ЧУЖАЯ БОЛЬ (часть первая)

- Да кому нужны эти дрова?

«Что за дрова?»- промелькнуло в голове, и это было последнее, о чём он подумал. Со всех сторон стремительно хлынул свет, освежающе впитываясь в каждую клеточку его неподвижного тела, растворяя мучительную головную боль, ещё мгновение назад рвавшую мозг на части. Облегчённо вздохнув, он отдался на волю этого света, и уже не хотелось ни сопротивляться, ни напрягать память, ни даже дышать, а только плыть и плыть в его мягко покачивающих волнах.

Но действительность не отпускала, принуждая избавиться от чего-то в горле, что мешало сделать полноценный вдох и заставляло судорожно сглатывать и кашлять, захлёбываясь слюной и широко разевая рот.

- Дыши спокойно, перестань давиться!- Кто-то чувствительно бил его по щекам. Он болезненно сморщился, но, тут же почувствовал, что воздух действительно стал свободно поступать в лёгкие. Теперь, несмотря на остающийся дискомфорт в горле, он дышал. Это было избавление. Он дышал сначала жадно, боясь потерять эту тонкую нить, связывающую его с жизнью, затем, успокаиваясь, всё ровнее и ровнее.

Вернулась способность думать. «Что же это со мной?» И тут вспомнил – он подавился куском сахара. Ну конечно! Он очень торопился обновить свои новые ботиночки, что купил накануне отец. У них такая жёсткая кожаная подошва, что застучат по асфальту, как настоящие подковы скакуна, который понесёт его в самую гущу врагов.

Эх, как же он будет рубить их своей шашкой, этих недобитых фашистов! Не хуже тех казаков, играючи смахивающих на всём скаку лозу и кавуны в станице Пашковская под Краснодаром, куда они семьёй ездили на какой-то праздник к родственникам в гости.

Он торопливо обулся, сам зашнуровал ботинки, и, сунув за щёку сахар, помчался на битву. «Не бегай с сахаром во рту!»- услышал он голос мамы, съезжая по перилам с третьего этажа. Услышал и забыл. А ведь какой это был сахар! Не рафинад дурацкий, что мгновенно тает во рту. Нет, этот сахар покупали большими кусками, «головками», разбивали чем-нибудь тяжёлым, затем куски поменьше кололи на ладони обушком столового ножа, а потом ещё специальными щипчиками на маленькие кусочки и складывали в сахарницу.

С этим сахаром было очень вкусно прихлёбывать чай из блюдечка; таял он медленно – надолго хватало. Очень экономный был сахар, как раз для послевоенного времени. Но для битвы нужен был кусок побольше, потому, что быстрых побед не бывает – это же не чай из блюдечка пить, на полдня хватить должно.

Бойцов как всегда собралось много. Они лавиной бросались на врага, круша его налево и направо. Их «Ура!» заставляло улыбаться прохожих и морщиться бабушек на скамейках. Вот во время одной из таких громогласных атак сахар и залетел ему в горло, перекрыв доступ воздуха.

Он давился, стараясь проглотить этот злосчастный кусок, тужился, стараясь выкашлять, но даже не мог в голос заплакать. Слёзы заливали лицо, рот заполнялся сладкой слизью, но сахар застрял намертво. Боец был обречён. Тогда кто-то, поняв, что произошло, сбегал за его матерью. Очнулся он от раздирающей боли, когда мама пальцами проталкивала сахар. И ведь протолкнула. И он задышал, сначала жадно, со стоном, затем всё спокойнее и спокойнее.

Спутанным сознанием он цеплялся за это воспоминание, но уже знал, что всё не так – и мама давно умерла, да и сам теперь совсем на другом конце жизни. Недолго теплилась и надежда, что это сон, как не раз бывало раньше, когда он, замирая от ужаса, вдруг пробуждался и с облегчением осознавал нереальность происходящего – нет, сейчас была действительность. И это она била пульсирующей болью в затылок. И это она воем сирены впивалась в мозг.

«Так это я – «дрова»- догадался он, вспомнив слова врача или его помощника. И везли его, как дрова, ежеминутно встряхивая на выбоинах и нещадно дёргая при каждом торможении и ускорении автомобиля. «А ведь это конец»,- вдруг понял он. Случилось то, от чего, он надеялся, бог обережёт его. Не оберёг.

- Ну что ж, всё ясно, у вашего мужа инсульт,- сказала врач приёмного покоя. Молоденькая, накрахмаленная, она с особым удовольствием подчеркнула правильность ударения на последнем слове,- Пока положим его в реанимацию. А там видно будет.

Каталка натужно заскрипела, задёргался между этажами лифт, и вот он почувствовал знакомый запах (а казалось, уже забыл его), запах боли, которым даже стены пропитаны в реанимационном отделении. За тридцать семь лет работы были разные города, разные больницы, но запах был один и тот же. Коллеги недоумевали – пахло антисептиками, гноем, кровью, испражнениями, наконец, но что бы болью?.... И всё же он ощущал именно этот запах, как ощущали его те немногие, что и по прошествии времени не разучились сострадать.

Но как же много её было, этой боли, и как рано пришлось соприкоснуться с ней. А началось всё сразу после института. «Нет, - поправил он себя,- раньше. Это произошло в Горьком, на скорой». Ну конечно. Ещё студентом он работал в бригаде реанимации в качестве фельдшера.

А поскольку врачей не хватало, особенно летом, его, как и некоторых других, более-менее толковых, старшекурсников, просили поработать выездными врачами. Работал с удовольствием – расспрашивал, осматривал, ставил диагнозы (а многие больные «со стажем» и сами его говорили), вводил нужное лекарство и, если нельзя было оставить дома, увозил в больницу.

