Стучи, тебе откроют

Анна открыла глаза вместе с уже ставшей постоянной изнуряющей тоской из-за смерти матери. Беззаботно - веселое щебетание птиц на фоне ее горя раздражало легкомыслием. От временами наступавшей тишины облегчения тоже не было. Контраст между бедой и спокойствием мира был столь велик, сколь преступен.
Она всегда знала, что для нее это будет очень тяжело, физически невыносимо, но чтобы так, представить не могла. При жизни мамы она не подозревала, что, соприкасаясь с таким огромным нематериальным богатством, как любовь своей мамы... мамочки... и, лишившись его, потеряет смысл и интерес к жизни:
- Почему она умерла? Как без мамы жить? - непрестанно задавала сама себе бесконечные вопросы.
Она привыкла, что мама есть – можно дотронуться, прильнуть, поплакать и порадоваться. Всегда мудрый совет с лаской и той любовью матери, которой больше нигде и никогда не будет!
В этом Анна была не одинока: родня, друзья, соседи и знакомые также испытывали не поддельное горе, соболезновали и пытались утешать. При встрече с Анной, они рассказывали чем ее мама им помогла, что советовала и с каким неподдельным участием выслушивала, держа в тайне, доверенное ей. Для всех потеря была из потерь.
Утолить боль не получалось - она, душевная, оказалась самым сильным страданием. При жизни мамы дочь старалась ей угодить, во всем помочь... Покупала ей наряды (мама любила красиво одеваться, имела утонченный вкус, хорошо танцевала и обладала музыкальным слухом и оперным голосом). Но это все не то... Не то! Казалось, любви было мало, надо больше любви. Но ее много не бывает, любви всегда мало. В горе этого не понимаешь и укоряешь себя вновь и вновь: сделала не так, не столько, не вовремя...
Не реагируя на уговоры, Анна часто отказывалась от еды, осунулась и потихоньку умирала от тоски и отчаяния. Ее дочь, еще школьница, старалась спасти мать уговорами и однажды сказала: - Ты умрешь, а я как буду жить? Ты же моя мама!
- Вот именно, как? - Медленно, как сквозь толстую пелену, смысл дошел до сознания: - Надо бороться, ради дочери, противостоять убивающей тоске, выкарабкаться. Но как?
Соседка, жившая через несколько домов от нее, посоветовала обратиться в церковь. Там Анне дали псалтырь для ежедневного чтения. Читала долго с усердием и верой, но перемен не было. От беспомощности становилось только хуже. Сама поняла – умрет. Церковь, благословляя, продолжала наставлять: -"Исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными".
При очередном чтении, не теряя надежды на пока не помогавшие тексты, вдруг поддалась требованию наития и повернула взор в пустой (без иконы) угол комнаты направленный на восток и в сердцах, не по церковному уставу почти прокричала к Богу:
- Господи! Зачем тебе моя смерть? У меня ребенок,помоги-и!
То, что последовало дальше, не забыть никогда. Это, как вчера было. Анна услышала ответ, но не слухом, а всем своим существом и отдельно каждой клеткой, и не столько услышала, сколько почувствовала каким-то способом, не понятым ею:
- Я бы тебе помог, но креста на тебе нет. – Прозвучало спокойное и властное одновременно.
Креста на шее действительно не было – порвалась цепочка накануне похорон и ненужная лежала в трюмо. Сама туда положила и забыла. Не мудрено, горе – то какое. Хоть мама и долго болела, но она была. "Была" - какое страшное слово!
Наконец вняла, что говорят ей и, оцепенев на какое-то время от Великого участия, сорвалась с места к трюмо:
- Скорей... меня ждут... найти!
Но ни креста, ни цепочки найти не удалось. Потрясенная и понурая Анна вернулась на то место, где услышала голос. Она уже знала, с Кем будет говорить и, воспринимая все, что происходит, очень серьезно, не могла и не хотела ослушаться.
С осознанием вины, с глубокими душевными муками и надеждой сказала: - Я не могу найти крест, прости! Помоги мне сейчас! Я больше никогда его не сниму.
В комнате царствовала тишина. Анна ничего не услышала в ответ, но по сгустившемуся вокруг нее пространству поняла, что рядом Явление, ее поняли и повелевают замереть в смирении и ожидании. Ждать было чего...
Начиная с волос, обегая каждую клетку сверху вниз с нее (не понять как быстро) сползала тоска. Горе потери оставляло Анну, освобождая от длительного гнета мучений и одновременно наполняла спокойствием и даже какой – то торжественной радостью с мелкой дрожью. Дрожь медленно спускалась вниз вплоть до подошв. Это было сродни ликованию. Так счастлива Анна никогда не была!
Она продолжала стоять в блаженном ступоре и потихоньку оживала. Новое состояние причастности к чуду наполняло тело светом и невесомостью.
- Господи! Почему Ты позволил мне стоять, почему я не упала на колени?!
И что это было?
Вопросы сыпались уже без ожидания ответа, но спустя некоторое время, Анне показалось, что она сама нашла его:
- Это был Божественный восторг, второе рождение и меня Великой любовью спас Бог!
Восторг, постепенно тая, сошел на нет. Тоска опять навалилась, но с этого дня пошла на убыль. Пришло понимание, что умрем все, что не каждая мать имела такую заботу и будет иметь вечную память, и что есть Бог, который всегда спасет!

Стучи, и тебе откроют!