ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО (окончание)

Бывший капитан оказался не нужным никому.
Несколько лет выручали давние навыки по ремонту телевизоров – граждане не спешили выбрасывать их до последнего, и «на хлеб и сигареты» зарабатывать удавалось. Наловчился ремонтировать и компьютеры.

Деньги за проданную родительскую квартиру тоже какое-то время держали на плаву. Но очередные, «гайдаровские», реформы уничтожили все сбережения. Жена окончательно обосновалась в селе (чему Пронин был только рад) и на удивление всем занялась разведением овец. Дочь ударилась в коммерцию – занялась продажей музыкальных дисков.

Жизнь менялась стремительно, и он за ней уже не успевал. Да и не старался. Всё с большей неохотой, лениво, периодически переселяясь в больницу, ковырялся в чужой аппаратуре. Почти ежедневное подорожание запчастей энергии добавить не могло.

Всё реже звонили в дверь, пока, наконец, заказчиков не осталось совсем. Последний отремонтированный мобильный телефон уже полгода где-то пылился невостребованным.
И тогда он шагнул ещё на одну ступеньку вниз – устроился дворником.
Жизнь прошла.

- Жизнь прошла,- сказал он вслух, сидя перед трюмо.
- Почему же ты её не изменил?- усмехнулось отражение.
Пронин насторожился.
- Что ты хочешь этим сказать?- дрожащим голосом спросил он.
- Ну как же, ты ведь тут не так давно разглагольствовал, что вот если бы начать всё с начала…
- Так ведь если бы. Но, к сожалению, начинать с начала людям не дано.
- Чего юлишь? Зачем опять лицемеришь? Я же предоставил тебе такую возможность, но ты не исправил ничего.
- Какую возможность?!- внезапно визгливо закричал и затрясся, начавший что-то понимать, Сергей Георгиевич,- Что ты мне предоставил?! Отправил по воспоминаниям? Так я и без тебя этим каждый день занимаюсь!

- Не вопи. Значит, не веришь? Тогда скажи, где письмо?
- К-какое письмо?- заикаясь, спросил Пронин.
- Сам знаешь, какое.
Да, Пронин знал. Лет пять назад, в искупление грехов и с наивной надеждой на что-то лучшее, он всё же написал своей Эгле. Написал и получил ответ, спрятав его на всякий случай (чтобы не попалось на глаза жене и дочери, которые всё же иногда могли появиться) в одной из книг.
- Вспомнил? Вот и достань его.

Дрожа всем телом от предчувствия чего-то нехорошего, Сергей Георгиевич, хрустнув коленями, поднялся и, зачем-то постоянно оглядываясь на зеркало, пошаркал к стеллажам. Забрался на табуретку и из-за ряда книг, с трудом дотянувшись, вытащил положенный на бок «Морской справочник». Сполз с табуретки, трясущимися руками раскрыл книгу и вытащил… два одинаковых конверта. Книга полетела на пол.

Держа в каждой руке по письму, Сергей Георгиевич растерянно переводил глаза с одного на другое. Наконец потрясённо посмотрел на трюмо.
- П-почему два?.. Откуда два?..
- А ты читай. Вслух читай.
- К-какое?- тупо спросил Пронин.
- Любое. На выбор. То, что больше нравится,- усмехнулось отражение.
Пронин стоял в растерянности. Пересилив себя, вытащил из одного конверта истёртый на сгибах листок. Мог бы и не вытаскивать – знал письмо наизусть. Всё-таки, нацепив очки, развернул и стал читать:
- Здравствуй Серёжа!..

Слёзы побежали по морщинам. Буквы расплывались перед глазами, но он продолжал, всё быстрее шевеля губами.
- Теперь читай другое,- прервало его отражение.
Сергей Георгиевич торопливо развернул второй листок бумаги и побежал по нему глазами. Слово в слово письмо повторяло первое. Он напряжённо выхватывал из текста цитату за цитатой:
«…Я не знала, что и думать…. Писала тебе домой, но ответа не было… Я очень боялась, что с тобой произошло несчастье, иначе ты бы обязательно написал мне или позвонил…. Прошло несколько лет…. Что ты женился, узнала в порту (я ведь стала журналистом и часто там бывала), это едва не убило меня…. Замуж вышла неудачно, развелась (здесь, как всегда, Сергей Георгиевич застонал от ненависти к себе), но зато у меня есть сын и я рассказываю ему о тебе, как будто ты и есть его отец – родного он не помнит и не знает…. Обида на тебя какое-то время была, но я (ты должен помнить) всегда подсознательно чувствовала, что быть нам вместе – не судьба…. Я благодарна тебе за то короткое время, когда нам было так хорошо вместе, спасибо тебе, что подарил мне этот кусочек жизни…. Единственно, о чём я жалею…».

