если он сам не захочет вернуться к жизни, то химией не помочь. В организме уже начался процесс распада. Если его не остановить сейчас, сегодня, сию минуту, то через пару-тройку дней всё станет необратимым. Про бабушку я не скрыла и про то, что её уход чуяла заранее, тоже. И он впервые подал признаки жизни:
- День-два и всё?
- Да.
- И после Нового года начнётся обратный отсчёт?
- Возможно, и раньше. Уже этой ночью, к примеру. Если это не началось пару дней назад. Чёткой линии здесь нет. Всё размыто реакциями организма на побочные процессы.
- И ради чего я должен сделать невыполнимое? Я ничего не чувствую уже давно. Будто овощ.
- Зря вы так про огурцы и капусту. На грядке они всё чувствуют, только реакция у них другая. В этом плане вы уже позади них, - не стала я разводить турусы из жалости. Истина хоть и неприглядна, но она истина. – А ради чего, вам решать, это ваша жизнь и вы свободны делать с ней, что угодно.
- Может уже и поздно? - слабо сопротивлялся он моему напору.
- А может, и нет! – не стала я создавать лишних иллюзий.
- Я уже не могу хотеть, - признался он.
- Ничего? – цинично усмехнулась я и иронии не скрыла. Пока я шла на Арсенальную не один мужик проводил меня взглядом. И написано в каждом одно и то же. У мужиков это сильнее самой жизни – догнать, трахнуть и умереть! Если этот инстинкт атрофирован, то мужика нет! То есть, если он не почует меня, считай, обратный отсчёт уже начался. И заглянула внутрь. Имела право. Что-то едва живое слабо шевельнулось. Я поправила его одежду, сбившуюся в комки после процедур, и подставилась его глазам. Кроме зрения и слуха у него ничто не работало. И о мире он знал от них, ну и из памяти кое-что черпал.
- Ну что, появилось хоть какое-то желание? – припёрла я мужчину. Он понял, о чём я. Уже прогресс.
- Ну, это так, вроде каприза.
- Но оно уже есть? – он погрузился в себя и некоторое время даже не дышал, обходясь внутренним запасом кислорода. Затем ожил, задышал и ответил:
- Да, это можно назвать желанием, - и я поняла, что он всё хорошенечко прокачал. А намерения того самого инстинкта я просто почуяла. На то он и инстинкт!
- А теперь придумайте план, чтобы всё это стало явью. И по пунктам и мелким шажкам и шажочкам продвигайтесь вперёд. Назад ни шагу и в мыслях – иначе конец!
- Даже, если что-то обернётся не так и от меня не будет зависеть?
- Всегда можно найти управу на других, - отмела я интеллигентские заморочки. Муж подобными отговорками козырял всегда, попав в тупик. И сидел, сложа руки, пока кто-то не выручал. Беспокоить других своими заботами он считал признаком дурного тона.
- Вы уверены? – по инерции засомневался он.
- Умный ищет выход и ломает карту ради выигрыша, а ленивому достаточно повода продлить праздность, - отмела я и это. Дамочка с косой за плечами внимательно следила за нами и ждала итога. Бабье внимание и опека этого мужика размагнитили совершенно и он плавно и без проблем сползал к её ногам. Медицина здесь бессильна. И я не однажды в этом убеждалась.
- Как бы я хотел заразиться вашим оптимизмом, - сказал он уже чуть громче и без отчаяния.
- Семена могут дать всходы и прокормить семью, а могут, сгнить и уморить с голоду – какой агроном, такой и урожай.
- Что я должен сделать? – уже другим тоном сказал он. Я едва удержалась от восторженного «Е-е-с-с!».
- Нанять мужика для ухода, а своих женщин принимать два раза в месяц по полчаса. И в его присутствие. Доктор Сайкина знает своё дело и заменит вам обеих. Ну и для процедур я буду приходить, как и прежде, пока реабилитация не станет необратимой. Думаю, месяца полтора-два на это уйдёт. Предложение было радикальным и единственным. Хватит ли ему решимости, я не знала: были ещё женщины, для него родные. И принять совет чужой тётки совсем непросто. Повисла пауза и я продолжила процедуры, то ли нужные, то ли уже бессмысленные. Когда я завершала возню с его мёртвым телом, он так и не решился. А дамочка в балахоне терпеливо выжидала, поощряя деликатность, семейные ценности и светские нормы. Я решила эту идиллию разрушить и сказала:
- Уже этой ночью процесс станет необратимым. Я это просто чую.
