Если друг оказался вдруг

К вечеру жара спала. Олег загнал «жигуленка» в гараж. Идти до дома недалеко. Он шел не торопясь. Через небольшой парк. А кто это у нас на скамейке сидит не весел, голову между колен свесил?
- Ты чего, Костян? Из дома выгнали?
Костя поднял большие темные глаза. Наверно, мировая скорбь отразилась в его глазах, если она способна отражаться.
Это особенность Кости. Он не шутит, не отделывается дежурными фразами, всегда говорит правду, даже тогда, когда лучше этого не делать, чтобы не навредить себе. От правды порой вреда бывает больше, чем от лжи. Если он думает, что люди всегда хотят слышать правду, значит, он ничего не понимает в людях. Но ни один психолог не убедил бы Костю в этом. Он такой. И Олег принимал его таким, какой он есть.
- Может, по пивку? – спросил Олег. – Я никуда не тороплюсь. Ты, кажется, тоже. Вот и посидим, потолкуем.
- Нет. Не сейчас.
- Ага.
Значит, что-то серьезное. Придется ему, Олегу, нынче побыть нянькой. Друга в беде бросать нельзя. У Кости несерьезного не могло быть. Это не есть хорошее качество. Если к жизни относиться слишком серьезно, она превратится в ад. Легкомыслие не раз спасало человечество. Однако Олег принимал его таким, каков он есть. Со всеми его недостатками. И понимал, что горбатого только могила исправит. Поэтому не старался перевоспитать его.
- Рассказывай!
Костя вздыхает.
- Она мне изменила.
Костины глаза становятся влажными. Они намокают. В уголке левого глаза набухает слезинка.
Она – это Костина жена Соня, пухленькая блондинка с аппетитными формами, веселая, жизнерадостная,» компанейская, любительница шумных гулянок в отличии от Кости, который любит уединение, тишину, который готов днями корпеть над очередным проектом, часами листать книжку, делать выписки в общие тетради по разным отраслям знаний. Гости, компании отвлекают его от любимого занятия. Поэтому каждая попойка для него как зубная боль.
- Это только предположение или установленный факт?
Костя закуривает. Олег тоже. Они пускают дым и молчат. Олег не торопит его, сам расскажет.
- Сегодня я забыл документы. Пришлось вернуться. Соня в это время дома. Она как раз утром возвращается с ночной смены. Дернул. Закрыто. Ну, думаю, спит. Решил открыть своим ключом, чтобы не будить ее. Заберу документы и назад на работу. Она даже не узнает, что я был дома. Пошел за документами. Слышу из спальни звуки. Характерные.
- То есть скрип кровати, стоны, прерывистое дыхание, ну, и что-то типа того, «давай-давай! Не останавливайся!»?
- Да. Сначала подумал, что это телевизор. Открываю дверь. А у них там это самое. Ну, в самом разгаре.
- И что?
- Ну, она увидела и отталкивает его.
- Он-то что?
- «Погоди! Погоди! Кончаю!»
- И кончил?
- Кончил. Заревел и плечико ей кусает. А она показывает глазами на меня. А он, видно, сразу не понял.
- И что он?
- Повернулся. Меня увидел. Соскочил. Трусы не мог сразу найти. Руками хозяйство прикрывает. Даже под кроватью пошарил. Нашел все-таки. Натянул. А у него еще отдувается.
- И что?
- Бормочет. И быстро одевается. Я даже понять не мог, что он там бормотал. Как-то так нечленораздельно.
- Значит, не понял, что он бормочет?
- Ну, типа, того, что ты не думай, что это так, что это ничего, вроде как ничего и не было.
- И что дальше?
- Что дальше… Оделся. Даже футболку не заправил. И так бочком мимо меня. Я только услышал, как дверь хлопнула. А Соня, значит, лежит и рукою шарит. Свои, значит, трусики ищет.
- И?
- Ну, и… сел я, значит, на кровать у нее в ногах. На нее глянуть не смею. Смотрю себе в угол. Она под одеялом трусики надела. Мокрая, наверно, еще. «Ну, что,- спрашиваю, - делать будем? Это же… после этого надо что-то делать, обязательно делать».
- Она что?
