Вершитель Судьбы

АНДРЕЙ СХЕМОВ
Вс8К AMPLE WORLD
«ВЕРШИТЕЛЬ СУДЬБЫ»
(цикл первый – MINIMUM)

…времени ход подвластен ему,
и он изменяет прошлые дни,
он здесь… он меняет судьбу,
исправляет ошибки свои…

ДВА ОБЛИКА
Сыны одной матери вошли в некрополь Богов…
Витающая в воздухе агония мгновенно набросила стальные оковы на Их умы и пленила сознания. Глотая алчным дыханием пропитанный мерзостью зловонный воздух и, захлёбываясь испарениями ненависти и безрассудства, облачённые в лохмотья балахонов вечной злости, Они столкнулись в смертельных объятьях беспощадной схватки.
Размозжив в кровавую жижу кулаки, искрошив костяшки, сломав пальцы и кисти рук, Они уничтожили лица друг другу… брат брату… враг врагу… Плеск безумных криков боли и ярости, хруст переламывающихся и дробящихся костей и треск разрывающихся сухожилий, рассыпались по округе, овладев слухом и разумом тварей, что покорно явили свою память к вратам кладбища, кабы запомнить битву.
Продолжительной стала неистовая стычка, заранее обречённая на печаль единого результата. Сражённый сокрушительным ударом, старший брат пал наземь. Охват предела безумия, что проник в Его душу тленным ароматом праха Творцов, даровал на малый срок вечное существование и не позволил тем самым сгинуть из жизни. Схватив уцелевшими обрывками кисти каменное тело булыжника, Он поднялся и в ответ нещадно пробил им голову брата.
Потеряв из взора бытие, младший лёг в окровавленный пепел. Но гнев, властвующий в схемах сознания, запретил Ему умирать, ибо временным бессмертием наделяет высшая ступень Зла. Поднявшись, младший хотел сразить старшего своим камнем, но лик справедливого Бога воссиявшего меж Них, прекратил сражение.
И случилось тварям лицезреть двух безжалостных Воинов и Владыку, принёсшего разумение. Но не довилось созданиям запомнить Их лиц, ибо беспощадной схваткой негодование некрополя лишает ликов тех, кто ступает в пределы святых проклятий.
И зрели существа, как чёрной пропастью стало лицо старшего и белым свечением лицо младшего. И создал Всевышний по Дворцу антагонистам, и ниспослал их туда…
Так сотворил Бог двух заклеймённых вечной печатью врагов, лишённых права примирения. Двух идеальных созидателей, получивших право слагать историю – вершить судьбу. Двух совершенных воителей, упивающихся мыслью вендетты. Двух властителей возвысившихся на престолах двух империй. Две стороны, лишённые лика и понимания… два облика…

«…видно было, где он шёл»*.
слово первое
«НЕЛЕПОЕ ДЫХАНИЕ ЖИЗНЬЮ»
…хватит жизнью нелепо дышать,
ядом питаться и чтить Сатану,
довольно воздух жадно глотать,
в себе ошибаться и верить в судьбу…
ВАРИАЦИЯ ГИБЕЛИ
Ровно двадцать четыре ступени… и каждая обладает обманчивой атмосферой уникальных событий: случается – теряешься в закоулках Серого Града, спасаясь от метеоритного дождя; бывает – гонимым безумцем скрываешься от преследования в руинах древних заброшенных поселений; доводится – бросаешь вызов духовной оболочке Восьми Континентов, что дерзко выводит тебя из ума; но только единственный раз имеешь возможность осознать необъемлемый страх у края пропасти, со дна которой доносится смертно-дурманящий зов Ключника… Две лестничные плиты… одна – пелена снов, укрытая таинственной вуалью даже от твоих очей, другая – реальность согрешений и проступков. А соединяет их – холодная Смерть, что терпеливо точит лезвие косы и не торопится с ударом… И это есть – один этаж временного небоскрёба высотою в жизнь (?)… жизнь (!)…
- …ЖИЗНЬ!? Договорились!!! – он поставил печать, я увидел остаток жизни и…
…вновь владеет престолом суток типичный городской вечер, а неугомонное время продолжает лечить необратимым ходом. Широкая стрелка моих двенадцати ступенчатых архаических часов с двумя параллельными трещинами на стёклышке и отломленным секундным указателем, который, позвякивая, так и болтается внутри, прикрывает цифру четыре, минутная – только что взялась слагать очередной числовой круг. С точки зрения временных локаций я бреду примерно посередине второй часовой плиты, осторожно переставляя ноги у самого края пропасти, наполненной волнами манящих голосов и вибрациями загробного эха…
Настроение не просто ужасное, оно жуткое, предсмертное…
Сумерки уже спустились, и обхватили хмурыми руками сей уголок планеты. Совершенно ни зимним, ни холодным, а лишь слегка прохладным дыханием лёгкий ветерок обдувает последние часы уходящего года. Новогодний праздник, видимо, разразится в сухой осенней и совсем бесснежной обстановке.
В этом году город наряжали особо выдающиеся мастера. Все здания, словно маяки, хвастаются разнообразными световыми эффектами. Каждое дерево, будь оно хвойное, будь лиственное, украшено яркими гирляндами. В каждом парке и саду поставлено по огромной искусственной красавице ёлке. Даже провода на столбах оснащены разноцветными лампочками, словно для безопасности, словно по улицам не машины ездят, а самолёты летают. Весь город сияет так, что звёздное небо завидует. На улицах света столько, что ему там мало места – он вдобавок жилые квартиры освещает, поставив тем самым многим крест на сне. И каждый горожанин сейчас готов ловить новогодних мастеров, чтобы лично усадить в электрический стул на центральной площади для пущей радости световых эффектов.
Все старания городской мэрии не привели к требуемым результатам. Последний квартал года подпортил настроение основательно. Стоит вспомнить, что за три месяца не пролил не один дождь, не просыпал снег, и даже мороз не погостил, сразу душа становится чёрствой, а сердце равнодушным…
Умирает очередной год…
Уже более ста дней этот год подвешивает над миром идеально чёрный безоблачный купол и зажигает мириады ярких небесных огней, а светлое время угнетает хладнокровием угрюмой сплошной тучи… Более ста дней дух злости наполняет сердца людей, заставляя их обижать любимых, враждовать с друзьями и ломать свою жизнь… Более ста дней мы боремся с этой раковой опухолью души, что так терзает наш разум и наше существо… Более ста дней один из тысячи не выдерживает и поддаётся болезни… поддаётся сладкому безумию…
Неделю назад одним из тысячи стал я…
Но вот пришёл день и богиня зимы сумела разорвать бесконечную массу небесного застила, превратив её во множество милых взору белоснежных мохнатых облачков, небрежно раскинутых на небольшой высоте. Сегодня настроение чуточку повысилось, ибо может получится так, что эти облака, наконец, обрушат на суровый город обильный снегопад.
Вот ведь радости будет!
А впрочем… мне уже всё равно…
Облик солнца давно убрался с глаз долой, оставив лишь жарко-оранжевую линию на горизонте. Мрачность лёгкой волной насыщает собой атмосферу. Тёмная густота бережно заполняет каждую улицу, каждый двор, каждую комнату, каждый угол… От минуты к минуте становится темнее. Но активные городские огни без труда поглощают тёмную властительницу новогодним светом. Ночная королева, отражаемая иллюминацией, стиснув зубы, отводит основную стихию тёмной оболочки прочь и лишь бережными касаниями печальных теней ласкает ликующий город…
Давно построенная, и уже полуразрушенная, но все ещё довольно крепкая высотка находится на окраине города. Несмотря на своё неудачное расположение, это здание, носящее нескромное имя «Корпорация», давеча вовсю процветало и приносило немалую прибыль владельцам. На первых этажах укрепляли финансовый фундамент молодёжный ночной клуб и элитный ресторан. Оба заведения были довольно крупными и посещались исключительно лицами обеспеченными, готовыми за ночь спустить приличную сумму, красивого отдыха ради. Чуть выше для азартных представителей людского населения действовал самый прибыльный источник дохода – казино. Элитным бывшее игорное заведение не являлось, зато благоуханием солидности от него разило далее всех прочих конкурентов. На этом развлекательный комплекс себя исчерпывал, и все остальные уровни занимали различные офисы и компьютерные отделы. Все двенадцать этажей эффективно работали. Комплекс «Корпорация» имел авторитет и уважение у имущих горожан.
Месяц ещё не миновал, как успех «Корпорации» громко канул в историю. Деловые переговоры, плавно переросшие в мордобой, а затем в кровавое ристалище криминальных группировок, закончились весьма удручающе. Серия мощных взрывов полностью уничтожила весь бизнес. А всё уцелевшее рас-таскано местной шпаной.
Мы стоим на крыше этого «пережитка прошлого».
Я и она…
- Зачем?.. Зачем ты это сделал? – её горькие слёзы беспрестанно наво-рачиваются на глазах. Она прижимается мокрой щекой к моей груди и, отчаянно всхлипывая, злобно проклинает любимого человека. – Ты – дьявол… ты… сломал мою жизнь…
Я потерялся в своих мыслях. Я даже не слушаю её слова… и без того знаю их смысл – я обречён… обречён…
Запутав ладонь в её светлых волосах и, крепко обняв, бессмысленным взором всматриваюсь в городскую даль. Город. Он будет вечно помнить моё имя, мои деяния, мою безрассудность. На моей могиле частенько будут собираться важные люди, чтобы выпить за упокой или очередной раз проклясть мою сущность. Быть может, наоборот, завтра обо мне никто не вспомнит, тело кремируют, а прах развеют. Нет, завтра – слишком рано. Завтра все газеты торжественно закричат о нашем крахе. И наши имена, как и «Корпорация», на крыше которой стою, упадут чёрными строками на листы исторических доку-ментов полицейского архива.
- Верни! – любимая взялась колотить меня по груди, как обычно делают отчаявшиеся девушки, решив, что это последняя надежда коснуться мужской любви. Видимо, смысл надежды заключается в том, чтобы достучаться до остывшего сердца – сильными интенсивными ударами пробить лёд и вновь окунуться в кипяток скупых мужских чувств. Сейчас же любовь не имеет значения. Я оставляю бедняжку одну на растерзание произвола злобной ночи. Выдержит ли она испытание, уготованное ей коварной судьбой? А, хотя, зачем винить судьбу, когда всему причиной являюсь сам. Этот месяц прославил меня так, что великие гангстеры прошлого дружно переворачиваются в своих свинцовых гробницах. Этот месяц стал роковым для всех, кто меня окружал…
Оттеснившись от заполненной раскатами воздыхающего сердца горячей груди, она прокричала мне в лицо:
- Верни! Пожалуйста, верни мне всё!.. – отчаянный крик отобрал полностью все силы и, оставшись без воздуха, она начала жадно поглощать его колкую смесь. Обессиленные лёгкие, совсем недовольные раздачей холодного горючего, не заставили долго ждать своих отзывов о качестве вдыхаемого продукта – любимая раскашлялась.
Становится холодней…
Великая «благодарность» мне за то, что оставляю любимой на долгую жизнь одиночество. И долгой ли теперь лентой потянется её существование. Скорее – нет! Оставаться одна длительный срок она не сумеет. В её судьбе сейчас два схожих пути. Первый – ждать прихода моих врагов, коих я беспощадно давил. Они заявятся к ней погостить и сделают грамотное предложение – жизнь или смерть. Выбрав жизнь, она лишится этой самой жизни… Выбрав смерть…
Второй вариант приведёт мою любимую в ту же стихию – самой направиться в их притон с повинной. Не трудно догадаться, в кого превратится в руках отмороженных преступников хрупкая девушка заклятого врага. Прости меня, милая…
Откашлявшись, она вновь уткнулась лицом в мою грудь, мгновенно забыв о том, что только что со всех сил её колотила. Захлёбываясь слезами, непрерывно продолжает твердить:
- Верни! Верни… вернись, любимый…
Вернуться? С премногим удовольствием сейчас бы я вернулся на пару дней назад, чтоб исправить свои ошибки. Но даже в этом случае эта мысль остаётся сущей пустотой. Главную ошибку я допустил гораздо раньше… гораздо раньше…
Минутная стрелка преодолела третью ступень…
Только женской половине человечества дана способность сквозь страстную любовь совершенно откровенно говорить любимому о своей ненависти к нему. Сейчас это её право. Я сам себя ненавижу! Ненавижу за то, что сотворил с ней, с собой и со всеми. Ненавижу, что преследовал лишь свои цели и людьми, кроме себя, никого не считал. Как глупо. Я в каждом человеке видел потенциальную угрозу. Кроме сердца любимой девушки.
Все-таки, как хочется вернуться, повернуть время вспять…
- Я ненавижу тебя! Ты чудовище! Бездушное… беспощадное… - слёз ста-новится всё больше. Она подняла свой взгляд на меня и простонала. – Ну что же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь…
Я взглянул в её мокрые голубые глаза и утонул в их глубине. Боже! Сколько в ней страдания… сколько боли… сколько ненависти ко мне… Но всё это мелочь, по сравнению с её любовью.
Она меня любит… и я её люблю…
Мои мысли заполонило сотнями, тысячами всевозможных воспоминаний, что говорить нет сил, вернее времени – я едва успеваю смотреть их. И сейчас, глядя ей в очи, сквозь её боль и мучение вижу нелепый момент из нашего недавнего романтического ужина…нн………
………жж…ужина при свечах. Я никогда не делал подобного – две свечи, два фужера, шампанское в ведёрке со льдом, красная роза на её половине столика… Ничего в правилах и традициях подобных вечеров я не смыслю и, сервируя всё это дело, решил, что именно так надо. Пусть ошибаюсь, но зато искренне, от души!
- Всего две свечи и никакого более света… - она сияет восторгом. Счастливая, всему довольная!
- Почему же две? У меня ещё есть, - я указал на салфетку, в которую завёрнуты ещё шесть свечей.
- Умница! – произнесла она это с насмешкой, но всё же с приятной теплотой в голосе. Она любит меня таким, какой я есть. – Ты, мой дорогой, всю ночь собрался за столом сидеть?
Я немного растерялся, но всё же ответ был запасён заранее:
- Откуда мне знать, на сколько хватает этого воска, - сдержав небольшую паузу, я привёл самый весомый аргумент, - тем более, ящик шампанского под столом стоит…
Любимая громко рассмеялась, продолжая…жж………
………пп…продолжая смотреть мне в глаза. Тот вечер был незабываем для нас обоих. Мы болтали и пили шампанское всю ночь напролёт. Смеялись друг над другом до самого рассвета. Вспоминали лучшие моменты нашего трёхлетнего знакомства.
Боже! Как хочется повторить тот вечер. Как хочется вернуть. Свернуть в другую сторону там, где я свершил ошибку, принёсшую все эти беды…
Опера мучительного потрескивания сложных механизмов, трудящихся под платиновой оболочкой моих наручных часов, проиграла шумный сэмпл, сопровождающий переход минутного указателя на новое деление – двадцать одна минута…
- Ты… лишил меня всей семьи… отнял всех родных и близких. Мы остались с тобою вдвоём, но… и тебе осталось жить недолго. За что?.. За что ты причинил мне эту боль?
Её дрожащий голос цепко схватил мой слух. Но я не могу ничего понять ею сказанного. Я погрузился в нудное, тревожное ожидание, вслушиваясь в хрипловатое тиканье… Я жду… я понимаю лишь одно. Здесь, на крыше этого высотного здания выскальзывают из рук последние минуты моей жизни. И уже абсолютно не важно, каким образом по моему горлу проскользнёт металлический холод косы её высочества Смерти. Мне безразлично, каким свирепым будет её взгляд, когда она будет меня убивать. Я знаю. Лицо Смерти будет моим! Ведь я сам выписал себе пропуск в Ад…
Я жадно глотаю холодный воздух и молча жду… жду…
- Я… верила в тебя, - поглощенная безутешным рыданием, она с трудом выговаривает слова, проглатывает слоги, повторяется, - я полностью была твоей. В твоих руках… в них было всё… Всё!.. и ты всё это выпустил… выронил… Все мои чувства, вся моя любовь – всё упало… и разбилось…
Её слова, наконец, ворвались в моё сознание. Меня неожиданно схватила напряжённая боль. Мое сердце зарыдало, а его кровавые слёзы полились из моих карих глаз. Чувства накинулись такие, словно злобные духи уже вырывают мою душу из тела. Не смеют более ждать и самовольно отнимают у меня жизнь. И я впервые задумался о её смысле: для чего жить…
…если потом нужно умирать…
и для чего любить,
если любовь придётся разбивать…
и ведь бессмысленна эта логика,
что сердце ломит день за днём,
а жизнь – штурвал историка,
что веет правду в дыхании своём…
Вечер уже властвует едино. Нет даже той оранжевой линии на горизонте. Лишь серой прохлады туман спускается с небес и стремительно всё окутывает. Я чувствую, как резко падает температура, как агрессивно мороз начинает сковывать моё тело, как немеет рука, пропитанная дрожью злосчастных часов…
- Но почему?.. почему я люблю тебя до сих пор?.. За один… за один единственный день ты смог уничтожить всех близких нам людей… всех, кого мы любили… всех… с кем провели чуть ли не всю жизнь… Почему?
Но я молчу… Передо мной стремительно проносятся образы всех тех, у кого я отнял жизнь в этот день. Лучший друг и соратник – родной брат моей любимой, мой наставник – отец их обоих… лишь пара выстрелов… и их не стало… А так же десятки наших друзей и сподвижников… учителей и советников…
Этот список велик… а результат ужасен…
- Зачем?.. зачем ты согласился на эту операцию?.. Зачем тебе понадобился maximum? Ведь ты и так, словно машина… Зачем!?
Но прошлого не вернуть… так же, как грядущего не избежать… и не под силу нам судьбу свою изменить… И пусть желаешь этого всею душой, тебе не будет прощения, тебе не дадут не единого шанса исправить самого себя… Даже сейчас, когда понимаешь причину достигнутого…
Вполне возможно именно операция стала моей подписью в пропуске. Нет! Не может этого быть. Причина прячется гораздо раньше. Операция была необходима, иначе смерть бы меня настигла ещё тогда…
Нелепый страх мгновенно набросился на меня – перед собой, вместо любимой девушки, я вижу Смерть во всём своём обличье… и блеск растущей луны, отражённый на стальном лезвии её убогой косы, свирепо бьёт в глаза слепящим лучом и… Вот он! Тот самый момент! Имплантат интеллекта в моей голове раскрывается, и на мозг проливается яд. И боль в голове встаёт клином. Реакция проходит по всему телу, и, вырвавшись из объятий любимой девушки, я пячусь назад, быстро теряя контроль над самим собой…
А тьма под капюшоном неистовой Смерти зеркально отражает моё ис-кривлённое от боли лицо…
- Нет! – любимая тут же бросилась ко мне. Облик смерти в её внешности вдруг пропал без следа, словно и не было вовсе. – Только не сейчас! Умоляю!
