Двое

Старый лайнер, поднимаясь со вздохом на крутые холмы воды и опускаясь с них в сырые, темные долины, чтобы затем вновь и вновь взбираться наверх, не спеша перемолачивал воду винтом и, поскрипывая бортами, продвигался вперед. Работа эта ему знакома уже не один десяток лет, знакома настолько, что все известно на десять ходов вперед, без каких либо неожиданностей и фокусов, и потому можно было подумать о чем-нибудь своем. А подумать старому морскому трудяге было о чем: этот рейс был последним для него. Еще до отплытия со слов капитана корабль узнал, что по возвращении в порт приписки его, как прослужившего все мыслимые и немыслимые сроки, отправят в утиль. Заодно с капитаном. Но сейчас лайнер чувствовал на своем штурвале еще крепкие руки давнего друга. Друга, с которым они знакомы кажется всю жизнь. «Ну что, старая посудина, - услышал корабль такой знакомый голос капитана, внезапно изменившийся, непривычно дрогнувший- отходили мы с тобой свое по синему морю? Не нужны, выходит, стали». Помолчав минуту, другую кэп многозначительно протянул:»Да-а-а… А помнишь?» - « Еще бы!!!»- хотел ответить корабль, но не смог. Потому, что за долгие годы их общения он так и не научился говорить. Конечно, он все отлично помнил. Словно это было лишь вчера. Из недр старого лайнера, из самых темных закоулков его трюмов, куда редко заглядывает даже въедливый боцман, стали подниматься воспоминания. Не измочаленные, словно старый корабельный канат, не выцветшие, как стяг на флагштоке, а свежие, переливающиеся всеми цветами, сохраненные заботливо и бережно…

Ясное утро, наполненное до краев солнцем, упругим ветром, запахом моря, шумом его волн, криками чаек. Корабль, недавно спущенный со стапелей, стоит у причальной стенки и ждет своего первого капитана. Ждет с волненьем, словно невеста на выданье. Глядя на свое отражение в воде, видит красивые и плавные обводы корпуса, сверкающие свежей краской, в котором заключена могучая турбина, наполненная дремлющими пока тысячами лошадиных сил. Борта и надстройки сверкают чистыми стеклами, за которыми можно рассмотреть прекрасные, уютные каюты, рассчитанные даже на долгое плавание, способные стать на какое-то время домом для пассажиров. И вот в рубку вошел капитан! Молодой, крепко стоящий на ногах, уверенный в себе. Когда его сильные руки легли на рукоятки штурвала, душу корабля захлестнула волна радости от киля до клотика. Не верьте, если вам кто-то скажет, что у кораблей нет и не может быть души, потому что это лишь водонепроницаемые стальные конструкции для перевозки грузов и людей по воде. Не верьте, ибо так может сказать только человек, никогда не любивший море и корабли. И еще надо проверить, как у него самого обстоят дела с этой хрупкой и трудноуловимой субстанцией, называемой «душа».

«Ну, что, друг?- чуть звенящим голосом, в котором угадывалось с трудом скрываемое волнение, сказал капитан. - Походим мы с тобой! Может и там, где не ходил еще никто…» И лайнер в ответ затрепетал еще не стиранным шквалами и солеными брызгами, не опаленным горячим южным солнцем флагом. А в душе вспыхнула и загудела ровным, сильным пламенем надежда и вера в то, что с этим капитаном они в силах обойти все океаны. Увидят айсберги и пальмы, тропические атоллы и суровые фьорды, бурное, рвущееся в небо и умиротворенное штилем море, подслеповатое полярное и бесконечно щедрое на тепло и свет на экваторе солнце. Увидят далекие и близкие порты, наполненные незнакомыми запахами, чужой, непонятной речью, кораблями со всех портов земли. Ведь впереди и у корабля, и у капитана была целая жизнь! Лайнер чувствовал, что в душе кэпа творится то же, что и в его собственной. Потому, что оба они стояли на пороге, от которого веером разбегались тысячи и тысячи путей. Все существо наполнялось хмельной силой и, казалось, путям этим не будет конца! Лайнер представлял счастливые, удивленные глаза детей и взрослых- пассажиров его кают, которым он с капитаном покажут весь мир: грозный и прекрасный, ласковый и безжалостно-жестокий, ревущий шквалом и молчащий штилем. И эти люди еще сильнее полюбят свою Землю. Свои Океаны, Свой корабль. Который поможет им узнать мир, в котором они живут.

