Возвращение

-Хочу всё бросить! - надрывно кричал он, - к чёрту эту работу, на которой я ничего не делаю, а только позволяю себя эксплуатировать, к черту этот дом, одна затхлость, а не дом, страшно смотреть из окон, всё такое неживое, неестественное, показушное! Хочу начать новую жизнь, но-ву-ю!! Свободную от всего этого хлама, этого праха нечистого, бессмысленного бытия!..
Кириллов знал, что этот монолог будет продолжаться долго, возможно, несколько часов, тем более что приятель его Ухин изрядно-таки выпил, а значит, стал особенно словоохотлив, из этого следовало, что ухинское внимание нужно было либо резко на что-то переключить, либо попытаться поработать психоаналитиком и путем холодных взвешенных логических рассуждений доказать товарищу, что он несколько заблуждается насчет другой жизни, нечистоты бытия и прочего.
Между тем Ухин продолжал вещать, воинственно размахивая сигаретой. Временами он как будто бы задыхался, временами переходил на визг.
-Я! Кто я? Я ничтожество, я песчинка! Жизнь моя проходит мимо, а я и рад! Смотрю беззубым своим ртом из окна конторы на вольное солнце и коснею в своем бессилии! И так ведь всю жизнь будет, так и будет, графики, прямые, таблицы, приходить ровно к десяти, жить по расписанию! Скажи, как вы можете так жить, ведь вы рабы расписаний, у вас дела, дела, а про остальное вы забыли...нет, бросить всё, немедленно! Уехать...куда угодно, нет, не куда угодно, в Индию, быть там свободным, встречать рассвет каждый день, предаваться мыслям, чистым, как у младенца...
-Вадик, да ты деньги-то откуда возьмешь на свою Индию? - попытался влезть Кириллов. - и как ты там жить-то будешь? Ты ж языка не знаешь, и болезни
там всякие... Не будет тебе чистых мыслей.
-В Апрелевку! - взвизгнул неподдающийся Ухин. Мысли его и слова играли в чехарду, одно наслаивалось на другое, обычно так было и в жизни, но когда он выпивал, это приобретало особый размах. - В Апрелевку, в Подмосковье, к чистым женщинам, простым и честным людям! Физическая работа, труд облагораживает! Поселиться у какого-нибудь мудреца и жить с ним, слушать его речи, и плевать на больное это общество, на потребление!..
-Откуда ж в Апрелевке мудрецы, они уж скорее в Индии...
-Неважно! В Индию, в Апрелевку, какая разница, я все брошу, там все другое, будет новая жизнь, не пресмыкаться, не слушать хамства, не видеть этой вечной серости! Да! Нет! Все бросить! Найти там другое, это будет обновление...
На Ухина стали оглядываться. Предоставив ему и дальше разрываться между Индией и Апрелевкой, Кириллов подозвал официантку и попросил счет. Ухина пора было транспортировать домой.
В свободное от таких надрывных монологов время Ухин был обычным журналистом, писал статьи в одну довольно солидную газету в раздел <Культура> и иногда в раздел <Политика>. Жил один в квартире покойной бабушки, время от времени встречался с женщинами - в общем, вёл достаточно банальный образ жизни. Но в отличие от большинства людей, которые смирились с этой банальностью, или не замечали её, или не видели в ней ничего
плохого, наш герой непрестанно против неё протестовал, возмущался, причём громогласно, так, что даже казался иногда не совсем здоровым некоторым своим сотрудникам и знакомым.
Наиболее терпимо на работе к нему относился Кириллов - личность невозмутимая и непроницаемая, обладающая, в отличие от Ухина, железной логикой и нордическим характером. Ухин был ему интересен в качестве своего антипода, практически стопроцентного. На его долю выпадало выслушивание большинства монологов своего излишне эмоционального сотрудника.
После этого, если так можно выразиться, разговора, Кириллов подумал, что у приятеля давненько никого не было и что если занять его хотя бы на время какой-нибудь из своих многочисленных знакомых, то всё вскоре пройдёт. Обычно через месяц женщины от Ухина сбегали, причем даже те, которые были под стать ему, с ветром в голове. Однако предложенная ему в этот раз весьма интересная зрелая дама по имени Ирина держалась долго. Впрочем, это не остановило главного героя рассказа от того своего поступка, который он боготворил и которого в душе боялся - внезапного побега практически в никуда. Но всё по порядку.