Тот вызов тоже не предвещал неожиданностей. Чистенькая уютная комната в коммунальной квартире. За круглым столом, покрытым скатертью, две старушки играют в карты. «А где же больная?»,- удивлённо спросил он. «Это я»,- отозвалась одна; худенькая, небольшого роста, в строгом чёрном платье с изумительно красивыми белоснежными кружевными манжетами и таким же воротником; посмотрела на него ясными голубыми глазами.

Её вполне можно было принять за девушку, если бы не морщинки на лице и не седина в собранных в аккуратную причёску волосах. Руки, во всяком случае, никак не говорили, что ей шестьдесят пять лет. «Как из пансиона благородных девиц»,- подумал он, хотя очень смутно представлял, что это такое; встречалось в книжках.

«Но мне гораздо лучше, молодой человек. Мария Николаевна напрасно Вас потревожила»,- посмотрев на соседку, добавила она. Его немного покоробило от «молодого человека» (всегда приятнее слышать «доктор»), но, не подав вида, строго сказал: «Сейчас мы посмотри насколько вам лучше. В любом случае, если сердце беспокоит, нужно находиться в постели. Так что, прошу вас». Она едва заметно улыбнулась и послушно направилась к дивану.

Пока женщина переодевалась, он в сопровождении соседки сходил помыть руки и попутно узнал, что обе они одинокие, что сердце её подругу беспокоит часто, что был «плохой» инфаркт, а у неё самой болят колени и шумит в голове. На последнее замечание он решил не реагировать, справедливо рассудив, что это дело поликлиники.

Осмотр ничего настораживающего не показал. Электрокардиографов выездным врачам в шестидесятые годы не полагалось, а кардиологическая бригада, он знал, выехала со станции по семи вызовам. Ему сейчас полагалось купировать боль в сердце и предупредить, чтобы снова вызвали скорую, если боль повторится. Нитроглицерин больная не переносила, поэтому он ввёл внутривенно анальгин с димедролом. Подождал. Боль «где-то далеко» ещё оставалась. Нужно было вводить наркотик.

Дверь открылась и, щёлкнув замком, затворилась вновь.
- Девочки, принимайте больного!- громко позвала санитарка приёмного покоя,- В какую палату везти?
- Подожди, подожди, здесь сначала посмотрим,- медсестра подошла к каталке и, не вынимая рук из карманов рабочего костюма, критически посмотрела на доставленного.- Вшей нет?
- У него и волос-то почти нет,- рассмеялся фельдшер скорой.- Чистенький, не волнуйтесь.
- С чем он?
- С инсультом. Вы мне интубационную трубку взамен нашей дайте, да я пойду.
- Переложить на кровать поможете. Трубку почему поставили? Не дышал?
- Язык западает, давится.
- Давно в коме?
- Кто его знает. Жена говорит – сутки, как перестал разговаривать.
- И нужно было везти?
- И я про то же. Но, жена там с врачом пошепталась, и вот….
-Ладно, поехали в третью палату, там дыхательный аппарат свободный, а то мало ли что.

Каталка, заскрипев, с трудом стронулась с места.
- Да что вы, в самом деле, колёса не можете смазать?- раздражённо спросила медсестра.
- Её давно выкинуть пора, а не смазывать – нет уже сил, таскать.- Санитарка с натугой толкала каталку.- А ваша Петровна где, пусть подсобит.
- Петровна!- позвала медсестра,- иди, помоги, полы потом домоешь!
- Такой мужик с вами здоровый…- проворчала та, подходя, но всё же взялась за ручку.- А тяжелёхонек однако, вчетвером переложим ли? С ним что, никого нет?- обратилась она к фельдшеру.
- Жена в приёмном покое, там историю болезни ещё заполняют.
- Вот так всегда. Сначала больной умрёт, а потом они карточку принесут. Сколько раз уже говорено – не привозите больных без истории болезни!- снова раздражилась медсестра на санитарку приёмного покоя.
- Моё дело маленькое,- ответила та,- сказали везти, я и везу.

- Ладно вам, перекладывайте быстрее,- поторопил фельдшер, придвигая каталку плотнее к кровати.
- Ишь, ловкий какой, «перекладывайте»,- передразнила Петровна,- берись, давай. Да не за пятки! За пятки и я смогу. Ты под спину, под спину руки суй. Ну, взяли!

Ударившись головой о край каталки, он снова потерял сознание. Поэтому не слышал, ни как его осматривал реаниматолог, ни как подходила и гладила руку жена, которую выпроводили сразу после того, как она не дала согласия на спинномозговую пункцию.

Врач убеждал, говорил, что без этой пункции они не смогут правильно лечить, и всё такое, даже кричал на неё. Но она хорошо запомнила слова мужа, который предупредил, пока ещё мог говорить: «В больницу не поеду. Там только измучат, а лечить всё равно не будут, да и не умеют они. Так что потерпи, моя хорошая, дай дома умереть. Это долго не продлится».

Но она очень испугалась, когда он перестал разговаривать, а потом и вовсе реагировать на что-либо. И ей не под силу было убирать за ним, переодевать и перестилать постель. Мучительнее же всего было слышать храпящее дыхание мужа и обмирать, когда он переставал дышать вовсе. Она с ужасом смотрела, как судорожно начинал дёргаться живот, как синели лицо и шея, пока он, наконец, с храпом и бульканьем в горле не сделает вдох.

Приходила врач из поликлиники. Пожала плечами и сказала что пришлёт
медсестру делать уколы. Но та так и не появилась. Лекарства до сих пор в холодильнике лежат, как велели в аптеке. А потом у мужа вдруг задёргалась правая половина тела, и она не выдержала и вызвала скорую. Стеснительно сунула врачу деньги, решив, что до пенсии как-нибудь доживёт, и тот согласился взять мужа в больницу.