Главы из повести "Желание разбогатеть"

Желание разбогатеть

Мы дружили со школы. Нас тогда называли «оболтусами», но мы были другого мнения о себе. Мы были экспериментаторами над людьми. Хотели узнать, как поведут себя люди в необычайных обстоятельствах. Например, мы накладывали гипс на руку кому-нибудь из нас и наблюдали, будет ли сострадание к этому несчастному. Но когда мы подсыпали слабительное в компот, и полшколы устремилось по коридорам к туалетам занимать очередь, чтобы попасть на унитаз, нас, чудь было, не выперли из школы. Однако мы хотели всего лишь проверить – станут ли люди с достоинством справлять свою нужду в экстремальном случае.
После школы мы рассыпались по разным университетам. Учеба, девушки и развлечения разлучили нас. В дальнейшем мы стали работать в разных учреждениях, и в последние годы почти не встречались. Но однажды вечером у меня зазвонил телефон и голос в трубке назидательно произнес:
– Узнаю Вас Никитин Евгений.
Я не стал отрицать свою личность, стараясь быстро вспомнить, кому принадлежит этот гнусавый тон. А в трубке скрипели голосовые связки:
– Я давно наблюдаю за вами, Никитин. Мне все известно. Это добром для вас не кончится. Вспомните меня, да поздно будет.
Что за хреновина?! Голос директора школы. Точно, его слова, когда он отчитывал нас в своем кабинете. У меня даже голова похолодела, с какого перепоя позвонил старый хрыч, чтобы прочитать мне мораль?! Между тем голос все надрывался:
– Почему молчите? Нечего сказать? Ваше поведение отвратительно, позорите своих родителей, родственников, все человечество. И хоть бы что! Никакой краски стыда! Вы пример разгильдяйства, наглости и лжи, всех злодеяний и пороков, до которых додумались люди за время своего существования на планете.
Нет, это слишком. Что-то здесь не то. Старый ворчун не мог так говорить. Его до таких высот не заносило, он никогда не упоминал о человечестве и планете. Я постарался прервать излияние:
– Любезный, – сказал я сердечно, – с кем я разговариваю? Кто сливает на меня все это дерьмо?
– А ты не узнаешь? – Сказали по-другому, уже без старческого дребезжания.
Я замер, один Серега мог придумать такой треп. Не могу поверить, но мой друг объявился после большого перерыва.
– Ну, ты и пижон, – сказал я. – Вместо того, чтобы каяться, просить прощения и рыдать, ты скрываешь свою личину под маской нашего добрейшего воспитателя.
– Дружище, у меня к тебе есть дело, – сказал Сергей. – Вечером увидимся.
Он повесил трубку. Этот звонок взволновал меня. Все никак не мог найти себе места, только и делаю, что хожу по комнате и вспоминаю о своих друзьях. Когда еще учились в университетах, встречались изредка. Но после того как в наши мозги вдолбили всякий научный хлам и вручили дипломы о нашей готовности что-то творить, все рванули в поисках работы, счастья и богатства. Я тянул лямку в рекламной фирме, кроил и сшивал картинки на компьютере, делал рекламу ради процветания торговых воротил, которые старались всучить покупателю свой паршивый товар, выдавая его за первосортный. Я им помогал и за это получал свои долбанные деньги. Сергей, с радужной верой в блестящую карьеру, устроился в строительную фирму прорабом, Юра служил мелким чиновником в мэрии, Вадим был на побегушках у шефа в адвокатской конторе.
В прошлом году у меня умер дед, и я переехал от родителей в его квартиру. И теперь я сидел в кресле, ждал друга и вспоминал наивные школьные годы, юность, нашу дружбу и, казалось, что нет ничего лучшего того времени. Мы тогда хотели видеть вокруг себя честных и благородных людей, ценить их поступки и самим становиться чище. Но общество упорно и без отдыха учило нас другим ценностям. Наконец мы приняли эти ценности и бодро пошли осуществлять их, и первым в этом списке доблестей было богатство. Но, видимо, я делал что-то не то, раз не разбогател, или еще не пришло время и поэтому мои накопления так ничтожны. Возможно, моим друзьям повезло больше.
Я вскочил с кресла и вновь стал ходить по комнате и все вспоминал прошлое, и постепенно мне стало казаться, что впереди меня ждет что-то необычайно прекрасное. Такое ощущение радости, словно у меня в кармане лежал билет на турпоездку в Европу. Откуда пришло это ощущение удачи непонятно, но оно было и рождало во мне великодушие, доброту и уверенность в себе, этакий владелец огромного состояния, который щедро одаривает людей и скромно принимает от них благодарность. Думаю, все дело в картинках, где изображены полуголые красотки на фоне дорогих вещей. Из этих картинок я пек рекламу, и они так запудрили мне мозги, что уже казалось, что все это доступно мне. Как бы не так! Но ощущение радости не проходило.
Наконец я услышал звонок входной двери и пошел ее открывать. Фигура Сергея засветилась на пороге. Он обнял меня.
– Старый друг лучше трех новых, – произнес он.
Мне показалось, что Сергей не изменился. Такой же худой, нервный, и, видимо, также как и раньше, готов был приходить в ярость от оскорбления в свой адрес.
– Где твоя золотая цепь на шее и брильянты на пальцах? – спросил я.
Он засмеялся:
– Они ждут своего часа. А ты, я вижу, не во дворце живешь.
– Хоромы моего деда, Умер старик и оставил мне белокаменные палаты в пятиэтажке.
– Твои родители мне рассказали. Я им звонил.
Сергей прошелся по комнате. Стены были увешаны фотографиями красавиц, которые я использовал для монтажа рекламы. Сергей пристально уставился на них.
– Откуда такая коллекция? И ты их всех соблазнил?!
– Живьем я их в глаза не видел, – ответил я. – Материал для приманки. Фотограф приносит, а я смотрю на них и соображаю, какую посадить на мешок с крупой, чтобы сделать рекламу.
– Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
– Это халтура, а не творчество.
– Ну, что же, пришло время заняться настоящим делом.
Я поднял голову.
– Никаких вопросов, скоро все узнаешь, – промолвил Сергей и взглянул на часы. – Если я не ошибаюсь, кто-то к нам пришел.
В это время раздался звонок у входной двери. Я бросился открывать и, распахнув дверь, остолбенел. Я увидел своих школьных друзей – Юру и Вадима. Они нагло ухмылялись, созерцая мой растерянный вид.
– Надеюсь, ты приготовил банкет, чтобы достойно встретить нас?! – произнес Юра. Он отстранил меня и прошел в комнату, большой и грузный толстяк.
– Вот так сюрприз, – воскликнул я. – Ребята, что стряслось?! Может вы ушиблись головой и поэтому разом пришли, чтобы собраться вместе?!
– Мы абсолютно здоровы, – прогудел Юра. – И мы стоим на пороге великого дела.
Он торжественно взглянул на меня.
– Господа, пришло время поговорить о главном.
– Не спеши, дай ему отдышаться, – сказал Вадим.
Я действительно не мог опомниться. Последний раз мы собирались вместе четыре года назад перед окончанием вузов. Строили планы. Были полны оптимизма и, казалось, удача только и ждет, когда мы сделаем первый шаг, чтобы без устали вести нас к счастью, маячившему в голубой дымке у горизонта. Мы играли мускулами и не сомневались, что все нам по плечу. Мы еще не потеряли наивную веру в свою исключительность, в то, что мы достойны самого пристального внимания, как когда-то, начиная со сверстников и кончая педагогов. Избаловала нас школа, что и говорить, – только и разговора было, что же мы выкинем на этот раз. Но постепенно все поутихло. Каждый затерся в своей среде и стал похож на других. И вот мы вместе и готовы к новым свершениям. Есть отчего заволноваться.
– Не будем суетиться, – сказал Сергей. – Рассаживайтесь, я раскрою вам свой план. Вы знаете, что старинное здание областного театра надумало рухнуть от дряхлости. Все ждут этого исторического мгновения изо дня на день, но горожане любят свой театр и не желают его гибели. Они уже ищут виновного, кто допустил непростительное пренебрежение к уважаемым кирпичам, и власти города почувствовали угрозу. Они решили возродить свой авторитет вместе с театром и добились хороших денег на реставрацию. Столичные чиновники пошли им навстречу и выделили шестьдесят миллионов рублей. Теперь эти деньги должны послужить нам. Мы об этом позаботимся.
– Ты чересчур замахнулся, – перебил я речь Сергея.
Он укоризненно взглянул на меня:
– Время для прений еще не пришло, студент. Итак, что мы сделаем. Несколько строительных фирм примут участие в конкурсе на получения заказа. Поможем приобрести этот заказ лучшей, по справедливости, кто больше даст денег. Думаю, это будет не хилый навар. Потянет на миллионы. Со временем строительные работы удорожают, и придется направить дополнительные суммы. Не останавливать же историческую стройку на полпути. Так что строители не станут скупиться на благодарность. Наши закрома наполнятся, и мы, наконец, поймем, что такое наслаждаться жизнью, друзья мои. Нас ожидает скромный удел миллионера!