Вернее, порядка-то, как всегда в Ухинской жизни, и не было. Он дождался отпуска и решил-таки уехать, как обычно, в никуда. То есть поначалу он собирался почему-то в Монголию, потом ему Монголия разонравилась, он проявил интерес к Непалу, но поняв, что один перелет туда стоит очень немалых для него средств, охладел и к этой идее и решил прокатиться зачем-то в Будапешт. Собрав уже вещи Ухин сообразил, что без визы его туда пустят вряд ли и просто пришел на вокзал, уже с вещами, надеясь купить билет просто куда-нибудь и укатить прочь, не разбирая дороги. Что было вполне в его стиле. Ирина его стремлений не поддержала, что, впрочем, ему и не было нужно. Ухин вообще не был сильно привязчив к женщинам, и они обычно отвечали ему тем же. Хотя, надо сказать, упомянутой расчетливой даме понравилась ухинская квартира и она твердо решила ждать его возвращения, надеясь, что когда-нибудь этот беспечный ездок остановится.
Сначала Ухин просто постоял на вокзале, наслаждаясь духом свободы и дорог. Как всегда, по платформам несколько взволнованно перемещались люди, курили, разговаривали по телефонам, расстегивали и застегивали сумки, немного пахло углем - истинный запах русского вокзала, у палаток стояли пьянчуги, там же прохаживалась милиция. Ухин увидел поезд до Самары, отходящий через двадцать минут, и подумал сначала, что было бы неплохо попытаться купить на него билет. Когда он уже пошел к кассе, до него дошло, что купить в Москве билет на поезд, отходящий через двадцать минут, в не самый богом забытый город вряд ли возможно, потом он подумал, что в Самару ему не больно-то и хотелось, эти приволжские города, как же так, в них ездят все, опять банальность, лучше просто подойти к кассе и спросить любой билет, куда-нибудь далеко, или недалеко, но в небольшой тихий городок... Так он и сделал.
Волшебный момент - поезд вздрогнул и на мгновение замер, а потом покатил, покатил, медленно набирая скорость, и замелькали за окнами пейзажи - сначала Москвы и ее окраин, потом пошли веселые дачки, а часа через два - поля, леса, редкие полустанки... Ухин завороженно смотрел в немытое окно. До чего огромна и разнообразна эта земля, эта страна, думал он. И как чертовски мало нужно, чтобы просто увидеть это и осознать. Но почему совсем немного людей понимает это?.. Ради чего они копошатся в своих офисах, усмиряют нервы телевидением и спешат, все время куда-то спешат согласно своему графику? Ведь нужно совсем чуть-чуть, чтобы вот так соприкоснуться с вечностью, такой далекой и близкой, такой щемящей... Особый пафос мыслям Ухина придавал потребляемый им недорогой коньяк.
Ехавший в том же купе пожилой мужчина с самого начала проявлял интерес к Ухину и особенно его коньяку. Интерес был таким, что на небольшой остановке мужчина вышел на платформу, купил две бутылки сладкого дешевого красного вина, которое обычно пьют в основном школьницы, но никак не уважаемые пожилые люди, и предложил нашему герою разделить, вернее, распить покупку с ним. Завязалась непринужденная беседа. Попутчик, представившийся Михаилом, оказался весьма словоохотлив, а Ухин как раз дошел до той кондиции, когда всему миру хочется поведать о накопившемся на душе. Несложно понять, к чему свелся разговор. Смесь коньяка и вина довольно скоро заставила Михаила восторженно поддерживать попутчика во всем. Поддержка была настолько шумной, что ехавшая в этом же купе женщина ушла в соседний вагон в поиске свободных мест.
На какой-то показавшейся относительно долгой остановке попутчики решили прикупить еще коньяка - больно хорошо пошел. Тем более что круглосуточный магазинчик виднелся из окна поезда, соблазняя блеклым светом вывески.
Как нетрудно догадаться, поезд продолжил следование без Ухина с Михаилом: в нетрезвом состоянии время для человека идет несколько по-иному. Когда они вышли из магазина, держа в руках по бутылке портвейна - коньяка здесь не оказалось - состава и след простыл.
