Кукин (6)

О ЛЮБВИ


Кукин тоже любил. Но как та его любовь не похожа на эти ЛЮБОВИ, которые он видит вокруг.
Вернее не ЛЮБОВИ, а их проявления.

«О любви не говори,
О ней всё сказано.
Сердце, верное любви, молчать обязано» - вспоминается Кукину песенка с незамысловатой мелодией.
Или песенка в исполнении великой Клавдии Шульженко:
«Какие старые слова,
Но как кружится голова,
Но как кружится голова…»
- Почему я любил её? – спрашивает Кукин.
Он знает ответ: он думал тогда, что они с одной планеты.


СНЫ И ЯВЬ

А если бы сбылось у Кукина в жизни не только то, что было, а и то, что приснилось, о чём мечталось,тогда было бы сейчас у Кукина другое настроение, а может, это вообще был бы совсем другой Кукин, тоже инопланетянин, но с совершенно другой планеты.
Да что там говорить, если бы один и тот же человек ещё молодой и он же, но уже не очень молодой, встретились и поговорили, то, как кажется Кукину, один бы принял другого, очень часто, за инопланетянина.
Кукин думает, правда, что с ним бы такого не случилось.
Но так Кукин думает, а как бы было на самом деле?
Может быть, все так думают потому только, что этого никто не проверял, потому что проверить это никак нельзя.


БАЗАР-ВОКЗАЛ


Удивительное дело, вдруг, ни с того ни с сего, всплывает в памяти какое-то давно слышанное выражение. Причем совсем не то, которое тебе нравилось и которым ты пользовался с большой охотой. Наоборот, тогда почему-то осуждаемое тобой, может потому, что часто звучало из уст тех, кто, то ли не нравился тебе, то ли вызывал зависть своей позой, своим образом мыслей или своим внешним видом. И странно, что по прошествии времени, они уже не вызывают тех чувств, которые были тогда, они кажутся вовсе не такими уж и нехорошими.


ГРУДИ СРЕДНЕГО РАЗМЕРА.

Мы идем с девицами-катранщицами по центральной улице города. Все начинается со стометровки. Но все по-разному кончается: у кого барахтаньем в чужой кровати, у кого - робкими прикосновениями у калитки. Девочки-катранщицы совсем другое дело. У них главное хобби – это кровать. Им главное - встретить ребят такого же покроя, знакомых или незнакомых, но обязательно с наличием квартиры. Найти квартиру - самая большая проблема. Человек с квартирой – это очень престижно, хотя, может быть, ему лично никто и не достанется. Получается парность или не получается, сформировавшаяся группировка перемещается на "хавыру". С вином или без – это большого значения не имеет. Я иду рядом с Ганной. Это девушка Игоря. Игорь впереди со всеми, мы чуть приотстали. У меня никакой задней мысли, я очень хочу слинять; никто из этой компашки меня не волнует, наоборот, я очень даже насторожен. И, наверное, это видно, потому что Ганна вдруг говорит:
- Я в каждой компании только с одним, это мой принцип.
«Удивительно принципиальная» –думаю я, но с показным вниманием весь обращаюсь в слух, наверное, выражая на лице восхищение.
- По другому нельзя, - продолжает Ганна, - И если мой парень предпочтет другую, я тотчас ухожу.
- Да?! – продолжаю удивляться.
- Да, - подтверждает Ганна, воодушевленная моим восторгом, - только так.
- Жаль, - говорю я, - Ты самая гарная.
- Нет, нет, об этом не может быть и речи! – убежденно восклицает Ганна.
Если бы действительно мне нравилась Ганна, интересно было бы попробовать. Она маленькая коротконожка, но в этой катранной группке - самая авторитетная. Стоило ей сказать: «Пошли!», и ватага, как по команде пастуха, мгновенно перестроилась и уже стала готова идти щипать травку там, где укажут. И это не кажущееся влияние. Перехочет Ганна, и все мгновенно расстроится. Но это уже зависит от Игоря. А Игорь ей, видно, нравится. У Игоря есть невеста. Он с ней тоже встречается не на концертах, они даже как-то признались, что согрешили на моей кровати, пока я ходил за хлебом. Но то его невеста и она его правда любит. Правда, нелегко говорить про любовь, она у всех разная. Кто-то скажет, той, настоящей, любви не может быть ни у Лильки, ни у Игоря. Лиля уже была замужем, но мужа не любила. В крайнем случае, она так говорит. И уже когда она разошлась со своим бывшим мужем, ее отца, директора базы, арестовали. И чтобы сохранить богатство, она прибежала к Абе, дальнему своему родственнику, и, как он нам рассказывал, слезно просила его на ней жениться. Его профессия была в этом выборе определяющая, он шахтер: якобы все купили на заработанные им деньги.
- Да, что я дурак, - говорил Аба, - По ночам с Игорем якшается, а мне в любви клянется.
И правда, в этом случае Лилин выбор не выдерживал критики. Абу с Игорьком не сравнить, рубахи на нем и то с засмальцованными манжетами. Как-то играем мы в преферанс, а Игорь и говорит Абе:
- Ты рубашку когда-нибудь стираешь?
- Да ну его! – отвечает Аба, - один раз одел чистую рубашку, так все девчонки ко мне на вечеринке налипли.
Мы нахохотались тогда от души. Да если бы они с Игорем и поменялись рубашками и Аба вылил бы на себя галлон французских духов, боюсь, что это ему все равно бы не помогло в соперничестве с Игорем, и не только с Игорем. Но пусть все думают, что он так считает. А может быть, он и правда так считает. А Лиля любит Игоря уже не просто как остроумного и симпатичного парня, она любит его как мужчину. У нее уже есть с кем сравнивать и, хотя нельзя знать наверняка, но я почему-то был в этом уверен. Как-то сидит она в своем ларьке, книжку читает. Подхожу я, стою минуту. Две, три – никакого внимания. Ей эта ее торговля до лампочки, как и мужики у прилавка. Она уже сделала свой выбор.
- Лиля. – говорю я ей, - Ну ты и работница.
- Да ну его.
А сама вся сияет, и я знаю почему, потому, что я приятель Игоря. Что-то в ней есть: то ли какая-то непосредственность, то ли необъяснимая мудрость. Играть так или притворяться, по-моему, нельзя. Она вся начинает сиять, становясь еще красивей и еще недоступней. Она верит в любовь Игоря, а он умеет врать.
- А если тебя Лилька застукает? - как-то спросил я его.
- Ну и что? Она верит, что у меня он больше ни на кого Ни-Ни…
- Прямо верит? – переспрашиваю я.
- Также сильно, как в то, что бывает лето.

