Переписка с Дьяволом

Переписка с Дьяволом

Из цикла «Воспоминания капитанской дочки»

«Если никогда не войдешь в лес,
с тобой никогда ничего не случится
и твоя жизнь так и не начнется».
(Кларисса Пинкола Эстес «Бегущая с волками»)

Ева долго ворочалась с боку на бок, тщетно стараясь уснуть. Она не пыталась остановить внутренний диалог, хотя давно уже научилась делать это – достигать состояния спокойствия, когда смотришь внутрь себя, как на гладкую поверхность озера, и наслаждаешься первозданной тишиной. Сейчас она разрешила ветру поднять на озере памяти легкую зыбь. Мысль – «если никогда не войдешь в лес, с тобой никогда ничего не случится…» – первой пробежала по его зеркальной поверхности. Плавно покачиваясь на волнах полуяви-полусна, слова менялись местами, возникали новые обороты, пока, наконец, фраза обрела целостность, ясность и четкость, открывая ее первоначальный смысл.
– «Интересные мысли приходят иногда в голову среди ночи. Что-то такое со мной было или я это где-то читала? Ах, да, – вспомнила она, – это из «Бегущей с волками».
И она легко и безмятежно погрузилась в воспоминания, в темную глубину озера. Так дети ныряют в сон, ведь именно в детстве произошла ее первая встреча с таинственностью.