Первая невидимая цепь пленительного зова набросилась на шею и подтащила к самому краю крыши, две другие, словно продолжения вен, вырвались из запястий, заставив развести руки в стороны. Я борюсь. Изо всех сил борюсь с неизбежностью, что отвечает мне адской ломкой. Я захлёбываюсь страшной болью. Её давление буквально разрывает меня на части. И всё же я знаю, что не осилить мне это. Знаю, что жить мне более не суждено… но по природе своей без боя не сдаюсь…
Дикая боль трясёт моё тело. Я дрожу и чувствую, как проступает ледяной пот. Я упорно смотрю на свою любимую, боясь забыть её образ. Она смотрит в ответ. Кажется, что меня держит в этом мире лишь её взгляд.
- Любимый, - прислонив ладони к моим щекам, она взялась умолять меня не умирать – остаться с нею. Клялась, что простит за всё…
А голос едва узнаваем…
Никогда бы не подумал, что умирать так страшно, понимая, что в жизни всего не успел… всего не достиг…
Слух отключается… темнота заливается в глаза… И вот я чувствую на губах поцелуй… последний поцелуй… И он обрывается – полностью лишённый контроля и, едва чувствуя связь с жизнью, я испытываю как иллюзорный крюк, коим оснащена последняя цепь Ключника, пробивает голову и утаскивает в никуда…
Я сорвался вниз… в бездонную пропасть завлекающих голосов…
…Мрак… тишина… и в мутных оттенках иллюзорного видения отдаляется мир… спокойно… и не спеша… Мираж перед глазами охвачен волной неясных очертаний… мутных… едва уловимых… Мрак… он беспощадно пожирает мой взор – я постепенно теряю зрение… прекращаю более видеть образ любимой, и… обрываю свой взгляд на пылающих закатных небесах… безвозвратно утопаю в воображаемой лишь мною тине бескрайней темноты…
Падение пропиталось вечностью… Ночь пред ликом Смерти почему-то утратила свою власть и, отделяемый какими-то секундами от гибели, я вижу закат… прекрасный огненный закат…
Тишина… она бестолково наложила на мой слух свою немую пелену… и вот я уже не в силах уловить какие-либо звуки этого нелепого мира… Чёткие грани существования стремглав стираются… Оглушённый бредом, приближаюсь к Смерти…
Смерть… она терпеливо дожидается меня… она где-то рядом… я чувствую её жадный взгляд… ощущаю холод её тяжёлого дыхания… слышу шершавый лязг точила, скользящего по лезвию…
…Я отдан объятиям пустоты… задушенный тишиной, я всё же слышу свист скользящего воздуха… я разрываю его гущу, безнадёжно падая… А где-то подо мной вырисовывается на пыльном асфальте моя тусклая тень, теряющая облик по мере моего приближения к её образу…
Страх… явно выраженный, словно сама жизнь… он впервые за моё недолгое существование так легко покидает моё сознание… хотя недавно обливал сполна меня собою…
Страх… и вот он испарился. Мой разум неожиданно замер… завис в доле секунды от колеблющейся тени… и рассветно-огненный мрак с тишиною мгновенно распались в моих чувствах… Вновь я вижу её чудное личико… нет… не вижу – пытаюсь увидеть! Изо всех сил вырываю из себя последний нелепый вздох и, словно озарённый светом свыше, всё же улавливаю в глазах любимой девушки этот удивительно красивый взгляд… несчастный… наполненный болью… и любовью…
Она… так же, как я, замерла… Моё сердце бьётся невиданной силой, пытается жить, сопротивляется смерти!.. Её же сердце не бьётся вовсе…
Вот и всё! – долгожданный удар… колкий холод в единицу-секунду проносится по всему телу, цепляет ледяною рукой сердце и, словно обожженные накалом его жизненной энергии, морозные ощущения рассыпаются миллионами острых, будто лезвий, льдинок по всей моей расшатавшейся душе… Душа… она рассечена и разорвана… свирепо растерзана… И, о УЖАС, цепенящая боль страшной силою бьёт в мозг… и тело в единый миг парализует…
И вот… моя безжизненная плоть лежит на грязном асфальте, медленно окрашиваемом в чёрный цвет*. Последние нервные импульсы прогорают в моём подсознании… последние запасы воздуха вырываются из лёгких резким нелепым выдохом… последний естественный взгляд на мир обрывается закрытием век… последний скрип механизма проклятых часов, словно громовой поток прокатившийся пред моим затухающим слухом, сменяется жидкой тишиной… часы щёлкнули тридцать четвёртой минутой и навечно остановились…
Я умер…

I
…смерть…
и это есть начало и конец…
в таинственных потоках темноты…
и, словно девушка, ступив под свой венец,
теряешь жизненную сущность простоты…
и, словно юноша, признавшись ей в любви,
в себе обрёл и жизнь, и смерть… и сны…
Отражая лучи багрового солнца, кристаллы капель одна за другой бросаются вниз… красивые… удивительно заманчивые… Но всё же наполненные лишь болью… и любовью… Ясно вижу всё протяжение их полёта… вижу как легко они стремятся вниз сквозь воздушную массу… и как покорно подчинятся любым прихотям ветра… Чётко слышу лёгкий звон, когда разбиваются, ударяясь об асфальт… Это её слёзы… слёзы моей любимой… Упав на колени в том месте, где я последний раз стоял при жизни – с выси двенадцатиэтажной «Корпорации» - отчаянным взглядом она смотрит вниз, на меня – на безжизненную плоть…
Этот жгучий жизненный миг – последний момент, испытанный мною в человеческой оболочке. Сиё мучительное видение беспомощной любимой позволило мне вкусить коварство медлительной смерти. Я уверенно наблюдал завершающий мою жизнь эпизод, прекрасно понимая, что не сон это… это подлинная реальность. И не тревожил меня факт, что скорость течения происходящего заметно ниже нормального. Всему оправдание – смерть, вы-звавшая уникальную реакцию. Вероятно, время так туго тянулось лишь предо мной, и медленной смерть представлялась одному мне; для созданий же мира сего я умер в один миг, без эмоций и переживаний. Умер…
- «Умер? – тело вздрогнуло под давлением острой боли, будто одним махом с меня сорвали сотни бинтов цепкого лейкопластыря, проделав тем самым мне принудительную эпиляцию – так бывает у йогов при выходе в астрал. Так же неожиданно меня обтянуло пакетом сладострастных ощущений свободного полёта, а в сознание ворвался полк тревожных вопросов. – Почему же до сего момента вижу это здание и это небо? Почему пытаюсь осмыслить происходящее? Почему рассеялись боль и мучение? Где обещанное толстенными книгами и учёными умами бесконечное забвение? Где судья, что одарит меня грузом кандалов?..».
Обложившись смятением загадочных вопросов, стал упорно пытаться адекватно оценить случившееся. Меня подхватила интересная мысль, что умер отнюдь не я – умерла моя плоть. Тому в подтверждение – угасшие пару минут назад чувства моего организма стремительно сменялись совершенно иными, незнакомыми ощущениями. Я вдруг понял, какой всё-таки тяжёлый человеческий организм. Меня накрыло кроткое наслаждение. Непривычная лёгкость новоявленного тела настолько стала мне приятна, что я охотно отвлёкся от окружающей обстановки – решил не вспоминать более о смерти и заняться познанием нового себя. Хотелось думать, будто не кончина меня настигла, а воскрешение…
- «Странно, - мыслить получалось довольно оригинально, словно с кем-то общаюсь. – Почему я ничего не слышу? Не единого звука вокруг. А ведь точно помню – вечный городской рёв здесь всегда слышен чётко, даже ночью. Странно».
Я решительно изъявил желание подняться. Но, вопреки своему хотению, не смог даже пошевельнуться, не смог даже руку малость приподнять. Откуда тогда такая невообразимая лёгкость, если я не в состоянии двигаться? Что же я делаю не так? Ответ стопроцентно прост, главное – обнаружить хоть малейшую логику.
Я вложил все мыслимые усилия, но двигательных рефлексов всё же не обнаружил. Пришлось лежать немым камнем и пялиться в чудесные закатные небеса.
- «Удивительно. Смерть столкнула меня с крыши с наступлением ночи – точно помню. Почему сейчас наблюдаю закат?»
Опоённый обрушившимися впечатлениями, отвлёкшими меня от всего, я лежал и, равнодушно глядя, как плачет на крыше моя девушка, пытался осмыслить своё положение:
- «Странно. В чём же дело? Я умер… вернее, плоть… человек умер, которым я был… - я резко оборвал сам себя, обалдевая оттого, о чём только что подумал. – Ого! Откуда такие смелые выводы? Странно. И вот, как ненормальный валяюсь на асфальте, который к счастью совсем не чувствую, ведь он сейчас, наверное, ледянющий… Смотрю, как плачет любимая, а мне всё равно, мне наплевать. Странно. Почему-то меня больше тревожит мысль о том, что вдруг начну чувствовать холодный асфальт, а не слёзы девушки... – тут я сорвался и злобно закричал на себя (мысленно, разумеется). – И почему я говорю «девушка», словно забыл её имя, словно она чужая? Почему?»
- Ты в шоке, - внезапно тягучий ход времени ускорился до нормы и рядом со мной раздался грубый мужской голос, до того резкий и стремительный, что пронёсся в моём слухе словно пуля – свистнул и тут же рассыпался. Но испугаться мне не довелось, даже момент неожиданности не привёл в растерянность. Зато возник необычайный интерес. Меня тут же охватила мысль о том, что слышу лишь его голос, и ничего более. Почему так? Кто он такой? Ангел, пришедший за мной? Сейчас раскроются Врата Рая, и мы вместе ступим на целину Прекрасных Садов под наблюдением Его святого ока. Или же Чёрт? На меня накинут кандалы, бросят в Пропасть, служащую телепортом в Подземелья Ада; затем на веки веков в Кипящий Котёл. Судя по голосу, должность адского выродка подходит ему больше; и, исходя из образа моей жизни, легко догадаться, что Врат Райских лицезреть мне не суждено.
«Призрачный» некто вошёл в поле моего зрения и с явным интересом уставился на меня. Эту же реакцию продемонстрировал и я – изучающими мыслями взглянул на незнакомца. Явно – тёмный типаж, да ещё с таким правильным взглядом, словно не одну сотню лет прожил…
- Защитная реакция, это нормально, – пояснил сей незнакомый мужик. Вблизи голос показался ещё более грубым, с хрипотцой; а подхватываемые ветром слова снова лишь мелькнули, отразились где-то вдали чудовищным эхом и разбились, точнее – взорвались. Чтобы смотреть на меня, ему пришлось пригнуть голову и длинные чёрные волосы прикрыли половину лица, но не моргающие некрасивые чёрные глаза, взгляд которых, наверное, почувствуешь, даже стоя спиной к данному типажу, были видны довольно чётко. – Поднимайся.
- «Поднимайся?», - мысленно переспросил я незнакомца. – «Возьми и подними… если сможешь».
- Не смогу, - боже, он слышит мои мысли. Действительно – Ангел… или Чёрт. – Лишь сам ты волен себя поставить на ноги. Нас сейчас разделяет колоссальное пространство и сотни часов хода времени, потому я не в силах даже коснуться тебя.
Довольно забавная форма общения и поразительные слова незнакомца нисколько не удивляли, лишь вызывали вспышки любопытства. Видимо, как сказал собеседник (если таковым его можно называть), на меня действовал некий «шок».
- «Сотни часов? Пространство? Как это? – совсем не надеясь получить ответ, я всё же решил уточнить – понять обрушившуюся на меня информацию. Как и ожидал, объяснениями «тёмный» тип себя не стал затруднять; впрочем, ещё до моего вопроса на физиономии его легко читалось: «Не спрашивай. Не отвечу», словно заранее знал, что спрошу.
- Некогда проводить лекционные занятия. Поднимайся, - губы «несветлого Ангела» двигались, словно не являются частью лица. Твёрдый тип! Уверенный! Слова будто заранее подбирал…
Уже прекратив обращать внимание на то, что общаемся с этим порождением Зла или Добра мыслями, окончательно убедившись, что это нормально, решаюсь задать вопрос, более всего меня интригующий:
- «Считаешь, тебе одному хочется, чтобы я прекратил нагло разлёживаться на асфальте? Я давно пытаюсь с этим покончить. Но мне не шелохнуться, ни руку приподнять, ни голову повернуть. Никаких признаков, что могу двигаться, заметить не удаётся. Вся надежда на тебя. Как мне подняться?».
- Ты заметил уже, что когда мыслишь, словно с кем-то общаешься? - вид у «Черта» стал ещё умнее.
- «Трудно не заметить. Как неизлечимо больной болтаю сам с собой…».
- Нет, - «черный или белый», не дождавшись, когда я договорю (то есть домыслю), ловко перебил мои не совсем верные убеждения. – Не сам с собой, друг мой. Ты общаешься со своим истинным телом. Приказывай ему! Ты уже вспомнил, как тебя зовут?
Странно. Когда я успел другом ему стать?.. Темнит, гад, темнит… Похоже «бескрылый Ангел» давно поджидал меня на этом месте. Может, маскируется? Может, он – Смерть?
- «Я забыть даже не успел. Леонид меня зовут… вроде…»
- Чушь! – «отродье Сатаны» свершил первый жест - отрицательно покачал головой. – Это имя принадлежало тебе при жизни, которую ты только что благополучно завершил, - незнакомец передёрнул рукой, чтобы рукав чёрного плаща раскрыл видимость наручных часов. Узнав точное время, продолжил. – Немного раньше, чем я ожидал, но это нам только на пользу…
Точно! «Несостоявшийся Ангел» заранее знал о моей смерти. Но он ведь обычный человек – точно знаю. Тем более, знакомо мне его лицо, очень знакомо. Мог предупредить меня о… Стоп! Он меня предупреждал…
- «Какое же имя тебя интересует? – этого понять я сам не в состоянии. Я вообще с трудом осознавал творящееся вокруг. – Объясни. И, кстати, - я снова увидел на его хмуром лице отражение знания моего вопроса. – Почему ты меня не предупре…».
- Молчи! – Голос у «беса» стал на порядок грозней, неприятней и ещё быстрей, он направил в мою сторону указательный палец – знак, что вина в смерти висит исключительно на мне. – Надо было прислушиваться к окружающим, самолюб, тиран хренов! Ты тогда пожелал узнать и исправить… я выполнил просьбу…
Незнакомец выдал это изреченье весьма дерзко, унизительно для меня. Но, опять же, нисколько не удивил, не оскорбил. Вдобавок, он абсолютно прав – я действительно был весьма малодушен, людей за скот считал, презирал практически всех. Не задумываясь, ломал судьбы тем, кто преграждал путь; даже случайно оказавшегося человека на моей жизненной трассе я, уверенно гнавший свой судьбоносный грузовик, беспощадно давил. Я был отморозком особой категории…
Я решил, что молчание задержится надолго после таких резких выражений. Но «Ангел», видимо, спешил, так как быстро забыл свои слова, натянул на лицо маску, не имеющую претензий ни ко мне, ни к себе, и продолжил:
- Освежим твою память, драгоценный…
В слове «драгоценный» я чётко выделил знакомую интонацию. При жизни я частенько её использовал, потому не перепутаю ни с чем. Теперь я оказался по другую сторону этого слова – он заговорил со мной, как с жертвой, как с собственностью…
– …Истинное твоё имя – Дариолл. Используй это имя, как обращение к телу, и приказывай.
Отлично! Замечательно! Подожди-подожди… я точно умер, или судьба решила мне сделать приятное – оставила в живых и отправила в психушку. Дариолл, значит. Приехали… «осторожно, двери открываются». Но стоит попробовать:
- «Дариолл, встать!»
Словно ветром поднятый, я тут же очутился на ногах. Послушное тело все движения выполнило чётко, незамедлительно. Ему движения давались так же легко, как мне мой дар мыслить. Я поднялся не как старый дряхлый калека, всячески помогая себе руками, а как элитный воин – ноги в коленях согнул, весь центр тяжести оказался в пятках и, не ощущая никаких усилий, применивших телом, выпрямился. Мой разум и лёгкое послушное тело – единое целое…
- Пока процессы всех перемещений выполняются исключительно мыслью. Сложно, понимаю, но не волнуйся – это кратковременное явление.
Я отдал очередной приказ Дариоллу и взглянул на себя. Вид мой у нор-мального человеческого существа мгновенно бы вызвал инфаркт, ведь я самый обычный воздух – слабое подобие табачного дыма. Хоть имею явную человекообразную форму, дымок, из которого состою, постоянно колеблется, беспокоится. Вдобавок, мой собеседник способен смотреть сквозь меня – я прозрачный.
- Великолепное…
- «Простите… ээ… Это вопрос… или комплимент?», - сообразив, что «чёрный друг» закончит фразу словом «тело», я тут же его перебил. Мне его тон и повод на подобный ход мыслей были безразличны. Мне стал интересен иной факт…
Искоса оглядев меня, вернее – воздухообразное тело, «адское отродье» обошёл вокруг и встал на прежнее место. И только после этого выдал вразумительный ответ:
- Нет, не комплимент, Леон… - незнакомец сделал паузу, ехидно улыбнулся. – Извини, совсем забыл – Леонид ведь умер…
Вот сволочь! Он прекрасно обо мне осведомлён, иначе, откуда мог знать имя «Леон» – так меня называла лишь любимая. Не стоит сомневаться, что по прозвищу вот-вот назовёт. Он мою смерть подстроил, уверен!
- …Теперь ты – Дариолл, - насмешливо напомнив о моей смерти, ублюдок продолжил отвечать. – Нет, не комплимент и не вопрос – пояснение о том, что у тебя завидный потенциал. Запомни – теперь ты бесполое существо. Дух!
Весть о потере пола, по моему глубочайшему убеждению, при жизни привела бы меня к суициду. Сейчас же, как сказал незнакомец, будучи в шоковом состоянии всё воспринялось, как должное, и нисколько это не затронуло мои эмоции.