Но… Прошел год. Следом - еще пять. И еще… Лайнер поставили на ходовой маршрут, туда, где он мог дать наибольшую прибыль. Из года в год, из рейса в рейс за бортом проплывали одни и те же берега с похожими друг на друга, как близнецы- братья, серыми кварталами городов, закопченными заводскими корпусами с гребенками чадящих в небо труб, либо пустеющими полями с одиноко разбросанными селениями, все больше поглощаемыми ненасытными песчаными дюнами. Вновь и вновь лайнер заходил в одни и те же порты, заполненные суетливо- гудящими, вечно куда-то спешащими кораблями , барахтающимися в покрытой толстой мазутной пленкой воде с одним только желанием: как можно быстрее вырваться отсюда. Хотя каждый из них отлично понимал, что следующий порт будет ничуть не лучше этого.
Пассажиры, заполнявшие из рейса в рейс каюты корабля, тоже были почему-то удивительно похожи друг на друга, независимо от возраста и пола: сытые, переполняемые чувством собственной значимости, скукой и безразличием, эти люди испытывали лишь одно чувство- гордость, что только им по карману билеты на столь роскошный лайнер. Днем пассажиры либо лениво перебрасывались словами, либо просто спали, развалясь в шезлонгах на палубах. Шум волн, просоленный морем ветер, крики чаек и тому подобное они воспринимали как неудобства, которые приходится терпеть. А когда наступал вечер, они дружно спешили в ресторан, чтобы в привычной атмосфере табачного дыма и женских духов, винных паров и запахов изысканной еды предаться своим обычным занятиям и забыть о том, что за стальными стенами- заполненное ночью море без конца и без края…

Сначала корабль думал, что это - ненадолго. Что он, в конце концов, лайнер, а не трамвай, и поэтому не должен годами бегать по одному и тому же маршруту. Капитан тоже не испытывал небывалой радости от своей роли извозчика. Но год шел за годом, а ничего в их жизни не менялось. Капитан не раз просил, требовал, убеждал, чтобы его корабль перевели на другой маршрут, доказывал, что им обоим по силам далекие, трудные плавания, что они могут сделать гораздо больше… Однако руководство компании либо отказывало, либо предлагало ему принять другой корабль. Не раз капитан, возвратясь из правления компании, то взрывался из-за пустяка, то уходил в свою каюту и долго сидел молча, сжав виски руками и уставившись невидящим взглядом в стол. Но на следующий день все было опять по-прежнему. Что-то уже связывало капитана и корабль невидимой нитью, которая становилась крепче каната, и не давало ему уйти.

А время, беспощадное, неумолимое Время летело, и с каждым годом все стремительней. Однако и лайнер, и капитан продолжали надеяться и верить вопреки всему на то, что впереди их ждут еще новые маршруты, новые порты, новые пассажиры. Кораблю на стоянках снились далекие, еще не пройденные моря, известные и неизвестные еще никому острова и материки, сотни по детски удивленных глаз пассажиров, увидевших наяву то, о чем они грезили давным-давно. И даже во сне душу корабля наполняла радость…

Несколько десятков лет исчезло в бурунах за кормой, оставив белый налет на висках капитана. Да и лайнер уже стал не тот: он это явно ощущал, особенно при крутой волне. И вот - последний рейс. Темно-синие тучи, подгоняемые резким, колючим ветром, быстро неслись на запад, низко-низко, едва не задевая серо-стальные волны. А лайнеру вдруг вспомнились вновь далекие солнечные моря, которых он так и не увидел. И уже никогда не увидит! Внезапно в его недрах возникла неожиданная, «шальная» мысль. «А что, если…?». Впервые корабль оказался самой жизнью поставлен перед необходимостью сделать выбор самому, принять решение без капитана! А это оказалось ох как нелегко. Но он понимал, что другого шанса не будет. Просто не может быть. И сознание этого помогло справиться с нелегкой задачей.

