Хранительница. Глава 3.

III
«Я – это ты, ты – это я...»

Виолетта непременно хочет провести фотосессию на пляже. Фотографом буду я, потому что у меня неплохая камера и под стать ей навык. «Сделай несколько откровенных снимков для Тошика», – попросила подруга. Тошик – это её муж, Антон, оставленный зимовать в Москве, как и мой в Петербурге. Мужчинам, к сожалению, не положен декретный отпуск. Мы же вольные птицы. Захотели – и полетели в Индию. И раньше, чем к весне, возвращаться не собираемся.
Последнее время Виолетта жалуется, что они с Тошей перестали понимать друг друга. Ей в душу закралась мучительная ревность. Вдруг у него там, в Москве, появилась другая? Вот она и придумала способ прояснить отношения. Для фотосессии был выбран ясный день. Море, осыпанное бриллиантами солнечных искр, выглядело великолепно. Оно томно раскрывалось перед небом, заигрывало с купающимися, шепталось с берегом, ласково прильнув к нему.
«Моя искренность его только раздражает, – вздыхает подруга. – А лукавство сходит за чистую монету. Он любит, когда я подыгрываю ему. Сочувствия от такого не жди. Ну ничего, скрою обиду. Буду мужественной – ведь я женщина!» Прекрасная женщина вскинула головку и гневно пронзила меня взглядом, будто я была её соперницей.
Мы усадили детей за столик в тени шэка и поставили им мультики, чтобы они угомонились на время и не отвлекали нас от серьёзной работы. По задумке, фотографии должны получиться такими соблазнительными, что в далёкой столице Тошик, открыв их, упадёт сражённый, сгорая от желания. Пусть увидит, какую красоту теряет, и досадует, что он мог хоть ненадолго, хоть в шутку предпочесть ей другую.
Вот уже Виола принимает самые изысканные позы перед объективом, и с каждым щелчком камеры у Тошика остаётся всё меньше шансов вырваться из водоворота её любви. В кадр с моей моделью то и дело попадают пёстрые паруса виндсерфингов и шустрые скутеры. Лихачи носятся по волнам, но моя камера безжалостно ловит их, как будто подтверждая этим, что и на самой быстрой скорости им не преодолеть притягивающую силу женщины.
– С мужчиной надо играть, – Виолетта улыбнулась, меняя положение. – Надо быть страстной, зажигательной, агрессивной даже. Притворяться, будто ты только и думаешь, что о сексе с ним.
– Эдакой Лилит, – согласилась я, выискивая самый заманчивый ракурс.
– Демоницей, что ли? – поморщилась Виола.
– Это раньше она была демоницей, – я сделала ещё один кадр. – Сейчас Лилит вполне приличная и даже весьма преуспевающая современная женщина. Секс-бомба! Страстная и агрессивная, как ты и говоришь. Обожает наслаждения, выгоду и особенно власть. Мужчины в неё влюбляются, а она их использует. Сожрёт любого, если нужно. Таких Лилит достаточно в реальной жизни, правда?
– И они пользуются успехом у мужчин, – заметила Виола.
– Совершенно зря, – отрезала я. – Потому что Лилит на самом деле не та, за кого себя выдаёт. Это мужик в юбке. Огонь, стремнина. И в жизни, и в любви она хочет получать, владеть, быть активной стороной. И агрессивность – тоже мужское качество. Кроме внешности, в ней нет ничего женского. Вот поэтому-то она детей родить не может, а если и производит на свет, то не заботится о них. Не хранительница, не мать.
– Ну, не всем же быть клушами, – состроила гримаску Виолетта.
– Не хмурься, а то морщины появятся.
