Тетя Пеларгония и тайна рода

Тетя Пеларгония и тайна рода


1. Искусственно состаренный мужчина

Моя тетя Пеларгония всегда мечтала облагодетельствовать меня. С моего рождения, а, может, и раньше. Ей, человеку космического великодушия, ничего не стоило углядеть заблудшую овцу в зародыше. Мир, как известно, полон овец, которым не обойтись без надоедливой и душной наперсницы, но правдивые детали – стеклянная крошка в клубке родственных уз. Их надо подсыпать осторожней. Словом, мясистый нос тетушки все время вибрировал от неукротимого альтруизма. И ведь, что обидно, жертвы ее благих намерений вечно выскальзывали из-под опеки! Я не должна была подвести ее, хоть и боялась повелительных женщин не меньше, чем рептилий.
Скучна была бы наша жизнь без благодетелей. Скучна и безмятежна.
Пеларгония c ее крючковатыми дрожащими пальцами была проводником неведомого и пугающего добра. И все знали – пробьет и мой час, когда обрушится на меня ураганная тетушкина забота. Только в сказках добрые феи молоды и прекрасны, а злые отягощены отталкивающим интерфейсом. В жизни такой наивной справедливости конь не валялся. И новорожденный младенец может сильно заблуждаться по части той, что склонилась над ним…
Мои близкие с бодрым лицемерием уверяли, что мне несказанно повезло: сама Пеля Антоновна взялась содействовать моему личному благополучию. В счастливые детские времена я часто бывала у нее в гостях, и тогда она обрушивала на меня поток расспросов, словно прощупывала почву для своих грандиозных замыслов. Но девочка была еще долговяза, неуклюжа и с упоением играла с двоюродным братом в осликов. Сырой материал… Тетя надеялась, что издержки роста со временем сгладятся. А зря! Некоторые девочки крайне упрямы в сохранении невыгодной конституции. К тому же они с лошадиной и – чего уж! – немного ослиной грацией - уходят с перископов, чтобы наделать самостоятельных ошибок. И вот тут просто необходимо вмешательство мудрейших.
Таким образом, судьба моя была предрешена. Однажды наступил мой припозднившийся звездный час – мне грянуло тридцать и я в разводе. От тети Пели теперь не отвертеться, и она уже звонила восемь раз. А я немедленно разорвала дипломатические отношения с мамой из-за того, что она проговорилась Пеларгонии моем рухнувшем замужнем статусе. «Но она все равно узнала бы! И нам же было бы хуже, если бы ей рассказали об этом со стороны…». Материнское сердце как всегда не ошибалось, но мне с того было мало радости. Я шла на заклание к тетке, готовой испепелить меня заботой, и несла в гостинец иезуитски дорогую и столь же иезуитски крошечную коробочку ее любимых конфет. Легкая ноша усиливала мою зудящую тревогу. Хотя остатки здравого смысла бормотали, мол, подумаешь, тетя! Однако любой житель нашей не самой безмятежной планеты знает: среди родственников порой встречаются настоящие монстры.
- Кукла моя! – по-тбилисски тепло встретила меня Пеларгония. Она была родом с Кавказа, впрочем, никто толком не знал, когда и где она родилась. «Это тайна вашего рода!» - любил иронизировать мой отчим. Ему можно – он единственный, кого Пеларгония не доводила вытяжкой из синей бородавки. Что за снадобье и чья бородавка – увольте! Пеларгония сама путалась в показаниях. Ее вытяжка помогала то от давления, то от суставов, то от дурного старческого запаха, а то и от… бородавок. Да минует меня чаша сия.
- Нам нужен свежий муж! – требовательно и без лишних предисловий начала Пеля, поставив предо мной для разжигания аппетита графин с подозрительной темной жидкостью. Уж не знаменитая ли вытяжка?!
- Мое фирменное вино из черноплодной рябины. Способствует мозговой деятельности. Выпей! Нам предстоит долгий разговор. Долгий и приятный. О волнующих перспективах! – и Пеля интригующе подмигнула мне, затрепетав от возбуждения обоими подбородками и пепельными кудрями. – Я хочу еще на своем веку увидеть твое процветание и погулять на свадьбе у богатой племянницы.