Турбина взревела и, быстро набрав максимальные обороты, неожиданно легко и быстро понесла лайнер вперед. Осторожно освободив свой руль от штурвала, сдерживаемого рукой капитана, корабль круто изменил курс. Старина кэп заволновался, стал вертеть штурвал влево и вправо, кричать в переговорное устройство, дергать рукоять машинного телеграфа, безуспешно пытаясь вернуть прежние скорость и курс. «Ну, что ты, дружище? - слышал лайнер голос капитана. - Что с тобой?! Брось… Не стоит. Поздно уже нам с тобой выкидывать такие номера». Но лайнер молчал. Молчал и надеялся, что друг поймет его. В конце концов капитан оставил бесплодные попытки обуздать вдруг пробудившийся норов прежде такого послушного корабля. Быстро отдал приказ радисту вызвать спасателей. А пассажирам объявил, что курс изменен по указанию компании. Корабли-спасатели остались далеко за кормой, не выдержав безумной скачки по волнам.
Тогда капитан смирился и доверился старому другу, лишь делая вид, что он им управляет.

А старый лайнер летел по волнам, словно за кормой выросли крылья. Уже не замечая ни успокоившегося колючего ветра, ни нависших над мостиком тяжелых, готовых сорваться вниз туч, он с удивлением чувствовал в себе пробудившееся, давно забытое ощущение силы, уверенности в себе, безоглядной смелости. Могучая турбина на самых высоких нотах пела гимн молодости! Давно ушедшей, но, оказывается, еще не забытой. И неожиданно вернувшейся. Корабль расправил переставшие скрипеть борта, выгнул гибко и упруго киль и, с радостью слыша, как яростно затрепетал на флагштоке видавший виды флаг, ринулся еще быстрее вперед, легко и небрежно вспарывая полотнище океана. И стоявший в рубке капитан испытывал те же самые чувства. Изборожденное морщинами, задубленные морскими ветрами щеки его покрыл юношеский легкий румянец, глаза заблестели и в их прищуре появилось что-то озорное, сердце гулко и часто забилось и стук его, казалось, заполнил всю рубку. Капитан потянулся к рукояти машинного телеграфа и установил ее на «Самый полный», хотя нужды в этом уже не было. Оглянувшись на тающие за кормой силуэты кораблей-спасателей, безнадежно отставших, он с волнением стал всматриваться вперед, чуть выше форштевня, туда, куда устремился его верный друг.

Дни, стремительно сменявшие друг друга, становились настолько непохожи, насколько день не похож на ночь. Наверное потому, что они до отказа наполнялись новыми, неизвестными раньше, впечатлениями. Северные широты сменились средними. Потом тропиками. Солнце засияло, как сто свечей, и все пассажиры высыпали на палубы, удивленно вбирая в себя то, что они видели вокруг. Лайнер пересек Атлантику, и пошел вдоль берегов незнакомой никому из бывших на корабле Бразилии. Вскоре показалась белая россыпь домов Рио-де-Жанейро на берегу отливавшего лазурью океана. Потом- Сан-Паулу. Буэнос-Айрес. Пройдя еще немного вдоль берегов Аргентины, корабль повернул вновь на зюйд-вест, вновь пересек Атлантику и приблизился к берегам Африки. Затем обогнул мыс Доброй Надежды и вошел в Индийский океан. Как сон, промелькнули Мадагаскар, Сейшельские острова. Позже показались берега далекой Индии. Обойдя ее и Шри-Ланку, лайнер пересек Бенгальский залив. Прошел вдоль берегов Суматры и Малайзии до красавца Сингапура, обогнул Калимантан и вышел, наконец, в самый громадный на нашей Земле Тихий океан! Океан, по которому рассеяны чьей-то щедрой рукой коралловые рифы, атоллы, обитаемые и необитаемые острова. Прекрасный и незнакомый мир, наполненный теплым солнцем, вечным летом, лазурными водами, землями, еще не тронутыми «цивилизованными» людьми с их уродующими все живое машинами, с их жаждой наживы, ради которой они готовы на все.