Было еще темно. Пустынная платформа слабо освещалась тусклыми фонарями. Механический женский голос назойливо повторял что-то. Слева от магазина можно было разглядеть какую-то улочку, дворы. Туда они и направились, не посмотрев даже, что это за городок. Городок между тем спал, как спят все небольшие города на наших просторах - глубоко, мутно, безысходно, прерываясь изредка то нездоровыми криками, то лаем.
Духовности, духовности!! - визжал, сидя на дворовой скамейке Ухин. - Вот чего нам всем не хватает, духовности и абсолюта, только где их взять, а взять их негде, только вот так вот окажешься внезапно на задворках страны своей, вдохнешь чистый воздух, и защемит в душе, и звщемит... Вот что значит - приблизился человек к исходному...
-Вот я тебе сейчас защемлю!.. - крикнул кто-то с балкона.
Но Ухину было не просто прекратить свой поток сознания. Михаил тоже силился что-то вставить. Кончилось тем, что кто-то вылил на них сверху воды. Они попробовали уйти в другой двор, но чертовки, чертовски трудно после вина, коньяка и портвейна было пройти в арку, не ударившись лбом или плечом...
Очнулись искатели духовности утром, на мусорном пустыре.
Ухин, проснувшись, увидел, как Михаил вертел что-то трясущимися руками, а потом вдруг отбросил. Что это? - спросил он. - Ккошка, ккажется, нет, ээ, бывшая кошка...
- Сам ты бывший! - послышался откуда-то сзади грубый голос. - Тебе ли знать, бывшая она или нет? Может, ты сам бывший, просто не ощущаешь этого в силу природной ограниченности.
Михаил пока еще не мог складно выражать мысли, поэтому обиженно замолчал и пристально посмотрел на говорившего. Тот казался человеком без возраста, ему можно было дать и 30, и 40, и 50. Только голос его был резким и молодым. В простом происхождении нового знакомого сомневаться не приходилось: потрепанная одежда, грубое лицо. - Павел, - представился он.
...Квартира нового знакомого была похожа на его хозяина: минимум грубой старой мебели, минимум вещей, ничего не разбросано, простецкая холостяцкая еда в холодильнике. Он говорил
мало, но складно, его хотелось слушать и слушаться, особенно в положении Ухина и его попутчика.
-Так вот, о бывших и не бывших, - вернулся к началу <знакомства> Павел. - сейчас я вам кое-что покажу, и вы поймете, почему кошка не бывшая, хоть и дохлая, а вот тот молодой осел, возящийся под моим окном с машиной - весьма и весьма бывший, хоть и живее всех живых.
...Шли они долго, но дорога все не кончалась, пропадая то между деревьями, то в кустах, то внезапно выходя на какие-то богом забытые пустыри, на помойки, то опять углубляясь в какие-то леса, рощи, подступающие к маленькому городку. У Ухина страшно гудела голова. Михаил вроде как бы и развеялся на свежем воздухе, но начали уставать ноги. Павла не останавливало ничего. Он просто шел, даже не оглядываясь на попутчиков.
-Пришли! - внезапно сказал он.
Деревья, мимо которых шли наши герои, оказывались как будто на склоне небольшого оврага. Овраг не был сильно заметен, только трава, растущая возле него, казалась какой-то ненастоящей, бутафорской, излишне жесткой, излишне гладкой, и кроме того яркого сине-зеленого цвета.
-Это ничего, это бывает у нас. - почти прочитал их мысли Павел. - Располагайтесь, закуривайте, прошу! - сказал он и закурил сам, сев на склон оврага.
Попутчики послушно сели, и Михаил откуда-то достал и открыл очередную бутылку местного портвейна. Некоторое время пили молча. Каждый думал о своем. Или не думал - просто сидел с полузакрытыми глазами, подставляя лицо ласковому солнцу и наслаждаясь тишиной и дурманящим воздухом, сладким, тяжелым.
-Посмотрите вниз! - вдруг сказал Павел.
По противоположному склону оврага пробежала кошка, точь-в-точь такая, как та, которую они видели в городе - дохлой. Сомнений быть не могло. Так же как и у той, у нее не было половинки хвоста.
Ухин и Михаил молча уставились на Павла.
-Да, - сказал он. - это она.
-Да ладно, это просто похожая, - не поверил Михаил. - или мы уже допились.
-Посмотрите влево, - не обращая внимание на его слова продолжил Павел.