Серега был великолепен. Вдохновение озарило его черты. Он чувствовал себя полководцем, который готовит полки к решительной схватке за банкноты. И если бы вы посмотрели на нас в эту минуту. Мы расправили плечи, изогнули свои груди и устремили взоры на фантазию Сергея, где были стоящий в тени пальм домик у моря и желтая полоска песка, на который набегали прохладные волны, и, конечно, стайка полуголых красавиц, вроде тех, что изображены на фотографиях, которые облепили стены моей комнаты. Потрясенные мы молчали.
– Перейдем к прениям, – изрек Сергей и величаво откинулся на спинку стула.
– Похоже на мошенничество, – сказал я.
– Твои понятия устарели. Эти деяния называются честный бизнес, – произнес Сергей.
– Деньжищи хорошие, – высказал свое мнение Вадим, – грех от них отказываться.
– Мужики, вы свихнулись, – не унимался я. – Зачем нам лезть в это дерьмо?! Мы когда-то думали совсем о другом.
Юра грузно заерзал на стуле от волнения.
– Дружище, не надо нам мозги парить, – забасил он. – Кому нужно твое благородство? Главное, не какой ты, а сколько у тебя денег. И чем больше, тем больше уважение и почет. А как ты их надыбил, никому нет дела.
– Он прав, – сказал Вадим, – оглянись вокруг себя. Ты что слепой?! Единственное, что мы должны сохранить от прежнего – нашу дружбу. Ради этого мы сорвались со своих мест и пришли сюда.
– Когда-то мы решили, во что бы то ни стало, оставаться честными людьми, – сказал я уныло.
– Послушай, не дави на нас. Размяк ты. Мы не грабители, мы бизнесмены и станем действовать так же, как тысяча других бизнесменов. Для всех это честная игра.
Сергей даже вскочил со своего места и забегал по комнате.
– Не хочу принимать такие правила, – сказал я упрямо.
– Нет, он меня с ума сведет, – завопил Юра.
Конечно, они уже нервничали. Я видел их неуверенность, и мне не хотелось, чтобы мы превратились в заклятых врагов. Это так просто, как два пальца обмочить. Сначала мы равные и думаем одинаково, а потом разделяемся по доходам, по возможностям иметь дорогие машины, загородные дома, ежегодные поездки по странам мира. Мы будем думать только о себе, о своем благополучии, о своей шкуре. И наплевать нам на других. Неужели мои друзья захотели стать сытыми мордами только потому, что их энергия, их ум не видели иного пути, как только хапать и обогащаться. Видимо их пугала судьба многих людей, которые упорно трудились, и все равно им не хватало денег для хорошего питания, для дорогого лекарства и лечения или, чтобы прилично одеть своего ребенка. Сколько таких бедняков живет в маленьких городках! Но если сотни тысяч людей не могут заработать достаточно денег и сносно жить, то это точно не их вина.
Мы замолчали. Сидим и не смотрим друг на друга. Всем не по себе и никто не знает, что предпринять. Наверное, они злились на меня, что я оказался таким упертым. Но я не мог ничего поделать с собой. Мне противно было, что они заговорили о деньгах, о том, как обогатиться.
– Ладно, – сказал Сергей, – не будем бодаться, вспомните, что мы делали, когда учились в школе? Мы играли. Начнем игру. Вновь превратимся в исследователей людских нравов.
Мы сразу поняли, что это хороший выход, но мы немного помолчали, делая вид, что обдумываем это предложение.
– Хорошие были времена, – сказал Юра.
– Здорово было, – согласился Вадим.
– И чтобы в последний раз, бездельники, – заскрипел голосом директора школы Сергей. – В могилу вы меня сведете с вашими дурацкими выдумками.
– Если подумать, классный был старикашка. Все понимал, – закивал головой Юра.
По себе знаю, стоит хоть на секунду вспомнить о чем-то светлом, как сразу меняется настроение и на душе становится теплее. Готов руку дать на отсечение, что мои друзья не очерствели, они просто устали быть не такими, как все. И сейчас нам подвернулась возможность вернуться в прошлое, и мы с радостью согласились.
– Ну, авантюристы, продолжим совещание!
Никто не возражал против этого призыва. Удивительно, мы вновь хорошо понимали друг друга, словно не было двухлетней разлуки.
– Начнем распределять роли, – деловито потер свои ладони Сергей.
Он словно перенесся в те далекие школьные годы, он опять руководил нами, он строил стратегический план и расставлял нас на позиции.
– Евгений смонтирует мои фотографии, – сказал Сергей. – Я жму руку Президенту. Я среди известных депутатов. Если получится, я обнимаюсь с богачами страны.
– За кого ты себя намерен выдавать? За сына шейха Арабских Эмиратов? – спросил я.
– Я буду одним из советников Президента, – скромно произнес Сергей.
– Большому кораблю наш город явно мелковат, – возразил я.
– Надо, чтобы все было естественно. – Сергей задумался. – Придется сыграть безденежного миллионера. Начну искать компаньона для крупного бизнеса. Главное, нам надо подоить местных богатеев, заставить их раскошелиться и вложить деньги в наши кошельки.
– Брать в долг, сколько кто даст, – уточнил Юра.
– С такими фотографиями они поймут, что я свой среди чиновничьей рати и не будут упрямиться. Для большего авторитета куплю себе звание академика, пару наград и удостоверение депутата.
Признаться, мне не нравилась эта затея. Все смахивало на крупное мошенничество. И хотя мы делали вид, что вступили в праведную игру, чтобы изобличать нравы, но все это было словоблудие. Мы хотели лишь хапнуть денежки для красивой жизни. Противно, конечно, заниматься таким делом, но, видимо, никто не смог придумать ничего другого, кроме этого, и теперь нам трудно было остановиться. У нас появился азарт, так бывает, когда играешь в карты, кто лучше объегорит противника и завоюет больше достижений в этом обмане. Здорово меня это беспокоило и все больше и больше хотелось выпасть в осадок и больше не заниматься этой галиматьей.
– Юрок возьмет на себя роль телохранителя, – продолжал распоряжаться наш вожак. – Время от времени станешь своим брюшком отпихивать нахалов.
– Хорошо, шеф. Но не забывай подкармливать меня, чтобы таран оставался в форме. – Юра хлопнул себя по животу.
– Вадима произведем в моего юриста.
– Может мне на всякий случай имя сменить? – спросил Вадим.
– Может нам всем имена сменить? – произнес я.
– Не усложняйте и не мякните, – сказал Сергей. – Страна должна знать своих героев. Наши имена скромно замкнут список хапуг эпохи приватизации. Мы продолжим дело, начатое нашими учителями по сколачиванию капитала одним махом. Как говорили когда-то в старину, наше дело правое, мы не откажемся от своей доли.
Я чувствовал, что Сергей начинает духориться, просто закипает от нашего сопротивления. Но он сдерживал себя и старался нас подбодрить.
Вскоре Сергей и Юра ушли. Вадим остался. Мы еще немного посидели вместе. Сумерки затопили комнату, и я уже почти не различал лица моего друга.
– Мы превратились в услужливых рабов, – рассказывал Вадим. – Каждый боится потерять свое место, и поэтому выполняет любое распоряжение начальника. Иногда смело шутим среди проверенных друзей: «Ты начальник – я быдло. Я начальник – ты быдло». Осуждения не допускаются – могут настучать и попадешь в черный список. Станут лишать премии, пока не покаешься или уволишься сам. Стараются подсиживать друг друга, чтобы занять теплое местечко…Я понял, только деньги дают независимость. Много денег. И когда Юрок позвонил и предложил эту аферу, то согласился. Хочется почувствовать себя вольным человеком. Плюнуть на все и найти работу по душе.
– Да, – сказал я. – Возможно, все получится.
Когда Вадим ушел, я уже знал, что не стану им мешать, но постараюсь отойти от них.

* * *

На следующий день я упорно изготовлял подделки. Сергей на фотографиях выглядел солидно. Новый костюм сидел на нем великолепно. Улыбка излучала доброжелательность и вызывала доверие. Сумел он придать себе выражение человека, не имеющего ни забот, ни волнений, а знакомый лишь с радостными сторонами жизни. С кем только он не улыбался в обнимку или стоя рядом. И со знаменитыми артистами, и с бизнесменами, и с политиками. Так и хотелось спросить: «А кто этот весельчак рядом с тузами?! И какого хрена он отирается среди них?!» Правда, последний вопрос возникал у меня. Но я дал себе слово помогать, и поэтому надергал из интернета фотографии знаменитостей и старался сблизить фигуру Сергея со всеми этими любимцами народа. Получилось около десятка снимков. Я скинул свое рукоделие на флешку, чтобы отдать Сергею. Потом ему в ателье напечатают снимки. Вечером в семь часов он обещал зайти ко мне. А пока у меня было время, и я решил позвонить Зое и назначить ей свидание. Забыл сказать, что я уже полгода встречался с Зоей. Познакомился с ней случайно. Как-то зашел с приятелем по работе в танцевальный клуб. Народу там было битком. Все веселились изо всех сил, а если у кого не получалось, то он старался как можно быстрее накачаться пивом и слиться с бушующей толпой. Иногда включали какую-нибудь мелодию, и все начинали сходить с ума. Вскидывали над головой руки, размахивали ими из стороны в сторону и орали изо всех сил, чтобы выразить свой восторг. Девчонки те просто бесновались. Сладострастно визжали, словно голый мужик с копьем наперевес бросался на них.
