Отвращение

Привычным движением указательного пальца набираю четырехзначный код домофона. Захожу в подъезд, в ноздри бьет знакомый запах подвальной гнили. Поднимаюсь на первый этаж, ноги помнят, что нужно на 4-й, так почти 20 лет. И тут вижу его. Сидит себе на ступеньке словно исусик, понурив голову и распластав ноги. Глаза мутные, изо рта тянется уже успевшая подсохнуть ниточка блевотины, в правой руке тлеет сигарета. Атмосфера вокруг наполнена ароматом желудочного сока с примесью густого табачного дыма. Это Огурчик. Никакого удивления, типичная ситуация. Естественно и органично как для него, так и для меня, в любое время дня и года. Через пару секунд я уже буду этажом выше. Заметив приближение постороннего объекта, Огурец с усилием пытается повернуть голову, вяло шевелит губами и хрипит: «Бл..эээ. Эй..сук… але, бля». Едва перешагнув через овощное тело, я понимаю, что его рука тянется поприветствовать меня. Нерешительно протягиваю свою. Отвращение, вот наиболее правдивое чувство в таких обстоятельствах. Неожиданно крепко его мясистая куцая рука сцепляется с моей и удерживает ее не отпуская. «Здарова», - буркнул я. Он только ухмыльнулся, продолжая сжимать мне пальцы. И вдруг мне представилось, что вот этот мужичок - самое близкое и родное существо, воплощение извечной тоски по отцу, апогей мужицкой конгениальности. Высвободив руку, я рывком притягиваю его к груди, вековая щетина колет мои юные щеки, к рубашке прилипают остатки рвотной массы. Безо всякого удивления он принимает мои объятия, будто был уже готов к этому, и кладет голову на мое плечо. Момент единения и эйфории. Единение с человеком истинно свободным, чистым и непорочным, сплетенным из хрустальных сосудов, столь прекрасным и редким островком советской памяти. Чувствую слезы Огурчика через намокшую материю. Ничто не сравнится по внутренней силе и красоте с мужскими слезами, такими честными, горькими и отчаянными. Плачь мужчины – это сдавленный крик, тоска по мировой душе, не доступная женскому пониманию.

Я ли это? Стою и обнимаю опустившегося облеванного мужика? Не похоже на меня. Да, чего уж там, вот он я, открываю дверь своего подъезда. В чистой синей рубашечке, в каждой руке по пакету с продуктами. Забегаю на первый этаж, и замечаю его, его руку, вытянутую в мою сторону. Делаю усилие и пожимаю ее, а в воображении проносится вихрь всевозможных микробов. Имитация уважения к «тоже человеку», обусловленная тысячелетней традицией. Пакеты в левой руке, пораженную же конечность непроизвольно стараюсь держать ладонью вверх. Мчусь на 4-й. Сложными манипуляциями достаю чистой рукой из рюкзака ключи и открываю дверь. Ручка двери, щеколда, замок, обувь, все движения только левой рукой. Далее ванная и облегчение, очищение и избавление. Отвращение. Loathing. Der Ekel. Répugnance. Столь естественный для людей бунт инстинкта чистоты: вычистить, вымыть, забросать землей задними лапками. В этом человек, комфортный, деликатный и непьющий.

Человек?