Овраг как будто отступил, как будто его и не было, на некотором расстоянии от сидящих появилась вдруг - дача, крупный старый советский дом, на крыльце сидел и курил молодой мужчина, у крана с водой стирала женщина, оглядываясь на детей.
-Не знакомы? - спросил Павел.
-Нет...
-Ну правильно, с чего бы это москвичам знать наших. Хотя сейчас книги его и у вас должны продаваться, просто мелким тиражом наверно, детективщицы задавили...
-Так кто это? - захотел узнать Ухин.
-Этот юноша поначалу был многообещающим совписом, что значит - советским писателем, что в свою очередь значит - был обласкан тогдашней властью, получил вот эту дачку, это в послевоенные-то годы, и стал там жить-поживать с молодой женой да с отпрысками...до тех пор пока не ударила ему вдруг моча в голову и не написал он несколько рассказов, которые не то что были сильно антисоветскими, нет, но вот лет бы через 10 на них особого внимания уже не обратили бы, устроили бы прилюдную порку в Союзе и больше ничего, а в 51м все было проще и жестче, приехали ночью за ним на эту самую дачку, и все, без права переписки...28 лет парню было. А жена его еще много лет, в оттепель, ходила с его рассказами туда-сюда, даже через какого-то еврея пыталась их за рубеж отправить, пусть напечатают, хоть и не шедевр, но все же...преданная была женщина. Но потом умерла, причем как-то глупо, сгорела с детьми заживо в каком-то сельском доме.
-То есть, то, что мы видим, - это до 51го года?..
-Ребят, тут не в годе дело, я сам не знаю, что это за время и как оно исчисляется, я такой же человек, как и вы, а не консультант по всему этому, тоже могу что-то не знать... Смотрю, пока не врубаете вы. Могу еще кое-на-что внимание ваше обратить. Мэра нашего бывшего случайно не помните, ну которого пришили два года назад?
-Нуу может быть...
-А теперь посмотрите - видно его?
Попутчики долго вглядывались, но кроме разнотравья в овраге ничего не увидели.
-И правильно, нет здесь его. Сгинул и сгинул, не приняло его здесь. Чем занимался - да как вся власть, деньги отмывал. Нет здесь и других героев нашего маленького городка, нет Васи Палкина, начинавшего музыкантом, а закончившего фарцовщиком, единственным у нас. На него ментура никакого внимания не обращала, он вроде достопримечательности был. Спился вроде. Нет здесь
и большинства <маленьких> людей, о которых так любили писать классики. Хотя не сказать, что совсем никого...
-Это что - овраг героев, что ли?
-Овраг тут вообще играет скорее техническую роль.
-То есть как?
-А вы что думаете, тут в овраге город мертвых, что ли, как в голливудских фильмах? Вблизи населенного пункта-то?
-Ну что-то вроде. Только не всех мертвых.
-Да нет, с оврагом обстоит дело так: вы заметили, что тишина тут необычайная, и трава странная, и мусора нет, в отличие от других мест? А главное - людей нет. Так вот, есть какое-то научное название этому явлению, этим уже давно в вашей Академии Наук занимаются. Если поддаться влиянию этого места, то почувствуешь, как замедляется время, как отходит на задний план вся обычная мерзость нашей абсурдной жизни, со сроками, планами, тревогами... Когда сознание от этого всего хоть немного очистится, каждый из нас может заглянуть туда, куда только что заглянули вы.
-В царство мертвых, что ли?
-Ну почему сразу мертвых, вот же упертые вы люди, для вас существует только черное и белое, живое и мертвое, а полутонов вы замечать не хотите. А еще меньше вы хотите признать, что есть что-то неподвластное вашему разуму и пониманию, рассудку самозванных царьков природы. Не так все просто господа. Может, когда-то человек это все и обоснует и обнаучит, но пока извольте просто видеть. И верить своим глазам.
Так вот, в некотором состоянии, которого не каждый способен достичь, сознание человеческое отражает не одну реальность, а как минимум две. А то и больше. Потому что реальность - это не только то, что мы видим каждый день. Но большинство людей просто и не хочет ничего больше видеть...
-Ладно, а как они попадают в эту вторую реальность? И почему именно эти?
-На этот вопрос у меня точного ответа нет. Могу только предположить.
-Ну и что же?
-Какая разница между тем юношей-писателем и награбившим мэром?