Я сразу заметил Зою. Она сидела за столиком и ела мороженное и как-будто ей все было до фени. Мне понравилось, что она не участвует в этой показухе, не выходит из себя, чтобы все видели, как она ценит эту мелодию. Я ее пригласил потанцевать. Но тут у меня вышла промашка. Представьте себе небольшой зал с низкими потолками, в полумраке лучи света мечутся по стенам, по лицам. В зале духота, давка, все потные, музыка гремит из трехметровых динамиков, и я наклоняюсь к ее лицу и ору что есть мочи: «Вам нравится здесь?!» Ничего глупея не мог придумать. Она подняла голову и посмотрела на меня. Честное слово, я почувствовал себя идиотом. Никак не вязалась она с окружающей обстановкой. Было ясно, что она случайный здесь человек.
Я еще несколько раз приглашал ее на танец, чтобы исправить первое впечатление, но разговаривать в грохоте музыки было невозможно и, наконец, я предложил ей уйти. Она согласилась. Зоя жила в другом районе города. В это заведение она пришло отмечать день рождения подруги. Зоя мне понравилась. Дело в том, что она слилась с тем идеалом женщины, который жил у меня в голове. Могу сказать, что это за идеал… Правда это долго объяснять. Но если коротко, то ее не интересовало, что я имею, а лишь какой я человек. Часто бывает так, познакомишься с какой-нибудь симпатичной девчонкой, думаешь, голову потерял от нее, но как начнет она расспрашивать, а есть ли у меня машина, и какой она марки, есть ли у меня квартира, и ездил ли я за границу, и в каких магазинах покупаю одежду. Тошно становится. Только это ее интересует. Больше она ни о чем не может говорить. Не думайте, что Зоя безразлична к вещам. Одевается она шикарно, но ее радует и многое другое. Вот, например, поехали мы как-то на шашлыки в лес. Это было в мае. Молодая зелень одурманивала невероятно. Солнце сияет в голубизне неба, много света, а тени от деревьев казались черными на зеленой траве.
Разбили мы костер, и деловито стали нанизывать на шампура мясо. Все ждут не дождутся, когда оно зажарится на углях. Тут главное не зевать. Отхватить себе вовремя кусок получше. Жуем мы мясо. запиваем его пивком и счастливее нас никого на свете нет. Только Зоя в стороне сидит. Прислонилась спиной к дереву, глаза закрыла, лицо на солнце направила и светится вся. Честное слово, никогда не видел, чтобы люди так радовались солнцу, траве, пению птиц, шелесту листвы, дуновению ветра. Казалось, она сама часть этой природы и возникла от солнечных лучей и ей знаком первозданный голос мира. Я подошел к ней и дал мясо, чтобы вернуть к нашей земной жизни, поделиться своим счастьем. Она посмотрела на меня и говорит: «Спасибо, дорогой» Здорово у нее это получилось. У меня даже в груди что-то забродило.
Некоторые скажут, кому нужны эти заморочки. Каждый живет, как умеет и до балды ему всякие душевные тонкости. Это точно. Каждому свое. Поэтому Зоя чувствовала себя одинокой среди нас. У ней был свой мир, а у нас, которые собрались и толкались вокруг костра, свой.
Как я уже говорил, я позвонил ей и пригласил прогуляться после работы. Для меня эта встреча была важной. Зоя сразу согласилась. Был конец лета. Днем пекло немилосердно, но к вечеру, к закату, зной спадал, и приходила прохлада. Приятно было в такое время ходить по городу. Тротуары наполнялись прохожими, воздух становился прозрачным, и отчетливо было видно перспективу улицы, особенно если она шла под уклон. Но если по газонам стояли высокие деревья, то они своими кронами закрывали даль, и тогда в глаза бросались окна домов, проезжающие по дороге машины и встречные люди.
Я стоял на остановке, рядом со зданием, где работала Зоя. То и дело подъезжали маршрутные такси, и пассажиры равнодушно обходили меня и спешили по своим делам. Краем глаза я смотрел в ту сторону, откуда должна была появиться моя девушка. Мне нравилось ее походка. Классно она была сложена. Плечи и спина у нее были прямые, словно она тренировалась в какой-нибудь танцевальной группе. Она сразу выделялась среди других.
Когда Зоя заметила меня, она улыбнулась и махнула рукой. Я не пошел к ней навстречу. Я стоял и смотрел на нее. Мне хотелось видеть, как она подходит.
– Привет, – сказала Зоя.
– Привет.
Я знал, что в этом случае влюбленные обычно целуются и таким образом выражают свое желание. Но мы не были любовниками! Наверное, я виноват. Если верить современным романам и фильмам, мужчина должен быть с женщиной смел, решителен и дерзок. А женщина умна, покорна и склонна к сексу. Но, видимо, голова у меня была забита другими идеями. Мне нравилось смотреть на Зою и радоваться ее походке, ее фигуре, ее улыбке, ее жестам. Я уверен, когда мы станем мужем и женой, то мы будем замечательными любовниками, а пока до этого времени мы просто друзья. Это как у фаната. Нацепит он какую-нибудь нашивку, или наденет особые штаны и куртку, или наворотит какую-либо прическу и все тут. Родители бьются с таки шалопаем, а ему начхать. Отец готов морду ему в кровь разбить, только чтобы отучить от такой привычки, и все равно, ни в какую. Будет стоять на своем. Потому что он верит, что он индивидуальность, он не похож на всех. Он особый и друзья его особые отличные от других. Так же и у меня. Может это какой-то психоз. Но мы все чуть-чуть психи.
– Как дела? – спросила Зоя.
Я уже было хотел отрапортовать «регулярно», как это было принято среди студентов, но вовремя спохватился. Мы так говорили ради хохмы, но совсем неуместно это прозвучало бы сейчас.
– Нормально, – сказал я.
Мы пошли по улице среди толпы людей, а потом свернули в переулок, который плавно поднимался вверх и вел к скверу, где обычно встречались и целовались влюбленные студенты и бродили одинокие пенсионеры.
– Как прошел день? – спросил я. – Удачно наторговали климатом других стран?
Зоя работала в турагентстве, оформляла документы в зарубежные поездки, и я иногда подкалывал ее, немного дразнил, чтобы разозлить и снять напряжение, которое иногда возникала у нас при встрече. Тут главное не переборщить, а то можно такое наговорить, что никакое извинение не поможет.
– Люди рвутся в райские уголки, к морю, к солнцу и готовы платить за это.
– А мне нравится моя местность, – сказал я. – Редкое разнообразие. Жара исчезнет, придут холода, будем основательно мерзнуть и мечтать о лете. А когда оно наступит, будем счастливы.
– Действительно, что нам еще надо для счастья с таким разнообразием. Правда, если еще к этому теплую квартиру с добротной мебелью, теплую и красивую одежду и хорошее питание.
– Да, пустячок, – подтвердил я.
Мы дошли до своего любимого места и постояли немного, любуясь рощей, которая раскинулась у подножья косогора. У некоторых берез в кроне уже золотилась листва, а небо было пустынно без резвых и веселых стрижей.
– Скоро наступит слякоть… холодные ветра, дожди, а там и морозы, – сказала Зоя.
– Мы должны спасти друг друга, – сказал я. – Я околею без тебя, без отопления в холодной квартире.
– Не преувеличивай, – она засмеялась. – Сходи в магазин, купи шубу и согревайся.
– Не хочу спать с шубой, – сказал я.
– Бедненький. И в теплые края тебе не добраться.
– Остается пожениться.
– Ради согрева?! – Зоя встряхнула своей коротко стриженной прической. – Это ты сейчас придумал?
– Ну, не только для этого. Скажем, стань хозяйкой моего дома.
– И это будет моя профессия?... Домохозяйка… А ты сможешь заработать достаточно денег на жизнь?
– Боюсь, что в нашей стране большинству мужчин такое не под силу.
– Выходит, мне придется работать, а заниматься хозяйством станет моим хобби?!
– Изменим формулировку, свободным времяпрепровождением.
– Ты меня озадачил. Думаешь, что смогу полюбить это занятие?
– Так было принято в моей семье. Отец работал, мать тоже трудилась на производстве и еще следила за детьми после работы.
Зоя молчала. Она смотрела на угасающее небо, простирающее вдали у горизонта, и молчала. Вот не думал, что все так выйдет. Я ожидал, что осчастливлю ее, сделав предложение, и уже готовился к возгласам ликования, а получилось как-то иначе. Наверное, в моих словах не звучало торжественности в эти решительные минуты.
– Я хочу, чтобы мы всегда были вместе, – сказал я. – Ты мне нужна.
Зоя взяла меня под руку, и мы пошли по аллеи в сумерках, ожидая, что вот-вот должны загореться фонари.
– Я знаю, что мое предназначение родить детей и воспитать из них честных, достойных людей. Только для этого у меня не хватит сил. У нас не хватит сил.
– Ты ошибаешься.
– Мы начнем работать на износ, чтобы приобретать необходимое. Мы забудем про нежные слова. И вскоре превратимся в раздражительных, злых и будем ненавидеть друг друга.
– Мрачные фантазии.
– Это реальность, а не фантазии.
– Ты мне нужна, – повторил я упрямо, не зная, что еще сказать.
– Я буду нужна тебе до поры до времени. А потом начнется погоня за другой, третьей.