- «Ой, Костя. Сама не знаю, как это вышло. Я не хотела. Но он такой настырный. Против моей воли. Почти что изнасиловал. А я не хотела. Ты же веришь мне, что я не хотела?»
- Он – это кто?
- Егор Искров.
- Искров! Ну, это ходок еще тот. И ходит он по замужним бабам. А как он на твою-то вышел? Вроде бы работают в разных коллективах и дружбы семьями, насколько я знаю, у вас не имеется.
- Вчера был корпоратив у нас. Я же с его женой работаю. Ну, мужья пришли с женами, а жены с мужьями. Вроде вот такого небольшого семейного праздника в коллективе. Он перетанцевал с Соней пару раз.
- Вот и уговорил ее. Он на счет этого реактивный. Как-то быстро у него с бабами получается.
- Олег, что мне делать?
- А ты для себя решил, Костя?
- Нет! Я не знаю, что мне делать. Сидел вот, голова раскалывается и не знаю, что делать.
- Если по-цивилизованному, то разводись.
Костя выбросил окурок. Вот так всегда с Костей проблемы. Любая жизненная ситуация ставит его в тупик. Он уронил голову в ладони. Олегу хотелось погладить его по голове. Но удержался. Костя поднял голову, заглянул ему в глаза, как преданная собачка.
- Я люблю ее. Я не смогу без нее. И потом ты же сам говорил, что этот Искров – бабник. Для него соблазнить чужую жену что-то вроде спорта. Мне кажется, делает он это мимоходом. Соня, наверно, не устояла перед его натиском, отдалась ему против своей воли. Вот такое затмение на нее нашло, такой солнечный удар, когда человек не отдает отчета в своих поступках.
- Ты слышишь себя, Костя? Искров утром приезжает к вам. Он знает, что тебя нет, а Соня дома. Откуда он это может знать? От верблюда? Сама Соня сказала ему об этом еще на вашем долбанном корпоративе. Они еще тогда договорились. Когда танцевала с ним, шепнула на ушко: «Моего завтра не будет до вечера».
- Нет!
Костя стукнул кулаком по скамейке.
- Этого не было. Это ты уже насочинял. Ты это специально говоришь, чтобы сделать мне больней.
- Не было? А что тогда было?
- Не знаю. Не знаю.
- Ладно, Костя! Разводиться ты не хочешь. Любовь у тебя. Это я понимаю. Огромная единственная любовь.
Всё-таки не удержался, положил Кости руку на голову.
- О! У нас уже рожки растут!
Костя сбросил руку.
- Я к тебе по-серьезному, а ты смеешься. Зачем же смеяться? Это же такая беда, это горе.
- Тогда докажи ей, что ты мужик.
- Это как?
- Отметель ее хорошенько, чтобы фонари под глазами и синяки по всему телу. Стань зверем!
Костя отодвинулся от него.
- Ты чего? Как это можно бить человека по лицу? Ведь это же очень больно. Ведь это только фашисты так могут.
- Ну, тогда даже не знаю. Может быть, всё-таки по пивасику?
- Нет! Я же сказал. У меня такое, а ты по пивасику. Ты смеешься надо мной? Тебе смешно?
Закурили. Молча выкурили по сигарете. Олег поднялся.
- Знаешь, Костя, даже не знаю, чем тебе помочь. Мои варианты тебя не у страивают. Ты не желаешь разводиться. У тебя, видите ли, любовь, и ты не сможешь без нее. Ну, тогда смирись с ее изменой. Хорошо, если это была случайная измена. И больше такого не повторится. Не можешь ты ее и проучить. Как это тебе на человека руку поднять? Ведь ему же больно будет. А то, что тебе делают больно, это значит ничего. Не знаю. Ты взрослый человек, вот и решай сам.
- А я знаю. Ты же, Олег, мне друг?
Костя опять заглядывал ему в глаза, как собачка, которая ждет ласки от хозяина: может, погладит или даст что-нибудь вкусненькое.
- Зачем ты это спрашиваешь?
- Так помоги мне. Я так не умею. А ты умеешь и можешь. Больше мне некого просить, кроме тебя.
- Что я умею?