Оценив мою реакцию, точнее – её отсутствие, «святой» поднял на повестку следующую тему:
- Ты только что высвободился из плоти…
- «Да… - почему-то хочется ехидничать. Даже в шоковом состоянии понимал – этот странный субъект мне не приятен. – Без тебя бы не догадался! Ещё чем удивишь?».
Субъект даже не улыбнулся. Он вообще не улыбался. Практически никакой мимики не присутствовало в его серьёзном лике. Каким я в первый раз его увидел, таким он и оставался, только с каждой минутой мрачнее становился.
- Ты только что высвободился из плоти, - он решил повториться, видимо важную информацию пожелал мне втереть. – Твой дух ослаб в заточении тканей и отвык от свободы. Обратил внимание на себя? – он застыл в ожидании ответа. Издав мысленный приказ телу, я одобрительно кивнул. Субъект продолжил. – Так вот, беспокойство и вибрация структуры – дыхание выпущенного на волю зверя, пытающегося исподволь насытиться чистотой воздуха, остерегаясь, что снова отнимут свободу. Будучи человеком, ты не подозревал, кто ты есть, жил плотью. Находившись в этой плоти, духовное тело, то есть истинный ты, выполняло приказы человеческой подсознательной, а сейчас, оказавшись «голышом», тебе приходиться командовать напрямую, самостоятельно, так как привыкло духовное тело к приказам. Ты позабыл навыки рефлекторного управления собой, ты безумно ослаб, потеряв устойчивую оболочку – всё это вернётся, как только тело, как следует, надышится. Ты обязательно всё вспомнишь.
- «Вспомню? – это слово моментально подтолкнуло на мысль, которой я задавался при жизни… в человеческой плоти. – Ты имеешь ввиду…».
- Да! – от незнакомца последовал именно тот ответ, какой я предположил. – Не первый раз ты умираешь, и не раз ещё придётся родиться… Ранее ты прожил жизни и в иных мирах, но самостоятельно вспомнить тебе не суждено – слишком молод.
Вот бы ликовал сейчас какой-нибудь заученный философ, посвятивший жизнь поискам извечного вопроса о бессмертии души, оказавшись на моём месте. Хотелось бы взглянуть, как бы интенсивно подергивались седые непричесанные космы на его голове. Как бы со слезами на очах вновь и вновь припадал на колени обречённый верующий, с рождения ставящий церковную свечу за упокой души, узнав, что этого самого покоя не существует. Как бы злобно отрезал себе язык облысевший профессор, что невероятно заумными речами, не подвластными пониманию «простым смертным», отрицал какое-либо существование загробной жизни и духовной материи в целом, узнай он какая она – загробная жизнь.
Каждый сошёл бы с ума на свой лад, но весь развод заключается в том, что этот «каждый» в должном порядке уже прошёл послесмертный процесс, либо ему предстоит эта участь. Следовательно, никаких переворотов в истории, связанных с этой темой, не намечается, так как вспомнить простым тварям подобное невозможно, а посвящённые не расскажут…
Как бы сказочно всё не звучало, ни одно слово моего «собеседника-проповедника» не ударило ни в малейшее потрясение.
- «Будь я живой, рассмеялся бы и выставил тебя на посмешище, - правдиво разъяснил я незнакомцу. - В чём же дело? Почему я ни чему не удивляюсь?».
- Ты и сейчас не мёртвый, - уточнил мой «проповедник». – Возвращение к подлинной природе своего бытия путём предварительной смерти сперва болезненно лишь для тела из плоти и крови. Истинный же ты, дух Дариолл, обитавший в человеческом теле более двух десятков лет, естественно, заморозил знания о присущих тебе боли, эмоциях, навыках. Мгновенная смена обстановки привела тебя, разумеется, в шок – защитный шок. Именно благодаря нему ты безмятежно воспринимаешь правду любых масштабов, спокойно относишься к новой обстановке, не паникуешь. Иначе, от переполнения эмоциями (это, к примеру, сам факт смерти, новые впечатления, боль…) тебя бы развеяло по воздуху.
- «Боль?», - это слово меня всегда интересовало и, попросив пояснений, я снова попал в точку.
- Дух в своей сущности более чувствительное, ранимое и понимающее существо, нежели человек. Ты и представить не можешь, каково безумство боли, когда душу выдирают из плоти насильно. Но потенциал духа строится на самоуправлении, сдержанности, которые напрямую контролируют эмоции. Именно поэтому существует защитный шок, он реставрирует потенциал власти над собой. Данная функция восстанавливается стремительно, поэтому буквально через три-четыре минуты ты вновь овладеешь эмоциями. Разобраться, как ими править, не составит труда.
«Ангел, либо Злодей» начал недовольно озираться; по нескольку раз посмотрел в каждую сторону и даже на небо. Только сейчас на его лице изобразилось лёгкое ощущение тревоги.
Моё тело стало вести себя немного иначе – с головы до пят и обратно заметалась волной колющая дрожь. Меня всё больше одолевала неприязнь и к этому безумцу.
- «Откуда мне знать, что ты не лжёшь? Правду ли мне толкуешь или разводишь, как малолетку? Звучит красиво, но больно уж фантастично».
- Ты вновь опередил мои ожидания, - на его лице я впервые увидел улыбку – чистую, от сердца. – Потенциал в тебе пробуждается от спячки весьма стреми-тельно, - и, вновь улыбнувшись, добавил. – Ещё раз на себя взгляни. Видел прежде себя таким дымящимся и прозрачным? Таким слабым и беззащитным?
Смотреть на безобразие, которым я стал, желания не возникало. Во мне усиливалось чувство, что собеседник полностью и безоговорочно виновен в моей смерти, вернее, как теперь выяснилось, потере плоти. Неприязнь к нему расширялась, хотелось в чём-то упрекнуть. И потому я продолжил свой акт недоверия, хотя прекрасно понимал, что нёс полный абсурд:
- «Ты мог меня загипнотизировать. Или я стал сумасшедшим, а ты надо мной издеваешься. А может я сплю?».
- Ты – чокнутый! – довольно громко и почти по слогам прикрикнул он на меня; до него явно дошло, в честь чего я взбунтовал. – Несколько минут назад ты сорвался с крыши двенадцатиэтажного здания, и хочешь меня уверить, что остался в живых? Или о смерти позабыл уже?
Бесполезно. В дискуссии с этим типом тягаться – дохлой номер.
Но теперь не я – он не мог угомониться:
- Сумасшедшим скорее назвали бы меня, завидев, как беседую с пустотой. Дариолл, - он подошёл ко мне вплотную, и наши взгляды связались тугой верёвкой. Его лицо почти коснулось моего. Я ощутил, что вновь обрёл мимику и изобразил испуганную гримасу. Тихим, спокойным голосом, понимая, что с секунды на секунду я впаду в истерику, незнакомец прошептал. – Дариолл, ты умер, смирись… Видишь мои глаза?.. Сейчас кроме них ничто… Кроме них никто… не в силах узреть тебя…
Внезапно мою грудь охватило жуткое жжение, словно внутри взорвалась кро-шечная бомба, ничтожно маленькая, но безумно горячая. Огонь стремглав залил мучительным пламенем всё моё нутро. Вибрация тела молниеносно переквалифицировалась в дрожь и, не остановившись на достигнутом, повысилась до тряски.
- Держись, Дариолл, - «чёрный вестник» по-прежнему стоял вплотную, не отводя глаз. – Даже не помышляй о сдаче сил. Вспомни, твоим кредо всегда было: «Никогда без боя не сдаюсь!». Всегда! Во всех жизнях! Много ли раз тебя оно подвело?
В голове замкнуло, словно ледяной подшипник, оснащенный острейшими лезвиями и иглами, завертелся в попытке вывалиться наружу. Лёд в голове и жар в теле синхронно рассыпались, даруя мне право самостоятельно двигаться. Не ожидавший подобного исхода событий в духовном организме, я не успел среагировать и, словно давно остывшего висельника, которому перерезали петлю, меня бросило вниз. Распластавшись, я почувствовал боль, ту самую, какая бывает, когда падаешь на асфальт. Да, душа тоже ощущает физические удары!
- Сейчас твой последний шанс, - незнакомец отошёл в сторону, к тому месту, куда было брошено с крыши моё человеческое тело. – Почувствуй контроль, ощути власть над собою, и ты сумеешь остановить сиё безумие.
Слово «безумие» он выбрал неспроста. Тело заныло, и резким толчком оживилась нервная система. Меня передёрнуло болью, и скрючило в неприглядной позе – я изогнул тело, поднимая его как можно выше. Упёршись лопатками в асфальт, я попытался носками сохранить равновесие. Но, не выдержав безумства, что обращалось с моими нервами настолько грубо, словно мокрое бельё выжимало, дико вскрикнул. Я бросил себя в сторону, упал на живот и, ударившись лбом об асфальт, краем помутневшего сознания услышал голос незнакомца:
- Улови свой контроль! Ухвати свою власть! – неизвестный, паникуя, словно сына теряет, неистово заорал. – Кричи: «Я – Власть! Я – Сила!». Не теряй времени! КРИЧИ!!!
Тело взревело – я ощутил последний миг человеческой жизни, тот самый, когда имплантат раскрылся и выпрыснул в головной мозг яд… Я вновь испытал ту же самую боль, чувствуя, как тело растягивается во все стороны, и понял – она меня рассеивает, уничтожает. Я вкусил боль, какую испытывают люди, когда их четвертуют – руки, ноги и голову вот-вот оторвёт и унесёт прочь. Собрав остатки сил в лёгкие, издал первый клич истинного тела:
- Я – Власть! Я – Сила!
- «Дариолл, ты спокоен!» – яростным криком добавил незнакомец. – Повторяй! Скорее! Это последний ШАНС!
- Дариолл, ты СПОКОЕН! – я вырвал из глотки победоносный крик, и невыносимый распад тела прекратился, окрасив мое здравие адским утомлением. Часто дыша, словно усталый пёс, я смотрел на свою плоть – рядом с ним присел на корточки «ацкий сатана», пытаясь нащупать пульс на запястье мёртвой руки, закованной в браслет навечно остановившихся часов на отметке одиннадцать. Ощущая правой щекой пыльный асфальт, я устало прошептал не-обязательные слова. – Повторяй… скорее… это последний шанс…
Из-за угла выбежала девушка.

II
…власть…
сей дар души во мне пылает,
испепеляя чувства, боль и гнев,
и в страхе разум угасает,
стремясь забыть посмертный грех…
вернуть желанную свободу,
не властен даже глас владыки,
вся воля отдана народу,
а в рабстве – сам лишь повелитель…
Ожидая увидеть тьму, я закрыл глаза, но вместо неё узрел мутно-серый туман обратной стороны век, перечёркнутых сетью пульсирующих мутным светом сосудов. Странность сперва встревожила, но смириться не составило труда. Осталось только свыкнуться. Окончательно избавившись от приступов боли, припав в блаженную усталость, я познал ощущение истинного себя – Дари-олла.
Духовный организм безоговорочно прекрасен, наделён непревзойденными качествами. В голове ясно чувствуется тёплая, мягкая, медленно вращающаяся сфера. Всё тело пронизано тысячами энергетический артерий, напрямую связанных с головной сферой. Её приятная пульсация нежно гоняет тепло по всему организму. Грудь все аорты обходят стороной, потому тепла в ней не наблюдается. Она насыщенна жгучей прохладой. Когда вдыхаю воздух, грудь остывает – наполняется колючим морозцем, выдыхаю – едва ощутимо нагревается. Основная структура – дымок, - составляющая меня, по-прежнему тревожно колеблется. Благодаря прозрачности дымка желтизну сияющего в голове шара, синь холодных лёгких и при пульсировании светящиеся жилы без труда видны тем, кто способен меня лицезреть.
Управление организмом действительно числится в списке моей власти. Легко могу выделить абсолютным сознанием любой орган и рассмотреть его состояние. Могу погасить любые чувства и забыть об окружающем мире, могу заблокировать эмоции и стать хладнокровным безумцем, могу управлять двигательной системой мысленно (это похоже на личный автопилот). Есть возможность напротив – включить все функции организма и взять управление на свою ответственность, как говорится – на свой страх и риск…
Рассевая в себе беззаботное спокойствие, я запустил в действие слух. Сразу же в меня ввалилась огромная волна звуков. Шум города вновь воспринимался, как раньше – далёкий гул трасс и сигналы машин, рёв фабрик и заводов, крики и смех молодёжи из подворотней, стоны и плачь юных красавиц, встретивших в темных переулках озабоченных маньяков, семейные разборки молодых пар в комнатах общежитий, перестрелки, драки, грохот столкнувшихся автомобилей… Полноценная симфония нормального мегаполиса – всё, как положено, всё, как всегда! И на фоне городского оркестра событий я услышал знакомый грубый хрип незнакомого мужика и плачь молодой девушки:
- Он мёртв, - мой собеседник прикинулся случайным прохожим. – Как это произошло?
- Он… он… - девушка продолжала реветь. Суметь найти достойный ответ в этот момент ей не представлялось возможным.
Я включил зрение и открыл глаза. Припав на колени перед безжизненной плотью, моя девушка, заливаясь слезами, прижималась к бывшей моей щеке своей и что-то безнадёжно шептала.
Поднялся я быстро и легко. Острое тепло, какое в голове, так же ощущалось в кистях, локтях, пояснице, коленьях и стопах, что сильно увеличивало гибкость и резкость движений. Малый вес тела остался прежним, но гравитация заметно усилилась. Не обращая внимания на «чёрного пришельца», я подошёл к любимой и попытался коснуться её плеча. Я подтянул руку к ней, пространство между моими пальцами и её телом стало упругим и засветилось яркостью белого света. Предприняв усилие, я рискнул преодолеть неожиданную преграду, но пальцы моментально сковало острым металлом, сжало, словно тисками, наполнило ледяным холодом и сильно отбросило прочь.
Я отпрыгнул в сторону и, держась за онемевшую по локоть руку, с удивлением взглянул на «призрака».
- «Не делай этого больше, - одарив меня мимолётным взглядом, мысленно, чтобы ни о чём не догадалась девчонка, посоветовал незнакомец. – Энергия плоти, наделённой душёй, не совместима с энергией духов обнажённых».
Отбросив взор от «инопланетянина», я запустил частичку эмоций, позволив себе малость пожалеть любимую. Траур её сердце покинет не скоро. Она, наверное, захочет покончить с жизнью, но, уверен, что смелости на самоубийство не хватит.
Толку корить себя за содеянное я больше не видел. Не имело смысла даже ду-мать о любимой.
- «Холоден к ней стал?» – спросил незнакомец.
- Да, - мой голос стал тугим и вязким, словно динамик, лишившийся верхних частот, - намеренно погасил в себе любовь. Думаю, ни к чему лишние волнения.
- «Не погасил, а отключил, - поправил он. – Сейчас ты правильно сделал, но со временем ты поймёшь, зачем духу такой богатый набор чувств, и для чего их так легко можно отключать… включать… Ты сам для себя универсальный инструмент, которым тебе предстоит виртуозно овладеть…».
Любимая не прекращала реветь. Сигнальная музыка сирен полицейских её вовсе не тревожила. Она ничего не слышала, кроме биения своего сердца, и никого не видела, кроме моего трупа. Хранители правопорядка вот-вот возьмут её в свои грязные лапы, увезут в участок, будут долго допрашивать и, прооперировав ситуацию своей уникальной логикой, обязательно выдумают ложное обвинение. Через месяц другой судья вынесет строгий приговор…
Допусти судьба подобный расклад, за решёткой, изолированная от моих врагов, кое-какое время любимая поживёт спокойно.
- Для чего ты здесь? – полюбопытствовал я, понимая, что сейчас предстоит прощаться. – Такую почётную встречу имеет каждая душа, наткнувшись на последнюю точку людской жизни?
- «Нет, таких, как ты, единицы, - незнакомец держался позади девушки, и лишь изредка поглядывал в мою сторону. – И я тебя не встречаю, напротив – провожаю. А то, что ты воспринимаешь смерть человека, как последнюю точку – тоже не верно. Смерть – это всего лишь завершение очередного абзаца, - он пристально посмотрел в небеса и продолжил. – Я здесь, чтобы показать путь, помочь тебе справиться с новым миром, с новым телом…
- Справиться ты мне помог, а что значит «показать путь»?
- «Сейчас всё изменится. Тебя швырнёт в другой мир. Незаметно пробирайся к Дворцу. И ни в коем случае не попадайся на глаза «Ей»… - он снова взглянул наверх, кивком предложил мне тоже взглянуть туда, и добавил. – СМОТРИ!».
Я растеряно вытаращился на небеса.
Яркость огней закатных небес, стремительно пропадала, приобретала жутковато-сёрый цвет. Мрачные громады туч и облаков, заполонивших всё небо от горизонта до горизонта, ускоряли своё движение, стремясь куда-то на север (или на юг… или…). Беспорядочно вылетевшая из-за поворота толпа легавых тачек с, вообразившими себя великими гонщиками, копами за рулём, уже была отлично видна и слышна. Видимо один сотрудник из этого стада растерялся, потерял управление, подсёк другого, и теперь оба они, разбрасываясь дверьми, бамперами и капотами и, угрожающе раскидываясь осколками стёкол, кубарем скачут позади основной массы. И вся сия картина пространства, стремительно замедляла ход, как весь остальной мир. Звучание коповских мигалок, грохот переворачивающихся машин и гул всего остального города грубел, растягивался.
- Кому мне не попадаться на глаза? Кто «Она"? – криком задал последний вопрос незнакомцу.
- «Сааамм доогаадааеешшьсяя…», - до меня донёсся лишь отголосок уродливо растянутых слов.
Долго процесс замедления не продлился. И вот уже всё вокруг меня остановилось – застыла стая птиц в полёте, застыл незнакомец, растерянно разведя в стороны руки, застыла любимая, мокрыми глазами смотря на «случайного прохожего», застыла неорганизованная группа полицейских, позади которых валялись два в хлам разбитых автомобиля; застыло всё, даже звуки.
Несколько секунд ничего не изменялось – мир поставил паузу, именуемую затишьем перед бурей.
- Странно… – задавшись вопросом, я подошёл к чёрному ворону, застывшему на ржавой бочке в момент своего взлёта. Его тело было опущено, лапки согнуты для прыжка, крылья распахнуты, а дерзкие очи с опаской глазели на меня. – Время остановилось? О чем думаешь, пернатый?