Турбины сбросили обороты, и лайнер спокойно, неторопливо пошел вокруг одного из островов. Он был здесь впервые в жизни, за многие тысячи миль от привычного до тошноты маршрута, и все же хорошо знал эти места. Может быть, в прошлой жизни он был пиратской бригантиной? А может быть потому, что не раз видел ЭТОТ остров во снах? И все же кораблю нужно было убедиться, что он не ошибся. Грея борта в лучах южного солнца, взрезая чистую и прозрачную, отливающую лазурью, словно небо над рубкой, воду, лайнер слушал крики чаек, как песню, с радостью смотрел на вспыхивающие черным пламенем упругие спины дельфинов чуть впереди по курсу, встретивших его, словно старого знакомого, приветливо и дружелюбно. А в памяти проносились одно за другим воспоминания о том, что он увидел на долгом пути сюда. И сердце невольно наполнялось бурлящим, как молодое вино, как буруны за кормой, счастьем: ведь он увидел и прошел то, о чем мечтал еще на стапелях! И увидел все это вместе со своим лучшим другом. Капитаном. Значит, жизнь все-таки прожита не зря!!! А пассажиры… что ж, они, конечно устали. Но лишений, голода, болезней не испытывали: корабль об этом позаботился. Теперь же им предстоит компенсация за вынужденное путешествие- небольшой отдых на диком, правда, пляже…. Лайнер вспомнил свою задачу и продолжил осматривать остров. Слева по борту показалось устье реки - значит, пресная вода есть. Чуть дальше виднелись заросли деревьев, среди которых было немало плодовых. И с этим порядок. Рыбы в этих водах тоже достаточно, только не ленись. А там и спасатели подоспеют…

Капитан застыл в рубке, положив усталые руки на штурвал, и не только широко открытыми глазами. Но и всей душой вбирал в себя этот мир. Мир, о котором он грезил еще юнгой. И сердце его билось радостно и звонко. Как в ту пору. Распахнув дверь, капитан вышел на мостик и полной грудью вдохнул хмельной воздух нетронутой земли. И со всей остротой почувствовал, что - счастлив! Потому, что впервые ощутил себя не щепкой, бесцельно болтавшейся в одной и той же луже взад и вперед… и снова… понимавшей, что пройди хоть тысяча лет- все будет точно так же. Сейчас же капитан почувствовал себя свободным! Как эти дельфины, резвящиеся в волнах, Как эти птицы в небе над головой, как облака, плывущие в синеве выше птиц. Последний рейс… предстоящее прощание со старым, испытанным другом- кораблем, которого отбуксируют уже как груду старого железа на последнюю стоянку- корабельное кладбище… унылое прозябание на пенсии, лишь отдаленно напоминающее жизнь… Все это вдруг стало призрачным, нереальным и отлетело прочь, словно дурной сон. А вся прошедшая жизнь, наконец, обрела смысл. Потому что оказывается, она была прелюдией к этому неожиданному, но такому желанному плаванию. Последние частицы впечатлений, словно кусочки смальты в мозаике, теперь легли на свое место. И капитан понял, что картина закончена. Добавить к ней уже было нечего. Да и незачем. И еще капитан понял, что его картина- это такой же кусочек мозаики, из которого складывается вечное и в тоже время постоянно изменчивое полотно большого и прекрасного, жестокого и ласкового, мягкого и яростно-неистового, неповторимого в своем многообразии мира под названием Земля. Которому справедливей было бы дать имя Океан.