- Поговори с Соней жестко, как мужик, чтобы у нее от страха коленки дрожали. Напугай ее так, чтобы ей на всю жизнь запомнилось, как судный день, чтобы у нее даже мысли не возникало об измене. Можешь даже ударить. Но не так как мужик мужика. Все-таки она женщина. Но думаю, что ударить придется. Тогда в ней страх будет еще больше.
Олег молчал.
- Ну, что ты молчишь?
- Слушай, Костя. Вот если бы кто-то со стороны подслушал наш разговор, то принял бы нас за ненормальных. Как ты можешь предлагать такое? Это твоя жена. Вот сам и разбирайся с ней. Разве это нормально, когда кто-то другой разбирается с твоей собственной женой?
- Я не могу. Ты же сам знаешь, что я не могу. Буду мямлить, ква-ква-ква. И ничего, кроме презрения, у ней не вызову. Еще и рассмеется. Еще и больше будет презирать меня.
- А она презирает тебя?
- А как ты думаешь, будет относиться женщина к тому, кто после измены не бросил ее, не задушил, как Отелло, а только квакал, как будто даже не она виновата, а он виноват в ее измене?
- Здесь ты прав на сто процентов. Только как-то… Нет! Я просто не знаю. Нет! Такое невозможно!
- Олег! Это единственный выход.
- Ну… ну, ладно, попробую. Всё-таки ты мой друг. Ну, не могу я тебя бросить в беде.
-
Раздался звонок. Соня подскочила не сразу. Она подумала: кто это может быть. Она лежала после ночной смены. Но заснуть не могла. Перебирала всё одно и то же, то, что с ней случилось вчера. «Неужели Игорь? – подумала она. – Нет! После вчерашнего он не посмеет. Хотя он такой неожиданный. От него никогда не знаешь, что можно ожидать».
Открыла. Олег. Она удивилась. Олег время от времени заходил к ним, но только тогда, когда Костя был дома.
- Одна?
- Ну, Костя на работе.
- Вчера он тоже в это время он был на работе. А ты очень хорошо развлекалась. От души покувыркалась.
- Твое какое дело?
- А такое.
Олег, когда нужно было, мог нагнать в себе гнев, даже ярость. В драке без этого победить нельзя. Он взял ее за глотку и стал толкать в зал. Губы Сони приоткрылись. Она бы закричала, но не смогла. А только хрипела и пятилась задом через всю прихожую в зал к дивану. В глазах ее был ужас. Олег знал, как довести человека до такого состояния, когда он становится мягким, как тряпичная кукла и готов выполнить всё, что угодно. Чтобы он дрожал от страха и молил о пощаде. Соня была как раз в таком состоянии. Первая мысль, что Олег бешеный, сумасшедший, что он пришел, чтобы убить ее.
Он толкнул ее на диван и сел рядом.
- Зачем ты пришел? – прошептала она.
- А затем, чтобы наказать тебя за вчерашнее. Хорошо покувыркалась с Игорьком? Наверно, и кончила? И не раз?
Соня отдышалась и отодвинулась к самому краю дивана. Она не знала, что ей нужно сказать, чтобы не вызвать в нем новую вспышку гнева. Да и что бы она ни сказала, всё было против нее.
- Теперь слушай сюда, сука! Внимательно слушай! Костя – мой лучший друг. Он мне ближе родного брата. За него я любого на куски разорву, в тюрьму сяду. Сечёшь, курва? Мы родились с ним в одном роддоме, в один садик ходили, в одном классе учились. Одиннадцать лет сидели за одной партой. Он – это я, а я – это он. Мы одно целое. Ты понимаешь, что выше дружбы ничего не может быть. Она даже выше любви, потому что в любви, какой бы сильной и высокой она ни была, всегда есть эгоистическое желание получить плотское удовольствие. А дружба свободна от всего эгоистического, низменного. Это идеальная, духовная связь. Ты понимаешь, о чем я говорю, стерва?
Соня быстро закивала. В глазах ее по-прежнему был страх.