Я попытался легонько пристукнуть указательным пальцем чёрной птице по клюву… но не успел даже коснуться его! Тот, громко каркнув, дёрнул головой, завершил взмах крыльев и взмыл вверх, заставив меня отскочить. Неестественно передвигаясь, словно отголосок далёкого прошлого – без плавных движений, будто им руководит сам поток времени, коварно то замедляющий, то ускоряющий для него ход, – крылатый, горланя коронный девиз «Кар!», метнулся по направлению движения туч. И тут же с чудовищной силой задрожала земля. Сделалось жутко холодно, поднялся ураганный ветер, взявшийся сдувать все локации вокруг меня…
Передо мной разыгрался дьявольский театр уничтожения! Деревья вырывало с корнем и растаскивало на отдельные ветки. Раскручиваемые до последнего винтика машины, как игрушечные, безобразно прыгали вперемешку с кусками вырванного асфальта. Здания разбирало на части – отрывало громоздкие плиты, разделяло кирпичные стены на самостоятельные каменные прямоугольники, вынимало доски и уносило вместе со всем мегаполисом прочь, в сторону, куда двигались с безумной скоростью тяжёлые облака. Люди превращались в мокрую пыль и окрашивали несущиеся предметы в алый цвет.
Глядя, как ветер утаскивает город и разметает его в пыль, скоро я обнаружил, что стою на голой твёрдой земле. Обернувшись назад, я увидел картину обратную – высоко над землёй ветер пёр тонны каменных блоков самой различной формы и, бросая их наземь, невообразимо быстро собирал новый город средневекового характера.
Действо изготовления нового пространства донеслось до меня. Я оказался запертым в четырёх стенах, что громко рухнули сверху каменными плитами. Мгновенно соорудился потолок, из-под земли вырос каменный пол. Я почувствовал, как меня вместе с образовавшейся комнатой подняло вверх…
Вскоре трястись всё перестало. Стихло… грохот унёсся уже далеко…
В глазах помутнело, веки самостоятельно закрылись.
Самовольно отключившись, моё тело рухнуло на каменный пол…
Меня неприятно шатнуло, как обычно бывает во снах, когда наблюдаешь про-должительное падение свысока, пугаясь смотришь вниз и… Бац! При столкновении с землёй неожиданно просыпаешься, изобилуя страхами всех мастей. Долго и нелепо я вертел головой, пытаясь сообразить, где нахожусь. Широко раскрытым взглядом озирал серую комнату, в воздухе которой, не оседая, планировали густые клубы угольно-черной пыли. Сам же я валялся на выступающем из пола очень низеньком – пять дюймов – цилиндре, оснащённом сияющим изображением шестиконечной звезды. Вокруг цилиндра скатертью чернело крошево песка.
Воздух в помещение оказался схим и прогорклым. Факт, что он пахнет, горчит во рту и чувствуется телом, был малоприятен. Дышать им противно – создаётся ощущение, будто куришь паршивые сигареты… и затягиваешься хорошо так, на рекорд, что аж лёгкие сводит. Во рту привкус гари, готовой снова воспламениться. По телу ёрзали омерзительные микроэлементы.
Запустив требуемые системы организма, я резко вскочил на ноги, разум вновь налился галлюцинациями, помещение перед глазами зашевелилось, словно встревоженное желе. Потеряв контроль, треснулся плечом, а затем спиной о стену, на которую нисколько не ожидал наткнуться – в помутневшем взоре она росла намного дальше. Боль, отдавшаяся в ушибленных местах, добавила иллюзий – воздух потемнел, стал тугим и жидким, дышать им не получалось. Я представил себя маленьким комариком, плавающим в чернилах. Предприняв усилие, нащупал контроль и на треть заморозил нервную систему. Воздух потерял былую плотность, я глубоко вдохнул. Стены обрели нормальную твёрдость и устойчивость, мираж расстояний испарился. Я вновь в своём уме.
Подёргивая головой, пытаясь вытряхнуть отголоски глюков, двинулся к окну. Под ногами захрустел слой «чёрного песка», поступь по которому была мягкой, но весьма шумной. Стоило слегка притопнуть, как практически не имеющие веса, зёрнышки разлетались в стороны, оголяя каменную плоскость пола. Глянув наверх, я понял, откуда бралась чёрная аномалия – она является компонентом, составляющим плиты потолка, и песчинки, отрывая от него свои хрупкие тельца, постоянно осыпались на пол. Стены подобного стройматериала не содержали, но так же имели своеобразную патологию – огромные серые кирпичи, коими они выложены, выдолблены неким образом из неизвестного природе слоёного камня. Эти самые слои послушно рассыпались при лёгком нажатии, а если как следует поковыряться, можно было проделать сквозную дыру.
Незнакомец был прав – моё тело действительно укомплектовано более острыми, нестабильными ощущениями, нежели у человека. В любой момент могут усилиться эмоции и, ориентируясь обстоятельствами, начну либо бушевать от злости, либо лелеять добротой, либо убиваться печалью. Приходилось постоянно контролировать непослушные системы, избегая нежданных сюрпризов.
Очнувшись в этой комнате, я ощутил в себе новые органы: два пустых резервуара – абсолютные вакуумы – под лопатками и дополнительный движок на талии (он же – ремень), отвечающий за интуицию. Интуитивный двигатель предоставлял мне полную информацию о жизнеобеспечении организма: количество энергии, сила энергии, сила тела, нагрузка на головную сферу и ещё долгий-долгий список важных устройств. Главным открытием для меня стали лёгкие, те самые, что удерживают в себе холод. Если в груди морозно, моя активность увеличивается. Если преобладает тепло – движения затрудняются, контроль теряется. Перегрев – смерть. Резервуары – вместилище энергии, неизвестно откуда берущейся и для чего…
Последним органом, смысл которого я так и не понял, был некий гибкий, не стесняющий движений, стержень, вросший прямо в спину. Брал он начало у правого плеча, а заканчивался у левого бедра. Его образ не видим, зато необычно ощущаем, и забыть о себе не позволял ни на минуту – стоило мне отвлечься, он тут же нагревался и дико обжигал. Что-то подсказывало, что он имел собственный разум, пытался со мной заговорить…
Вот такой я «робот-мутант».
Огромный оконный проём не был застеклённым и не имел ни малейших намёков на какое-либо подобие рамы и прежнее существование её тут. Подоконником была широкая плита, сильна выпирающая наружу. Я встал на неё во весь рост и глянул на город с высоты четвёртого этажа. Перед глазами нарисовалась угрюмая готическая улочка с неширокой мостовой и мрачными схожими строениями. Серая пустота отражалась скудностью предметов и различного хлама. Более свежий, чем в комнате, но такой же густой воздух был наполнен мокрым туманом. Видимость слабая.
Безлюдность и отсутствие звуков напрягало.
Закончив осмотр местности, я соскочил с подоконника, встревожив «чёрный песок» на полу, двинулся к выходу, который так же не имел ни петель, ни дверей. Оказавшись в коридоре, протянувшимся вдоль всего здания, обнаружил, что весь дом состоит из идентичных комнат. Завидев винтовую лестницу, сверлящую здание аккурат в центре, направился к ней.
Под ногами мучительно хрустели песчинки. Мои стопы с наслаждением ломали их микроскопические позвоночники, дробили ломкий скелет. Над головой завывал злобный сквозняк, имитирующий дым от огня. Тёмный, живой, он метался из комнаты в комнату, уносился на улицу и вновь врывался обратно.
Высоко-высоко над городом зародился нарастающий гул. Воздух будто обрёл форму и заколебался, здание беспокойно задрожало.
БАХ! Где-то сверху раздался мощный взрыв! Сильно тряхнуло!
Под неожиданным ударом рассыпался потолок, затем лестница. На миг я увидел третий этаж, который сию же секунду подвергся такому же раз-рушению, и ударная волна отбросила меня обратно в конец коридора – я чуть было не вылетел в окно. В разрушенных местах занялся жаркий огонь. Раздался ещё один оглушающий взрыв, только уже снизу, и снова не слабо тряхнуло. Со всех потолков посыпался «чёрный песок», стены лишились нескольких каменных слоёв. От разбросанных по коридору обугленных оскол-ков повалил горячий пар.
Здание протаранил упавший метеорит. Ни одна плита не оказала со-противления дышащему смертью внушительных размеров булыжнику. Проломив крышу, он ворвался на этажи и, уничтожая на пути все полы и потолки, пробил в здание солидную сквозную дыру и взрыл огненную воронку в земле.
- Ого, - не ожидавший подобного поворота судьбы, заговорил я с самим собой, - оптимистичное начало. Откуда он такой взялся? Может, демоны, меня уже начали атаковать?
Своим падением метеорит будто пробудил спящую атмосферу города. Всё во-круг наполнилось напряжением и массой непонятных звуков, доносящихся со всех сторон. Повсюду стали происходить важные события, закипела невидимая жизнь (наверное, учитывая принадлежность этого города, правильно будет не «жизнь», а «смерть), затрещало время, запустив стрелки часов. Регулярно до слуха доносился сильный грохот и громкие взрывы, пускающие весь город дрожь.
Стержень вдруг обжёг спину и буквально развернул меня к окну, заставив выглянуть. На улице воцарилось движение – повсюду бродили беспомощные, растерянные духи, одинаково прозрачные, но не имеющие внутри себя никаких органов, какими оснащён я. Выходя из домов на мостовую, они долго испуганно оглядывались, долго рассматривали всё вокруг и обязательно куда-нибудь направлялись, не обращая внимания на себе подобных.
- Умершие, - догадался я, - дети, женщины старики… Всех в изобилие. Вот в кого превращались люди, которых я убивал, вот кем стал я, сокрушив себя. Почему эти мертвецы такие беспомощные? Почему я – убийца – воспринял смерть, как новую жизнь, а они – в основной своей массе добрые порядочные людишки - превратились в лишённый разума скот? Скот, не имеющий даже стадного инстинкта… Странно…
Из соседней комнаты дунул горячий угарный воздух, а на полу засветилось изображение шестиконечной звезды. Сияние уперлось в потолок, приняло объём, и разрослось ослепительно-белым светом по всей комнате. Секундами позже, семь раз вспыхнув красным пламенем, свечение растаяло. Обожженный потолок запыхтел чёрным паром, в воздух взмыли густые не оседающие клубы пыли. На чертах слегка светящейся звезды, стоная, кривляясь от боли, лежала мутно-зеленого оттенка душа только что умершего существа.
- Порталы, - проговорил я, - шестиконечные звёзды – это порталы. Все эти дома, весь этот город – единый центр приёма душ. Город? Загробный город…
Заинтересованный, я подбежал к духу. Бедняга, похоже, не соображал, что шок миновал и уже можно двигаться и разговаривать. Все его движения и кряхтения были чисто интуитивными.
- Поздравляю со смертью! – решил я завести беседу с новоумершим. Но тот, лишь тупо косился на меня испуганным взглядом. – Ты можешь уже двигаться, поднимайся.
Нет, это не с незнакомцем, провожавшим меня, общаться. Этот на самом деле туп. Он даже мыслить не пытался. Просто смотрел углублёнными подобиями очей.
Снова спину обожгло присутствие стержня, рука автоматически потянулась к нему. Я задержал кулак над плечом и почувствовал, как изнутри он наполнился объёмом некого твёрдого тела. Крепко сжав то, что нащупал, резким движением вытащил из себя. Стержнем оказался заострённый, прозрачный штырь. Неожиданно контроль отключился, и тело перешло на автомат, я стал беспомощно наблюдать за тем, что творю.
Обе руки сжали стержень и занесли его над головой… Затем остреё ударило в голову свежеиспеченному духу и пробило её насквозь…
Пронзённая в голове едва видимая (никак у меня) сфера ярко вспыхнула и тут же погасла. Стержень наполнился её энергией, засветился, уменьшился в размерах и ассимилировал в обычный простенький кинжал. Ловким движением, оружие вонзилось обратно в плечо – на своё место. Теперь укороченный «штырь» едва доставал до позвоночника.
Умерщвленная душа, потеряв разум хозяина, размякла – сделалась жидкой массой. Зеленоватый «дымок» отказался держать форму погибшего существа, и вездесущий сквозняк зловеще разметал дух по воздуху, не оставив и следа.
Контроль вернулся…
- Вот как! – меня передёрнуло, я отскочил к стене, не зная, что сделать – испугаться или удивиться. Отключение на время от двигательной системы сильно меня возмутило. Проделанный трюк, разумеется, не вызвал положительной реакции. – Значит, моё наказание за преступную жизнь – вечно наблюдать убийства…
- «Нет, - в подсознание раздался голос абсолютного циника, его слова гоняли тепло по всей спине, - тебе вечно суждено не наблюдать – убивать».
- Кто ты? – оглядываясь по сторонам, воскликнул я.
- «Не озирайся, я у тебя за спиной… точнее – в спине».
- Кинжал?
- «Моё имя – Ахилл».

III
Наделённый интеллектом палача – безумца-убийцы, - Кинжал оказался собеседником сложным, взрывоопасным. Его безудержно тянуло к насилию. Маниакальный к славе и власти одержимый деспот, готов был рвать и метать, уничтожать, искоренять. Порождённый искусством войны, он неутомимо строил глобальные планы захвата миров, и не просто был готов к любой схватке или поединку – он жаждал этого. Он уже мысленно представлял, как будет парировать в моих руках, стирая из реальности жизнь за жизнью. Бескрайний полёт варварской фантазии созидал невероятные способы самых изощрённых убийств. Но, несмотря на свою жестокость и нетерпимость к действиям, оставался трезв умом и разумом, сдерживал себя всеми силами.
- Ты намеренно заблокировал мне доступ к контролю движений? - возмущение, не смотря на способности отключать не требующиеся в определённый момент элементы организма, покидать мой разум напрочь от-казывалось.
- «Да, Дариолл, - спокойствие и агрессия едино отражались в его словах. – Я вынужден был… Тебе не пришло бы в голову покончить с мерзавцем и насытить меня его энергией».
- Почему «мерзавец»? – почему-то злость к Ахиллу преобладала во мне, затемняя остальные чувства. – Может, он был хорошим человеком… И для чего тебе его энергия?
- «Да! Он - мерзавец, потому что в эту локацию попадают лишь подлецы и негодяи, - агрессия в его голосе нарастала, спокойствие сменялось криком. – Потому и выглядит тут всё, словно вот-вот рухнет. И какая разница тебе – отъявленному садисту и уголовнику – хорош или плох человек? И вовсе не человеком был этот подонок!.. – пауза, Ахилл на миг задумался. – И, вообще… разве, не приятно было тебе – убийце со стажем – увидеть смерть не жалкой человеческой плоти, а истинной, духовной. Замолчи, и послушай! Энергия – первая необходимость, она – залог эволюции. Если желаешь существовать и развиваться, убивать нам придётся постоянно. Ничего не поделать… таковы законы…».
Слова Кинжала ввели меня в ступор, лишив возможности возразить. Я осёкся, получив весомую порцию пищи для размышления. Двадцатью тремя годами жизни в теле Леонида я осиливал неподъёмную тягость, выпавшую на мою долю. Бытие людского общества у самых истоков младенчества доказало мне свою неутомимую жестокость, а детские страдания являют собой самое страшное в жизни человека, воспитывающие в нём, как в случае со мной, хладнокровного истязателя и душегуба, вырабатывающие иммунитет к сердечности и совести. Ослеплённый авторитетом учителя, сформировавшего во мне потенциального преступника, подобного себе, я вступил в компанию сильных мира всего, тем самым уничтожив крохотные остатки рассудка. Лишь в последние годы перестал звать себя изгоем, познал радости жизни, обрёл любовь… О присущей сердцу любви, прибывая до совершеннолетия в ненавистном мире, к счастью, я не подозревал, потому она во мне сохранилась в первозданном виде, но стоило ей проявиться, как тут же поглотила собой остатки доброты к остальным. Счастливый убийца, оберегая свою любовь, продолжал разрушать чужие судьбы, но затем умер сам, и осознал, что пройденные муки, терзания и испытания всего-навсего развёрнутое действо гениального маскарада… Неужели так суров закон жизни. Утопия… смерть ради жизни жизней…
Ахилл тоже погрузился в себя, так, что я перестал чувствовать его спиной и видеть кровавое воображение истинного изувера.
Я обдумал детали убеждений Ахилла, мимолётом вспомнил прошлое и первым оправился от раздора, так как в новом теле на успокоение много времени не требуется. Решившись, попытался восстановить диалог малозначащим, но привлекательным вопросом:
- Если не человеком, кем же был он? Животным?
- «Нет, - Ахилл тоже не стал долго удерживать в себе злобу, я почувствовал в спине тепло его голоса (иногда приятное, а иной раз – омерзительное). Но ответил он голосом безразличным, отлучённым, воображая себе лишь следующую жертву, картину того, как хладнокровно и профессионально пронзит очередную сферу. – Эльфом он был. Его первая жизнь… и сразу – целое тысячелетие… ах… какая трагедия…».
- Эльфом?
- «Забудь…», - голос Оружия резко оборвал очередной мой вопрос и затих. Я понял, далее спрашивать о «фентезийном» создании не стоит – не ответит.
Я подошёл к окну. Загадочный город продолжал играть морем звонких, глухих и прочих звуков, а так же бушевал неожиданными толчками и трепетом строений.
- «Не успеем, - Ахилл и я смотрели моими глазами на улицу – на фланирующие души, - сейчас сборщики прискачут. Тебе надо было с самого начала спуститься. Вот бы резню устроили…».
- Откуда в тебе такая ненависть? – хоть и я сам при жизни не являл собой лучший подарок, довольно часто убивал, пытал, но Кинжал превосходил меня в разы, его агония была неутомима.
- «Я порождён сражениями и жестокими войнами, борьбой за власть и алчностью древнего мира. Не ведавший пощады и милосердия, ступал по лестнице смертей к величию и славе. Каждого следующего врага приравнивал к дару судьбы, и его кровью благодарил её. Я поднялся к вершине, спотыкаясь о трупы, увидел свой предел, но удержать не смог… его подлость и эгоизм не позволили мне овладеть престолом монарха…».
Выслушав правду нового друга (или врага…), заметив скорбь в его голосе о чём-то глобальном, но не исполненном, я наткнулся на запоздалую мысль, точнее на понимание – в моей спине нашёл свои ножны знаменитый герой древности - величайший воин земной истории!
- Ты из легенд о Трое? – озарённый догадкой, не удержался от вопроса. – Тот самый Ахилл?
- «Беседуя сейчас со мной, ты позволяешь употреблять гнусное слово «легенда»? – было успокоившийся Кинжал, вновь вознегодовал, прикрикнув оскорблённым голосом. – Я не миф, запомни! Я – совершенное оружие, твоя опора и защита, твой инструмент в борьбе за титул. Да, я – Ахилл, нашедший свою смерть близ града Троя! Но это лишь один из моих великих образов на планете Земля. Я тот, кто расчистит твой путь к победе!».