– О, Господи! Разве ничего нельзя сделать?! Тысячи людей строят свое счастье… Ты мне не веришь?!
– Прости.
Это называется упереться в стену. Тут хоть тресни от усердия, но ничего не изменишь. Она будет стоять на своем. Она не верит, что я смогу принести ей счастье. Мой бодрый оптимизм не в силах был преодолеть ее страх и опасение.
– Но у нас еще есть время проверить, сможем ли мы преодолеть трудности, – сказал я.
– Значит, на это станем его тратить.
Мы пошли рядом друг с другом. Иногда она прижималась ко мне, и я чувствовал под ее одеждой сильное и гибкое тело. Девушка была рядом, но она была далека и недоступна.
Расстроился, надо сказать, я ужасно. Мне и разговаривать уже не хотелось. Я довел Зою до остановки маршрутки, и мы стояли и ждали, когда подъедет машина. Я понимал, что глупо молчать, надо что-то говорить, и все равно молчу. Просто не знаю, о чем говорить. И Зоя молчит. И все выходит так, словно я в обиде на ее отказ. Я кручу головой, высматриваю, когда появится эта раздолбанная маршрутка, и думаю, чтобы такое сказать, чтобы Зоя сообразила, что я не обижаюсь на нее. Наконец подкатил микроавтобус и на нем красовался нужный нам номер. Я обрадовался ему, как другу, которого сто лет не видел. Готов был сжать ладони над головой и трясти ими для приветствия. А Зоя, знаете, что она сделала на прощание? Она обхватила мою шею руками и поцеловала в щеку. С ума сойти можно! Никогда не знаешь, что у девчонок в голове.
Домой я пошел пешком. Иду по улицам, обхожу людей, замираю у перекрестков, дожидаясь зеленого сигнала светофора, и все это у меня получается как-то машинально, потому что голова занята другим. Размышлял я о том, что, наверное, я делаю что-то не так, если она не хочет связать свою судьбу с моей. Еще в школьные, а затем в студенческие годы я с друзьями хотел достигнуть совершенства. Мы дали друг другу слово стать новыми людьми. Чем-то вроде избранных, имеющих связь с Высшим Разумом. Наша миссия заключалась в том, чтобы жить по законам правды и справедливости. Мы решили, что будем последователями тех, кто пытается изменить отношения среди людей, уничтожить зло. В первую очередь мы должны были бороться с собой, освободить у себя светлую силу, которая выльется в чувство любви к людям, ко всему живому на Земле. На эту борьбу мы были готовы потратить свою жизнь. И мы гордились, что примкнули к отряду особых людей. Мы старались искать их среди окружающих. У нас был тайный знак – особое рукопожатие. Нам приходилось быть осторожными, скрывать свои убеждения, потому что на то зло, с которым мы могли столкнуться, мы не должны отвечать злом. И были беззащитны перед нападками и агрессией. Все, что мы могли сделать – это увеличивать количество своих последователей до тех пор, пока в свете честности, любви и добра не станут осуждаться эгоизм, корысть, лицемерие, черствость, бездушие. Мы хотели спасти себя и других, старались не вредить людям, не приносить им несчастье, учили, что любая подлость способна кошмарить память и превратить жизнь в ад, когда человек осуждает себя и бессилен изменить содеянное.
Нас поддерживали Духовные Силы. Они давали нам энергию для успешной борьбы с болезнями, для преодоления уныния и депрессии. Люди, которые соприкасались с Высшим Разумом, становились энергичными, красноречивыми и веселыми. Они радовались жизни во всех ее проявлениях. Они обладали талантами, и особенно выдающиеся были заметны и начинали казаться странными для других. Они не походили на всех. У них были другие ценности. Но если начинало невыносимо тяжело жить по законам Высшего Разума, тому позволялось удаляться в Духовный мир, чтобы затем помогать своим братьям на Земле. Особо опасным врагом для людей оставалось стремление к роскоши. «Поклонение золотому тельцу», как говорили когда-то. Не многие выдерживали такое испытание. И среди нас были случаи, когда избранные сдавались и уходили из наших рядов ради богатства и роскоши. Так рассказывали древние книги. Оставались самые сильные и твердые Рыцари Духа. Может быть, когда-нибудь я расскажу подробнее о том, как жили эти люди. Но сейчас я думал о Зое. Возможно, она одна из нас. Но у меня не было постоянного контакта с Высшим Разумом, и ответ я мог получить через какое-то время. Я даже не знал когда. Ответ приходил неожиданно.
Такие мысли гуляли на просторах моего сознания пока я шел домой. Как я уже говорил, мне необходимо было успеть к семи часам, чтобы встретиться с другом. Пришел я чуть раньше. И ровно в семь часов явился Сергей. Он был один. Одет он был в новый черный костюм и при галстуке.
– Отныне начну ходить в этой спецовке для солидных людей, – сказал он. – Нет лучшего доверия, чем лучезарная улыбка и дорогой костюм.
– Ты будешь среди тертых бобров, которые доверяют лишь толстому кошельку. А у тебя его нет.
– Брат мой, будем учить их милосердию и заставим делиться нажитым.
– Ошибаешься, брат мой, они считают, что все, что они имеют, заработано изнурительным трудом и не станут делиться.
– Тогда перед нами стоит непосильная задача: раскрыть им глаза на политэкономию, как возникает капитал.
– Плевать они хотели на твою науку. Их политэкономия – это надыбить как можно больше денег.
– Поучительный пример.
Сергей подошел к компьютеру, и я прокрутил на экране все снимки..
– Отличная работа, маэстро. Чувствуется опытная рука. Эти снимки сокрушат самый неприступный сейф.
– С этими атрибутами ты теперь можешь выйти на большую дорогу, – сказал я.
– Оставь свой бандитский жаргон. Не забывай, нас ожидают светские посиделки.
– Тогда этот жаргон пригодится.
– Твоя беда в том, что ты скептик.
– Разве ты не получаешь предупреждение, насколько опасна эта авантюра?
Сергей плюхнулся в кресло и уставился в пол. Видимо, мой вопрос разозлил его. Было заметно, что он готов завестись, но он держал себя в руках. Не любит он, чтобы ему противоречили.
– И тебе и мне хватает тех денег, которые нам платят за работу, – сказал он спокойно, даже как-то лениво. – Но что будет, когда у каждого появится семья? Готова твоя жена сводить концы с концами, подсчитывать, на что ей тратить деньги в первую очередь: на хорошие продукты или ботинки для ребенка? Хватит у нее сил и терпения заниматься этим изо дня в день?
– Неужели лишь обманом я смогу обеспечить свое благополучие?
– Нет, друг мой, у тебя есть выбор. Начни лизать задницу начальнику, чтобы он допустил тебя до кормушки, дал возможность сделать карьеру. Или займись бизнесом. Но без денег это все равно, что долететь до Луны на метле.
Я шагнул к окну и посмотрел на улицу. В свете фонарей по тротуару шли люди, сотни их топтали асфальт. Можете не сомневаться, у каждого из них были свои трудности и свои желания. Но, думаю, они в чем-то были схожи друг с другом. Наверное, женщины старались делать все возможное, только чтобы ими любовались. Недаром они вооружаются тюбиками, мазями, помадами и другими реквизитами, чтобы завоевать мир. А мужчины, те пытались уверить себя и других в том, что они крутые, что им доступно преодолеть любые трудности и добиться успеха. Только не у всех получалось. Конечно это не повод, чтобы испытывать безнадежность. Но мало кто хочет, чтобы его считали неудачником, и думали, что он ленится и не может собраться с силами и действовать. Но попробуйте где-нибудь в небольшом городке заработать кучу денег. Все зависит оттого, где ты живешь и на каком предприятии работаешь. Может быть, сотни людей повезет. А что делать остальным миллионам? В общем, от таких мыслей мне стало тоскливо, даже злость взяла.
– Мне блевать хочется, когда я слышу всю эту чернуху, – сказал я.
Сергей выпрямился, а потом опять откинулся на спинку кресла.
– Малыш, ты же помнишь, о чем мы спорили в свое время? – сказал он. – В то время мы решили, что нам достаточно иметь скромный дом, где могла бы спокойно жить наша семья, что мы будем заниматься спортом и не загибаться от болезней, что будем есть хорошие продукты, а не питаться дешевой гнилью, будем воспитывать детей и постараемся дать им хорошее образование. У нас уже есть опыт. Неужели до тебя не доходит?! Можно, конечно, скопить деньги и купить разболтанный автомобиль или, на худой конец, участок в садовом товариществе и проводить выходные всей семьей у грядок. Такими радостями жили наши родители.
– Не вижу здесь ничего дурного.
– Согласен. Но сейчас другие стандарты. Перед нами весь мир, все блага цивилизации.
– Ты хотел бы вести рассеянную жизнь бездельника, путешествовать, ходить в рестораны, развлекаться и тратить деньги на удовольствие.
– Возможно, к старости я к этому привыкну. Но сначала надо вырваться из этого дерьма, что выпала нам.