А корабль наконец-то увидел то, что ожидал увидеть: белые барашки бурунов, под которыми - он знал- скрываются рифы. Турбина резко взревела, набирая полные обороты, и лайнер, завалившись на левый борт, понесся на все более увеличивающейся скорости прямо на буруны! Пассажиры оживились, считая, что их собираются отправить на экскурсию на остров. Но капитан… К удивлению корабля капитан - единственный человек на борту, понимавший, что произойдет дальше- по-прежнему стоял на мостике, с улыбкой глядя вперед. Лишь руки его еще крепче вцепились в поручни. А буруны все ближе… Удар! Лайнер ощутил, как коралловый риф впился в его левую скулу и теперь легко, словно жестянку из-под консервов, вспарывает сталь его борта все дальше и дальше. И будет рвать железо, пока корабль не остановится. Вода хлынула через пробоину в носовые отсеки, переборки между которыми не были задраены: никто ведь не ожидал происшедшего. «Ну вот, я пришел!»- подумал лайнер, глуша турбину. Теперь уже навсегда. Включив рацию, он дал возможность радисту послать СОС в эфир: ведь пассажиры то совершенно не причем.

Команда действовала четко и быстро, умело управляемая капитаном. Все до одной шлюпки были спущены на воду, в них погрузили все необходимое и спокойно, без паники стали заполнять пассажирами. Недавние постояльцы корабля, которых происшедшее лишь приятно возбудило, развеяв усталость от долгих дней плавания, спускались по веревочным трапам, перекидываясь шутками. Капитан молча наблюдал за ними, чувствуя удовлетворение оттого, что и сейчас он сделал свое дело хорошо, хотя это- первая морская катастрофа в его долгой морской практике. Но, несмотря на это, он и команда справились со своей задачей в срок. А спешить было необходимо потому, что скоро, понимал капитан, начнется прилив. Который снимет корабль с рифа, и тот, лишенный поддержки, не сможет остаться на плаву… Пассажирам же предстояло всего лишь провести одну, максимум две ночи на острове без особых неудобств.

Вскоре все пассажиры покинули корабль, большая часть была уже на берегу, и капитан отдал приказ грузиться на последние шлюпки команде. Высокие, крепкие, ловкие парни - а на лайнер брали только таких, чтобы поддерживать необходимый имидж - один за другим прыгали в лодки. Никто из них не задавал вопроса капитану: все знали, что он, по старому морскому обычаю, покинет гибнущий корабль последним. Но, когда все уже были на местах, старший помощник крикнул:» Капитан, мы ждем Вас!» Тот же, не задумываясь на мгновение, ответил: »Отчаливайте. Храни вас Бог!» Все члены команды удивленно подняли глаза, а старпом не выдержал и, вдруг поняв, что происходит, закричал: »Капитан! Но…» - «Вы не поняли?! - сурово сказал кэп.- Отчаливайте! Уже начался прилив». Старпом уже молча посмотрел в глаза своему капитану. Вздохнул. И скомандовал: »Весла на воду».

Старые друзья остались наконец вдвоем. Они многое могли бы сказать сейчас друг другу. Но один из них так и не научился говорить. Да и слова то, если говорить начистоту, были совершенно не нужны: за долгие годы нелегкой морской работы бок о бок человек и корабль научились понимать друг друга без слов. К тому же не все, рождающееся в себе, можно выразить словами. Ну как можно передать удивительное чувство близости, которое росло и крепло не один десяток лет и теперь особенно остро ощущалось здесь, на пороге… Корабль не удивлялся, что капитан понял и принял его решение. Наверное, так и должно было произойти: ведь известно, что живущие рядом с годами становятся похожими друг на друга. Не только люди. И не только животные.

Приливная волна мягко подняла лайнер и сняла с рифа. Море вновь рванулось в пробоину, заполняя до отказа трюмы. И корабль, зарываясь носом в волну, стал медленно погружаться… «Я обрасту ракушками, водорослями,- думал он- я дам приют рыбам, медузам, крабам, всем, кто захочет во мне поселиться. Я стану их домом, их садом. И буду по-прежнему кому-то нужен!» - « А я останусь навсегда вместе с моим кораблем и океаном. - думал капитан. - Без них бы я высох и пропал на суше, как актиния, извлеченная из воды. Мы вместе, мой друг!» - «Мы вместе!»- подумал корабль.
И Океан ласково принял их в свои объятия.