- Инстинкт?
- Да, это есть в каждом, но у меня оно тренируется ежедневно и потому в деле и я ему верю. У других не так и он в ряду других: важных и неважных, крутых и застенчивых. Я видела, он начал думать и это уже что-то. Логика тоже хорошая вещь, особенно у мужчин. Я собрала свои вещи и инструменты и стала ждать женщин. Они вошли с кислородными подушками и одним баллоном. На праздники должно хватить.
- Вы уже всё сделали? – удивилась мама мужчины.
- Да, - ответила я, - всё прошло с первого раза и потому так быстро.
- Может быть, останетесь попить чайку? – предложила молодая подруга и мама с надеждой взглянула на меня. Ту самую в балахоне она тоже чуяла. Я взглянула на мужчину и оценила его готовность к самоспасению. Они могли его уговорить. Легко и без особых затрат.
- У нас и торт есть для такого случая, - добавила мама, - некалорийный и для фигуры не опасный! – Эмме прислали из Москвы специально. - И я согласилась.
Центром вселенной стала постель больного и мы вращались вокруг него на различных орбитах и с разными задачами. У меня была самая разрушительная. Я должна взорвать семью. И не факт, что в итоге он выживет. Но шанс всё же будет. Или медленная агония в семейном кругу.
Я впервые рассмотрела женщин как следует. Обе очень хороши и редкому мужику пришла бы в голову идея выставить их за порог. Тем более сыну и почти мужу. Моя косметика и общий антураж их великолепие подчёркивали лишний раз. А вот жёсткости во мне на трёх мужиков хватит.
Разговорились о празднике и прочих красивостях, в том числе нарядах, удобствах и прочем для тщеславия и ленных склонностей. Я поддерживала беседу и наблюдала за перемещениями немодной дамочки. Ей было удобно в этом доме и опасность с моей стороны она демонстративно игнорировала. Две другие женщины ей подыгрывали. Или наоборот? – Она их подталкивала в нужном направлении?
Я достала заготовленный подарок для больного и вручила. Это боцманский свисток. Для палубной команды он вроде приказа что-то исполнять, не медля. Сигналы и их значение прилагались на медной бирке. Дамы озадаченно уставились на мужчину, как он примет такое от приходящей медички? Он заглянул в инструкцию, сыграл «Общее внимание» и сказал:
- Мама, надо пригласить мужчину, чтобы он меня ворочал с боку на бок круглосуточно и заставил кровь бегать быстрее, чем это было прежде. Я хочу жить, а не гнить! Уже сейчас позвоните в клинику, там есть круглосуточная служба. И уговорите доктора Сайкину составить программу интенсивной реабилитации. Может, ещё не поздно. Спасибо, Ирина Никитична, за науку! – и дамочка с косой забеспокоилась. Прикормленные союзники от власти отстранены.
А я с лёгкой душой пошла домой. Меня ждали семейные заботы и подготовка к новогодней ночи в обществе знакомых, они жили через два квартала от моего дома. Дочь уходила к подруге, там были её знакомые по музыкальным семинарам и с родителями этой подруги я всё обсудила. Сын оставался дома и к нему должны придти ровесники из тех, кто мне знаком по школьным делам. И никого больше!
Новый год прошёл хорошо и я освободилась от напряжения, которое держало меня на коротком поводке после смерти той самой бабушки. Муж следил за мной и успевал ухлёстывать за подругами. Всё, как всегда. Ну, а женщины хотели только отдыха и ничего больше. И когда муж слинял с Нинкой-пластинкой, я не шелохнулась. Её муж сидел в углу и обсуждал рыбалку с нашим шофёром из неотложки. Оба заложили за ворот уже достаточно и в других собеседниках не нуждались. Мой пил немного и умеючи. Ко всему было и другое: Нинке оторваться было полезно, уж очень много на её долю выпало в клинике. И два выговора ни за что требовали компенсации. А мне от этого было никак. Когда Нинка появилась первой, я поняла, что он её уговорил. Мой объявился не сразу и ко мне не заспешил. Видимо, от Нинки так и не отмылся. О моём обонянии он знал и всегда опасался.