А тебе что нужно для того, чтобы ты влюбился? – спросил я.
Сисички средних размеров. - ответил Игорь с улыбкой.

Казалось, что мне никогда не надоест бродить по центральной улице Города, по так называемой стометровке, тогда это было принято широко. Сейчас такое и представить трудно. И не только мне из-за возраста, а вообще никому это совсем не интересно. Как быстро, как стремительно меняются привычки и пристрастия. Так же быстро и стремительно, как меняется и проносится жизнь.

Стремительно несётся время и всё вокруг, может быть не так заметно, но тоже меняется стремительно. Мы просто не замечаем этого потому, что отчётливо помним вчерашнее, ну позавчерашнее, а то, что чуть поодаль расплывается как будто в тумане и нужно уже напрягать память, что не всегда получается.
Что же обеспечивает эти изменения, что движет всем? Человек? А что движет человеком?
По-моему Фрейд сказал, что секс. Кто-то другой, что голод и любовь.
А я дополню ещё ненавистью, любопытством и случаем.
Может быть, есть что-то ещё, но Кукину кажется, что и этого достаточно, чтобы объяснить многое. Конечно не всё, всё объяснить невозможно.
И подумалось Сене, что каждый человек, где бы он ни находился, что бы ни делал, всегда остаётся на своей собственной планете, похожей на другие, но не совсем.
И может быть именно поэтому, пролетая мимо других планет, с другими инопланетянами, он часто хочет перепрыгнуть на другую планету и иногда ему это удаётся.
А было бы везде всё одинаково, кому бы захотелось рисковать, ведь можно и не допрыгнуть, или перепрыгнуть, что впрочем, несомненно, в данном случае, одно и то же. И поэтому мы рискуем, влюбляемся или ненавидим, радуемся или сожалеем о том, что прыгнули или о том, что не решились этого сделать.
Читатель, добравшийся до конца, уже может составить некоторое представление о Кукине, какое-никакое, но всё же. И если это так, то этим Кукин должен быть доволен.
А вот чего точно не хочется Кукину, так это, чтобы читатель решил, что Кукин действительно думает, что нашёл объяснение очень многому.
Читатель может попытаться найти другие объяснения и может быть окажется более прав, чем Сеня Кукин.