Дальше Сергей Георгиевич читать не мог. В самый первый раз, когда до него дошли слова: «… ждала, что мой Серёжа чуть-чуть будет настаивать (помнишь, в Ялте?), я бы тогда не смогла отказать…. Я молилась, что бы ты догадался и вошёл ко мне в комнату, даже дверь приоткрыла, но что-то тебе помешало, или я мало её отворила, (как я корила себя за это!) и ты не заметил», он испытал такую муку, что в дальнейшем эти строки всегда пропускал.

В конце она просила больше не писать, поскольку жизнь прожита, вернуть ничего нельзя, да и привыкла она быть одна или с сыном, который может скоро жениться, ведь ему уже двадцать пять.
«Пять лет она ждала меня»,- привычно отметил Николай Георгиевич и аккуратно сложил и вложил в конверты оба письма.

- Ну, что, – спросило отражение,- поверил теперь?
- Чему?
- Хотя бы тому, что ты лицемер,- рассердился собеседник,- Это же надо, снова плакаться на судьбу и искать виноватых.
- Я честно,..- тряся письмами, попытался что-то сказать Пронин.
Отражение жестом остановило его.
- Нет, не честностью ты страдал, а трусостью. Просто всю жизнь боялся, что тебя могут в чём-то уличить. А что ты хотя бы сам для себя сделал? Разве что моряком стал. Этим «геройским» поступком постоянно и упивался. Так ЧТО ты исправил во второй раз, как намеревался?...
Эх, слизняк. А Эгле? Предать такую девушку! Как можно было променять её на… машину с квартирой?!

- Замолчи!- закричал Пронин и, схватив табуретку, занёс её над головой,- Замолчи,- повторил он уже не так грозно,- разобью.
- Да быть такого не может.
Зеркало издевательски расхохоталось.
Вне себя от нахлынувшей ярости Сергей Петрович размахнулся и хотел швырнуть табуретку в глумливую физиономию, но рука безвольно опустилась и табуретка упала на пол. Швырять было не в кого.

Отражение исчезло. Он зажмурился. Открыл глаза и, вытянув руки, пошёл к трюмо.
- Эй, ты где?- тревожно спросил он и, подойдя, коснулся стекла рукой.
В трюмо отражалось всё, кроме самого Сергея Георгиевича. Он хотел испугаться, но только рассвирепел.
- Значит, так ты со мной? Пустое место я для тебя? Решил вообще меня не замечать? Сейчас увидим, есть я или нет,- бормотал он, возвращаясь к уроненной табуретке. Схватил её, постоял, согнувшись, будто к чему-то прислушиваясь, затем взвыл, быстро развернулся и швырнул.

Зеркало взорвалось множеством осколков, и в них сверкнули картинки его жизни. Вспыхнули и погасли. И сразу стало тихо. Даже с улицы не доносилось привычных звуков. Сергей Георгиевич, пошатываясь, вышел на балкон. Темно. Бесшумно наплывали тучи, завораживая и притягивая к себе.

И вдруг он напрягся и навалился на перила. Ещё боясь поверить, он всматривался в серое небо, откуда спускалась к нему тоненькая фигурка девушки с облаком пепельных волос на голове, в которых запутался лучик солнца. Да, это была она, его единственная любовь, его боль. Она приближалась, но очень медленно, и Пронин не захотел ждать.
- Эгле,- простонал он,- Эглюте моя… Я сейчас…

Потянул ветер, приглашая опереться на него, и Сергей Георгиевич, раскинув руки, подался грудью навстречу. Старые, ветхие перила в отчаянье всхлипнули и выпустили его.

Он даже не вскрикнул – его сердце разорвалось в самом начале полёта.