Ничего не скажешь, поговорили. Мы и в студенчестве часто спорили об этом. На что, значит, потратить свою жизнь. Звучит, конечно, высокопарно, но нас тогда это здорово занимало. Понимаете, не просто жить, работать и радоваться жизни, а непременно добиться успеха, развить свой интеллект, свои профессиональные навыки и упорным трудом достигнуть цели. Конечно, я понимаю, цель должна быть, чтобы, значит, дом, семья и все такое. Но не любым путем, в конце концов. Все можно заработать и честным трудом. Не полезешь же в петлю, если в запланированном тобой году не купил квартиру или машину, или еще какую-нибудь хреновину, лишь бы все соседи непременно видели, какой ты успешный сукин сын.
Я задернул штору на окне и повернулся к Сергею. Он опять наклонился и смотрел в пол. Худой, стройный и нервный он застыл, и это так не вязалось с его натурой. Но и сейчас от его неподвижной фигуры исходила энергия, желание действовать, куда-то стремиться.
– Надо идти, – сказал Сергей.
Он поднялся, приблизился и похлопал меня по плечу.
– Никакого дезертирства, – сказал он. – Нам нужна не роскошь, а просто нормальная жизнь, чтобы распоряжаться своей судьбой и быть независимыми. Я тебе позвоню.
Он ушел.

* * *


Сергей позвонил на второй день.
– Старик, я получил приглашение на званый ужин. Приготовься предстать перед высшим светом. После обеда я вывезу тебя в общество. Не забудь вымыть руки.
– Где ты обнаружил это высшее общество? – спросил я. – Оно вымерло еще в прошлом веке.
– Ты новичок и не знаешь, что они так величают себя, чтобы их не спутали с остальной шушерой.
– Забавно, – сказал я.
Что имел в виду Сергей, когда называл сборище высшим светом? Может быть, оно состоит из таких людей, как хозяин нашей рекламной фирмы? Такого самодовольного человека я еще в жизни не встречал. Посмотрели бы вы на его лицо. За версту видно, что он любуется собой каждую секунду. Любое его движение говорило, что ему цены нет, и все вокруг должны восторгаться им, любить и почитать его. К тому же он вбил себе в голову, что он добродетельный. Нам, конечно, начхать, на все это, но на прошлой неделе он срезал нам заработную плату почти наполовину. Говорит, что настали тяжелые времена, и всем надо «туже затянуть пояс». Однако себе этот гад пояс не стал затягивать. Так же, как и раньше покупал роскошные машины, ездил в дорогие заграничные поездки, а недавно подарил дочери квартиру, чуть ли не весь этаж в доме. Такая несправедливость нас возмутила до предела, но никто не хотел портить отношение, и мы молчим. Злимся и только между собой ругаем его. И вот однажды хозяин решил пройтись по офису, проверить, как народ его встречает. Ходит холеный и довольный из кабинета в кабинет, изображает друга для всех, привык уже, сволочь, что все обращаются к нему с почтительной улыбкой, словно мы счастливы узреть своего благодетеля. А Кротов, наш работник, преградил ему дорогу и говорит: «Шеф, пора обновить свою совесть. Сгнила она у тебя. Ты ее продай и на то место помести мешок дерьма». Хозяин, видимо, сразу не врубился, но чувствует угрозу и хочет уйти, а Кротов тычет ему пальцем в лицо и твердит: «Совсем оборзел, все мало тебе, лопнешь скоро от жадности» Некоторые, чтобы показать свою преданность хозяину, стали оттеснять Кротова. А другие были довольны, что досадил владельцу.
Потом, когда утихла суматоха, я подошел к этому чудаку. Конечно, он был пьян. Но что из этого? Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Поэтому он сказать все за нас. Наверное, хозяин тоже считает себя «высшим светом», «элитой» или «двигателем прогресса». Все они такого мнения о себе. Одна шайка. На самом деле их интересует только прибыль. И если они не будут получать доходы, которые в два раза превышают расходы, то сразу закроят предприятие и уволят всех под чистую. Наплевать им на людей. Можете не сомневаться.
И вот сижу я перед компьютером, и думаю, может быть не все такие уроды, вроде нашего хозяин, будут на той вечеринке. Может быть, встречу там человека, похожего на Фомина Евгения, на художника, с которым я познакомился, когда верстал ему каталог его картин. Этому художнику было лет пятьдесят, и выглядел он необычайно неопрятно: штаны заношенные и мятые, рубашку никогда нормально под ремень не заправит, и она вечно виднеется из-под куртки. Одевался он небрежно, это точно, и бесполезно было говорить, что его принимают за бродягу. Зато в своих работах он был аккуратный. Выписывал каждую деталь, каждую линию. Но главное не это, главное то, что он умел выразить чувство. Посмотришь на его картины, и тебя невольно пробирает или тоска, или радость, или восхищение. Даже те, кто ни хрена не разбирались в искусстве, понимали, насколько он хороший художник. Ему советовали писать портреты состоятельных людей, говорили, что на этом он заработает достаточно денег. Он временами брался за такую работу, чтобы на что-то жить, но чаще писал портреты людей, близких его сердцу. Например, молодоженов, сидевших за праздничным столом в тесной комнатке, взгляд которых светился нежностью и верой, что они не предадут друг друга и сохранят нежность до самого конца жизни. Или одинокую, морщинистую старуху в рваном платке и радостным лицом, потому что она благодарна Богу за еще один прожитый день. Много у него было таких полотен. Я часто заходил в его мастерскую. Она находилась в той части города, где еще сохранились старинные постройки прошлых веков. Нравилось мне бывать у него. Во-первых, меня всегда волнуют старинные дома. Сколько в этих стенах происходило всяких событий. Трудно представить, что только в этих комнатах не совершалось за все те годы, как поселились в них люди. И со временем эти древности превратились в символы для нашей памяти. Посмотришь на один из таких домов, прочитаешь на мемориальной табличке, что здесь во время войны находился госпиталь для раненых, и становится совершенно ясно, что война делала калеками сотни тысяч мужчин и женщин. Но они готовы были жертвовать своим здоровьем и жизнью, чтобы только их дети были свободны и жили счастливо и в достатке. Верили, наверное, в это непоколебимо, иначе не бились бы с врагом так упорно. Там встречались и дома, в которых жили знаменитые люди, о которых говорили, что они много сделали полезного и хорошего для страны и для народа
Сейчас такие дома все больше сносят и строят блестящие высотки, где размешаются торговые залы. Умирают дома, и умирает прошлое в нас. А это только и надо тем, кто решил создавать новую историю. Они подталкивают вперед своих героев, тех, кто помогал им прийти к власти и овладеть государственным имуществом, и наживать миллионы.
Но мне хотелось думать о Фомине. И я стал вспоминать, как шел к нему по улице мимо обветшалых стен, заходил в темный подъезд и поднимался по широкой лестнице на последний этаж, где он работал. Он откладывал кисти в сторону, и мы пили чай с печеньем, которое я приносил, и он рассказывал о некоторых художниках. Он говорил, что они были бескорыстны и учили людей понимать и ценить истинную красоту. Но иногда я заставал его в хандре. В такие минуты он жаловался: «Не будет меня, упрячут все мои картины на чердаке или в подвале и забудут» Его небольшая бородка и длинные волосы делали его похожим на пророка, который тоскует о том, что людей овладевает корысть и ради денег они готовы продать душу…
Так я и сидел и размышлял, пока не явился Сергей.
– Ты еще не готов! – воскликнул он. – Разве ты не слышишь звук трубы и шелест знамен. Неужели ты хочешь предстать перед противником в этом непотребном одеяние?! Не позорь наши ряды!
Пришлось переодеться. Вместо джинсов я надел костюм, в которые не влезал со времен студенчества. В конце концов, я принял облик, соответствующий званому обеду, и мы вышли из дома. У тротуара стоял старенький жегуленок. В нем сидели Вадим и Юрий. Я пристроился на заднее сидение рядом с Вадимом и поздоровался с друзьями. Сергей завел мотор и лихо взял курс в благодатный край, где затерялась наша надежда.
– Это будет что-то вроде дружественной тусовки, – разъяснял Сергей. – Очередной жест хозяина напомнить о себе и проявить щедрость для нужных людей. Сам хозяин депутат городской думы. Приглашенных будет не много. Один из них владеет сетью магазинов и финансирует выборы, другой руководит районной милицией. Люди полезные для проворачивания делишек. Явится еще один тип. Он контролирует строительство в городе. Темная и опасная персона, но, говорят, не скупится давать деньги. Его нам и надо охмурить. Запудрить ему мозги, довести до восторга и вырвать куш.
– Что для этого надо? – спросил Юра.
– Его я беру на себя. Ваше дело отдыхать, производить хорошее впечатление и насыщаться едой. Решение будем принимать по обстоятельствам. Главное – это посеять доверие и щедрость в сердцах этих толстосумов.
– Кого мы будем изображать? – спросил Вадим.
– Юрок – телохранителя. Ты – юристконсула, а Жека пуст будет наш приятель, продюсер шоу бизнеса. Ты что-нибудь смыслишь в этой сфере? – спросил меня Сергей.
– Что-то вроде помойки, где праздник, песни и постоянная смена партнеров.
– Вот-вот, начнешь соблазнять жен и дочерей наших покровителей.
– Я еще слишком юн для такого ответственного занятия.
– Набирайся опыта, Казанова.
– Уж лучше стать кастратом.
Сергей оторвал взгляд от дороги и оглянулся.
– Ты готов жертвовать собой ради возвеличивания честности?!