- О, тетя, я пока отдыхаю на скамейке запасных. Как говорится, хорошее дело браком не назовут. И потом, сама знаешь, как сейчас туго с мужским контингентом.
- Чушь! Мужчин полно. Отбрось эти плебейские предрассудки, - категорично возразила тетка, водрузив на стол пузатую супницу, а за ней блюдо с тремя сочными бифштексами и пастой с восхитительным белым соусом, секрет которого, боюсь, не знают даже в Тоскане. Пеларгония знала толк в простой, вкусной и изобильной пище с ностальгическими советскими вкраплениями. Мне полагалось съесть большую часть вкусного обеда, себе же Пеларгония скромно положила одну котлетку.
- Кушай, дорогая, и рассказывай. Какие тебе нравятся мужчины?
- Я же сказала, что пока не в теме. Посттравматический синдром.
- И чем это тебя так травмировали?! Неужели муж тебя бил?
- Да, разумеется, - решила я внести острую ноту в надвигающуюся женскую болтовню о сломанном браке, но Пеларгония даже глазом не моргнула. Точнее, она принялась с излишней сосредоточенностью пережевывать пищу, и ее застывший взгляд свидетельствовал о сложной внутренней борьбе. Кто или что победило, осталось тайной даже для самой тети. Но держать мейерхольдовскую паузу она не умела, и не нашла ничего лучшего, как подтвердить базисный принцип мазохистов:
- Бьет - значит любит, чтоб ему пусто было. Но это ведь ты пошутила, правда?
В благодарность за тетину вкуснятину я неохотно согласилась. Что еще оставалось… Не сочинять же весь вечер готическую сагу об ужасах моей супружеской жизни. Правдивая история обыденна и совсем не для застольной беседы. Так будем же мечтать! Какие мне нравятся мужчины? Этот вопрос был решен мною еще в те времена, когда все дети нашего городка были уверены, что Михаил Боярский – муж Аллы Пугачевой. И только я в пятилетнем возрасте знала, что это не так. Потому что Боярский жил в нашем доме, и без Пугачевой, зато в кожаном плаще и маленькой болонкой под мышкой. Конечно, некоторые сомнения в подлинности нашего Боярского у меня были – ведь у него не было шляпы. И буржуазная болонка тоже не вписывалась в образ. Зато во всем остальном это был мужчина хоть куда. Впоследствии кожаные плащи сыграли в моей жизни свою роковую роль. Но вряд ли именно это хотела от меня слышать дражайшая Пеларгония.
- Видишь ли, тетя, я могу тебе наглядно показать, какие мужчины мне нравятся. Точнее какой. Но с одной только поправкой – его надо состарить лет на пятнадцать. А пока он слишком молод.
- Тебе нравятся старые?! – воскликнула тетушка, избыточно артикулируя неровно накрашенными губами.
- Не старые. После сорока. Сама понимаешь – в сорок пять не только баба ягодка опять.
- Поняла. А кого надо состарить? – деловито осведомилась Пеларгония.
Объяснить это было непросто – искомого персонажа я откопала в одном фильме, который вряд ли мог попасть в тетино поле зрения. Пришлось пообещать Пеле эксклюзивный домашний показ. Может быть когда-нибудь. Пути назад не было – тетка распалилась. И все мне во благо, ведь она была уверена, что мужчины – как типовые модели. Достаточно определиться с фасоном – и можно легко соорудить себе похожий, и даже его усовершенствовать.
Ну и славно, что тетя так думает. У меня будет время улизнуть от ее навязчивого сервиса. Неизвестно, когда я навещу Пеларгонию в следующий раз. А к тому времени она забудет о моем кино-идеале. Делать ей нечего! Впрочем… беда в том, что действительно нечего. И оттого тему предпочитаемых мною марок, а также новинок в мужском разнообразии, Пеля оседлала крепко, словно ведьма свою метлу. Мне оставалось только латать прорехи в обороне.
- Тетя, Вы меня поражаете истошным трюизмом. Зачем Вы так со мной? – я брала высокопарную ноту, которая, как мне казалось, прекрасно гармонирует с десертом – шоколадным тортом с ореховой прослойкой, рецепт которого знала только Пеларгония. – Неужели непонятно, что сейчас мне никакие мужчины не нравятся. Я же говорила, что пока отдыхаю на скамейке запасных!