Мы замолчали. Я продолжала кружиться вокруг модели, но мои мысли разошлись с делом. Почему, правда, все женщины должны являться воплощением женственности? Напротив, на земле нет ни одной стопроцентной женщины, как, впрочем, и ни одного стопроцентного мужчины. Человек подобен Вселенной. В нём, как и в природе в целом, мужское и женское начала переплетаются, образуя хитрые узоры наших непростых характеров. Природа не терпит однообразия и производит порой женщин с мужскими качествами и женоподобных мужчин. Я знаю совершенно необыкновенных супругов. Она рассказывала, как он сделал ей предложение: «Видишь ли, дорогая, в душе я женщина, и меня тянет к мужчинам. А в тебе я нахожу самого прекрасного из них». Да, она чувствовала себя мужчиной, и женские черты друга соблазнили её. Такие люди как будто вынуждены вращаться не по своим орбитам и платят дорогую цену за нарушение естественного порядка. Но подобных им не много. Как правило, женские или мужские силы преобладают в человеке в соответствии с половой принадлежностью. Преобладают, но никогда полностью не вытесняют друг друга. Если в нас, женщинах, не было бы ни капли мужественности, мы и не тянулись бы к чуждому. А так одного в избытке, а другого не достаёт. Ах, как не достаёт нам мужской силы, заботы, любви... стоп, размечталась! В каждой настоящей женщине живёт мужчина. Он скрыт в мечтах и как будто заколдован, обречён чарами природы никогда не иметь своего облика. И, безличный, существует, иллюзорно вселяясь в близких, будь то сын, муж или друг, в произведения искусства, а то принимает образы животных или черты явлений. Везде, где мужская природа состоялась, может воображаемо присутствовать этот таинственный герой женской души, не покидая на самом деле внутреннего мира женщины. Он и есть то великолепное Нечто, непроявленная суть души. Он – одно с нею, но не уловим. Так же как и в душе мужчины заточена женщина, но никак не доступна ему. Он ищет её среди людей или создаёт сам, как Пигмалион Галатею, но тщетно. Видимо, древние боги миропорядка не тела совершенных людей рубили на половины, чтобы ограничить их бесконечные возможности, а души рассекали на женскую и мужскую части. Одну из частей оставляли, как есть, и прятали в неё другую, лишённую силы, чтобы никогда человек не знал блаженства совершенной гармонии и вовеки был убог перед Творцом.
О, ты живёшь в моей душе! Бестелесный, прекрасный, бессильный, словно закован в оковы. Ты моя тоска, моя неутихающая боль. Тянешь навстречу руки, манишь, шепчешь: «Я – тот, кого ты ищешь. Иди ко мне, я вознесу тебя на небеса. Мы же одно с тобой. Я – это ты, ты – это я. Когда ты обнимаешь мужа или сына, ты обнимаешь меня. Ведь только так ты можешь обнять меня, только так видеть меня, любить меня. Подойди ближе. Чем ближе ты ко мне, тем ближе к Богу. Я должен вызвать страсть в твоей душе. Без страсти душа не созреет. Но бестелесный и единый с тобой, я не могу этого сделать. Поэтому я как будто отделяюсь и пробуждаю в тебе любовь ко всему, где ты чувствуешь моё тайное присутствие. Ты можешь видеть меня в ком угодно, и даже в чём угодно. Но я здесь, с тобой, навсегда». Только тебя и любить, желанный мой! Но как? Такой, как есть, без обличия, ты никто, а в образе ты перестаёшь быть собой. Ты, как сам Бог. Не отличный от меня, но недостижимый. Мне доступно лишь стремиться к тебе, двигаться, пылать страстью к таким же, как и я, страдальцам, оставаясь навек со своим несовершенством. Вот, какой парадокс! Существуя в природе, мы никак не можем овладеть тем, что уже имеем. Но эта невозможность задаёт нам хороший запал. Мы движемся в такт пульсу самой жизни, которая отделяет себя и возвращается к истоку, сотворившему её. Возвращение к истоку проявляется в человеке как тяга к целостности и лежит в основе любовных мучений. Введённые в заблуждение природой, люди ищут то, чего им не хватает до целостности, друг у друга. Образуют пары, но партнёрство оставляет душу неудовлетворённой и столь же далёкой от совершенства, сколь и прежде. Тоска и одиночество возобновляются.
Мы с мужем тоже прошли через это. Дома я храню тетрадный листок с перечнем обязательных качеств жениха, составленный мною в юности. Я считала, что мой будущий супруг должен непременно соответствовать всем изложенным там требованиям. Список состоял из нескольких десятков пунктов. Я всего не помню. Претендент на руку должен был быть красивым, умным, добрым, равнодушным к алкоголю, мальчишникам и футболу, хорошо танцевать, любить философию, оперный театр, клубничное мороженое и обязательно вести дневник. Своё сочинение я показала брату. Митяй прочёл его и изрёк:
– Такого мужика нет, что б по всем твоим статьям. Видно, Катька, ты никогда не выйдешь замуж.
– Что же мне делать? – испугалась я.
– Вычеркнуть все пункты, кроме одного-двух. Тогда у тебя ещё останется шанс.
Я приуныла, но список не выкинула и не стала сокращать. Случилось так, что мой будущий муж нашёл его. На другой же день он вручил мне своё любимое клубничное мороженое вместе с билетом в оперу. А ещё на следующий день в моих руках оказался его дневник, где он подробно излагал нашу вчерашнюю культурную программу и выражал желание записаться со мной в танцевальную школу, как только позволят дела. Спустя месяц мы расписались. Я отыскала среди бумаг свой список и розовым карандашом расставила птичек над всеми пунктами. С каким победным видом я демонстрировала бумажку брату! Но он лишь печально качал головой.