* * *
– Ева! Е-е-е-ва-а! – миловидная женщина позвала дочь с балкона второго этажа офицерского дома.
Вскоре на опушку выбежала девчушка – маленькая лесная фея, принцесса. Она придерживала руками длинное, очевидно, мамино платье, подвязанное в поясе.
– Ева! Иди домой! Пора обедать! – потребовала мать.
– Мамочка! Сейчас! Еще чуть-чуть доиграем, – попросила принцесса.
–Даю тебе десять минут и ни секундой больше, – сказала женщина и скрылась в квартире, оставив открытой балконную дверь.
Пятиэтажный дом, в котором жили семьи офицеров, каким-то чудом вписывался в окружающую природу. С одной стороны, располагалась, собственно, военная часть, а с другой, в нескольких десятках шагов от подъезда, начинался настоящий смешанный лес – с грибами, ягодами и всякой дикой живностью, которая избегала днем подходить близко, пугаясь звуков бетономешалки. Этот агрегат обслуживал солдат-казах, который с нарочитой медлительностью и невозмутимостью загружал в его открытую пасть все составляющие бетона, а затем, как Будда, садился на огромную кучу щебня, брал в руки незамысловатый трехструнный инструмент и заводил однообразную восточную мелодию-песню, растворяясь в ней всем своим существом. Бесконечное «ды-ы-н – ды-ы-н – ды-ы-н» пронизывало окружающее пространство. Дальше границы слышимости детям заходить в лес не разрешалось – запретная зона, установленная родителями.
* * *
Руслана Голубева, лейтенанта-двухгодичника, в подчинении которого служил музыкант-любитель, сочетание этих факторов весьма забавляло. Военная кафедра технического университета, который он окончил, давала ему право отдать свой долг родине в звании офицера, но он считал себя в армии человеком случайным и так же, как и его солдаты, мечтал о жизни на гражданке. В свободное время он играл на гитаре в инструментальном ансамбле «Дома Офицеров».
Год назад во всей красе бесшабашной молодости и в новенькой военной форме он начал свой первый день службы, представ перед вверенным ему взводом.
–Взвод! Построиться! – бодро скомандовал он. – Построились?
И совсем не по-уставному закончил:
– Ну, пошли!
Оригинальный взвод, которым он командовал, состоял в основном из солдат-азиатов. Один Муськин, маленький щуплый черноглазый татарин, который постоянно умудрялся спать на посту, чего стоил!
Командир роты капитан Воронов считал, что «служба – дело святое», всякое там искусство – вопрос профессионалов, а для художественной самодеятельности должно быть определенное место и время.
– Отставить музыку! – потребовал он, застав в первый раз солдата за неуставным занятием. – А то заберу твою балалайку, до самого дембеля больше не увидишь!
И вскоре под плохое настроение – забрал.
А на другой день, подходя к стройке, был безмерно озадачен, услышав раздражавшие его заунывные звуки. Солдат все так же сидел на куче щебня, виртуозно перебирая струны, натянутые на примитивный строительный инструмент – деревянную кувалду.
Если бы Воронов знал, сколько уставных нарушений скрывает от него добряк Голубев, то его дружески-покровительственное отношение к лейтенанту претерпело бы большие изменения.
Не желая осложнять себе жизнь, Руслан при каждом инциденте требовал от нарушителя объяснительную записку. И насобирал их за прошедший год немалое количество, что позволяло ему шантажировать своих подчиненных. Весельчак Голубев часто читал эти опусы своим друзьям по институту, которые вместе с ним попали на службу в N-скую часть.
– А Муськин мой опять отличился, – сообщил Руслан, прикуривая сигарету у Сашки Блинова, бывшего сокурсника и соседа по комнате в офицерском общежитии, где обитали молодые неженатые офицеры. Из студенческого общежития сюда перекочевали два главных экспоната, украшавших ранее их свободную жизнь: голубевская гитара и плакат, на котором красовался столб с разнонаправленными стрелками с именами девушек – Катя, Маша, Анжела… А на самой верхней стрелке – предостерегающая надпись – «Венерическая больница»!
После обеда они сидели в беседке, приспособленной под место для курения на территории части, не подозревая, сколько любопытных ушей находится вокруг.
– Ты лучше колись, как Воронова в прошлое воскресенье развел, – засмеялся Александр, целясь окурком в железное ведро в углу беседки.
– Подумаешь, всего-то две звездочки добавил, – хихикнул Руслан. – Выбрался в город, назначил свидание Ленке с Главпочтамта. Представляешь, идем, молодые, красивые… Она – с цветами, я – в капитанских погонах… А навстречу Воронов, как назло. Он свои звездочки, наверное, лет десять зарабатывал. Остолбенел, бедняга. Не знает, то ли честь мне отдавать, то ли патруль вызывать, чтобы арестовать и отправить на гауптвахту. Так и разошлись, спустив флаги, как в море корабли. Я ему на глаза еще не попадался. А вчера Муськин опять мне свинью подложил. Вот полюбуйся, – он достал из кармана очередную объяснительную записку.
Саша расправил на колене тетрадный листок, мелко исписанный корявым почерком.
«Обяснительная», – прочитал он с выражением, стараясь подражать голосу незадачливого ефрейтора.
– «По поводу сон на посту, но я два дня не спал. Адын дэнь тревога была, а другой дэнь зуба балел. Потом заступили караул. Заступил на пост. На посту стоял, в сапогах у меня затек нога. Ходил, ходил, пришел около ворот, кинул пост и зашел в кочегарку. Думал, пока смена придет, посижу. Устал очен. Присел и сразу уснул, тут начальник караула лейтенант Голубев меня застал. Прозьба. Прошу вас случай, если я буду еще спать на посту, наказать мине. Как наказать? Если еще раз я буду спать на посту, то пусть лейтенант Голубев доложит командиру роты капитану Воронову. Муськин».
– Абракадабра какая-то. И чему его в школе учили? Он тебе еще указания дает – как наказать! – возмутился Блинов. – Только, докладывать тебе сейчас, действительно, не с руки, – сказал он, возвращая записку.
Он сложил руки в замок, вытянув их над головой как можно дальше назад, и с удовольствием потянулся. Затем откинулся на спинку скамейки и покрутил по сторонам головой, разминая мышцы шеи.
– Послушай! – неожиданно он резко выпрямился. – Тут дети только что возле беседки крутились, видишь, в лес побежали? А вон тот рыжий, кажется, сын капитана. Представляешь, если он отцу расскажет, о чем мы тут с тобой говорили?! Ну, Русланчик, хана тебе.
– Вот, дьявол, – чертыхнулся Руслан. – Надо срочно что-то придумать. Припугнуть его, что ли? Может, уши надрать? Нет, так точно наябедничает, еще хуже будет. Думай, Сашка, думай. Вспоминай, чего ты в его возрасте больше всего боялся?
– Собаки соседской, овчарки. Умереть боялся. Сказки страшные друг другу рассказывали: «В одном черном-черном городе, на черной-черной улице, в черном-черном доме была черная-черная комната…» Он угрожающе выпучил глаза, скрючил пальцы и трясущимися руками потянулся к горлу Руслана.
– Ну, хватит, хватит, я тебе говорю, – отмахнулся Голубев. – Может быть, позовем детишек и устроим им литературный вечер под девизом «Спокойной ночи, малыши»?
– Нет, Русланчик, я, кажется, кое-что придумал, – загадочно улыбнулся Сашка.
Он открыл планшет, достал блокнот и, удовлетворено хмыкнув, нацарапал что-то на вырванном листочке.
* * *
А в это время:
– Ева! Е-е-е-ва-а! – миловидная женщина позвала дочь с балкона второго этажа офицерского дома.
Руслан повернулся на звук ее голоса и проследил за направлением взгляда.
На опушку выбежала девчушка – маленькая лесная фея, принцесса. Она придерживала руками длинное, очевидно, мамино платье, подвязанное в поясе.
– Ева! Иди домой! Пора обедать! – потребовала мать.
– Мамочка! Сейчас! Еще чуть-чуть доиграем, – попросила принцесса.
– Даю тебе десять минут и ни секундой больше, – сказала женщина и скрылась в квартире, оставив открытой балконную дверь.