- Ты о чём? – переспросил я. – Какой титул? Какая победа?
- «Титул, необходимый… - «миф» смолк, повисла пауза, где-то далеко цокали копыта. – Слышишь?».
- Да. Кто это?
- «Сборщики. За душами скачут. Посмотри вдаль улицы… ОСТОРОЖНЕЙ! Аккуратно… не торопись… ещё не хватало попасться в лапы этих недоносков».
- Ты боишься? – я уже шептал. – Ты с ними не справишься?
- «Без апгрейдов – нет».
- Апгрейдов?
- Да! Подробности потом… смотри…
В узком пространстве меж каменный зданий угрожающе суетилось эхо звука, рождённого, отбивающими гнетущий ритм, копытами монстров, являющихся скакунами местных воинов. Жуткие носорогоподобные, но подвижные, гибкие, ловкие и – главное – быстрые чудовища, покрытые панцирями брони, выбивая искры из камня сталью здоровенных подков, грозно приближались, сверкая красными глазами.
Завидев процессию, то ли по инерции, то ли реально осознав опасность, паникующие духи разбежались в поисках укрытий.
Когда три сборщика – не духи, а идеальные живые существа – застопорились прямо под моим окном, улица вновь была пуста. Могучие воины точно не на прогулку прискакали, доказывая это десяткам глазеющим на них из различных лазеек дрожащим духам, своим внушительным внешним видом. Тела бойцов защищали отполированные до блеска различные у каждого вычурные доспехи с самыми смелыми решениями дизайна. Одной из прибывших была женщина, это доказывало особо изящное, не столь массивное, как у двоих других, и более откровенное «железо», одетое на неё. Каждый вояка был вооружён – самый здоровенный прибыл с двуручным мечом, второй – с лёгким мечом и луком с колчаном светящихся синью наконечников стрел, женщина имела при себе лишь плеть, конец которой тоже отдавал синью и пояс таких же синеватых метательных ножей.
- «Обрати внимание, как они смотрят… кого-то ищут… - зашипел внутри меня не теряющий энтузиазма Ахилл. В его голосе ясно отражалось желание одному всаднику пронзить грудь, второму срубить голову, а даму, опираясь на врождённую логику истинного джентльмена, изрубить на много-много мяса, но, испытывая комплекс маленького колющего орудия, смирно «сидел» в «ножнах». – Малость перевооружены… Тебе так не кажется?».
- Не знаю. В этом мире я ничего не смыслю…
Мощью взглядов прибывшие супостаты действительно были не обделены. Под их пронизывающими насквозь взорами вздрагивал и давал нешуточные трещины даже камень.
- Женщина… - вспоминая слова незнакомца, сориентировался я. – Он велел не попадаться «Ей» на глаза. Всё совпадает – принять на себя её «душевный» взгляд, думаю, неприятная забава.
- «Кто «он»?».
- Тот, кто меня провожал…
- «Ясно. Убираемся отсюда», - советуя это, Кинжал едва сдерживал желание вступить в бой.
- Разделяю твоё мнение. Идём.
Медленно, пытаясь не трещать хрустящими песчинками, направился к выходу. Но не успел пройти и двух шагов, как комната вздрогнула, и по стенам поползли глубокие трещины. Меня опрокинуло, я оказался на четвереньках и замер.
- Тут! – раздался чудовищно низкий, постоянно сменяющий частоту и тембр звучания голос женщины-сборщика. – Ты - во Дворец, оповести, а мы возьмём новобранца.
- «Ты не поверишь, но этот «новобранец» - мы, - в голосе Ахилла первый раз прозвучало удивление. – БЕГИ!».
- КУДА?
- «К окну по коридору!».
- Там провал – метеорит упал!
- «ПЕРЕПРЫГНЕШЬ!» – Ахилл злобно прикрикнул, и я метнулся к цели. Ловко перемахнув через устроенное метеоритом препятствие, доверился очередному совету Кинжала, и, не прекращая бега, наоборот – ускорив его, вскочив на подоконную плиту, бросил себя в окно соседнего здания на тот же этаж. Оказавшись в воздухе, между зданий, я ощутил жесткое давление в стопах, которое помогло мне создать сцепление с воздухом и правильно направить тело в заданный оконный проём.
- Нет… нет… так не бывает!.. – приостановившись в коридоре другого здания, возбуждённый и ошарашенный своим невероятным поступком, я оглянулся назад. – Футов двадцать, не меньше! Немыслимо…
- «Отставить! – Ахилл, обжигающий своим напряжением, более меня чувствовал угрозу и, не унимаясь, кричал. – Детский лепет, еще пару домов в том же духе не меняя направления. ВПЕРЁД! Да не тормози ты! И не оглядывайся! Я твои глаза на спине…».
Преодолев две постройки, я оказался в сооружении, где два коридора перекрещивались, даруя возможность свернуть и, ради нашего с Ахиллом блага, сбить преследователей с пути. Тем же надежным способом осилив ещё пять кварталов, я оказался в строении, где планировка на порядок усложнилась, тем самым прибавив хлопот моему передвижению. Пришлось метаться из комнаты в комнату, в поисках следующего трамплина.
- «Так… стой! – капризный Кинжал, более не желавший перемещаться подобным образом, ранее меня сообразил, что бесполезно бежать, не ведая задачи. – Хватит скакать! Куда мы мчимся? Какую цель преследуем?»
- Ну, - предположил я, - задачу «скрыться» мы выполнили…
- «Неуверен, сборщики нас быстро разыщут. Куда мы движемся?».
- Понятия не имею, - я задумался, но мысли словно попрятались и не желали себя обнаружить. – А ты имеешь хоть условное представление, что делать? – Ахилл не отвечал, но я, уверенный, что он в курсе дел, надавил. – Милый мой «миф», ты вроде твердил, что много прожил жизней, значит, оказывался в подобной ситуации.
Ахилл, словно получив пощёчину словом «миф», решил отплатить болью – обжёг меня так, как никогда не обжигал.
- Э-э, осторожней, - напрягся я от боли. - Так какие у нас планы?
- «Тебя сдать, пусть сборщики тобой завладеют», - оскорблённый Кинжал обиделся, словно дитя. Самое страшное в жизни воина – это не признание его заслуг.
- Хорошо, - я стал беспокоится. Умереть по-настоящему, как тот бедняга эльф, не очень-то хотелось. – Хорошо. Извини, погорячился. Ты умелый… нет… Превосходный воин! И только ты сейчас можешь вытащить нас из этого тупика. Ну же…
Ахилл не ответил.
Я продолжил давить:
- Неужели ты – прирождённый кровопийца – решил сдаться? Отлично, будь по-твоему, - симулировав разочарованность, присел у стены. – Давай ждать сборщиков, пусть знатный воитель и ничего не соображающий дух попадутся, как крысы. Давай падём смертью бесславно, но зато с переполненной чащей гордости…
«Миф» снова потеплел.
- «Убедил, - недовольным, очень недовольным голосом заявил Кинжал о возобновлении сотрудничества. – Действительно, ведь сгинешь, не постигнув себя… Жаль, такой потенциал пропадёт… Значит, так… нам нужно во Дворец. Идём на крышу, осмотрим… НЕТ! – гаркнув так звонко и резко, словно в ухо камнем зарядил, обрадованный чем-то Ахилл потянул меня в конец коридора. – Идём… дальняя комната… слева…
До входа в помещение осталось три шага. Кинжал, ужалив меня кипятком, словно обдолбаный наркоман, прошептал:
- «Вытягивай меня».
Не став спорить, я занёс кулак над плечом и мгновенно контроль перешёл во власть Ахилла. Прыгнул к стене, прижался к ней спиной. Не глядя, ударил в «пустоту» дверного проёма, замер. В коридор вылилась туша убитого духа и через секунды растаяла в воздухе. Я вновь обрёл управление.
- Для чего? – поднимаясь по винтовой лестнице, озадаченно спросил я. – Что этим доказал?
- «Ещё два духа… ещё две смерти… и вразумишь…».
Монотонные просторы урбанистического града распахнулись пред глазами. Бесчисленные группы увязших в облаках мглы, параллелепипедов-домов банально растягивались во все стороны компаса. Узенькие улочки, разъединяющие их, придавали «селению» образ лабиринта. Агрессивно вырывающиеся из неведомых глубин невидимых, из-за слепоты тумана, небес, ревущие метеориты перманентно обрушивались на просторы хрупкого царства, кропотливо уничтожая его…
- Влипли, - оторопело оглядываясь, не видя ни Дворца, ни намёков на его существование, усмехнулся я. – Так, что-то определиться никак не могу… Какой Дворец выберем? В какой пойдём?
- «В главный…» - отрезал Кинжал и погрузился в раздумья, попутно воображая, как будет славно уничтожать стражу…
Поразмыслить, как следует, не удалось - здание содрогнулось и где-то в самом низу, зазвучала громкая поступь быстро поднимающихся по лестнице ног.
- «По крышам! – встрепенулся и испуганно обжёг спину Ахилл. – Прыгай! Вперёд! Куда глаза глядят!».
Абсолютно точно (почему-то!) не преследуемый, я, наблюдая за полоумными духами, бороздящими мостовые, без устали благополучно разрисовал двадцатифутовыми прыжками десятка с два домов, пока не запрыгнул в окно здания, что тремя этажами выше всех предшествующих. Решив, что далее все постройки будут такими же, машинально прыснул к лестнице и взошёл на крышу, но впереди раскрылась окружённая высотками, большая площадь, с множеством колонн и зданием в центре со своей оригинальной архитектурой. Ещё более высокое, округлое, с большими балконами на втором и третьем этажах, застеклёнными окнами с фигурными рамами и гофрированным шпилем на макушке, оно вселяло надежду, что даровитые зодчие в этом мире всё же имеются.
- Дворец? – восхищаясь не красотой – зданию было далеко до красоты, и потому не имело права таковым зваться, - а больше уникальностью, бросающейся в глаза средь стандарта прочих «квадратов», вопросил я. – Прибыли?
- «Нет, - до здания Ахиллу было…хм… не очень много было интереса, он жадно сверлил моим взглядом открытое «безлюдное» пространство площади в поисках жертвы, и отвечал отрешенно. – Понятия не имею что это за хреновина… впервые вижу…».
- Ахилл! – оспорил я, решив, что Кинжал снова удумал смолчать.
- «Серьёзно, Дариолл, - в голосе сначала прочиталось смущение, как бывает у мальчишки-врунишки, впервые сказавшего правду, а ему не поверили, но затем повысился, и с тихим хладнокровием прошипел. – Но у меня есть план».
- Ну… так введи меня в курс дела?
- «Осмотримся… Заберёмся на шпиц – с такой высоты Дворец точно будет видим. В общем, сейчас очень сильно разбегайся и прыгай на это здание, ориентируясь на окно четвёртого этажа. Видишь, какое оно огромное?
- Ты… с умом… в смысле, вы… не поругались, - слова Ахилла ошеломили меня так, что сбилось дыхание. – Мы – на крыше восьмиэтажного здания, и, вдобавок, до этого… футов двести. Ты псих? Мы разобьёмся.
- Точнее – сто восемьдесят. И запомни – духи не умирают, рухнув с большой высоты, - голос Кинжала перешёл на ноты боевой готовности. – Доверься величайшему из воинов! Прыгнешь, тут же обнажи меня и… наблюдай…
Приценившись к расстоянию, представив примерную траекторию прыжка, я сорвался с места, попутно отгоняя мысль о том, что «величайший воин» решился на самое коварное душегубство – убийство хозяина. Хотя… хозяин ли я ему…
- Ну, «легенда», не поминай лихом!!! – закричал я, стремительно при-ближаясь к краю.
- «Пусть буду «легендой», но ты ощути, насколько я реален!!!», – с тем же азартом крикнул Ахилл, и мои ноги, насытившись тяжким давлением, оторвались от крыши – мы отправились в свободное падение… хм… прыжок…
Отдалившись футов на двадцать, я выхватил Оружие, окунувшись в просмотр блокбастера от первого лица в трёхмерном кинозале. Мои опасения о предательстве друга-врага не подтвердились. Да, он коварен, тщеславен, жесток, самолюбив, но, внимая тому, что без меня не достигнет исполнения своих гореприносящих желаний, берёг моё тело умелыми, эффективными, безотказными действиями. Его опыт десятков кровавых веков не знал границ, а смелостью, без утраты для себя, он мог поделится с тысячным войском. Ахилл – воин, порождённый Смертью…
Удачно спикировав к четвёртому этажу, уцепился за выпирающий подоконник – боль всё же ударила по рукам – поднял ноги вверх, перехватился, повис вниз головой, глядя на балкон, точнее – на сидящего на коленях, беспрестанно бормочущего себе под нос церковные молитвы, духа. Снова отправился в падение. Уже в воздухе схватил жертву за подбородок, молниеносно перевернулся, твёрдо ударив ногами в пол, и пробил остриём клинка голову. Услышав звук шагов позади, мгновенно развернул всё тело и таранящим прыжком сбил с ног следующего…
Отобрав энергию у сбитого, опьянённый успехом Ахилл прошептал:
- «Следи…».
Кинжал, разбрасываясь клочьями сверкающего света, вновь трансформировался – клинок вытянулся и расширился, слегка изогнулся, одна из его сторон обзавелась лезвием, а рукоять приобрела округлую крестовину.
- «Теперь я полноценный Нож! Могу резать!», - довольный Ахилл убрался в «ножны».
- Значит, ты модифицируешься? – мой новый брат не уставал меня удивлять. – Убивая, впоследствии ты станешь…
- «Стану! Ещё каким Мечом стану!».
Я огляделся по сторонам – мы с Ахиллом находились в огромной сводчатой зале с большущими золотыми люстрами. Повсюду, не обнаружив произошедшего беспредела, и вообще не замечая нас, словно запрограммированные взад-вперёд с невозмутимыми лицами бродили духи, спрятавшие тела под непрозрачными балахонами.
- Что-то мне всё это напоминает…
- «Мне тоже… это… - задумался Нож. – Центр Молитв, по-человечьи – храм. Не хочу, Дариолл, тебя расстраивать, ты только что совершил преступление – убил двух монахов. Тебя накажут…».
- Что? Как? Это же ты!.. – моему возмущению не было границ.
- «А кто тебе поверит? – равнодушным голосом, снова окунувшись в разработку ужасных способов насилия и особо кровавых убийств, промолвил Ахилл. – Отдаю тебе должное. Ещё не приняв Смертного Крещения, ты убил четверых… Возымеешь уважение у славных воинов… и наказание от правителей…».
- Спасибо! – не зная, что ещё сказать, ляпнул я.
- «Рад служить, «былина», - Нож подшутил в ответ, и тут же, забыв, что сильно меня разочаровал и расстроил, вернулся к делу. - Двигайся. Давай покорим шпиль и отыщем Дворец…

IV
Преступление… Что грозит мне за убийство служителей? Кто судить меня станет? Из всех служб закона я узрел в этом пустынном загробном городе лишь сборщиков душ, внешне вызывающих трепет, но совершенно неспособных словить бунтаря. Или я ошибаюсь? Может, гоняются отнюдь не за мной? Просто случилась пара совпадений, а я уж возомнил в себе отважно борющегося за жизнь беглеца? Чего ради я разыскиваю Дворец? Какой улыбка судьбы там предстанет пред убивцем, продолжающим карать после выхода из плоти? Странный город… он не столько страха нагоняет, сколько озадаченностью обливает. И это есть Мир, дарующий каждому по своей вере? Где Ключник? Где Судьи? Где лабиринт, в котором души выискивают своё эго? А вдруг время меня просто перенесло в средневековье, и я стал призраком, за которым гоняются охотники за приведениями… нет, это исключено, город явно «фантастический»…
Сон… на волнах моей памяти покачивается отказывающийся гаснуть огонёк воспоминания. Однажды при человеческой жизни моему спящему разуму явился унылый сон. И события, подстерегающие сейчас меня за каждым поворотом, копируют сюжет того бесцветного виденья. Смерть. Погоня. Убийства. Ахилл… Я вижу новое мгновенье времени, новый эпизод судьбы, новую жертву, новое здание и понимаю, что пережил и зрел всё это… Осознаю: «Уже было…». Но, всё же, следующие ноты грядущего мне не подвластны – предупредить будущее, чтоб не допускать более ошибок, я не в силах…
Ахилл… Темнит мой верный спутник и заступник… и живодер… и истя-затель… С его появлением я ощутил весомый упадок сил и самоконтроля, почти потерял возможность удерживать эмоции. Я не в силах противиться ему, не соглашаться с его мнением. Почему оружие держит верхнюю планку отношений? Почему я слушаю его? Почему верю?.. Я чувствую себя транспортом передвижения неугомонного киллера, невесть какие цели преследующего. Зачем я бегу и скрываюсь? Что ждёт меня впереди? Куда я попал?..
Оставив мысли об убийстве монахов на месте преступления, бесцеремонно расталкивая остальных святых, коих тут полным полно, и, терпя жжение в спине – Ахилл пребывал в диком безумстве, находясь средь десятков потенциальных жертв, – я взбежал по долго тянущейся извивающееся вокруг храма лестнице в верхнюю залу, посреди которой стояла огромная статуя некого троллеподобного монстра, чьи руки и ноги здоровенными цепями были прикованы к стенам. Затем на самый верх – на огороженную каменными перилами дорожку, служащую каймой громоздкому шпилю. Внушительной высоты Центр Молитв – многие небоскребы завистью подавятся – высоко поднял меня не только над лабиринтом-городом, но и над мутью прохладного тумана.
Вот тут и раскрыло свои красоты-уродства двуликое, а, порой, трёхликое «правительство города» - верх архитектурного воображения или низ бездарности зодчих! Вгоняющий в холод и жар, восхищение и ужас, Дворец, обставившись громадами башен, открылся моему восхищённому взору. Окутанный тёмной и одновременно светлой дымкой, окольцованный в неимоверной выси тускло-жёлтым нимбом, он, словно магнит, взывал к себе, и с тем же успехом отталкивал, прогонял, словно неудачника и, затем, вновь манил так, что чувствуешь себя долгожданным гостем – всемирно известным артистом, направляющимся в провинцию, в маленький посёлок, где фанаты-крестьяне с нетерпением дожидаются твоего появления в своих хоромах.
Здесь же, впервые за время пребывания в «загробье», я смог увидеть сумасшедшее тёмное небо, в котором тяжёлые красно-чёрные психи-тучи неслись со скоростью сверхзвуковых истребителей в неведомые края.