Ко мне, как обычно, никто не клеился и я от этого не страдала. Больше того, даже с подругами наедине не задерживалась и при возможности уходила, делая вид, что мутит от спиртного. Про мою аллергию к нему знали все. Я без последствий пила только разбавленный спирт. Или настои на нём. И всё! Здесь же собрано всякое и я немножко смешала настоящее, то есть домашнее и разведённое для личного пользования, с магазинным неизвестного разлива. Шампанское дома делать ещё не научились. Я периодически названивала домой и убеждалась, что сын в порядке. После звона курантов мы отправились гулять и теперь муж меня не отпускал ни на шаг, демонстрируя верность и прочее. А я изредка выпадала в осадок и думала о том, как там с моим подопечным. Когда мы вернулись в квартиру, я позвонила туда. Пост наших мужиков при нём был круглосуточным и они менялись через двенадцать часов.
- Он сейчас не спит, - сообщил дежурный после доклада о проделанном с подопечным, - хотите поговорить? – я подтвердила и он дал трубку больному.
- Я знал, что вы позвоните, - сказал он и я уловила некие подвижки. Голос был усталым, но не безжизненным. Это не овощ, а выжатый лимон.
- Дальше пойдёт ещё хуже и спать надо научиться малыми отрезками, это не так трудно, - сказала я. – Медбрат сказал, что отёчность образуется уже в течение часа, так что ворочать он будет через тридцать-сорок минут. И так, пока ваши сосуды и лимфа не придут в нормальное для жизни состояние. Что с вашими женщинами?
- Мама вернулась жить на свою старую квартиру, а Эмма уехала в Москву. Думает заняться бизнесом на программном обеспечении. Это я её сорвал с места.
- Что ж, - развела я руками, - остаётся ждать и терпеть. Пока, - и положила трубку. Сантименты мужчину только расхолаживают.
- С кем это ты? – спросил муж, изображая заботу и ревность одновременно.
- С мужиком, - ответила я не очень любезно. Ведь это не я только что грешила в чужой спальне.
- Молодым? – я подумала и ответила, как бы прикидывая его возраст относительно своего:
- Думаю, моложе меня и чувствительно.
- И о чём это в такую ночь? – всё ещё требовательно допытывался муж. Рядом никого, но у стен есть уши и я была уверена, что минимум парочка всё это уловит до буковки смысла и нотки звучания. Надо бы и правду и побольнее.
- О делах и женщинах. У него есть две лишние. Я советовала их убрать подальше.
- И он тебя послушал? – уже по-настоящему взвинтился муж.
- Да, - спокойно изрекла я и покачала головой, как бы сомневаясь в адекватности мужа. От резких движений это предостережёт. А остальное за публичную обиду. Хоть никто его хитрого хода с Нинкой будто и не заметил. Я-то его раскусила и другие могли понять, только мне не скажут ни в жизнь. Я бы про Нинкиного мужа его жене не сказала. - Вот так!
- Он тебя уже это…? – сделал последний ход в новогоднем фарсе муж и я улыбнулась:
- А ты как думаешь? – и всё. Дальше говорить не о чем. Либо надо вести меня домой и по дороге компенсировать оскорбление, либо проглотить, обернув всё в шутку. Чего на Новый год не бывает! Его сомнения прервались танцами и нас расхватали. Я выглядела в этом прилично, муж тоже олухом не был. А в этой компании и вообще выглядел лондонским денди. Мужей с высшим образованием в нашем кругу уважали.
Вторая часть новогодней вечеринки прошла на одном дыхании и расходились мы уже поздним утром. Нинка вздыхала и виновато поглядывала на меня. Я для себя решила, что проучить моего умника надо обязательно. Вот только как?
Дома всё было не так чинно, как уверял сын, но это меня ни на что не подвигло. Я вдохнула воздух уже в прихожей и установила главное: здесь не пили и не курили. Зато боролись и соперничали в удальстве. В комнате, ванной, на кухне и балконе. То есть, в нашу и люськину спальню – ни-ни! Уже хорошо и я похвалила сына за характер. Дочь заявилась после обеда и выглядела очень соблазнительно. А такое бывает, когда парням ничего от неё не досталось. – Или она уже умеет играть?