-Если рассуждать по-твоему, то вроде как один дело делал, а другой...
-Кому много дается, с того много и спрашивается - помните поговорку? Ну вот.
Иными словами, выполнил ты свое предназначение, пока на Земле воздух коптил? Если да, то ты здесь, а если нет, то как будто и сгинул просто. Писатель наш сильно талантлив, конечно, не был, но на полную катушку выложился, успел написать лучшее до смерти. Жена его тоже - сражалась за мужа. А Герасимов наш...ну сдох, извините, и сдох. Награбил и в могилу.
-Причем здесь тогда кошка?
-От кошки что требуется? Размножаться. Она выполнила свое предназначение. А к человеку с кошачьими мерками не подойдешь...
-Но это какой-то фашизм!.. - взвизгнул вдруг до этого сидевший тихо Ухин. - Кто-то распоряжается людьми как вещами, делит на достойных и недостойных, и...
-Молчи! - прервал его Михаил. - Мне еще с поезда надоели твои истерики. Причем тут фашизм?? Продолжай, Павел, очень интересно.
-А продолжать тут особо нечего, - сказал Павел. - я свою догадку высказал, что там на самом деле - черт разберет. Может, я прав. Может, нет. Гарантировать не могу. И про фашизм наш нервный товарищ может и верно заметил. Кто его знает, вдруг там и не все достойные люди. Какая сила этим всем распоряжается - непонятно.
-Бог... - тихо сказал Ухин.
-Не знаю насчет бога, - откликнулся Павел. - Скажу честно, я в него не верю. Но, впрочем, и не то что бы полностью отрицаю. Всяко может быть. Каждый по своему называет.
-А для чего она...ну эта иная реальность оставляет всех этих? То есть они там получают новую жизнь? - спросил Михаил.
-Ну поскольку я там не был, то сказать точно не могу.
Через некоторое время все они почувствовали ужасную усталость. Ухин откровенно клевал носом.
-Здесь лучше не оставаться! - предупредил Павел. - Место особое, пойдемте лучше ко мне. Переночуете, а завтра уедете. Да можете и не завтра...
Так получилось, что они прожили у Павла еще неделю. И все это время он ни разу больше не вспоминал ни об овраге, ни о разговоре. Жили они у него просто как заехавшие погостить дальние родственники. Потом Михаила срочно вызвали прямо из отпуска на работу, и Ухин уехал с ним обратно в Москву. Его больше не тянуло никуда. Он пока еще не мог четко осмыслить происшедшее, вернее, он даже не мог понять толком, а было оно или нет? Или это вообще плод его пьяного и не совсем, видимо, здорового воображения? И что вообще было в тот день, вернее, в ту ночь, когда они сошли с поезда и не вернулись, и где-то там в пьяном угаре куролесили, кажется, а вот потом...что было потом...
Остальные молчали, а сам завести разговор об этом он решился только в поезде с Михаилом.
-Миш, а ты помнишь овраг?? - прямо спросил он.
-Угу, - промычал тот, жуя бутерброд.
-То есть это как бы было?
-Было, конечно, овраг точно был...а вот насчет того, что там внутри, у меня сомнения. Если это новая жизнь, куда отбирают лучших, то старой-то, то бишь нашей, скоро песец...а иначе зачем все это?
-Она ведь может и параллельно существовать, ни для чего, а как бы сама по себе...
-Не знаю я, как это - ни для чего. У всего, думаю я, своя цель. А то, что мы ее не видим, так это может быть нашей глупостью просто... Вот ты сильно моложе меня, тебе кажется, ты все знаешь, понимаешь, умеешь, а если что и не умеешь, то научишься. Станешь таким как я - начнешь сомневаться.
-Да я и так все время сомневался, а теперь еще больше. До этого моей главной проблемой была тупая рутинная жизнь в Москве... Именно в Москве, с моим графиком, устоявшимся порядком вещей. А теперь я сомневаюсь - во всем. В том, что я вижу и в том, что я ощущаю, не говоря уже о том, что думаю...
-Ну это уж ты слишком. В любом случае, как и для чего существует то, что мы видели, мы никогда не узнаем. И как нам себя вести и к чему готовить - тоже вопрос открыт.
-Но ведь Павел узнал что-то, почувствовал...вообще, как он нашел это место? Как он дошел до всего?