- Не мудрено, что в тумане его не видно, - любуясь ужасно-свирепо-прекрасным Дворцом, заметил я, - пять-шесть миль, может, больше. Думаю, нас «арестуют» гораздо раньше, чем мы до него доберёмся.
- «Если не сбросишь с себя пессимиста – точно накроют», - проворчал в ответ Ахилл, раздумывая, сколько ещё сокрушит неприятелей по пути в крепость.
- А если ты у каждого встречного будешь «документы проверять», - имея ввиду его страсть к насилию, огрызнулся я, - нам из храма не позволят выйти…
- «Помолчи…, - после недавней деформации, Нож стал разговаривать со мной с ещё большей высоты своей гордыни, а мне стало приятней выполнять его команды. – Должен существовать другой путь, безопасный».
- В этом мире существуют безопасные места?
- «Существуют… если быть своим…», - Ахилл задумался.
Я попытался переварить фразу «быть своим»… но безуспешно…
Долго разглядывая чуть видимые образы кубических зданий и бесконечные пересечения строго прямых улиц, невольно вспомнил свой город – столицу европейской сети, ультрасовременный мегаполис, вобравший в себя традиции и устои десятков объединившихся стран…
- «ПОДЗЕМКА!!! - вдруг ожег спину обрадованный Ахилл, сбив меня с мысли. – Никогда не бывал в Центре Молитв до этого момента, но наслышан о его подземных путях. Центр Молитв служит магнитом для близ находящихся душ, своего рода пунктом сбора и отправки их во Дворец. Следовательно, по прямым подземным тоннелям добраться будет одновременно проще и сложней».
- Почему?
- «Стража! Вход, развилки и сам выход во Дворец должны охраняться. Помнишь, женщина-сборщик отослала одного бойца, чтобы оповестить о находке? Вот… Значит, охрану усилят, в надежде ампутировать нам воз-можность попасть в пункт назначения».
- Почему нам мешают попасть во Дворец? – я не пытался упрекнуть Ахилла, но голос его был пропитан чернотой, ложью. Я – искусный ловец правды, изведавший почти сотню лазеек в душу людей, когда те оказывались на моём «операционном стуле». И враньё от правды отличать умею. Нож в совершенстве владел либо искусством обмана, либо искусством развода. – С твоих слов я понимаю, что все души спокойно идут в храм, спускаются в подземелье и беспрепятственно добираются до Замка?.. Почему нам не досталось подобного шанса?
- «Я знаю? – его голос вздрогнул, но «запел» уверенно. – Твой провожатый дал тебе команду избегать женщины? Дал!.. Вот я все силы и вкладываю ради нашей безопасности».
- Хорошо, тогда скажи, почему нам нужно именно во Дворец?
- «Во Дворце…» - неожиданно в верхней зале храма, что прямо подо мной, раздалось кошмарно громкое тонкое звучание, напоминающее профессиональную аранжировку звона колокола, и из окон во все стороны помчались растущие кольца сиреневого света. Звуковой удар поразил мой слух и разум, я не удержал равновесие, грохнулся на дорожку, ударившись головой о кровлю шпиля. Ахилл и я мгновенно опустили тему разговора…
Подобные гонги последовали со всех сторон города – от множества торчащих из туманного одеяла верхушек таких же Центров Молитв.
- Что это было? – кое-как поднявшись на ноги, ошеломленный и оглушённый крикнул я Ахиллу, глядя на пульсацию колец. – Чуть вниз не сбросило…
- «Рассвет! Взгляни на Дворец…».
Уныло-минорно-ликующий Дворец, озабоченно-безразличный всеми и вся, молча грустил-веселился, и заинтересованно-равнодушно анализировал и не взирал городу, как прежде. Но вот нимб, покачивающийся на ветру вкруг него, заметно оживился, наполнился яркими красками, втрое потолстел, создал трех близнецов, и те взмыли вверх него. Все четверо попарно завращались противоположно друг другу, и неожиданно вспыхнули настоящим жарким пламенем. Я ощутил блаженное тепло, сию же секунду пропитавшее моё тело приятной жгучей теплотой, оставив ледяными лишь легкие. Желание узнать Дворец изнутри бросилось в мой разум с такой силой, словно гвоздь-сотка, вбитый одним ударом молота. Поддавшийся забвению, чуть было не взобрался на периллу, ради смертельного шага к улыбчиво-негодующему Дворцу, готовому схватить меня мягко-жёсткими объятьями, но тут же отступил оттолкнутый манией того же Дворца…
Следом за нимбами взбодрилась бесцветная мрачность тумана. Одевшись в желтые, оранжевые и даже красные цвета, марево стало походить на затаившийся в воздухе аэрозоль, лениво плавающий вдоль улиц и над ними. Давеча противный воздух пересмотрел свою формулу и, отсеяв лишние компоненты, сделался легким, свежим, перестал тревожить тело мерзкими прикосновениями.
По темени небес противоположно движенью облаков с краткими интервалами прокатились три волны-цунами, сопровождаемые тяжёлым гулом и порывами, почти сбивающего с ног, ветра. Первая волна усмирила пыл ненормальных туч – сначала замедлила их движение, а потом вовсе остановила. Вторая – лишила увесистого объёма и мертвецких тонов, третья – окрасила в солнечные краски и местами пробила резкими лучами небесного светила, не обнаруживая его самого. Атака пришельцев-метеоритов не прекратилась, но те, что прорывались сквозь облака, сгорали, взрывались, либо просто рассыпались в пыль, не достигая объекта поражения.
- Рассвет… – подобного откровения своей изысканности в человеческом мире от природы не дождаться, и восхищению моему не было предела. Я намеренно не понижал уровень действия эмоций, чтобы налюбоваться вдоволь. – А до этого была ночь?
- «Здесь ночей и дней не имеется, только – мрак и рассвет, - в голосе Ахилла тоже ликовало возбуждение, но не красота рассвета причина тому. – Это призыв. Сейчас толпы духов, загипнотизированные гонгом, направятся к Центрам Молитв. Нужно торопиться… иначе – многие из них не дойдут до Дворца…».
Я, уяснив, что нервы Ахилла в ватагах лишённых рассудка духов не перенесут напряжения, в последний раз охватил взором рассветный пейзаж и, нырнув на лестничную площадку, заторопился вниз на поиски путей проникновения в подземный тоннель.
- Откуда ты знаешь, кем я был в человеческой жизни? - коротая время длительного спуска по широким, выложенным мраморной крошкой, ступеням, поинтересовался я. – Тебя подготовили к нашей встрече?
- «Понятия не имею кто ты такой, - гадающий сколько стражей у врат тоннеля и заготавливающий множество способов их нейтрализации, которые объединяла только одна деталь – эффект внезапности, Нож с неохотой поддался расспросу. – Ты о том, что я назвал тебя убийцей? – услышав положительный ответ, он продолжил. – Я дал тебе характеристику, ориентируясь местностью».
- Ориентируясь местностью? – этот «предмет воинского обихода», похоже, никогда не перестанет меня удивлять. – О таком способе обличения нравов индивида я не слышал. Это как?
- «Я тебе уже объяснял. В тот район портируются только «паразиты об-щества» - головорезы, маньяки и прочая сволота… А о своей жизни, пожалуй, ты мне поведаешь чуть позже… у нас проблема… - Ахилл напрягся. – Ты слышишь?».
- Да.
Сойдя со ступеней, я заскочил в тесный округлый коридор, освещаемый шестью факелами и, преодолев его, застыл у раскрытых дверей, ведущих на просторный балкон центральной залы, что расположена на первом уровне храма. Средь дородных, расписанных изысканной глубокой резьбой, колонн и необхватных монументов, выстроивших по ряду у каждой стены, тревожно метались женский и мужской голоса, заслышав которые, я не осмелился шагнуть в помещение, тем самым, лишившись возможности видеть разговаривающих.
- …уничтожен… – гневная речь женщины, плавающая по всем диапазонам звука, гремела на манер доклада, а акустика огромного помещения с ка-менными стенами жёстко разбивала слова на слоги и даже отдельные буквы, перемешивала их, и забавно гоняла по всем углам, создавая эффект тройного эха и сложного восприятия. – Я обследовала местность на все признаки присутствия. Выявила место нахождения, поднялась в зону возникновения сигнала, а там… ничего…
- Как такое может быть? – грозный командирский голос недовольного мужчины колебался на самых низких частотах, потому давил на каменные стены упорнее, и распознавать брошенные им слова было гораздо сложнее. – После избавления от плоти он мгновенно разум обрёл и скрылся? Это хочешь мне сказать?
- Говорить этого не хочу, но отсутствие следов наталкивает не только на этот довод…
- Что ещё?
- Есть вероятность убийства…
- Убийства? – негодование в голосе мужчины нарастало. – Это невозможно! Гонг только что пробил, рабы Смерти на территории ещё не появлялись.
- Рабы Смерти тут не замешаны – действует элитный воин.
- Воин?
- Именно!
- И откуда он свалился?
- Есть один аргумент, причём весьма весомый – тысячник монарха Аида Ранг более двадцати лет назад выкупил себе рекрута в сотники, прибытие которого назначалось именно в этот Серый Град на исчерпание момента предрассветья девятого мрака сего года. И уже прошёл час, как рекрут здесь.
В зале повисла короткая пауза, раздалось несколько шагов.
- Значит, тысячник Ранг, - в голосе воина проснулась лёгкая тревога. – Мне словно роком написано вечно идти по его следам и расчищать разруху, что он после себя оставляет. И вот вновь я спотыкаюсь о его пятки… - снова затишье и шаги. – Так, стало быть, на сей раз его Готовец Крещения посмел убить нашего новичка?
- Лишь довод…
- Этого достаточно… Ранг в городе?
- Нет, он в пределах Второго Континента…
- Отлично! Объявить легионерам об охоте на рекрута…
Эхо пропело последним тройным отражением мужского баса, и железные удары шагов четырёх ног потекли к выходу. Через минуту их громкие следы простыли и канули в тишину…
Убедившись, что опасность покинула храм, я украдкой выбрался на балкон, коим обтянут весь периметр залы, и облокотился на высокую периллу. Помимо колонн и статуй зала могла похвастаться шикарными горельефными стенами, пугающей громадой сводчатого потолка и глубоким, вместо пола, бассейном с прозрачно-синей жидкостью, через который перекинута арка широченного моста. Мост соединял две просторные площадки, на каждой из которых присутствовали массивные, обитые серебреными щитами, раскрытые врата, причём у тех, что ведут в темноту, дежурила стража в количестве пяти душ. Охрана эта выглядела весьма уныло – все опустили головы, выдав тем самым абсолютную безразличность к происходящему. Несмотря на то, что они тоже являлись духами, их внешний вид показался мне очень подозрительным – я на них совершенно не походил. Непрозрачные, довольно объёмные тела с резкими складками мышц; одежда, напоминающая легкие кожаные доспехи, больше созданные не для защиты, а удобства; присутствие волос на головах и выразительный цвет глаз …
- «Крещёные души, - пояснил Ахилл, - имеют даже пол».
- Ничего себе… - бесполый, лысый, голый, прозрачный… В отличие от стражников, я выглядел беззащитной воздушной массой. – Они охраняют…
- «Я тоже так считаю! Будем штурмовать?»
- Секунду… - в мыслях вертелась и не давала покоя куча интригующих вопросов. – Меня беспокоит разговор воинов… я толком ничего не понял – тысячник, сотник, Серый Град, Готовец Крещения, рабы Смерти…
- «…Аид, Ранг, - продолжил Нож. – Термины загробного мира. Ранг – воин, имеющий тысячное войско и служащий монарху Аиду призвал в свою армию рекрута, достойного сотни воинов…».
- Аид? – я почувствовал волнующее давление участившегося пульса в энерго-артериях, и чуть было не прикрикнул на всю залу. – Бог Подземного Царства…
- «…и мрачный брат Зевса, - вновь закончил за меня Ахилл. – Неизбежно бескостные языки ведают правду человеческой расе о Мире Ином. Но убогие умы, вроде Гомера, Еврипида, Эсхила, сведения искажают на свой лад. К примеру, легенды и мифы Древней Греции изрядно извратили представление о загробных монархах, придав им титул богов. Даже мне – Ахиллу, рядовому воину - досталось! Меня приравняли к неуязвимому сыну богини Фетиды, сложили легенду, будто воспитан я кентавром, а убит женщиной… отравленной шпилькой… в пяту… - в голосе Ахилла почувствовалась злость и обида на всю женскую общину. – Аид – владыка, коих в Загробном Мире сотни! Посейдон, Артемида, Гермес, Афина, Апполон – властители загробных государств и никоим образом ни боги, ни повелители морей и океанов, ни покровители героев… И впредь перестань так сильно реагировать на подобные имена. Здесь, если будет угодно судьбе, ты встретишь и самого Юлия Цезаря, Александра Македонского, Арториуса и Чингисхана… Дракулу на худой конец… Это Царство Мёртвых, где слово «мёртвый» употребляется в том же смысле, что в человеческом мире – «живой», разницы не имеется… Привыкай!».
- П-п… па… - от волнения, вызванного монологом Ножа, усилилось давление и в легких почувствовалось тепло. Вовремя спохватившись, я уловил контроль и попытался отрегулировать насыщенность эмоций. – Нет, этого не может быть… это сон…
- «Это смерть! – поправил меня Ахилл и, встревожившись моим состоянием, незамедлительно спросил. – Твой баланс расшатывается… В чём дело, Дариолл?
- Не могу знать, – управление едва поддавалось, я смог лишь чуть-чуть опустить уровень ощущений. – Самоконтроль отказывает. Почему это происходит?
- «Влияние Дворца… нужно торопиться…».
С трудом подавив волну переживаний, где отразилось и воспоминание о любимой девушке, что осталась жить в вечном страхе и мучениях, и о глупой смерти, вызванной лишь моим эгоизмом, и о соратниках, преданных мною, и о пытках, коим подвержен, я «выписал документ» на право уничтожения охран-ников:
- Убивай стражей! И, не медля, спускаемся в подземелье!
- «Этот бой будет нелёгким!».
- Другого выбора нет…
Я обнажил Клинок…

V
Ахилл принял власть над моим телом…
Озноб вкусил легкие студёной челюстью и раскромсал внутренности сотнями острейших клыков и дробящих зубов. Грудь, словно наполненная жидким азотом, охватилась плёнкой эластичного льда, изрыгающего клубы белоснежного пара. В голове завертелся жгучий двигатель – сфера, подобно центрифуге, угрожающе раскрутилась с готовностью в любой момент вы-рваться наружу. Пульс и дыхание напротив – усмирились, сделались ровными, послушными воле разума. Эмоции стабилизировались, выстроив график, определяющий интеллект холодного беспощадного воина. Рукоять Ножа расплавилась и вросла в ладонь – орудие не просто почувствовалось продолжением тела, оно впрямь стало им. Суставы налились жаркой энергией, придав изрядную порцию гибкости и подвижности…
Глубоко вздохнув, почувствовал, как воздух во мне омертвел, заполнил объём лёгких тяжёлым булыжником льда. На выдохе оттолкнулся от балконной периллы, ощутив, как ледяной ком в груди разбился на острые иглы и их влажной россыпью вырвался изо рта. Взмыв высоко вверх, исполнил двойной кувырок – тело было накачано топливом эйфории, потому хотелось выполнять невероятно красивые и сложные движения, – последний раз охватил взглядом ленивых охранников: один посерёдке – прямо подо мной – и по паре с каждой его стороны. На мгновение застыл в верхней точке полёта, поджал стопы к голеням, выставив колени на удар. Руку с Ножом занёс на боевую готовность. Отдавшись воле инерции, скорости, ловкости и опыта, устремился вниз.
Тишина идеальная.
Ощутив ласкающую гладь воздуха, сквозь который, ускоряясь, скользил два-дцать пять футов, упал коленьями на плечи воина, находящегося в центре. Атака с высоты прошла успешно – падение не слабо разогнало тело, и последовавший оглушающий удар мгновенно привёл в действие все суставы противника, а затем сложил, словно гармошку. Вместо хруста костей – у человека последствием подобного удара стали бы переломы коленных суставов и позвоночника в нескольких местах – донёсся противный звук лопающихся артерий.
По залу тройным эхом пронесся глухой удар, заставив охрану среагировать – резким рывком обратить лишенные мимики лица в направлении нападающего.
Зоны организма поражённого стража, где взорвались сосуды, стремительно окрасились светящейся жидкостью энергии, мозг-сфера начала тухнуть. Беспощадно пробив её – высосав оставшийся запас жизни, - молниеносно сиганул в правую сторону на восемь футов. Ухватившись в прыжке за горло едва отреагировавшего бойца, перебросил своё тело ему за спину и мёртвой хваткой ног сжал горло третьему, оказавшись тем самым мостом меж двумя несчастными. Вонзил Клинок в лоб второму, отпустил его, перенёс центр тяжести на грудь и, сжав всеми силами шею третьего солдата и едва коснувшись ладонями пола, перекинул его через себя, жёстко ударив о каменный пол. Не успев и сообразить, что случилось, он лишился своего нелепого дыхания жизнью.
Десять равномерных ударов сферы – пульсаций, гоняющих энергию по телу – простукало с момента прыжка. Невозмутимый организм не испытал даже малой доли напряжения и не сбил дыхания. Режим холодного бойца полностью погрузил в процесс, своего рода – транс, заставивший тело не обращать внимания на агрессивное состояние и спокойно, непоколебимо выполнять требуемые функции.
Сквозной ветер взялся раскидывать по воздуху распадающиеся тела лишённых сферы врагов. Оставшиеся в живых инстинктивно, не нарушая гробовой тиши, бросились отбивать атаку штурмовика, выуживая из плеч свои орудия – сабли. Ахилл пропитался адским накалом, на миг растаял в руке – сделался аморфным – и, озарившись яркой вспышкой, на треть увеличил свои размеры, приобретя тем самым ранг Среднего Ножа.
Слегка подавшись назад, принял на лезвие своего Клинка рубящий полёт сабли стража, при этом, получив всю мощь его удара, которая послужила толчком к молниеносному развороту. Сбил с ног ударом ноги по его щиколоткам и, оставшись в сидячем положении, подставил Нож на траекторию приближающегося к полу вражеского затылка. Последний оказался самым нерассудительным – его нелепый и медлительный замах позволил сначала коварно отсечь кисть вместе с оружием, а затем – вонзить клинок в ухо…
Воина, словно от удара высокого электрического разряда, передёрнуло. Обессилив, он разжал пальцы, выронил рукоять сабли, и сиё же мгновение его основные суставы разорвались, сформировав семнадцать самостоятельных частей тела, а голова, подобно вихрю, намоталась на клинок. Брезгливо стряхнув с Ножа расплывающуюся в воздухе мёртвую мерзость и, задав ориентир на выход в город, ступил на мост.