Этот и следующий день прошли в неге и покое, я лишь изредка возвращалась к мысли проверить медбрата, но так этого и не сделала. Да и мужу лишних зацепок давать не хотелось. А от тела я его отлучила на неделю. Пусть помается. И две ночи без секса побочных эффектов у меня не выявили.
В первый день после праздников сильно прищучило мою юную гордячку. Она хватила лишних удовольствий и это тут же отразилось на кислотности. На лице эти признаки я увидела сразу же. Шоколад, как аллерген, на многих действует таким образом. И я задержалась у неё дольше положенного. Но была и хорошая новость – в себе она уже не одни болячки выискивала, а это большой плюс.
Дверь в квартиру на Арсенальной открыл Митин, была его смена. Я просмотрела записи за минувшие дни и осталась довольна, думаю, доктору Сайкиной это прибавит настроения, как увидит всё сама. Хотя цикл массажа и прочих манипуляций с телом остался тем же, у кожи появились местные покраснения. Митин - мужик крупный и вертел послеоперационным доходягой будто куском филе для отбивной. Его сменщик был таким же. Я увидела и глаза больного, теперь я называла его по фамилии, Илья Прокудин. Там кое-что появилось. И за надежду он уцепился уже покрепче. Я сделала свою работу и распрощалась с этой парочкой, Илья своего мучителя уже терпел. И на том спасибо. Хотя спать по пятнадцать-двадцать минут так и не научился.
Прошла неделя и затем другая. У меня появились новые пациенты и пока летальных уходов не было. Анализы Прокудина уже не так плохи. Хотя и не хороши. Но прежней необратимости уже нет. Теперь его шансы стали настоящими.
Как-то в его подъезде меня встретила обиженная по моей наводке мама. Я спускалась вниз и она спросила:
- Вы не торопитесь? – Надо поговорить.
- Если недолго, - поставила я условие, - дома семья и меня ждут.
- Я вас подвезу. Не против? – и я кивнула. Я не знала, что сказать этой женщине. Её туфли стоили, как весь мой гардероб, а помада не дешевле стоимости нашего питания за месяц. В квартире её сына мы вежливо избегали открытых столкновений и только. Нанять кого-то, кто бы поставил её сына на ноги даже за сумасшедшие деньги, не получалось. Это не подтяжки лица или прочая медицинская косметика, а настоящая медицина и платная в нашем краю не прижилась. И её истинное лицо мне было видно отлично – она меня только терпела. Теперь этот фарс ни к чему.
Мы оказались в накрученном «рено» французской сборки и она не торопилась трогать с места. В салоне было уютно и тепло. Я сидела рядом с ней и чуть не тонула в запахе очень дорогих духов. Хозяйка этой роскоши не решалась начать и я навстречу ей не торопилась.
- Вы что-то хотели, - напомнила я, выждав положенное.
- Да-да, конечно, - ответила она, - я о том, как всё вышло. Ну, что он нас выставил из дому.
- И что?
- Согласитесь, это не совсем удобно? – Полагаю, инициатором всего были вы. Сам бы он не решился.
- И к сегодняшнему дню уже сгнил. А так жив. Пусть и не совсем здоров. Но жив!
- Я не о том, вы извините, не о том! – Эту часть вашей миссия я поняла и оценила по достоинству. Вы оказались правы, а я с Эммой нет. Я о том, какой груз теперь на мне. Это я его довела до такого состояния! – мне её самокопание и бичевание было не по себе. Я и дома от мужних откровений не знала, куда деваться. И слов о боге, правде, справедливости и долге не терпела.
- Надо исходить из истины, что ваш сын жив и не сдался. Всё! Остальное – пустые слова, цена им грош в базарный день, а по нынешним – так и вообще лучше не заикаться.
- Он нас не пускает к себе с того самого дня. Ни Эмму, ни меня. И еду ему готовят санитары вот с такими рожами.
- Они выполняют регламент доктора Сайкиной. Меню туда тоже входит. И визиты посторонних в нём строго запрещены.
- Но я же мать! Мне, я в этом уверена, всё можно.
- И напрасно. Посторонними считаются все, кроме медицинского персонала. И считайте, что он в отдельном боксе с обслуживанием по классу люкс.
- Я совершила ошибку и страдаю от этого. Увидев его, я смогу как-то успокоиться. Что в этом криминального для его здоровья? - Это же положительные эмоции!