- Тихо-тихо! – закудахтала тетка, успокаивая меня и подкладывая мне еще порцию, которая удовлетворила бы бегемота-подростка, - Не кипятись. Я сама знаю, что от мальчиков одна грязь в доме. Я просто хотела, чтобы ты развлеклась грезами и болтовней, а заодно развлекла бы меня, старую вдову. Подумай, мне-то с кем говорить о мужчинах? А такие разговоры необходимы для жизненного тонуса. Они освежают, веселят, повышают уровень полезных гормонов и... абсолютно безопасны, в отличие от реальных страстей. Помни, что любая страсть непоправима, хоть мы и помешались на Соломоновом кольце!
Так-так, Пеларгония начала изъясняться туманно, что верный признак ее опьянения. Оно никогда не бывает сильным, но часто имеет непредсказуемые последствия для окружающих. Надо держать ухо востро, а лучше скорее сваливать, набив желудок до отказа всякой вкуснятиной.
- Тетя Пеля, Вы имеете в виду надпись на соломоновом кольце «И это пройдет»?! Помнится, вы рассказывали об одном Вашем буйном поклоннике юности, который воспроизвел соломоновы слова на двери вашей квартиры…
Имелся в пелином арсенале и такой сумасшедший. Но сейчас Пеларгония только досадливо отмахнулась от этого воспоминания. Такой хоккей ей больше не нужен, а мне и подавно. Он жаждала веселого щебетания двух подружек. Вот ужас! Я была совершенно не готова к такому развитию событий. Мямлила что-то политкорректное о вневременных типажах вроде Эдуарда Хиля. А что мне оставалось? Побаловать старушку куртуазными историями о сексе на эскалаторе? Не умею я непринужденно болтать о мужчинах, тем более с пожилыми вдовами. Пережитый мною опыт располагал к более радикальным жанрам.
Пеларгония сочла мое притворство несостоятельным. Она уже вошла в кураж и запальчиво осуждала мои упаднические настроения.
- Подумать страшно, что вытворял твой бывший муж, если сумел начисто отбить у тебя охоту к новому браку. Может, изменял?! Нет, не похоже. Тогда в тебе играл бы азарт взять реванш. Где твой былой фонтанирующий оптимизм?! Я же тебя знаю с рождения, детка…
Видимо, Пеларгония имела в виду мой упругий жизненный тонус времен игры в осликов. Впрочем, далеко не только тетя Пеля была уверена в том, что знает меня лучше собственной зубной щетки. Так уж я устроена: примерно половина знакомых мне особ женского пола пребывают в иллюзии, что крепко дружат со мной с незапамятных времен. А половина моих знакомых мужчин уверена, что я тайно влюблена в них. Ну… или не тайно. В общем, было дело, но мне вежливо отказали, - упреждающе потупив взор, то есть щадящее, на полутонах. Таким образом, меня всегда можно держать про запас. Но, увы, на гребне успеха о таких «запасниках» обычно забывают.
Давно пора было развеять чужие иллюзии, в том числе и тетины. Пелина черноплодная настойка дала и мне волшебной палочкой по мозгам, что и сподвигнуло меня начать крестовый поход против насильственного заточения в счастливой ячейке общества. Пеларгония раскраснелась и кричала, что я поддаюсь греховному унынию, что лет через десять я об этом пожалею – ведь в сорок лет, когда я непременно опомнюсь и начну изнывать в одинокой постели, улов хуже, чем в тридцать. А я в ответ кричала, чтобы она оставила это примитивное биологическое счетоводство, потому что лично я имею мало отношения к общей статистике. Жизнь показала, что я особый случай, и это вовсе не гордыня. Не то, чтобы у меня лишний палец на левой руке или телепатическая способность предвидеть, какие акции поднимутся в цене на бирже. Просто в любом опросе населения я попадаю в самую малочисленную категорию «другое». В этом схематическом круге я отношу себя обычно к самой маленькой дольке пирога вселенной. Такое тихое тщеславие помогает мне не брать в голову всякие неприятные закономерности… Что, конечно, не устраивало Пеларгонию. Потому что тем, кто задирает нос, хорошего мужа не видать.