- «Ахилл!.. – озабоченный загадочными действиями и озадаченный от-сутствием мыслей Среднего Ножа, решил прикрикнуть, но получилось издать лишь хриплый обрывистый отголосок своего подсознания. – Подземелье в другой стороне. Куда ты направился?».
- На площадь, – прошагав половину залы, равнодушно-презренной интонацией затаившего великую каверзу отчаянного гения, буркнул Ахилл.
- «Для чего?» – напарник взволновал меня окончательно.
- Убивать! – огрызнулся Ахилл, нагло шевеля моими губами и полностью властвуя моим телом.
- «Убивать!? Ты окончательно страх потерял или свихнулся?».
- Перестань мне надоедать…
- «Одумайся! Нам во Дворец спешить надо! Ты нас погубишь!!!».
- Нет, только тебя…
- «Что ты имеешь в виду?».
Артистично импровизируя Ножом, переступил порог и тут же отхватил резкий удар в очи солнечным лучом, что освещал полукругом весь фасад Центра Молитв. Разноголосый гул ожившего города ворвался в слух и крепко засел в глуби сознания. Будучи угрюмый и мрачный город налился яркими тонами и здесь – у подножья храма – взор принял его радужный облик с большим впечатлением, нежели с ветреной высоты птичьего полёта.
Территория площади потеряла свою хмурую безлюдность и наполнилась несметным числом освободившихся от плоти душ. Подобно безмозглым зомби, движимые единственной мыслью - добраться до Дворца, - духи, тупо озираясь по сторонам, часто спотыкаясь и даже падая, беспорядочной гурьбой пёрли со всех улиц, изо всех строений. Некоторые, «особо одарённые», коим не подвластно знание о существовании лестниц, бросались прямо из окон - независимо от этажа, - грохались в толпу, сбивая с ног остальных, поднимались и вновь устремлялись к вратам храма. Несмотря на тотальное отсутствие логики, каждый дух по-своему индивидуален: кто-то, более наглый, рвался к цели, хамски расталкивая единоплеменников; кто-то, не освоившись в непривычном теле, словно партизан, перемещался исключительно ползком; кто-то бился башкой, руками и ногами о колонну, пытаясь её свалить, не смея думать, что можно её обойти; кто-то, как сумасшедший, с дикими воплями носился от здания к зданию; кто-то, придерживая тоненькими ручонками здоровенную перевешивающую весь организм голову без очертаний лица, но с огромными длинными ушами и одним узким глазом, будто «в ураган» пьяный мотался из стороны в сторону…
Бесноватые страдальцы выделялись так же фигурами, формами, изгибами тел, очертаниями лиц, ростом и объёмом: имелись необхватные толстяки, плетущиеся не замечая никого, сваливая и давя маленьких; встречались дистрофики, постоянно попадающие под раздачу от более крепких «образцов»; многорукие великаны, что хватали мешающих и небрежно швыряли их в стороны; непонятные яйцевидные сгустки энергии, катающиеся меж ног, как мячики; многокрылые твари, что пытались взлететь, но постоянно падали кому-либо на голову…
В орде мучеников, объединённых чертами, присущими и ко мне – лишение полов, волос, одежды и растительности, - творилась полная сумятица.
- «Ахилл, опомнись! – глядя на бестолковую, но пугающую ораву разнородных «экземпляров», дрожащей мыслью попытался я достучаться до друга-врага. – Выпусти меня! Верни контроль!
- Поздно, Дариолл, поздно… - жадно изучая безобразную массу всевозможных жертв, пренебрежительно ответил Средний Нож. – Воин слишком долго дремал, лишённый дела. Засосанный бездонной трясиной вынужденного покоя и молчания, нескончаемо тянущимися веками страдал в жестоких грёзах тьмы. Бесконечно молил об искуплении вины и ждал, ждал Её разумения. Узрев, что Ахилл не пал в отчаянье, Она – судьба – всё же проявила благосклонность к нему, одарив возможностью восстать из небытия. Царица Времён любит храбрых воителей, а подвести её любовь он не имеет права, ибо ждал сего момента целую вечность… теперь никому не отразить его меча…
- «Прекрати! Зачем ты желаешь моей смерти?».
- Твоя смерть – залог моей жизни.
- «Но ведь ты не мёртв…».
- Не мёртв – верно, но не свободен, не волен!
- «Ты потерял волю! Смирись!».
- Ты правильно мыслишь – я утерял волю, погиб и был проклят бессмертием в заточении реалий. Меня сотворили в собственность тебе, юному Готовцу Крещенья, в твоё владение, кабы возвысить к пределам мастерства великого воина! Но и я – воин, и смириться с рангом раба мой разум не способен. Смириться с пережитым унижением – проклятьем – не в моих силах. Я овладею твоим телом, чтобы напиться местью и сразить безумца, чья мысль посмела проклясть Великого Ахилла…
- «Ты считаешь меня причиной своей смерти?».
- Много берёшь на себя, Дариолл. Ты лишь случайный неудачник, подвернув-шийся на тяжком пути воина, ты – несостоявшийся эксперимент. И созидатель твой пожалеет, что решил безрассудно играть с огнём, – толпа духов приблизилась на расстояние прыжка, и Ахилл, запустив режим боя, отсёк моё присутствие. – Теперь замолкни… и сам смирись…
Мастак боевого мышления и метр искусства войны, коего считал преданным сподвижником, наяву оказался мерзким эгоистом, единоличником, рушащим судьбы преграждающих путь, следующим лишь ему ведомой кровавой миссией. Непоколебимый патриот идеи хаоса, не внимающий иным советам и не исповедующий прочих стремлений, реализовывал грубой силой мечту, заложенную в него, как единый смысл существования. Грязный предатель, способный повергнуть в прах, как своего хозяина, так верного друга. Хитроумный, лишённый сердечного тепла, он предоставил мне долю обречённого смертника. И это объединяло наши нравы, это есть истекающая кровью цепь, связывающая наши характеры.
Обогатив грудь арктической свежестью и, напитав суставы пламенной энергией, Ахилл, подобно непреодолимой стене, преградил стезю смертников. Разноликие «беженцы», завидев алчный взгляд, трясущегося от жажды творить смерть, воина, притихли, и принялись обходить опасность, словно пропасть. Один еле ступающий хиленький дух, не смотрящий вперёд себя, все же вывалился из общего вороха, уткнулся в тупик судьбы – ударился лбом о грудь воина – и, едва подняв голову, чтобы оценить уровень опасности возникшей препоны, получил колющий удар в подбородок.
Ослеплённая смертью соплеменника, толпа взвыла! В пределах зоны влияния Ахилла разом взгремели бешеные вопли и, до смерти перепуганные, души открыли в себе второй движимый ими инстинкт – самосохранение. Не щадя друг друга, безжалостно сбивая с ног близ находящихся и, вдавливая в камень упавших, пружинным скачком осужденные кинулись к входу в храм, нарушив открытый простор «ахилловой пропасти».
Использовав плечи первого подвернувшегося духа, как трамплин, попутно опустошив его сферу, Ахилл взмыл высоко над толпой, оценивая картину суматохи. Ухватившись за колонну на высоте пятнадцати футов, словно ниндзя, застыл, исследуя балаган в избрании следующего претендента.
Площадь Центра Молитв приклонилась пред царствием беспредела. Подобно непревзойдённому виртуозу вокальных традиций, исступлённый кошмар, совершив разминку от «до» до «до», воспел в границах октавы, способной пропустить через мясорубку даже нервы искусственного интеллекта, не глядя на их отсутствие. Сдобренная песнопением ужаса и страха народная давка неделимым канатом сплотила рефлексы собравшихся, и вколола им микстуру, содержащую тайны одичавшей хореографии. Превратив площадь в охваченный штормом пляшущий океан страстей, хаос сделается смертельно опасным даже для самого инициатора, слейся он с единством взбесившихся танцоров.
Завидев выделяющуюся тушу четверорукой образины, Ахилл сиганул в его направлении и ударом в прозрачное уродливое лицо сшиб с ног. Великан в падении сгрёб собой ещё несколько тел и, лёжа поверх них, завопил взбешённым кабаном, а в следующий миг ветер раскидал его тающее тело меж паникующих ног.
С бросающимся раскалёнными искрами орудием в руке, душегуб вновь мелькнул высоко над гурьбой. Окрасив удлинившийся до десяти дюймов изогнутый широкий клинок незатейливыми, но грациозно сверкающими волнами гравировки, и, добавив в арсенал рукояти шляпку с четырёх-дюймовым штырём, холодное оружие снова приняло повышение, взяв званье Большого Ножа.
Не прошло и пяти секунд, как «ходячая (так же бегающая, прыгающая…) катастрофа» очутился на плечах большеголового ушастого мутанта, и новоявленный штырь с завидным мастерством проявил себя в деле, обессферив его хмельной разум. Следующего «абитуриента» Ахилл ухватил за крыло в воздухе, поразил, и затем летально зацепил остриём распространителя смерти горячую сферу необъятно-жирной субстанции. Аналогично активированной дымовой шашке с эффектом ослепляющей вспышки, разорвавшаяся масса толстопуза укрыла часть ватаги непроницаемой быстро растворяющейся ревущей вуалью. Точно воспользовавшись толчком батута, озлобленный «укротитель» вырвался из мути временной завесы, удерживая стальной хваткой нелепую душу-шар. Удар, и, потерявший стабильность формы, ком, кой Ахилл не выпустил из руки, чётко прочертил в воздухе траекторию долгого полёта палача. Приближаясь к следующему обречённому, изверг исполнил стремительный разворот вокруг оси, с целью усиления удара, и яростный клинок размозжил чело страдальца стандартного человеческого телосложения.
Отринув шипящую жижу последнего убиенного, и, растолкав с десяток вопящих паникёров, не причинив им вреда, твёрдой уверенной поступью Ахилл выбился из апогея пылающей страхом орды на открытый простор площади, образовавшейся благодаря тем ленивым душам, что не обнаружили опасности, и не рванули на встречу мнимому спасенью. Не подозревающие страшной угрозы, отставшие от смертного шествия духи только начали вываливаться из тесных лент душных улочек и переулков, оконных и дверных проёмов всех строений… Словно миллионная неорганизованная армия муравьёв окружили площадь, но ещё не ступили на её великое раздолье – полигон изголодавшегося зверя…
- «Ты безумен! - отчаянно вскрикнул я в подсознании, объявившего временное перемирие, «служителя зла». – БЕЗУМЕН!!!».
- Я справедлив, Дариолл, - убийца обернулся и принялся равнодушно наблюдать, как Центр Молитв всасывает в себя взывающих к защите «па-ломников». – Они – жалкие малолетки, не располагающие учениями смысла и истории жизненных потрясений. Крошечные сошки, не обладающие сформировавшимся разумом. Они – подготовительный материал – пластилин, - из которого однажды слепят разумных созданий – легионеров, хранителей, стражей, слуг, рабов, мучеников…
- «Но зачем уничтожать их!?».
- До момента, когда они обзаведутся созревшим интеллектом, их судьбы Закону и Творцам безразличны. Но, всё же, я тушу их сферы избирательно, кабы не рушить равновесия господств.
- «Но для чего плавить пластилин без причины!? – похоже, этот город околдовал мой рассудок частыми перепадами и ошибками – мириады пересечённых нитей характера сплетясь в единый клубок эмоций и нервов, мучительно затягивали узлы различных нравов. Всё недолгое время моего пребывания в загробье я терял былую жестокость, но не обретал ни доброты, ни мягкости. Я не понимал своих чувств и ощущений. Я, словно игральный автомат, реагировал так, как заложено программой, а Ахилл, подобно вирусу, сбивал системные коды. – Не вижу смысла в их смерти…».
- Истреблённая, поглощённая мною единица энергии заливает фундамент базы твоего умерщвления, - крепко установив своё каменное тело, Ахилл взглянул ввысь – на едва видимый шпиль здания. – Всякая новая смерть – есть неминуемое рождение свежей жизни. Смерть ради жизни жизней! Отдавая дань смерти, я оживаю, ты – погибаешь…
- «Но я не сошка!».
- Верно подметил. Ты – дух, имеющий колоссальный потенциал и бесподобно крепкий интеллект. Это бесспорно. Иначе, тебя бы не провожала пресловутая особа. Иначе, мы бы не прятались по углам. Иначе, тебе бы не вручили орудие высшей степени наполнения. Ты – Готовец Крещенья.
- «Что это значит!?».
- Готовец Крещенья – юнец со стажем в три тысячелетия. Сей срок – максимально допустимый возраст некрещёной твари, предел, определяющий абсолютную воинскую готовность.
- «Как? – остатки моих сил рухнули в один момент. Я, наконец, осознал, с какой жизнью расстаюсь. – То есть…».
- Да, - по привычки перебил меня Ахилл. – Ты мог бы стать великолепным воителем… извини… Но истинная жизнь – бесконечная война! А война жестока, её лицемерие не сеет пощады ни рядовым солдатам, ни великолепным героям. И, даже, неприкосновенные цари и императоры порою складывают головы в боях. Время – вечный необратимый двигатель, не сбавляющий ход, но всё же постоянно жаждущий топлива.
- «Предатель!».
- Ты льстишь самому себе…
- «Мы сообща бежали от всадников, преодолели путь к этому проклятому храму, вместе отыскали Дворец… после всего случившегося ты утверждаешь, что ты чист?».
- Да. Ты заблуждаешься. А причина кроется в том, что ты называешь наши со-вместные действия сотрудничеством. Я лишь использовал тебя по личному усмотрению, набирал силу для финального броска. Бедняга Дариолл… решил, что разделит партию с великим Ахиллом. Глупец!
- «Так ты обманывал меня?».
- Скрывал правду…
- «Обманывал!?».
- Угомонись! Когда падаешь со скалы в пропасть, крик не спасает, он лишь придает облик зрелищности…
…и усыпляет стоном ветра,
ты, задыхаясь вонью ненависти,
летишь, сбивая ритмы сердца…
в глаза вливается закат,
и мысль рвёт тебя одна:
«о, как же жизнь вернуть назад…»,
но умираешь, не коснувшись телом дна…
Константность безупречно ровного дыхания внезапно сбилась обострившимся давлением сферы. Вбираемая свежесть воздушной смеси с ка-ждым следующим её поглощением взялась интенсивно наливаться жаром, побочным эффектом чего стало столь же стремительное нагревание груди. Ахилл, суверенно владевший штурвалом контроля тела, отведав «сладость» боли, подобной заполнению полости лёгких раскалённым жиром, припал на колёно, прижав ладонь свободной руки ко лбу, который вот-вот расколется и энергетический мозг тошнотворным рефлексом выплеснется на мощёную гладь каменной площадки.
Дыхание иступило здравый смысл, заведя обратный отсчёт. Мозг-сфера, словно окаменел. Лёгкое, будто оказалось снаружи. И каждый вдох почудился мне миражом отчаянного взлёта, а каждый выдох – иллюзией обречённого падения…
…Вдох…
Центр Молитв завертелся диким смерчем и рассыпался на все составляющие его компоненты, заполонив ими всю площадь. Бессчетный рой, схожий россыпи деталей конструктора, основательно смешался и тут же собрал два храма близнеца, а беспокойный «народ» беспрестанно пропадал в небытие пустоты меж зданий.
…Выдох…
В облике ярко-цветного аэрозоля-тумана заметались поющие в унисон образы темно-синих взбудораженных призраков в разорванных балахонах и малым процентом сохранившегося подобия плоти на голом скелете.
…Вдох…
Город и всё пространство, словно рулетка, закружились, плавно накреняясь в разные стороны, а сфера, возомнив себя шариком, вырывалась из головы искать на образовавшемся игровом барабане следующую цифру обратного отсчёта.
…Выдох…
Остальные строения, будто эластичные бинты, вытянули свои пыльные стены, скрыв верха в пропасти дьявольски-чёрных небес.
…Вдох…
Мир вздрогнул… и мучительно угас во тьме…
…Выдох…

VI
- Сумеешь ли ты сохранить свою любовь? – зеленоглазое порождение бредового разума склонилось надо мной. Его человеческий образ, укутавший своё тело в большой бесформенный гнилого вида кусок толстой грязно-коричневой материи вызывающе сливался с беспроглядным небытием, на фоне которого неизвестный предстал предо мной в тупике беспамятства. – Вспомни… вспомни то чувство, ради которого существует судьба… вспомни себя, облачённого в истинный смысл присутствия меж Восьми Континентов… - грязная тряпица была одета на него даже изнутри – когда неизвестный открывал рот, было чётко видно, как ткань укрывала собою нёбо, язык и зубы, а затем устремлялась в глотку. – Пробуди в себе память… откройся лучам любви, ибо без их света сгниёшь во мраке, - чёрная птица, движимая законами подлости потоков времени – для неё время текло то вперёд, то назад – вымахнула из тёмной пустоты и вскочила на плечо незнакомцу, и в точности такими же зелёными человеческими очами взглянула на меня. – Будь разумен, Дариолл… удержи свою любовь…
…Стихия галлюциногенных бедствий, приведшая к краткому выпаду из мира сего, убралась прочь, и рассудок, лишившись миража печального образа незнакомца и его голоса, наполнился потоками моих разношёрстных мыслей. Пелена кромешного отречения сменилась привычной бледной серостью. Ударная волна ядовитого солнечного луча облепила пронизанные паутиной капилляров тяжёлые веки и глаза лениво раскрылись.
Кипящие истерикой духи уже исчезли в организме Центра Молитв, а следующая их партия приблизилась вплотную, внеся в своё ополчение Ахилла. Десятки полуживых (или полумёртвых?) особей, пострадавших в давке, до сих пор покоятся на площадке тягостным грузом, ожидая, когда пресс следующих «туристов» продолжит превращать их в плоские ковры.
- Смерть близка, Дариолл, - саркастическим спокойствием промолвил губитель, встряхивая головой. – Вот-вот тебе предстоит аудиенция с её величеством Судьбой. Как печально…
Ахилл, выполнив ряд соответствующих движений, поднялся на ноги. Духи, похоже, более не чувствовали от него излучения агрессии и спокойно плелись мимо к заветной цели.