-Хрен с ним с Павлом, откуда мы знаем?.. И не факт что правда все эти его рассказы, хотя в целом
я верю. Давай спать, а? Надоела мне эта философия...
Михаил отрубился сразу. Ухин сначала беспокойно лежал, потом ходил курить а тамбур, и ближе к рассвету уже ненадолго заснул. Сон его был беспокойным, снился ему сначала овраг, потом почему-то собственные похороны, но гроб несли какие-то совершенно незнакомые люди, а он наблюдал за всем этим процессом, не то откуда-то сверху, не то откуда-то снизу, и был абсолютно равнодушен, как валенок, при виде собственного трупа, который лежал в гробу как манекен. Потом опять появился овраг, и гроб на дне оврага, но пустой и закрытый. Дальше картинка сменилась на мусорную кучу, в которой он, Ухин, что-то искал...
Поезд подъезжал к Москве. Мимо окон проносилось буйное дачное лето. Попутчики распрощались, обменявшись адресами электронной почты, и каждый пошел по своим делам.
Придя домой, Ухин почувствовал навалившуюся вдруг смертельную усталость. Он принял душ после поезда и лег спать. Спал он почему-то около суток. Еще неделя прошла в каком-то странном полулежании, он чувствовал себя как будто больным, хотя ничего не болело, только время от времени ему казалось, что его лихорадит. Когда отпуск подошел к концу, Ухин даже взял больничный, хотя, впрочем, чувствовал, что на работу больше не вернется.
Какая уж там работа. Поживу временно на сбережения, думал он, а потом видно будет. Ему было совершенно не до статей и колонок. В сознании его происходило что-то вроде перестройки, даже тотальной перезагрузки. Из-за этого он расстался с Ириной.
Он не то что бы не нуждался, он даже скорее как будто не мог позволить себе женщину: слишком много дел было у Ухина с самим собой. Физически он не делал практически ничего, только лежал на диване, пил то кофе, то чай, курил и размышлял. Но размышлял так активно, что это было даже больше похоже на перенесение в какие-то иные миры.
И каждый раз появлялись новые вопросы. Ответов на них либо не было в принципе, либо они были, но только приблизительные. Ухин отчаянно блуждал по дебрям своего сознания, как будто находя все новые ответвления этого лабиринта и тайные ходы, в которых сам же он и запутывался.
Раньше основным вопросом для него было - как выжить в этом больном по его мнению социуме? И куда деться от него, если станет уж совсем невмоготу? Теперь это отступило на второй план, эти вопросы казались второстепенными, косметическими. Вперед вылезло отрывисто-короткое <как жить?> как вообще в принципе надо жить, зная, что существуют некие дополнительные грани...реальности... Что представляет из себя то, что рядовой человек называет жизнью?
Через неделю Ухину надоело горизонтальное положение, и все увеличивающееся количество вопросов без ответов. Он вытащил себя в центр, в большой книжный магазин. Сначала постоял у полок с сочинениями известных философов, но потом понял, что его вопросы не столько философского, сколько мистического характера, и переключился на эзотерику.
Здесь Ухин впал в небольшой ступор. Книги с названиями типа <Выращиваем новое <Я> его откровенно не прельщали и казались излишне популярно-коммерческими. Однако он продолжал рассматривать полки, пока его не оторвал от этого занятия другой покупатель.
-Что-то конкретное ищете, молодой человек?
-Да нет... - сказал Ухин. - Не совсем... Что-нибудь про жизнь после смерти, или... - он замялся, подумав, что <жизнь после смерти> не отражает полностью того, что он ищет. Да ведь он и сам толком не знает, чего он ищет.
-Кажется, я вас понимаю. Борис. Можно просто Боря, хотя я вас и старше.
И Ухин не успел оглянуться, как был вытащен новым знакомым из книжного и приведен в небольшую кофейню в подвальчике соседнего дома.
-Всё, что вы видели, - это вполне реально, - попивая кофе с коньяком, говорил эзотерический Боря. - Вопрос только в том, почему это увидели вы, а не кто-то другой. Видимо, на данном этапе своего развития вы оказались готовы получать такие вопросы.
-Вопросы...вопросы, - бормотал Ухин, - вопросы-то есть, только от них уже голова пухнет. А где ответы? Ну хоть приблизительные?