И вот уже мы с мужем, словно две половинки, живём, счастливые, что нашли друг друга. Я – это он, он – это я. Разве может быть иначе? Увы, может. Не долго длится иллюзия совершенной гармонии. Не долго влюблённые дышат одним! Однажды мне пришлось признать, что мой драгоценный чаще предпочитает проводить вечер с друзьями в пабе, чем со мной на премьере. И потанцевать-то не успели! «Танцы – не мужское дело», – просветил меня по этому вопросу супруг. Занятость не позволяла ему вести дневник, однако для просмотра футбольных матчей свободное время всегда находилось. В довершении я узнала страшную тайну: он вообще не любит мороженое! Никакое. Ну что ж это за половинка! Чужой мне мир, незнакомый. И не всегда дружественный, потому что и я тоже стала его разочаровывать. Оказывается, важнее физической близости для меня душевная беседа, тогда как он считает, что под излияния жены лучше всего спится. Он никак не мог понять, почему я больше радуюсь розе, чем мешку картошки, и зачем угрожаю убить, если он ещё раз бросит грязные носки на подоконник. «А вот и не убьёшь! Максимум, поколотишь». Ох уж эти мужчины! Всё-то они понимают дословно. Наконец, мужу надоело, что я заставляю его повторять бесконечно «люблю тебя, дорогая!» Он догадался записать эти слова мне на телефон и велел прослушивать запись через каждый час, только уволить его от бесполезной болтовни. «Что языком молоть? Надо делом доказывать свою любовь. И я доказываю, как могу, а тебе всё мало. Чего ещё ты хочешь от меня?!»
Мы хотим друг от друга невозможного: совершенного единения. И не можем скрыть разочарования, что мечта не сбылась. Виним партнера в том, что не сумели обрести гармонии. Противоположности, едва соединившись, вступают в борьбу. Если раньше мы видели друг в друге общее, то теперь замечаем только различия. А погоня за миражами возобновляется. Нечто, недостающее до счастья, ищет всё новые образы. И так будет продолжаться до тех пор, пока мы не поймём, что самое заветное, чего мы тщетно ожидаем друг от друга, следует искать только в себе. И, хоть и скрыты от нас надёжно самой природой пути к совершенству, но поиск их и есть движение жизни. Мы, мужья и жёны, не можем соединиться в одно, но всё-таки рядом друг с другом уже являем некую целостность, как разные грани одной сути. Может быть, именно «грань», а не «ребро» Адама имелось ввиду в известной истории о происхождении женщины? Невероятные мифические сюжеты, как правило, иллюстрировали глубокие философские изыскания самого Бытия. Вечный Странник является разными гранями. Грани – это роли, которые мы играем в природе. Женская роль материнская, охранительная. Мы рядом с мужчиной для того, чтобы гармонизировать его крайности, упорядочивать и направлять стремления и, наконец, чтобы дать его усилиям принести плоды. Недаром говорят, что в успешности мужа всегда есть заслуга жены. Настоящая любовь деятельна, а не требовательна. И пусть мечты о прекрасном принце волнуют девичьи сердца. Пусть страсть обжигает нежные создания и будит в них настоящую женскую духовность, готовность исполнить своё предназначение. Женщина хранит грёзы юности, как сокровище, до глубокой старости. Всю жизнь в уголке её души юная дева робко ждёт Его. Да, юность грезит и возводит нереальные планы, решительно выбирает и смело экспериментирует, не просчитывая последствий, с немыслимым для трезвой зрелости размахом и запалом. Юность – самое подходящее время, чтобы ставить перед собой важнейшие жизненные задачи. Ставить, но не выполнять. Для претворения в жизнь смелых планов нужны уже совсем иные качества. Экспериментатор должен научиться действовать в реальности. Именно искусством действовать в реальности характеризуется зрелость. Юношеские упования о том, что совершенное единство легко достижимо на Земле одной лишь влюблённостью, рассеиваются, и зрелые партнеры способны простить друг другу это разочарование. Женщина больше не ждет от любимого, что он будет её сказочным принцем, спасителем, фантазийной половинкой, а принимает его таким, как он есть, отдельным от неё, и просто выполняет свой долг рядом с ним. Семья даёт женской материнской природе хорошую возможность реализовать себя в полной мере, выполнить предназначение, сыграть отведённую ей роль в великой драме, называемой жизнью. Единство в реальных отношениях доступно нам лишь в форме общей деятельности. Ощущение единства приходит лишь тогда, когда мы понимаем, что играем разные роли в одной премьере, по окончании которой, быть может, мир со своими иллюзиями и парадоксами исчезнет, противоположности сойдутся, и единственный актёр, сбросив маски, выйдет под занавес, поклонится и скажет: «Acta est fabula!»
«Ма-ма!» – заорал Рома. Нет, представление ещё не окончено. И никто нам не напомнит об этом красноречивее, чем дети.