Я ничего не ответил. Мы ехали молча. Шоссе тянулось среди полей, потом по краям замелькали стволы сосен, иногда мы обгоняли грузовик. Редкие встречные машины стремительно проносились мимо нас. Опять пошли вспаханные поля, они чернели почти до горизонта и обрывались у края дальней полоски деревьев. Осеннее солнце дарило нам последнее тепло. Его лучи золотили листву и согревали нас, и нам казалось, что мы опытные агенты, которые должны проникнут в стан врага. Наконец, мы свернули в лес и поехали по проселочной дороге. Вскоре мы остановились у закрытого шлагбаумана. Юра вышел из машины, поднял жердь и подождал, пока мы проехали. Он опустил шлагбаум, подбежал к машине и влез в нее. Мы почувствовали, как легковушка осела под его тяжестью.
– Скоро будем на месте, – сказал Сергей. – Наконец вы поймете, что кроме вашего жалкого существования, есть другая жизнь.
Между деревьями мы заметили двухэтажный дом. Высокие окна и причудливый фасад делали его нереальным, словно это была декорация к фильму. Дом был слишком аккуратный, слишком красивый. Перед ним раскинулась ухоженная лужайка. На ней стоял круглый, легкий стол и несколько стульев. Там расположилась группа нарядных и веселых людей, которые как-будто участвовали в съемках фильма. Наши костюмы показались нам блеклыми и поношенными.
– Просто робость берет, – сказал Вадим. – Чего доброго начнешь поклоны отвешивать.
– Новый класс вырабатывает свою культуру и свой образ жизни. Как сказал один бунтарь: «Страшно далеки они от народа» Но мы, дерзкие и юные, пришли заявить о своем праве.
Сергей от возбуждения стал декларировать какую-то чепуху. Все-таки подействовало на нас это кичливое логово. Машина подкатала и остановилась у крыльца. Широкие мраморные ступени вели к огромной дубовой двери, где возникла фигура человека. Этот тяжелоатлет спускался к нам. Судя по его наглой и уверенной роже, он был из охраны.
– Машину можете поставит на стоянку за домом, – сказал он приветливо. – Вас ждут.
Мы трое вышли из машины и направились к живописной толпе на лужайку. Сергей вскоре присоединился к нам. Вы знаете, как это обычно бывает, когда начинаешь знакомиться. Жмешь руки, улыбаешься изо всех сил. Одним словом, стараешься показать, что тебя переполняет радость оттого, что ты видишь всю эту свору. Мы входили в доверие к трем мужчинам и двум женщинам. Когда узнали, кто мы такие и чем занимаемся, на Юрка не стали обращать внимание, и он отошел в сторону и стал следить за полетом птиц. Сергей заливался среди мужиков, меня взнуздала хозяйка дома. Для нее продюсер и кабель было одно и то же и мило ее сердцу. Ей было лет сорок, но выглядела она отлично. Она мне показалось, даже красивой, хотя и староватой. Звали ее Ниной.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросила она.
Я вежливо отказался.
– У нас есть любые напитки, и крепкие и легкие.
Нина настойчиво подталкивала меня к искушению. Надо думать, ей и самой хотелось еще раз приложиться к рюмке.
– Спасибо, но я не могу, – сказал я.
– Что такое? Вы больны?
– У меня была тяжелая юность. Я спился, стал алкоголиком и повяз в пороке. И все оттого, что я пробовал сниматься в порнофильмах. Но, в конце концов, сумел вырваться из этого омута. Я вылечился и уже год не беру спиртного в рот.
– Что вы говорите?! – Нина с интересом скользнула взглядом по моим ногам. – Такой молодой и уже так много умеете и знаете.
– Я принесу вам сок.
Она упорно ухаживала за мной. Я должен был, наконец, понять, что не безразличен ей. Дорогой грим, наложенный умелой рукой, делал ее привлекательной. Да и фигура у нее была классная. Поэтому она была уверена в успехе своей затеи. Только я был в списке избранных, и она об этом не знала. Мы проповедовали разные нравы.
– Ваш друг Сергей очень умный человек, – сказала Нина, подходя ко мне и подавая стакан. – Он мне и при первой встрече, еще в городе, показался таким. Я не ошиблась в нем. Он сейчас дискуссирует о социальном расслоении общества.
– Любопытно, – сказал я. – Это нельзя пропустить. Вы не поверите, но он гений, и я стараюсь запомнить каждое его слово. Надо послушать.
И я зашагал к мужчинам. Мне хотелось отделаться от нее, а вы понимаете, что просто повернуться и отойти без всякого повода – это будет невежливо. Наконец повод нашелся, и мы присоединились к другим.
– У нас эпоха перемен, – говорил Семен Геннадьевич, муж моей собеседницы. – Если вдуматься, то это самое тяжелое время. Ничто не устоялось. Все размыто: нравы, обычаи, традиции. Стоит посмотреть на страны с устойчивой политической системой и экономикой, то там все ясно. Есть политическая элита, слой общества, где готовятся люди для управления страной. Есть элита крупного бизнеса, где также преемственность поколений. В этих слоях свои обычаи, свои нравы, свои кодексы чести. Там дорожат своим именем, поскольку они занимаются деятельностью, требующим доверия всего общества, и они собираются заниматься этим веками. Они чувствуют ответственность перед своей семьей, перед кланом родственников и друзьями. В России такие слои только создаются. В них собираются люди, которые в большинстве своем воспитывались в других условия: в недостатке материальных благ, в бедности, в стремлении вырваться из уравниловки. Поэтому здесь такое проявление жадности и безумное стремление к обогащению. Это психология нищих, будь то Африка, Азия или Латинская Америка. Надо три поколения, чтобы все устоялось
Сергей почтительно кивал ему. Наверное, он что-то спросил у этого умника, дал ему возможность излить свои взгляды на историю страны.
– Значит, общество расслаивается, и мы станем жить, как в девятнадцатом веке? – спросил Сергей.
– Не совсем так. Темноты и забитости уже не будет. Но любое общество делится на классы или на касты. Это не значит, что нельзя перейти из одного уровня в другой. Скажем, ребенок из рабочей семьи может стать интеллигентом. Правда, не всем такое будет доступно. Главное, кем ты себя ощущаешь: пролетарием, который продает свои руки или, как интеллигент, мозги, или владельцем, скажем, лавочки, а, возможно, крупного завода.
– Выходит, вы тоже продаете свои знания? – встреваю я в разговор.
Семен Геннадьевич окинул меня ленивым взглядом, решает, видимо, стоит мне отвечать или не заметить меня.
– Нет. Я политик и живу на зарплату, которую начисляют из налогов. Я защищаю интересы народа.
Насмешил, ничего не скажешь. На зарплату он живет! Посмотрели бы вы на его хоромы. На зарплату такой дом вовек не купишь, хоть работай день и ночь.
Семен Геннадьевич лениво поднялся, подошел к столу, плеснул себе винца в бокал и опять уселся в кресло, выставив руку со своей наполненной тарой. Выглядел он живописно. Белые брюки и белая рубашка сияли на нем. Этакий вальяжный и уверенный в себе деятель. И все-то он знает, и всем доступен, не скрывает ни от кого ходячих истин, все честно и популярно истолковывает. А Сергей не унимался, старался, чтобы разговор не угас.
– Интересно, ребенок миллионера может стать рабочим? – задает он наивный вопрос.
– Исключено. Большую роль играет воспитание. Ребенка готовят к определенной деятельности. Он с детства настроен на это. Тут играет роль статус родителей. Ребенок живет в среде, где свои традиции, нравы, ценности.
– Но многие еще не осознали, что каждому приготовлен свой удел. Мы все еще верим прошлым лозунгам, что для нас открыты все пути. Хочешь – на завод, хочешь – иди учиться в университет, – подбрасывает мысль Сергей. Он замирает, старается изобразить внимательного слушателя.
– Правильно. Наши школы ориентированы на кретинов. Но существуют специальные школы, которые подготавливают для поступления в престижные вузы. Таких выпускников ожидает блестящая карьера. Остальные, даже получив высшее образование, могут рассчитывать на рабочие места.
– Но если рылом не вышел на хорошее образование, на хорошую должность, на комфортабельную жизнь, то, что им остается делать?
– Не знаю.
– Как бы не взбунтовались!
– Не думаю. У многих еще нет классового самосознания. Возможно, лет через десять об этом начнут писать. Пока мы живем, как вы выразились, прошлыми лозунгами.
– Не скажите, и сейчас многие злобно косятся на имущих, – сказал начальник милиции.
– У вас, наверное, есть указание, что делать с недовольными. На всякий случай, я держу в доме ружье. Можете не сомневаться, я свое добро не отдам.
Вдали между деревьями показалась машина. Что-то вроде броневика, только без пушки и покрытого черным блестящим лаком.
– А вот и Жилины приехали, – сказала Нина.
Мы замолчали, ожидая пришествие новых гостей.
– Явилась наша жертва, – шепнул мне Сергей. – Я им займусь, а вы не путайтесь под ногами.
Из машины выскочила пышногрудая дама, за ней мальчик лет десяти, а затем появился глава семейства, невысокий крепыш, прилизанный и очень шумный.
– Привет, – заорал он, потрясая над головой руками.
Я уже было приготовился бурно заопладировать в ответ, но все ограничились радостными улыбками.
– Мой водитель, жопа, проскочил въезд, поэтому опоздали, – орал мужчина, приближаясь к нам.