- Да, Костя, он необычный, он очень мягкий, он очень добрый, такая мать Тереза в штанах. Он никогда не скажет грубого слова, он не может отказать никому. Он не способен выговорить слово «нет». Он мягкий как пластилин. Это про него сказано: мухи не обидит. Да! Он даже мухи не мог убить. «Как это? – говорил он. – Ведь это живое существо». Со стороны это выглядело смешно. Но вот такой человек уродился. И ничего тут нельзя поделать. А о мухе ведь даже целая книжка написана «Муха-Цокотуха». А чтобы кого-нибудь ударить… Он бокс никогда не смотрел. А когда в фильмах драки показывали, он отворачивался. Если бы меня не было с ним рядом, его просто задолбили, заклевали бы. У нас же любят поиздеваться над христосиками, над теми, кто не может дать отпора. Но его боялись трогать, потому что понимали, что будут иметь дело со мной. А я по натуре своей агрессор. Я никому не спущу обиды, за все потребую ответа. Со мной иметь дело опасно.
- Да! Да! – кивнула Соня. – В тебе чувствуется вот эта сила, ты умеешь внушить страх.
Он пятерней взял ее лицо. Это очень болезненно, когда в одну кучку у тебя собираются глаза, нос, губы. Ты позабываешь о всякой гордости, о достоинстве, чувствуешь себя полным ничтожеством. И к тому же, ты ничего не видишь.
Соня замычала.
- Я за Костю любого убью. Тот, кто обидел его, тот обидел меня. Не надо Костю обижать! Понятно, сука? Если бы мне такое устроили, то твой хахаль прыгал бы на костылях, а на тебе не было бы живого места, один сплошной окровавленный кусок мяса.
Он убрал руку. Лицо Сони было красным и мокрым от слез. Болел нос, болели губы, болели щеки.
- Ты поняла, сука? Я ясно изъясняю? Или для полного усвоения тебе еще скулу своротить на бок? Ты не его обидела, унизила, опозорила. Ты мне в рожу плюнула, сука похотливая! Потому что Костя – это я, но другое я, мягкое и доброе. А я никому ничего не прощаю.
Олег накручивал себя. Кажется, такой момент настал. Он размахнулся и тыльной стороной ладони ударил ее по щеке. Бить кулаком он все же не решился. Мог, действительно, своротить ей скулу. Соня вскрикнула, упала ничком и закрыла ладонями лицо.
- Ты мне в лицо плюнула, тварь ползучая. Предательства, измены я никому не прощу.
Он разжал ее руки, зажал ее ладони в замок одной рукой, а другой снова врезал ей пощечину. Сонина щека стала ярко красной. Она по-бабьи ойкнула и зарыдала навзрыд. Слезы вылетали из ее глаз как градины.
- Не надо, пожалуйста! Мне больно! Прошу тебя, не бей меня! – вопила она, кривя мокрые губы.
- Косте, думаешь, не больно был? А мне, думаешь, не больно? Ты же, как ножом, по сердцу полоснула.
Она опять закрыла лицо ладонями и вопила одно:
- Не надо! Не бей меня!
Он ткнул ее кулаком в бок. Внутри ее как будто что-то чмокнуло. Олег снова занес кулак, но передумал бить.
- Может, тебя, тварюгу, в окно выбросить? Ну, отсижу. За таких, как ты, много не дают. Зато воздух станет чище. Одной тварью, падалью на земле будет меньше. Я же доброе дело сделаю. И больше ты уже не будешь раздвигать ноги под всякой мразью, которая Костиного мизинца не стоит. Как тебе такая перспективка? Устраивает? Или ты думаешь, что я не способен на такое?
Олег потряс кулаком перед самым Сониным лицом.
- Тварь! Сука продажная! Падаль! Убивать таких надо безжалостно! Таким, как ты, не место на земле.
Тут Соня перехватила его руку за запястье, потянула вниз и прижала к своей левой груди. Губы ее уже больше не кривились в некрасивом плаче-крике а напротив, она улыбалась.
Олег растерялся.
- Слышишь, как бьется мое сердце?
- Как?
Олег попытался отдернуть руку. Но не получилось. Соня крепко прижимала его ладонь к своей груди.
- Быстро! Это ты заставил его так быстро биться.
- Ты чего, Сонька? Еще врезать?
Но рука его вяло опустилось ей на бедро, прикрытое легким халатиком с мелкими цветочками.
- Со всей силы врежь, Олег.
Она схватила его руку, лежавшую на бедре, и потянула ее к себе. Олег чувствовал, как острые ноготки впились в его руку.
