Почти АнтиДостоевский

Когда я услышал эту историю, мне как учителю литературы сразу пришло в голову произведение из школьной классики, которое вы все читали. Не история, а просто вывернутая наизнанку классика. В общем, слушайте.
Действие этой истории происходило, конечно же, в Москве: с одной столицей может конкурировать только другая. Причем, в Москве, которой нет.
Что значит – Москва, которой нет? А представьте себе один из бесчисленных арбатских переулков, какой-нибудь особняк, умирающий одновременно от старости и величия, представьте себе рядом с ним десяток автомобилей бизнес-класса, толпу школьниц – фанаток какого-нибудь очередного поп-певца, который в этом особняке недавно поселился, неподалеку – дорогущий супермаркет, а на лавочках нескольких древних старушек, доживающих свой век и существующих на одну пенсию, возможно, и коренных москвичек при этом. Эти последние - люди-призраки, забытые или не замечаемые никем. Не вписывающиеся в общую концепцию успеха конца 90-х. Они есть, но их как будто бы нет.
Да, и время-то какое, 98й шел год, тот самый, печально известный. У Фёдора-то Михайловича вязкий Николаевский период, а тут сотрясение на сотрясении…
Ну так вот, вернемся к той Москве, которой нет. В одной из богом забытых древних квартирок с вечно текущим краном и облезающими обоями жила Анна Романовна Могилёва, старуха-процентщица нашего времени. Для начала – небольшой экскурс в ее биографию, чтобы вы знали, что такое была Анна Романовна.
Ровесница Высоцкого – год рождения, значит, 38й. Семья имела какие-то дворянские корни. Перед войной репрессировали – даже странно, что только в 40м спохватились, могли бы и раньше взять, и никакой Анны Романовны бы не было. Но ей посчастливилось появиться на свет в 38м.
Война, детдом, эвакуация…любой образованный человек об этом наслышан и все это себе представляет. Но вот уже году в 50м Аню забирает к себе внезапно, как чертик из коробочки, появившаяся тетка. А может, и не тетка. Просто родственница. И вот Аня у нее живет, взрослеет. В том самом арбатском переулке. И открывается, что репрессированная семья Ани имела, скажем так, неплохой капитал – золото и украшения рода Могилёвых, и каким-то образом все это богатство оказалось у упомянутой мной тетки, до него никто не докопался. Как оказалось – никто не знает: может быть, у нее и было, может быть, Могилёвы – Анины родители - просто успели его у нее спрятать, чувствуя, что недолго им жить осталось, а может быть, из-за этих-то драгоценностей они и получили 10 лет без права переписки, хотя почему тогда богатство перешло к родственнице – неизвестно, так что скорее всего эту версию отметаем.
(Хотя впрочем – что отметать, это мы всегда успеем, а ведь порой жизнь наша так юлит и выворачивается, что и безумие истиной оказывается).
Воспитательница Анина образ жизни вела, скажем так, несколько не соответствующий советской морали. По крайней мере, в молодости. Поплатилась за это парой абортов и детей иметь не могла. Следовательно, после ее смерти (довольно скорой, в конце 50-х) Аня унаследовала и квартиру ее, и эти украшения. О них, конечно же, никто и никогда не знал, кроме нее самой и покойной тетки. Аня наша стала кем-то вроде другого героя классики – советского миллионера Корейко.
Трудилась она так же как и Корейко в каком-то государственном муравейнике, получала как «пролетарий умственного труда», то есть не особо много, но на жизнь хватало. Кроме того, образ жизни ее был примерно таким же, как и у ее умершей тетки, семью она долго не заводила – не желала, но поклонников было много, причем кто подпольный (или не подпольный) поэт, кто писатель, кто художник. Время-то как раз хрущевское. Они и наполняли ее жизнь в основном – материально, духовно и, скажем так, физиологически. Общалась с ними осторожно, они ее больше интересовали в плане личном, а проблем от государства она не хотела.