Он пожал нам руки, размашисто и покровительственно.
– Как дела? Не конфисковали еще дом? Поди, играет очко от страха? Не бойся, пока я твой друг, никто к тебе не сунется, – приезжий Виталий был рад своей шутке.
Его жена, Ольга, восторженно обцеловывала своих подруг. Сын пасся невдалеке, поглядывая на всех искоса.
– Давненько я здесь не расслаблялся, – Виталий задрал голову и мечтательно замер.
– Опять напьешься, как свинья, – высказалась его подруга.
– Тебя не спрашивают. Ну, что, мужики, начнем веселиться!
В это время раздался удар гонга. Звук прокатился через лужайку и растворился между деревьями.
– В твою задницу! Что за тревога?! – заорал Виталий.
– Нас приглашают на обед. – Нина величественным жестом указала направление, и мы двинулись к дому.
– Я и Семушка решила ввести такое правило у себя. Говорят, во всех лучших домах Лондона это давно стало традицией, – лицо хозяйки сияло счастьем. Звон медной тарелки приобщил ее к светскому обществу.
Должен сказать, что обед был обильный. Разнообразной еды и выпивки вдоволь. Сергей сыпал анекдотами и уже вскоре был со всеми на ты. От Виталия он не отходил ни на шаг. Опекал его, как заботливая нянька. Наконец, гости поднялись из-за стола и разбрелись по дому. Некоторые искали туалет. Сергей и Виталий в обнимку сидели на ступеньках крыльца и пытались что-то спеть. Я спустился на лужайку и вдыхал прохладный вечерний воздух. Полная луна торжественно всплывала над верхушками деревьев. Было тихо, только временами долетали голоса, потом послышался смех. Сергей без устали добивался своего, уламывал клиента, чтобы разлучить его с деньгами. Я зашагал по тропинке. Покой и умиротворение охватили меня. Послышался далекий лай собаки. Запахло дымом. Видимо, недалеко находилась деревня или в доме затопили камин. И вдруг мне захотелось остаться здесь и жить в деревне среди мирных, приветливых людей. Жениться на Зое, и у нас будет много детей, и мы станем воспитывать их по-своему, в добре и любви, чтобы, в дальнейшем они тоже стали избранными. Бред, конечно, но нахлынуло такое ощущение радости, что даже дыхание перехватило от волнения.
Неожиданно я услышал команду «ко мне». Эту диктаторскую фразу угрожающе повторили несколько раз. Я насторожился, опасаясь попасть в зубы непослушной собаки. Но оказалось, это женщина, кажется, ее звали Ольга, приглашала своего сына приблизиться к себе. Надо сказать, что у меня всегда портится настроение, когда я вижу, как грубо обращаются с детьми. Особенно противно то, что дети не могут сделать замечание своим родителям, а должны терпеть и переносить агрессию своих близких. Мальчуган тоже молчал и стоял, как вкопанный. Женщина заметила меня и стала уходить. Мне было жалко пацана, честное слово. Он казался таким испуганным и беззащитным.
– Как дела? – спросил я. Мне хотелось, чтобы он понял, что у него есть друг, что не стоит расстраиваться, и я готов успокоит его.
– Да пошел ты в жопу, – откликнулся малыш.
Не знаю, как бы вы повели себя на моем месте, но я расстроился, даже обиделся. Такого я не ожидал. Просто не могу поверить, что так не за что можно грубить. Я решил больше ничего не говорить, а то услышишь еще что-нибудь мерзкое. Знаете, как в анекдоте. Мужик прибивает штакетник. Маленький мальчик внимательно следит за работой. «Учись, учись, малыш», – говорит мужик. «Вбивать гвозди я умею, дяденька, я жду, что вы скажете, когда ударите молотком по пальцу» Не сомневаюсь, что у этого дуралея запас подобных слов был огромный. Обогатился школяр.
Я не спеша пошел своей дорогой. Вскоре я обнаружил сооружение, что-то вроде бассейна и фонтана. Из нагроможденных камней стекал ручей и попадал в небольшой водоем, где была прислонена лестница, уходившая в глубину. Я стоял и слушал журчание воды. Мне хотелось забыть ребенка, не думать о нем.
– Вам не спится, – услышал я женский голос.
Это была Ольга. Она приближалась ко мне из темноты.
– В такую ночь можно ночевать и на воздухе, где-нибудь под деревом, – сказала она.
Ее лицо и тело дышали жаром. Точно топка паровоза. И сама она, словно паровоз, на всех винных парах надвигалась на меня. Ее груди, как два мощных буфера, грозили прижать меня к стене и расплющить. Я крепче уперся ногами в землю, чтобы выдержать натиск и сказал:
– Дышу перед сном. Меня, наверное, уже ищут.
– Никто тебя не ищет, дурачок. Может, прогуляемся немного?!
Она взяла меня под руки и потянула в темноту. Ну и сильная оказалась, стерва. Вмиг сломила мое сопротивление. Точно трактор.
– Смотри, какая луна, – говорит Ольга, а сама трется о мое тело. – В такую ночь хочется любви, много любви.
Голос у нее стал хриплый. А у меня мурашки побежали по телу, и полезли всякие дурацкие мысли о том, что и женщина может изнасиловать. Конечно, я не поддамся, но все же неприятно.
– Какой же ты крепыш и высокий, – щебечет Ольга.
И вдруг я чувствую, что ее рука стала обследовать мой зад. Водит она ладонью вверх, вниз, ласкает, значит, а сама тянется ко мне, хоть караул кричи.
И тут мне ничего не оставалось делать, как пойти на то, чтобы опозорить себя.
– Ничего не выйдет, – говорю.
– Что такое?! – она даже на миг перестала меня ласкать.
– Я должен раскрыть вам мою страшную тайну. Я импотент.
– Что?!
– Да, я несчастный человек. Мне недоступны радости чувственной любви. Однажды я даже хотел застрелиться из-за этого.
– Что ты несешь?!
Ей, видимо, не хотелось отступать. Ее уже трясло от желания.
– Я не хочу принести вам горе. Я полюбил вас всем сердцем, и я вижу, что я тоже дорог вам. Но, увы. Вы не получите радости в моих объятиях.
Значит, заливаю я, а сам поворачиваюсь боком, чтобы она ненароком не начала проверять мой пах и не разоблачила меня.
– Что за херня?!
Она, вроде, еще сомневается, но я чувствую, что ее натиск стал ослабевать.
И вдруг, кто-то дал мне пинок. Здорово влепил. Я оборачиваюсь и вижу, что это ее сынишка бросился защищать свою маму от меня. Ощетинился, гад, и смотрит злобно. Маленький, шкет, но сумел дотянуться ногой до моих ягодиц. Видимо, тренировался не раз. Я вновь обращаюсь к своей даме, а она готова растерзать меня. Наверное, считает, что я растоптал все ее надежды, похоронил ее священное чувство, оказался бракованной игрушкой.
– Я провожу вас, – говорю я ей.
– Да пошел ты в жопу, – отвечает она.
Она, как и ее сынок, отправляет меня в тоже место, Видимо, это их семейное пожелание при расставании. И тут я замечаю, что малец опять приготавливается к разбегу, чтобы пнуть меня посильней. Не советую вам попадать в подобную ситуацию. Вам покажется, что вы на живодерне и с вас собираются содрать шкуру. Среди таких людей вы всегда будете жертвой и виноваты.
Я быстро зашагал к дому, почти побежал. До чего же мне было противно, слов нет. Иду я и все твержу одно и то же: «Да что же это такое?!» Раз сто, наверное, повторил. А потом мне захотелось уйти отсюда. Я решил убраться подальше к ядреной фене из этого балагана. Спланировал дойти до шоссе, а там на любой попутной машине доехать до города. Не хотелось мне никого видеть. Я свернул на дорогу, ведущую в лес, и оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на дом и сплюнуть.
Усадьба сверкала огнями. Мелькали тени, а потом грянула музыка. Веселились там лихо. Я постоял немного и пошел назад к Сергею, Вадиму, Юрку. Не мог я их бросить. Операция должна быть доведена до конца. Поэтому я собрался с силами и вернулся.
В просторном зале сдвинули кресла, обитые кожей, и пытались устроить танцы. Ольга наседала на Вадима. Даже здесь, при всех, она давала волю своим повадкам. Вадим готов был приковать себя к ножке рояля, только чтобы его не увели. Юрок стоял у двери и, как полицейский из фильмов, держал руки за спиной. Серега с готовностью наливал в бокал вина и подносил Виталию. Он не отходил от своего кумира ни на шаг и был недоступен другим. Семен Геннадьевич элегантно танцевал с миловидной женщиной медленный танец. Он упорно пытался сократить расстояние между своей и ее грудями. Нина, увидев меня, решила, что я соскучился по ней, и заспешила навстречу. Двое других мужиков сидели в креслах и размышляли, что им делать: продолжить пить или пойти спать. Пацана не было видно.
– Где вы пропадали, – защебетала хозяйка дома. – Ольга утверждала, что утопила вас в бассейне. Но она немного выпила и ей нельзя верить. Теперь я вижу, что она шутила. Что у вас произошло?
– Я хотел ее изнасиловать, – ответил я.
– Ой! – радостно воскликнула Нина. – Но зачем?! Мы же культурные люди. Можно как-то по-другому… А, понимаю, вы хотели придать этому потрясающую остроту.