-Ишь чего захотели, - улыбнулся собеседник. - Сразу к этому прийти нельзя. Однако хорошо, что вы пытаетесь. Это значит, что вы живы.
-Но я представить даже себе не могу - как возможно то, что я видел? Как существует эта странная над- или подреальность? Что чувствуют те, кто находится в ней? И как, все же по какому принципу идет отбор в нее? Ведь то, что говорил Павел, - это по сути фашизм, это разделение людей на высших и низших, а кто и как разделяет?.. Ведь все мы по идее равны...
-Скажите-ка честно, вы утопический социалист? Что это за идея о том, что все равны, и кто вам ее внушил?
-Как кто?? Христианство, демократия, гуманисты...
-О, не сваливайте все в кучу. Это три совершенно несочетаемые в нашем мире вещи. Или вы искренне считаете, что современная демократия основана на христианских ценностях, а они стопроцентно гуманистичны? По крайней мере если брать то понятие гуманизма, которое имеете в виду вы?
-Нет, не совсем, но...
-И ведь дело даже не в этом. Христианство, демократия, гуманизм. Это понятия, созданные человеком. Они на уровне человеческого разума. Разума среднего человека, я бы сказал. Но ведь вы ищете ответы на вопросы, которые лежат далеко за пределами этого разума.
-Я человек. И я могу подходить только с этих позиций. Другое мне не доступно.
-Не сердитесь. Вы религиозны?
-Нет, но религии уважаю.
-Вот и хорошо. Я тоже. Почему я не религиозен? Религиозные догмы ограничивают сознание. Вы привыкаете, что на все свои вопросы вы можете получить ответы в определенном ключе. А выйти за пределы этого ключа сложно или почти невозможно. Проблема в том, что мы рассматриваем все с точки зрения чего-либо. Без призм и концепций мышления не получается. Кроме того, не забывайте, что все эти призмы и концепции развиты человеком...
-Если мы откажемся от них, то человек потеряет тормоза.
-Я не призываю от них отказываться. Ни в коем случае. Подумайте только, что существуют вещи, над которыми наши догмы не властны. Они просто разбиваются о них. В мире еще слишком много непознанного, да он и не торопится раскрыть нам свои тайны. Собственно, кто мы для этого такие? Может, лучше раскрыть их собаке?..
-Ну уж вы даете...
-А это уже ваша гордыня. С точки зрения человека он конечно лучше собаки. А с точки зрения того, что мы еще не познали - высшего ли разума, духа ли, - не факт.
-Человек, конечно, - существо гадостное...
-Я не призываю вас становиться мизантропом. Просто подумайте - смотреть на вещи можно с разных сторон. И если вам открылся мир с какой-то иной, неведомой стороны, то это тоже неспроста, значит, вы этого достойны и сможете что-то увидеть.
Разговор продолжался еще минут 15. Потом Боря достаточно внезапно ушел. Ушел и Ухин. Как ни странно, ему немного полегчало после этого длинного и не самого приятного разговора - в слишком уж категорично-пророческой, как ему показалось, форме, излагал мысли его новый знакомый. Однако что-то этот разговор в нем изменил, что-то сдвинулось с мертвой точки.
Ночью ему приснился сон, странный и страшный одновременно. Он будто бы стоял на скале посреди моря, но море было какое-то непонятное, вода в нем походила на нелепую густую серо-черную субстанцию, она одновременно звала его и пугала. Скала медленно-медленно погружалась в эту субстанцию, и Ухин паниковал, не желая уйти в нее, звал на помощь. Когда ноги его уже по колено погрузились в нее, он внезапно почувствовал тепло, какую-то ласку и успокоился. Потом он уже плавал в этой субстанции и понимал, что не дышит, но это не причиняет ему неудобств. Но в это время подоспел почему-то самолет, как будто кто-то услышал его крики о помощи, совсем как в советской комедии выбросил ему лестницу и он залез по ней внутрь.
После этой ночи Ухина и вправду начало лихорадить. Он провалялся в постели с непроходящим жаром недели полторы. Но вдруг все прошло как будто за одну ночь. Он бодро встал, оделся и спокойно пошел на работу.
Через год он женился на сестре Кириллова. Родные, ранее не знавшие Ухина, радовались - более простого, спокойного и основательного зятя сложно было представить. Ну разве что чуть зауряден.

Лето 2008 г.