В брежневские годы Аня, вернее, уже Анна, замуж-таки вышла, но за человека, не в пример ее поклонникам из богемно-подпольного советского мира, тихого, скромного и молчаливого, а проще говоря – никакого. Казалось, он так был удивлен, что ему привалило счастье стать мужем Анны Могилёвой, по которой страдало немало мужчин гораздо более интересных, что решил замолчать навсегда. Самым любимым его занятием было лежание на диване с газетой или перед экраном телевизора, там же он и умер, причем умер незаметно, в конце 80-х, потому что злоупотреблял алкоголем при слабом здоровье. Состояние алкогольного опьянения не делало его ни разговорчивее, ни развязнее, и говорят, что жена даже не сразу заметила, что он умер, а не просто лежит, а под кроватью бутылка.
Знал ли он о могилевских богатствах – неизвестно. Очень возможно, что нет.
Ну так вот. В конце 80-х Анна Романовна (теперь уж просто необходимо называть ее так, отдавая дань возрасту), осталась совершенно одна. Кое-какие знакомства, конечно, остались, и поклонники тоже. Но ни детей, ни мужа. Одна в квартирке близ Арбата. С драгоценностями.
Времена наступили тяжелые, особенно для стариков. Но не для Анны Романовны.
Она стала современной процентщицей. Продуманная ей система обогащения работала очень просто.
Приходит, допустим, к ней Вася Пупкин, нищий как церковная мышь, но очень желающий, как это обычно было в 90-х, быстро и без труда обогатиться, открыть какую-нибудь контору по торговле очередными рогами-копытами. Анна Романовна дает ему ожерелье, или кольцо с бриллиантом, или еще что-нибудь, в общем, на ту сумму, которой недостает. Вася Пупкин открывает свою рогокопытную контору, продав ее драгоценности, а ей потом возвращает деньгами. И проценты, естественно. Хорошие проценты.
Идея даже в те времена безумная: да кто будет считаться со старухой, дадут в подъезде чем-нибудь по голове, и никакие проценты не помогут. Но Анна Романовна была чертовски осторожна и драгоценности свои под проценты отдавала только очень хорошо знакомым людям, обычно детям своих давних поклонников и друзей. Как раз им-то и были нужны деньги на бизнес. Так-то никто, конечно, о ее гешефте не знал. Это очень странно по тем временам, но это было так.
И никто ее не убивал. Все случилось как раз наоборот.
Помните август 98го? Помните, как вы шли мимо одного обменника, а там доллар стоил 7 рублей с чем-то, а потом мимо другого, а там уже под 9? Анна Романовна-то ведь тоже брала в долларах.
В этот раз она отдала какой-то гарнитур сыну своей давней подруги Алексею Валентиновичу, мужчине лет 45. Отдала еще в 97м, по курсу мизерному, рублей, что ли, по 5… А возвращать он ей должен был осенью 98го.
Насчет курса, конечно же, договора не было. Да кто знал, что такое будет?
Но Анна Романовна была женщиной, которая своего не упустит. И ей было все равно, что доллар вырос уже под 16.
А вот Алексею Валентиновичу было совсем не все равно, сильно успешным его предприятие назвать было нельзя. А долг-то надо было возвращать…
И вот он идет к ней, желая договориться, как это обычно бывает в России. Рассказать ей, что как ни крути, а национальной валютой России все же является рубль, и сделки свои он осуществлял в основном в рублях, и если перевести его доходы в рублях сейчас в доллары, то сумма покажется, как бы так сказать, несколько иной.
При этом деньги у Алексея Валентиновича на самом деле есть, и, что особенно нелепо, все они с собой, и как в плохих фильмах – в портфеле. Откуда были деньги – неизвестно. Но Анне Романовне он все отдавать не хотел.
Мужчина он был хоть и не старый, но очень здоровьем слабый – больное сердце.
А Анна Романовна была женщиной наоборот весьма крепкой. И, несмотря на возраст, именно что женщиной, а не старухой. Бурная молодость ее иногда проявляла себя до сих пор.
И именно это дело и решило.
Получилось что: пришел Алексей Валентинович, такой весь грустный, Анна Романовна наша ему коньячку из закромов, и сама тоже глоток хлебнула, и он пошел жаловаться – то не так, это не так…не могла бы милейшая Анна Романовна войти в положение?