– Вот именно. Но она не поняла и отшибла мне член, и теперь до него больно дотронутся.
В глазах у Нины потухли вожделенные огоньки.
– Неужели так серьезно?
– Боюсь, что да. Она вывела меня из строя.
– Эта Ольга словно людоедка.
– Только не говорите ей ничего, пожалуйста. Я сам виноват. Для нее это было так неожиданно, что сработала самозащита. Пострадал я, и так мне и надо.
– Ну, вот. Весь вечер испорчен. Что же нам придумать?
Нина внимательно оглядела скучающих гостей.
– Господа! – воскликнула она в пространство. – Наш знаменитый киноактер хочет показать нам стриптиз.
И она широким жестом указала в мою сторону. Как в театре, когда конферансье объявляет о выходе популярного актера. Просто счастьем светилась, что ей выпала честь пригласить меня на эстраду. Ясное дело, все уставились на меня. Даже Ольга перестала пытаться устроиться на коленях Вадима. А Нина радостно вопила: «Просим! Просим!» и била в ладошки. Постепенно все присоединились к ней. Только мои друзья замерли в недоумении.
Если вы думаете, что я не испугался, то вы ошибаетесь. У меня даже ладони вспотели от страха. Но я не показываю вида, думаю, что это просто шутка, и все обойдется, и сам пытаюсь шутить.
– Здесь прохладно, – говорю, – боюсь простудиться.
– Давай, парень, сбрасывай одежду, не сачкуй, – орет Виталий. Этого пьяницу хлебом не корми, дай только унизить человека. И все придурки оживились, хлопают в ладони и вопят в лад: «Стриптиз! Стриптиз! Стриптиз!» Колбасный магнат уже хлопочет у музыкального центра, прилаживает музыку и врубает ее на полную мощность.
– Может, потанцуем, – подает голос Вадим. Он готов попасть в объятия Ольги, но та упрямится: ей, видите, голого мужика подавай.
Виталий достает из бумажника деньги. Он размахивает банкнотами.
– Милашка, нука потрясись перед нами.
Это уже слишком. Я не знаю, что во мне больше – страха или злости. Но будь у меня голова тигра и его когти, я разорвал бы Нину и съел вместе с дерьмом. Придумала патаскуха развлечение.
– Давай, козел, я покупаю тебя на вечер. Будешь развлекать нас. Сколько стоит твое выступление? Тысяча? Десять тысяч? Могу и сто тысяч заплатить!
– Он не умеет, – говорит Сергей.
– Какого рожна он сюда приехал? Пожрать что ли?
– Он собирается снимать рекламу, – выкручивается Сергей.
– Рекламу, – переспрашивает Виталий.
– Да. Он продюсер. Финансирует производство рекламы.
– Он мудак, – говорит Виталий.– Я тебя уважаю, ты что-то можешь предложить. А он – падла.
Не знаю, приходилось ли вам попадать в такую ситуацию, когда вас ни за что оскорбляют, а вы стоите и молчите. Будто в рот воды набрали. И поджилки у вас трясутся, и даже мысли о том, чтобы подойти и дать хаму в морду у вас не возникает. Будете стоять по стойке смирно и даже пытаться улыбаться. Вот и я стоял и молчал, пока этот ублюдок разорялся. А разошелся этот коротышка не на шутку, прямо взбеленился. Брызжет слюной, словно поливочная машина. Видите, его лишили развлечения, и поэтому он готов всех обгадить, уничтожить, по стене размазать.
Виталий бросает пятисотки на середину комнаты.
– Плачу за танец! – вопит он.
Тут владелец магазинов выскакивает из круга и начинает вихлять задом, изображать развратную шлюху. Работник милиции присоединяется к нему. Он раздевается по пояс, его тело накачено, он играет мускулами и начинает двигать тазом вперед-назад. Словно известный американский певец Майкл Джексон на сцене. Ольга визжит от восторга, прямо закатывается от страсти. Семен Геннадьевич теснее прижимается к своей партнерше сзади, и они самозабвенно танцуют. Ольга не в силах сдержать себя. Она задирает юбку и начинает вскидывать вверх свои короткие, полные ноги. Она старается изо всех сил. Еще немного и она выставит свою бороду. Нина жмется ко мне.
– Я своим дыханием облегчу тебе боль, – шепчут ее губы.
Музыка неистово гремит. От ее звуков готовы осыпаться стекла. Я ошеломлен и раздавлен и не знаю, что делать – присоединиться к этой вакханалии или оставаться зрителем. Я опасаюсь, что дальше будет еще хуже, еще откровеннее, еще отвратительнее. Надо уходить, бежать в другое место, но я словно завороженный смотрю на танцующих, пока они не устают. Они бросаются к напиткам, чтобы одурманить себя еще больше, заглушить голос совести и продолжить праздник тела. Похоть торжествовала, она подчинила всех своей воле.
Наконец, я выбираюсь из комнаты и выхожу на лужайку. Холодный воздух освежает мое лицо. Я глубоко дышу, чтобы успокоиться. И опять я начинаю твердить одну фразу, повторять одно и то же: «Что за фигня?!» Я это талдычил, пока шел к темному краю леса. Там я уселся под деревом и прислонился спиной к стволу. Лес был безмолвный. Ветер стих и сквозь сосновые ветви я видел на небе диск луны. В мертвенном лунном свете поднимались вверх могучие стволы сосен. Они казались суровыми войнами, честными и великодушными, готовыми приютить и защитить меня.
– Мы одолеем этих ублюдков, – говорю я деревьям. Но в глубине души я знаю, что бессилен что-либо изменить. Мне страшно, что такие люди как Виталий имеют власть. Не важно, как они выглядят. Ходят ли в ковбойской шляпе, в малиновых пиджаках или в лучших костюмах из модных салонов. Все они мыслят одинаково, думают, что мир принадлежит им. Они считают, что имеют право хозяйничать в нем и устанавливать свои правила. Не знаю, возможно, вы читали, как один из таких мерзавцев поехал по встречной полосе. Решил, что все обязаны уступать ему дорогу. Конечно, он врезался в другую машину, которая двигалась ему навстречу. Смял малолитражку в лепешку и убил двух женщин, они там сидели и ни о чем не подозревали… И все ему сошло с рук, потому что он был важной персоной. Или возьмем другой случай. Тоже про важную шишку. Тот придумал стрелять косуль с вертолета, поскольку он особый, у него, видите ли, есть особое право на такую охоту. И все бы тишь да гладь, и никто бы не узнал про это, да вертолет врезался в скалу и разлетелся на тысячу осколков. Этот случай уже невозможно было скрыть. Пришлось похоронить то, что осталось от чиновника с почестями.
Сидел я под деревом, а в голову лезли неприятные мысли и не с кем поговорить, чтобы отвлечься. Друзья застряли в доме, а вокруг меня лишь молчаливые сосны. Думаю, вам тоже стало бы грустно, если бы пришлось увидеть все, что я увидел и пережил. Вот, вы представьте себе, что станет с тем пацаном, который пнул меня. Вот он вырастет, окончит какой-нибудь престижный университет в Англии или в Америку, но все равно в душе он останется поддонком. Потому что его так воспитали. Он будет считать, что он не такой, как все, что у него есть особые права. Хорошо, если он изменится и начнет учить своих детей уважать других. Тогда есть надежда, что хоть через два поколения среди этой шайки появятся душевные люди. А если он не захочет меняться, если ему нравится помыкать людьми и радует, что все пресмыкаются перед ним. Что тогда? Вот зачем нужны избранные. Они уже несколько тысяч лет ведут агитацию и, не будь их на Земле, все давно бы превратились в ублюдков.
Сколько я сидел не знаю. Наконец я заметил, что музыки не слышно и в некоторых окнах погашен свет. Я встал и двинулся к особняку. Послышался тихий свист, потом раздался голос Вадима, он звал меня. Я приблизился. Вадим лежал в шезлонге, укутанный одеялом.
– Все успокоились, – сказал он. – Виталий привез ящик шампанского, велел принести и стал гоняться за всеми и поливать. Изображал из себя, то пожарного, то садовника. Отличился, ничего не скажешь. Орал: «Туши пожар», со следующей бутылкой вопил: «Польем грядку» Крепким оказался змей. Ничто не брало, пока не выдул одним махом бутылку шампанского из горла и рухнул. Сергеи с Юрком оттащили его в комнату, и там все расположились по диванам и койкам. А я решил остаться здесь на свежем воздухе. Переждать до утра.
– Я посижу с тобой, – сказал я и устроился в стоящий рядом шезлонг.
– Держи. – Виталий бросил мне сверток. – Я ждал тебя и захватил одеяло, – сказал он.
Надо мной раскинулся бездонный купол неба. Звезды там тускнели и пропадали, словно растворялись. Рассветная пелена выходила откуда-то из пространства и вытесняла тьму. Донесся слабый крик петуха. Из низины клубился туман и наползал на нас.
– Если бы тебе дали много денег и предложили жить среди таких людей, как Виктор и остальные, ты бы согласился? – спросил я Вадима.
– Ни в коем случае, – ответил он.
Рано утром мы уехали в город. Я оглянулся назад и сказал:
– Прощайте, подонки. Век бы вас не видеть.

* * *