* * *
– На, читай, – Блинов протянул записку Руслану.
Голубев, рассеянно наблюдавший эту сцену, медленно, как бы нехотя, повернулся к Саше.
– Ну, и что ты придумал? – полюбопытствовал он, разворачивая листочек, на котором жирными печатными буквами было написано:
«Я все про вас знаю. Я вижу вас везде и насквозь. Никому ничего не говорите. Ждите посланий. Дьявол».
– Подумаешь, напугал, – засмеялся товарищ. – А как ты думаешь передать им это дьявольское послание? Пошлем по почте или вручим собственноручно?
– Ни то и ни другое. Дай сюда. Детишки сейчас пойдут домой обедать, а мы положим это письмецо на видном месте. Они многое знают, потому что взрослые часто, разговаривая между собой, не думают, что дети, находясь рядом, прислушиваются к их разговорам. Думают: «Маленькие еще, ничего не понимают». Но ведь мы тоже кое-что знаем об их проделках – родители друг другу рассказывают. Военчасть небольшая. Все про всех все знают. Если детки клюнут на эту записку, в их жизни появится Тайна. А это уже интересная игра. И мы подурачимся.
Он перепрыгнул через бортик беседки, нагнулся и поднял большой камень, лежащий возле бордюра. Прошел поближе к дому и положил записку прямо на дорожке, придавив ее камнем так, чтобы она сразу бросалась в глаза. Затем вернулся в беседку и сел рядом с приятелем. Достал сигареты. До конца обеденного перерыва еще оставалось немного времени. Они снова закурили, незаметно посматривая то на лес, откуда должны были появиться дети, то на записку, свободным краем которой, как будто желая привлечь к ней внимание, играл залетевший во двор летний ветерок…
* * *
Некоторые события детства, несмотря на кажущуюся их малозначительность для умудренных жизненным опытом взрослых, иногда так врезаются в память, что остаются там на всю жизнь.
* * *
Ева не помнила, кто первым обнаружил записку, но буря противоречивых чувств, взбудораживших ее, чувств, которые они испытали тогда, оставила неизгладимый след в детской памяти. Те несколько авантюрных дней, в течение которых развивалась дьяволиада, были наполнены мистическим смыслом непонятной, но очень привлекательной тайны. «Дьявол» знал о них все!
И то, как Вовка, сын старшины, пометил треугольниками сто килограммов арбузов, которые отец привез для семьи из соседнего села Медвежьи Ушки, проверяя, все ли они спелые и сладкие.
А Славик Воронов, когда родители оставили его посидеть с младшей сестренкой, устроил игру в салон красоты и выстриг ей парикмахерской машинкой вместо челки заметную лысину на голове.
«Дьявол» знал, что Еву и Наташку солдаты учили курить.
– Ну что, закурим, девчонки? – предложил щупленький, казавшийся им тогда невероятно взрослым солдатик, подойдя к беседке, где сидели в это время подружки и болтали ногами, потому что скамейка была высокая и подошвы их летних сандалий еще не доставали до земли. Он достал из пачки дешевые папиросы и протянул девочкам. Отказаться неудобно, а еще страшно, но было ужасно любопытно – как это взрослые курят? Солдат поднес к папиросе зажженную спичку, и Ева старательно подула: «Фу-у, фу-у», но ничего не почувствовала.
– Ты в себя потяни, – посоветовал солдатик.
То, что она испытала, навсегда отбило охоту не только курить, но даже хотя бы раз в жизни повторить этот кошмарный опыт. Она задохнулась, раскашлялась и, отплевываясь, помчалась в близко расположенную казарму, в коридорчике которой стоял большой железный бак, наполненный питьевой водой, с прицепленной к нему на длинной цепи алюминиевой кружкой. Она, захлебываясь, пила невкусную тепловатую воду, смешанную со слезами, надеясь перебить саднящее першение в горле.
«Дьявол» действительно знал все. Записки с описанием их сомнительных приключений появлялись нерегулярно, но довольно часто и всегда неожиданно. Это держало компанию в некотором напряжении, заставляя следить за своим поведением и удивляя родителей подозрительным, на их взгляд, послушанием. Наконец записки стали появляться все реже, «Дьявол» как будто потерял интерес к игре, и переписка вскоре прекратилась. Мы, дети кадровых офицеров, были тогда в таком возрасте, когда живут не логикой, а чувствами, и не заметили, что завершение игры совпало с окончанием службы и отъездом лейтенантов-двухгодичников. Друзья ожидали еще некоторое время, а потом, казалось, благополучно забыли эту историю, переключившись на новые игры.

* * *
«Мы так и не узнали, кто скрывался под загадочным именем «Дьявола», – подумала Ева. – Может быть, это был сверстник, кто-то из нашей компании? Или кто-нибудь из родителей? А может, шутник Голубев?»
Она смутно помнила, что, когда они обнаружили первую записку, в беседке напротив сидели два молодых лейтенанта, о чем-то увлеченно беседуя. Но зачем им было затевать с детьми нелепую – с точки зрения взрослых – игру?
«Конечно, каждое предположение могло быть одним из возможных объяснений из пространства вариантов, которые представляла нам жизнь, – подумала Ева. – А мы инициировали игру, и свято в нее поверили в соответствии с главной привилегией детства – быть самим собой».

* * *
Ева никогда ничего не забывала, запечатывая впечатления в уголках памяти. Они всплывали иногда к месту, а в другой раз совсем без причины. Позже она поняла, что все, что происходит в этом мире, никогда не бывает случайным. И доказательством тому через много лет послужила встреча на одном из тренингов личностного роста с Русланом Голубевым, но это была уже совсем другая, взрослая история…

Картинка из Интернета