- Вы в этом уверены? – она кивнула и я покачала головой: - А я нет! И вы, и Эмма – связаны с процессом распада. Это решение он принял без давления, согласившись с резонами доктора Сайкиной. Когда будет можно, она вам позвонит. Она нормальная женщина, уже дважды бабушка и вас хорошо чувствует. Но доктор Сайкина работу с удовольствиями не путает, – эта часть фразы далась мне нелегко, но я обязана сказать такое и вот так зло. Женщина всё рассматривает через призму удовольствий, хорошо ориентируется в ценах на них и такой оборот поймёт лучше. Я была уверена, что у неё есть молодой любовник и именно для него она так изысканно выглядит, и этим сбивает с толку, чтобы он не увидел подтяжек и не напоминал о настоящем возрасте. А сын всё же был декором её сути и не более. Настоящая мать не доводит до такого состояния.
Я видела глаза женщины и в них отчаяние, замешанное на испуге. Не страхе потерять самое дорогое, а испуге выглядеть смешной и неудачной. Эта дорого декорированная сука никакой пощады не заслуживала.
- И что же мне делать?
- Принять к сведению и терпеть. И всё. Мы поедем или мне выйти? – она вздохнула и ответила:
- Я сейчас, - и завела мотор. Ездила она аккуратно и без рефлексии. Откуда тогда в ней мазохизм?
Она знала, где я живу отлично и вскоре мы оказались у подъезда. Там в снегу играли школьники и мой Денис был с ними. Машину отметили все и тут же раскрыли рты: кто и к кому? И сын выиграл небольшой приз – к нему!
- Мам, привет, - встретил он меня очень живо и добавил, - крутая тачка. Ты от самого дежурства на ней!
- Да, сынок. Ты не пригласишь бабушку на чай?
- Такая молодая и бабушка? – удивился он.
- Так ты пригласишь? – мне показалось, что своё она должна испить до конца. Может, что-то и поймёт. И сын ринулся к машине с приглашением. Глаза у него уже сейчас были, что надо и бабе от них не отвертеться, когда он созреет окончательно. Женщина приглашения Дениса будто ждала. Когда машину припарковали рядом с нашим подъездом, цена моего сына на бирже дворовых ценностей стала запредельной. Особенно у ребят – они в машинах понимали больше девчонок. Да и девчонки мужскую часть миссии оценили по-достоинству – такую даму и уломал в несколько секунд! – Вождь!
Наверняка в прошлой жизни женщина в таких подъездах не бывала. Она шла, не касаясь стен и перил, и сын тоже кое-что понял. Он первым вошёл в дом и громко сказал?
- Папа, Люсьен и черепаха Тортила - у нас гости! Муж взялся за обиход, а дочь начала женскую партию. Начала сама и я дала ей полную свободу. Сама, девочка, сама! Дома гостья быстро освоилась с обстоятельствами и Люся ей понравилась. А муж не очень. Хотя тот и старался - таких дамочек в нашем доме отродясь не бывало.
- Это Виолетта Алексеевна, - представила я гостью, - мы с ней знакомы по работе. Всё, сказанное мной, чистая правда и я ничем не погрешила против истины.
Я накрыла на стол в гостиной и выставила всё лучшее, до того пылившееся в шкафу. Сын светских тонкостей не улавливал и вёл себя обычным манером. То хохмил не к месту, то приставал к сестре, то спрашивал у гостьи про машину, то капал вареньем на скатерть. И в упор не замечал поджатых губ у сестры и подчёркнутого высокомерия и важности у отца. Он был моим отражением и я мысленно готова его измучить объятиями и поцелуями. - Никогда его выходки не были так к месту! Я видела ужас в её глазах при виде нашей прихожки, а потом и остального пространства квартиры. Ну и люстра – наша гордость и краса даже чуточки тепла гостьи не удостоилась. И линолеум в гостиной, которым мы гордились, постелив собственными силами нынче летом, был в той же категории ценностей. – Ниже пола!
Но её в дом сына не пускают, а я там всем заправляю. И он живёт! И я сделаю из него настоящего мужика. Я ведь обещала, если он выживет. А теперь я в этом не сомневалась. И он будет звать меня Иркой, а я его Илюхой. Мужиков у неё не было никогда и тем самым она сгубила сына. Но я всё выправлю, Виолетта Алексеевна, выправлю!