- Чего ты, сумасшедшая? Отпусти меня!
- Нет! – проговорила она протяжно, как говорят, чтобы отказ прозвучал убедительней. – Я хочу, чтобы ты бил меня. Почему ты остановился? Почему ты не бьешь меня? Ты же хотел побить меня? Так бей же! Бей со всей силы, как ты бьешь, когда дерешься! Ну, чего ты остановился? Что? Пыл угас? А у твоего друга Кости никогда никакого пыла не бывает. Он не способен рассердиться, разозлиться, выматериться. А тебя не удивило, что твой друг Костя вообще женился? Так это я его сама затащила на себя. И сделала за него почти всё. А он бы никогда так и не осмелился бы. Он ни разу не взял меня по-мужски, не бросил грубо на постель и не отшарашил до мурашек. Он же мухи не обидит. Он только способен благоговейно дышать на женщину. Будет пальчиком водить по шее, по плечам, дуть на ушко, что-то ворковать, как тот скворец. Будет нашептывать: ласточка, птичка, белочка… Лежишь и ждешь. Когда же он начнет. Он трусы с меня стеснялся снять. Если сама не сниму и не заволоку его на себя, так и останется у него одна затея. А ведь не пацан уже, взрослый мужик. А ты, Олег, сильный, дерзкий, грубый. Ты берешь то, что ты хочешь взять. Так что же ты? Бери то, что ты хочешь! А я вижу по твоим глазам, что ты хочешь.
Она схватила его руку и направила себе под лифчик, а другую его руку положила себе между ног. Сама же стала гладить ему промежность, где набухало кровью, расширялось, вспучивало штанину. И это уже происходило помимо его воли. И он чувствовал, что не сможет справиться с этим.
Он хотел оттолкнуться от нее, вскочить с дивана, обругать ее самыми грязными словами, влепить ей пощечину. Он понимал, что то, что происходит сейчас, очень плохо. Он должен уйти. И он понимал, что ничего этого не сделает. Внизу живота потеплело. Он мял ее упругую грудь. Она стонала, изгибалась, рука ее становилась все бесстыдней. Он уронил лицо на ее лицо и простонал:
- Ну, ты, Сонька, сука! Какая же ты сука, с ума можно сойти!
И впился в ее губы.
-
Костя ждал его на той же самой скамейке. В этот раз Олег подошел с двумя бутылками пива. Протянул одну Косте. Сорвал пробку о край урны. Отставил бутылку от себя, пока не выбежала пена. Присосался к бутылке.
- Ну, ты был у нее? – спросил Костя. Он решил распечатать бутылку только тогда, когда услышит радостную весть.
- Был.
- И что было?
- Ну, что… что… Побил малость, обругал, обматерил. Ну, я тебе не буду повторять эти слова, которые сказал ей.
- Она что?
- Клянется, что всё это было против ее воли. Она сама проклинает себя и никогда не простит себе этого. Сказала, что любит тебя безумно. И никто ей больше не нужен.
- Так и сказала, что ей никто больше не нужен?
Бутылка в руках Кости тряслась. Но он забыл про нее. Смотрел во все глаза на Олега.
- Так и сказала. Можешь сам спросить у нее.
- Вот видишь, Олег! Я все правильно сделал. Это был хороший план, и он удался. Всё получилось! Соня очень хорошая. А это было временное помутнение. Это как обморок, который застигает нас внезапно и не спрашивает нашего желания. Мне даже жалко ее.
Выпили пиво. Олег достал сигареты. Протянул Косте.
- Нет! Не буду! Я домой! К ней!
Костя смотрел неподвижно в дальний край парка, как будто там было что-то такое, от чего нельзя было оторвать взгляда. Он подскочил, сделал несколько шагов по дорожке, остановился, бросился к скамейке, схватил ладони Олега, держал их и потряхивал.
- Олег! Спасибо! Ты друг! Друг! Вот!
Глаза у Кости были мокрыми. Он быстро говорил, то и дело облизывая губы и продолжая трясти его руки. Если бы он был женщиной, а не мужчиной, то непременно расплакался бы. Но он держался, он не мог себе это позволить. Он все-таки мужчина.