Одиночество

А у самой кромки озера костерок догорает... Тепло отражается на лицах сидящих вокруг, пляшет в глазах – ласковых, весёлых, немного грустных... В такой вечер все свои. И в то же время ты словно живёшь в своём маленьком уютном одиночестве.
Звёзды купаются в воде, пахнет печёной картошкой – самой вкусной на свете еде в такой вот компании, где нет ни одного лишнего, чужого. В палатке детвора, прячась с фонариками под одеяла, шепчется, всякие страшилки рассказывает, порой раздаётся досадно-обиженное: «Мама! Ну что он меня опять пугаааает! Скажи ему!» Шикнешь на них для вида – и опять к картошке с пивом. Хорошо... Ни за какие деньги такого не купишь. Не хочется обсуждать «взрослые» проблемы с друзьями – страшное начальство, низкая зарплата, ссоры с родственниками – остались там, за запахом печёной картошки, за серебристым лунным светом... Тишина – прекрасное чувство, это верно. И то, что мы вдруг так все замолчали, слушая только сверчков, да звон надоедливых комаров – единственное бедствие в этом маленьком раю – это даже хорошо. Всем здорово. Вдруг вспомнились совсем другие «проблемы». Как я лепила пластиковому слону картонные уши пластилином. Слон был стар для своей игрушечной жизни – его, уже безухого, подарили моему брату, когда меня, наверное, ещё и на свете не было. Но почему-то так хочется дать жизнь именно такой, умирающей, но так много значащей старине! Вспомнилось другое – как неуклюжим подростком считала главной своей проблемой некрасивость – Господи! – каким же горем были эти ужасные выстраданные стихи, где привычной рифмой неизменно были «любовь» и «кровь», и то, что он – ах, мерзавец! – не посмотрел, не пошёл провожать, в конце концов, ушёл с другой – казалось таким несчастьем, после которого ничего и никогда не будет. А ведь впереди была целая жизнь. И в ней появилась и любовь – настоящая, со свиданиями, счастьем и слезами, с обидами и расставаниями, - и белоснежное платье с шуршащей фатой, и много-много дней и ночей, где было всякое – от полётов в вышине до падений на самое дно... а потом – адская, ни с чем не сравнимая боль, принёсшая самое главное в жизни – первый крик маленького, но такого родного существа... И разве это всё? А что будет дальше? У самой кромки озера – то, чего ещё не было, но чего так ждёшь...
Ночь накрывает тихую гладь озера чёрным прозрачным покрывалом, там, в палатке, давно спят, спят и страшилки, придуманные детворой, потихоньку, зябко ёжась, расходятся те, кто сидел у костра – унося в глазах отблески тёплого пламени. Остаюсь только я. Я люблю это одиночество – то, что длится целый остаток ночи, но заканчивается к утру, то, которое можно оборвать в любое мгновение. Там, далеко за кромкой озера – одиночество вечное, дорога бесконечная, но до него ещё годы и годы. А пока горят ясные фитильки звёзд. Костерок догорает...