Милейшая в это время еще по одной наливает, курит по старинке через мунштдук, не то улыбается, не то усмехается…в общем, думает – как быть. Правда ли он неудачник, и надо, как сыну подруги давней, помочь, или так, разжалобить пытается?
У нее-то несмотря на возраст свои наполеоновские планы: поменять эту приарбатскую развалину на сталинский дом близ Тверской, эту квартиру продаст, там купит…и будет до Елисеевского пешком ходить, благо теперь есть на что, и теперь можно с этим «есть» обходиться как хочешь. А то надоели эти текучие краны и школьницы под окнами, в кои-то веки уж можно пожилой уважаемой женщине пожить по-человечески?! Анна Романовна тем более комфорт и даже роскошь очень ценила.
Сердечко Алексея Валентиновича между тем слегка начинает шалить, он вспоминает про таблетки, которые на такой случай всегда носит с собой. Они у него в портфеле. Там же, где и деньги. В общем, не случайно с бизнесом у него сложности возникли, все-таки недалеким он человеком оказался, потому как открыл свой портфель прямо под носом у хозяйки.
И Анна Романовна сразу поняла, что надо, как сейчас выражаются, «гнуть свою линию».
Кому-то это покажется странным, а кто-то, может быть, пошленько захихикает, но я еще раз напоминаю: возраст женщине в известном плане помеха далеко не всегда. Если вы не верите журнальной чуши, конечно.
Так и хочется сказать – Аннушка разливает масло. Наша Анна Романовна все разливает коньяк, а потом применяет обычнейшую женскую уловку: делает вид, что ей от такого количества алкоголя, да еще и от разговоров о деньгах нехорошо. Но разыгрывает весь этот фарс она так искусно, что Алексей Валентинович ведется, и в общем оказывается с ней в различных интересных позах, в одной из которых и умирает. Сердце не выдержало.
Приезжает скорая. Так и так. Естественно, никто ни в чем разбираться не хочет, не то еще видели. Умер от разрыва сердца. При половом сношении. Так и запишем. Употреблял алкоголь. Естественно, на Анну Романовну не падает и тени подозрения. Как же, благообразная пожилая женщина. Алексея Романовича хоронят. Анна Романовна остается.
И тут происходит странная вещь. Весь портфель с деньгами полностью возвращается Марии Васильевне – безутешной матери покойного.
И делает это не кто иной как Анна Романовна, и о квартире близ Тверской она больше не говорит и не мечтает.
Более того – свои драгоценности она никому теперь не отдает под проценты. Живет как все пенсионерки.
Правда, страданий героя Федора Михайловича она вроде не испытывает (хотя откуда мы точно знаем?..), но и спасителей у нее нет. Нет и преследователей. Просто пустота вокруг. Неторопливая, спокойная пустота. Зажевала она этого Алексея Валентиновича несчастного, да и все. И на Анну Романовну с ее корыстными целями ей тоже было наплевать. Удовольствие, переходящее в смерть? Это в нашем мире продается.
Что было в голове у нашей процентщицы – этого мы никогда не узнаем. Ни о том, что там, собственно, было, когда она решилась убить Алексея Валентиновича таким несравненным способом, как покорение вершин сладострастия, ни о том, что там было после. Нам известно только, что деятельность эту свою она прикрыла и переезжать никуда не стала.
Выходить из дома Анна Романовна совсем почти перестала, только за продуктами. Поэтому никто ее не видел и не слышал. Только соседка рассказывает, что будто бы она завела привычку сама с собой разговаривать и что через стены это слышно. И все о каком-то мужчине (по недалекости соседка никакого конкретного мужчину предположить не могла).
А умерла она совсем уж странно – утром 1 января 1999 года просто подскользнулась возле подъезда, упала, ударилась затылком. И все.
Я, конечно, не склонен видеть в ее смерти никакого карающего меча судьбы. Просто несчастный случай. Хотя кто знает, чем на самом деле оборачиваются классические сюжеты в наше время.

22.10.08.