- «Что со мн…».
- Как сложен и загадочен этот мир. Как скрытны и непредсказуемы мы – обитатели его, - насильно погрузив мой голос в тески яростной океанской пучины, затушил моё право голоса Ахилл. – Наша суть одарена таким невероятным захоронением чувств, обликов, мыслей, а также комбинаций их… Для чего? Зачем мы способны причинять друг другу боль и ласку, печаль и веселье, нежность и страдание? Зачем? Ответ прост – это есть стремление к совершенству, а где совершенство, там правда. Ты спросишь: «Что есть совершенство?». Совершенство – есть величайший из воинов. Непобедимый и несравненный. Тот, чей образ вселяет в сердца остальных воителей трепет и пример для подражания. С таким безупречным сыном войны не спорят, ибо в нём великое могущество, а тот, кто обладает им, обладает и правдой. И не позволь здравому смыслу усомниться в правде сильного, ведь сим бросаешь вызов ему, - я попытался вырвать из себя гневные слова, но, захлебнувшись ахилловым запретом, сдался. – Молчи… молчи, Дариолл, теперь бесполезно сопротивляться. Скоро тебя примет Ад. Ты знаешь, что такое Ад? Ад есть ме-сто:
…где огонь слова сжигает тех,
кому молчать лишь суждено,
слова в телах горят – во рту и в легких,
где даже мысли прогорают тех,
кому и думать не дано,
кому в рядах стоять навечно меж душонок робких…
Тут я осознал новизну очередного чувства, поглотившего меня, точнее – потерю множества его функций. Меня покинуло ощущение тела. Физическая боль, прикосновения, тяготение земли, давление воздуха, координация движений, вариации ароматов загробного города – весомая доля присущих духовному организму восприятий бесследно испарилась, оставив произвольный взор на мир, отражение звуков, головоломку запутанных размышлений и нелёгкую ношу эмоциональных пересечений. И не одно слово моих мыслей не могло пробить преграду сознания Ахилла. Занявшись развитием своих идей, он стал избегать моего присутствия. Намертво погружённому в заточение, мне – приговорённому – оставалось лишь ждать неотвратимую казнь и думать:
- «Любовь… на что поставил намёк бред моего воображения? И был ли это намёк? И было ли это воображение? Свет любви… какое это имеет значение здесь и сейчас, когда я нахожусь в шаге от порога Ада?.. На тему какой любви поставлен вопрос?», - моя логика, словно парализованная, отказывалась искать ответ…
Рассвет продолжался.
Округа, как и всё городское вместилище, продолжала кишеть одурманенными телами освободившихся от плоти душ, которых, не отвлекаясь на паузы и перерывы, жадно глотала беззубая пасть Центра Молитв и, не жуя, отправляла в кишечник подземных тоннелей. Дерзкий и самоуверенный Ахилл, заперев меня под замок мучительного ожидания неизбежного, разглядывал сию картину, устроившись на карнизе второго этажа здания, стоящего у края площади прямо против врат храма. Здесь же – в этом строении – аккуратно, чтобы оные души не видели и не пугались, самозванец проколол сферы ещё троих бедолаг, и теперь вновь перевоплотившееся оружие стало походить на мачете с широким лезвием, изящной гравировкой и тонким штырём на шляпке.
Я более не мог чувствовать мыслей Ахилла, как прежде, но, видя, как он кропотливо изучает фигуру Центра Молитв, понимал, что он чего-то ожидает, что-то вот-вот должно произойти.
- Закон гласит, - горделиво промолвил Ахилл самому себе, - «Усмирён должен быть тот дух, что творит анархию средь равных и неравных ему, - в стенах одного из верхних ярусов храма послышался жёсткий звон металла, понудивший вздрогнуть целиком величественное тело Центра Молитв. Испуганная пыль стремительно сорвалась со стен здания и обволокла его занавесом тревоги, - и потому следует оберегу подать сигнал тревожный, - здание затрещало по швам. На уровне того же верхнего яруса прозвучал тяжёлый скрежет железа и треск разбивающихся каменных глыб, - и потому он должен сбросить оковы сна с себя и пробудится, - последовал оглушающий животный рёв, что вырвался ледяной волной звука из всех дверных и оконных проёмов, а так же щелей и прочих дыр храма одновременно, - и потому он должен наказать неисправное творение».
Где-то высоко раздалась серия громоподобных ударов, коей беспрестанно ак-компанировал озлобленный рык. По наружной стене верхней залы Центра Молитв поползли рваные трещины – некто безумно сильный и дикий пытался вырваться наружу.
- Смотри внимательно, - в голосе Ахилла отражалось торжество, - это оберег, рвущийся свершить наказание мне. Его энергией я поставлю точку в истории Дариолла. А вот и последний…
…УДАР! Словно взорвавшись, стена верхней залы посыпалась на площадь грудой разбитых каменных блоков. Подобно снарядам зенитных установок куски камня обрушились в толпу, и в единый миг сотню духов смяло и разбросало - превратило в беспомощных инвалидов, а десяток тысяч окунуло в безумие и хаос! Толпа вновь взревела, заполнив площадь океаном страстей!!!
- Оберег! – Ахилл внимательно посмотрел на раненную верхушку храма. По мере рассеивания густой пыли в проёме пробитой стены начал выри-совываться образ огромной троллеподобной твари. Многослойный панцирь доспехов обтягивал его грудь и спину, тяжёлые щитки на руках и ногах защищали окутанные связками мышц конечности, громоздкий шлем с едва видимыми решетками в районах глаз и рта полностью лишал возможности погасить головную сферу. Крещёный дух – тёмно-серый, непрозрачный, слитый со своей амуницией в единое тело, – завидев Ахилла, очередной раз издал боёвой вопль, и бесстрашно сиганул вниз. Увесистые кубы с закруглёнными краями (видимо, служащие ему оружием), прикованные к рукам монстра длинными цепями, выбив из остатков стен ещё несколько осколков, уволоклись за хозяином в свободное падение.
Сосредоточив боевые функции под контролем разума, Ахилл последовал примеру тролля – оттолкнувшись от косяка, атлетически бросил себя в бурлящую агонию толпы навстречу грозному противнику. Едва поравнявшись с массой безмозглых трусов, воин, взмахнув клинком, проткнул грудь многорукого великана. Пронзённые лёгкие жертвы сию же секунду критически нагрелись, красной вспышкой разорвали половину его туловища, породив при этом небольшой упругий сгусток энергии, который Ахилл ловко ухватил левой ладонью. Слившись с хваткой убийцы, энергия, подобно люминесцирующему напульснику, обтянула широким жгутом спирали его руку. Отринув тело убитого, которое не стало развеваться по воздуху – просто упало под ноги остальным, - воитель устремился к точке приземления монстра, повторяя вновь и вновь процесс набора энергии.
Два антагониста, разрывая пространство, предельно быстро сокращали дистанцию между собой. Оберег, прокалывая цветастый аэрозоль вол-нующегося марева, словно гигантский гвоздь, приближался к поверхности, чтобы бездушно собою её пробить. Ахилл, выдирая жизнь за жизнью из встречных душ, мчался сквозь гурьбу, как локомотив по рельсам, бешеный образ которого заставлял разбегаться в ужасе даже шпалы. Накопительная спираль обмотала его руку по локоть, когда безумный рык вновь понудил вздрогнуть воздушную массу и чудовище, подобно куску скалы, садануло в ватагу. Серым кольцом ударной волны в радиусе тридцати футов вкруг тролля все опьянённые страхом души резко швырнуло во все стороны света – пара сотен мучеников моментально расчертила воздух разнообразием дальних полётов.
Хаотичное цунами брошенных тел доставило Ахиллу изрядную дозу проблем и невольно ввергло в замешательство. Но многотысячелетний стаж постоянных сражений интуитивно протиснул вояку меж летящего града кричащих уродцев без критических касаний и столкновений. Между тем, пока мастер войны терял время, протискиваясь сквозь беспорядочную волну, оберег выскочил из засыпанного обломками вывороченных плит и страдающих тел корявого кратера, и резко дёрнул цепями, чтобы грузы кандалов оказались в его руках. Увесистые кубы уже слились с кистями чудища, когда враг, преодолев заслон, выпрыгнул на временно расчищенную от душ арену.
Не колеблясь, в унисон вдыхая благовоние свежего воздуха и выдыхая его хладное безвкусное перевоплощение, подстраивая организмы тяжёлому боевому режиму, средь волн цветастой гаммы легких порывов ветерка и разбросанного безобразия грязных обломков соперники застыли в ожидании подрыва спокойствия. Крохотные щёлки на шлеме животного частыми бро-сками света выливали наружу не выспавшееся негодование и безудержную прыть скорее вершить судьбу виновника пробуждения. Прозрачность же очей ахилловых, благодаря несформировавшейся структуре, не имела возможности отразить не только его чувств, но признаков присутствия самих органов зре-ния…
- Мне приказано лишить тебя нелепого дыхания, – пробасил оберег суровым хрипом. – Твоё имя, осужденный?
- Ахилл, тысячник Лидана, - определяя число слабых мест противника и, естественно, обмозговывая план мероприятия, медлительно ответил мой изменник. – Спровоцировал нарушение сна оберега, чтобы отобрать его нелепое дыхание…
- Ахилл мёртв, - равнодушно выпалил монстр.
- Ахилл воскрес! – надменно возразил воин, окинув взглядом сверкающую спираль, что дотянулась до самого плеча – результат более тридцати зажаренных лёгких низших особей.
- Так умри же вновь!!!
Тринадцатифутовый рослей, взмахнув рукой, неожиданно метнул правый куб в супостата. Прошипев в воздухе, орудие миновало ловко отпрыгнувшую в сторону цель и, вытянув цепь в полную длину, одёрнуло вперёд хозяина. Увернувшись, «древняя легенда» тут же прыгнул на врага, но тролль без проблем заблокировал выпад и отбросил неприятеля в сторону. Правый куб вновь оказался в воздухе, неуловимо скользнул высоко над головой обладателя, и через миг оказался над Ахиллом, который, прикрывшись энергорукой, принял сокрушающий удар. На пару секунд воина скрыло ливнем синих искр, вызванных столкновением «камня» с энергобарьером. Чётко уловив момент, славный боец мощно шибанул спиралью по зажатому в силовом поле грузу и тот, словно невидимая пуля, выстрелил в своего владетеля. С разбитым в клочья верхним слоем нагрудного доспеха, чудовище опрокинуло в гурьбу одурманенных мёртвых.
Пострадавший ещё не успел во весь рост распластаться, как вездесущий недруг, исчерпавший предшествующими ударами две трети энергонаполнения спирального усилителя, вновь настиг его отчаянной атакой. Не утерявший бдительности тяжеловес вовремя прикрыл грудь левым кубом, слитым в едино с его кулаком и последовавшая жёсткость звонкого столкновения орудия со спиралью снова инициировала брызги энергетических искр и снова нанесла оберегу серьёзный урон – куб покрылся сеткой трещин и пятнами мутно-жёлтого налёта ветхости. Ответом на удар стал ошеломляюще резкий и пронзительный бас зверя, что ледяным потоком рычания набросился на Ахилла. Как будто отброшенный им, герой взмыл высоко вверх, широко взмахнув рукой, на которой спираль истощила резервы и превратилась в едва видимый браслет. Затем, снова оказавшись в толпе, он погнал себя прочь, к строениям, пачкая листы личного фолианта жертв свежими именами.
Когда палач поднялся на ноги и начал преследование, эспланаде пришлось добавить зрелищности широкому раздолью пространствам тишины и безопасности свободам передвижения, а панической зависимости толпы в разы форсировать свои сбивчивые ритмы и вдвое увеличить нажим безжалостным угнетением – монстр, отсчитывая широкие, с виду неуклюжие, шаги, разрезал и сметал массы духов, подобно ледоколу в объятьях вечной океанской мерзлоты.
Следующий сход визави случился у стены одного из зданий, где Ахилл, вновь хвастающий полноценным спиральным усилителем, подготовил очередную притраву лютому противнику. Не сбавляя хода, оберег синхронно взмахнул обоими кубами и столкнул их друг с другом, дабы удвоить силу урона одного из них. Острые лучи, вспыхнувшие в сиянии срастающихся орудий, врезались в глаза монстра и скрыли образ противника.
Мгновение!
Оберег перекинул усиленный цепь-куб, приваренный теперь к правой руке, за спину и завеса слепоты испарилась. Едва он осознал, что Ахилл растворился вместе со вспышкой, получил мощнейший удар по ногам сзади. Зверя подбросило вверх, заставив утерять координацию. Уцепившись за тушу в момент удара, воин оказался вместе с ним в воздухе и, перекинув себя прямо на грудь чудища, тут же пригвоздил его спиралью обратно к земле.
Второй слой нагрудника превратился в историю.
Ахилл, не останавливаясь, вновь взмахнул энергорукой, что бы испепелить третий – последний – покров нательного щита, но свободная от браслета цепи ладонь оберега, предупредила опасность, схватив угрожающего за шею.
Вновь УДАР!
Половину наручного щитка смело в пыль, а сумасшедшая боль, напитавшая каждую клетку конечности, садистски скрутила связки нервов и расслабила кисть, удерживающую Ахилла. Секундный болевой шок на миг отбросил металлическую сосредоточенность зверя, дав кратковременную возможность высвободившемуся супротивнику изобразить блистательный круговой пирует в воздухе и нанести критический удар хладнокровным мачете по ещё не ус-покоившейся обнажённой руке. Лишённая защиты, на сей раз она лишилась части себя – тающая пятерня с судорожно трясущимися пальцами, утратив контакт с остальным духовным телом, пала на камень и потерялась в просторах воздушной обители.
Страшный болевой шок обжёг глотку оберега, вырвав из неё давление яростного вопля. Чувствуя всем телом колеблющийся от звуковых натисков воздух, Ахилл бросился в сторону вновь восполнять энергетический запас спирального усилителя. Но гигант не позволил себе ослабнуть и раскиснуть, и потому не стал выдерживать долгую паузу. Не успел наказуемый покрыть и половины энергозапаса, как оказался мишенью для десятка одновременно брошенных в него душ.
Плотный рой «снарядов», не встретив преграды в виде силового щита, крепко схватил свою цель и протащил по каменному настилу к подножью Центра Молитв. Тремя широкими прыжками не выспавшийся страж приблизился на расстояние броска, и крушащий удар вгрызся в камень в футе от Ахилла. Едва поднявшегося на ноги его вновь бросило в сторону, но в этот раз остановкой стало не сцепление с поверхностью площади, а грубое столкновение с закованным в тяжёлую броню плечом оберега.
Разум помутнел, и тёмная мантия вонзилась болью в глаза. Едва ли сквозь неё Ахилл увидел, как оберег поднял его перед собой. Но удар ноги, швырнувший прямо на стену храма, он прочувствовал всей жизнью.
В лёгких вспыхнуло дерзкое пламя - перебитая грудь вывела из действия систему дыхания, и ей ничего не оставалось более сделать, как приступить к убиению своего хозяина. А неминуемая через минуту смерть возжелала подведения итогов ахиллового бытия, согревая руки исходящим от него жаром. Но герой даже не дрогнул, ощутив на себе омерзительное прикос-новение костлявой. Напротив, его непоколебимая вера в победу равнодушно гнала прочь владычицу убогой косы.
- Твоё нелепое дыхание прекратилось, - твёрдо подступая к врагу, безразлично отметил своё достижение оберег. – Чёрная уже начала слизывать с тебя жизнь.
- Да, смерть здесь, рядом. А так же рядом с нею самая великая скорость и мощь, - полушепотом произнес Ахилл, поднимаясь на ноги и овладевая контролем эмоций. – И ей всё равно, чьей жизнью отобедать.
Питаясь стимулом раскалённых лёгких ахиллово воинское мастерство во всём своём очаровании свирепо набросилось на оберега. Неуловимые движения, выпады и прыжки завертелись вокруг чудовища. Хладный мачете замелькал в глазах животного, опережая своей скоростью его мысли и движения. Словно на ощупь отыскивая слабые места, лезвие клинка, не причиняя вреда, барабанило по всему вражескому телу. Перегретая грудь, наградившая своего обладателя предсмертным потенциалом, позволила неуклонно убыстрять темп и, когда оберег совсем отстал от боевого ритма и вовсе был без сил даже следить за угрожающей со всех сторон акробатикой, противник смёл энергорукой громоздкий наплечник. Энергия удара дико крутанула монстра вокруг своей оси, и на завершении оборота его панцирь вновь наткнулся на энергоусилитель. Всецело истощив спираль, силовые искры синими брызгами кинулись вслед опрокинувшейся массе. В ту же сторону сильный прыжок приближал и самого Ахилла.
Красный пар и смрадное шипение поражения выскользнули из отверстий в шлеме, когда небольшое мачете неисправного творения вспороло свободную от доспехов грудь и коснулось ледяного сгустка лёгких. Оберег затих и более не издал ни звука…
- Вот он – ключ к рассудку! – оглядывая голубоватую энергию, кружившуюся вихрем на клинке, вслух произнёс Ахилл. – Это моя жизнь! Это же и твоя смерть, Дариолл.
Наполненное силой орудие, словно масло, пронзило защитную маску оберега и всосалось в его мозг-сферу. Тут же организм воина облился прохладной синевой, и накал в груди растворился вместе с ослабшим телом палача…
Моё сознание вздрогнуло, и тепло оставшихся чувств начало медленно остывать, превращаясь в неизбежность. Эмоциональная структура тревожных дум и рассуждений перестала волновать, и лишь безучастное ожидание руки смерти крохотной неуверенной песчинкой осталось колебаться в моём обездоленном разуме. Я уже был готов иссякнуть в беспамятстве, как вдруг в слуховую систему вцепился пронзительный звук, вновь взбудораживший все мои эмоции и мысли. Ахилл обернулся в сторону источника звучания, и тут же с силой отринул назад, сражённый вонзившейся в горло синеватой стрелой.
Боец упал на спину. Смерть вновь заинтересовалась его жизнью, и чёрная завеса накрыла зрение, а затем мгновенно распахнулась оглушённая тем же звуком – сидя перед едва связанным с жизнью нашим телом, та самая женщина, коей принадлежал разрушающий взгляд, трубила в небольшой рог.
- Ещё цел, - ответила она на чей-то искажённый вопрос, передавая рог в другие руки и подставляя к моему лбу синий стержень, походящий на огромный саморез с массивной шляпкой.
– Спи, - раздражённая остротой стержня сфера вспыхнула, и интеллект мгновенно угас под жуткую мелодию рога…