- Послушайте, тетя. Ваши принципы проповедовались еще в первобытном наскальном глянце, - начала я твердолобую атаку, не будучи уверенной в том, что Пеля понимает, о чем речь. – Весь этот напряженный для организма поиск мужей заставляет держать себя на распорках улыбки миру круглосуточно. А это чревато тем, что рано или поздно улыбка превратится в оскал. Если жизнь коротка, а хорошие мужья все равно редкость, значит, радость надо уметь высекать из альтернативных источников энергии. Лично я с ума сойду, если буду ежеминутно стрелять глазами в поисках крупнокалиберной дичи под названием «муж номер два».
Серо-голубые глаза Пеларгонии на минуту заволокла философская печаль. Но долгие медитативные простои в диалоге были ей не свойственны, и она быстро перешла в риторическую атаку. Теперь это была атака лирическая и задушевная:
- Я понимаю, о чем ты. Поверь мне, старой вдове, изъеденной чужой моралью… Ты же помнишь дядю Пашу. Ты, маленькая, его обожала. Хотя он был не подарок, право слово. Ну да ладно, речь о том, что, когда он скончался, я решила: раз мне уже чуть больше пятидесяти и тридцать лет из них была замужем, значит, с меня хватит семейного счастья. Больше тридцати в одни руки не дадут! И только теперь я понимаю, что сваляла большого дурака. Однако я смотрю вокруг и вижу, что нынешняя молодежь еще глупее. Эти цветущие тощие девицы выдумали оправдание своей лени – дефицит мужчин – и бездарно тратят время в женских компаниях!
- Тетя, они просто так отдыхают, - примирительно усмехнулась я. – Плачутся в жилетку, советуются. Человеку нужен тайм-аут. Или, в конце концов, временное лекарство от одиночества.
- Лекарство от одиночества должно быть вкусным! – с неожиданной глубинной болью в голосе отозвалась Пеларгония. – Да, вкусным, вопреки всем злодеям, которые пытаются нас втиснуть в режим ограничений и нагрузок.
Крыть было нечем. Я тоже за вкусную и здоровую пищу для тела и души. И пока мы с теткой резонировали, гневаясь на ограничивающих нас злодеев, периодически терзая имя несчастного дяди Паши, за окном сгустился вечер. Пеларгония вдруг принялась набирать чей-то телефонный номер.
- Знаешь, время позднее, и я не могу допустить, чтобы брела по нашим дворовым катакомбам одна. Я сейчас попрошу одного доброго человека, чтобы он тебя проводил.
- Что за идеи? Не вздумайте, тетя, ради меня кого-то беспокоить! – испугалась я. – Время-то детское, я прекрасно дойду сама.
- Спокойно! Это просто мой сосед, которого всегда провожает моих гостей. Ему нравится! И он мне многим обязан. Отнесись к этому проще. Ему пойдет на пользу прогулка. Если хочешь знать, он сам попросился провожатые, и вот уже много лет…
Господи, только этого не хватало! Пеля немедленно приступила к своим коварным матримониальным планам. Похоже, этот сосед – первый кандидат в мои мужья. Какой кошмар. И ведь сбежать никакой возможности – этот любитель поздних прогулок уже спускается. Какая подозрительная оперативность!
- Вот уж кого не надо искусственно старить. Он это сделал вполне естественным путем… - вполголоса пробормотала Пеларгония. Мне оставалось только покориться участи Орфея, препровождаемого в царство Аида.

2. Образованные свиньи предпочитают бисеру стразы

Когда моего двоюродного братца спрашивали, почему у его мамы такое странное имя, он складывал свою тогда еще пухлую губастую физиономию на мощный постамент кулака – удар у него был еще тот! – и с деланной печалью отвечал: «Это еще что… Дедушку вообще звали Фемистокл». После чего братцу сочувствовали как ребенку из неблагополучной семьи. Кузен, конечно, безбожно врал, и никакого Фемистокла в нашем роду замечено не было, но надо же было парню как-то справляться со смущением. С таким понятным для отроков стыдом за домочадцев! А если еще принять во внимание, что муж Пели дядя Паша имел привычку со зловещей нежностью называть жену «Агония» и вопить ей вслед с балкона, чтобы она не забыла купить Беломор в количестве шести пачек. Но главное, главное! – папиросы должны быть Урицкого, а не Клары Цеткин! Вечная борьба двух титанов-производителей, которую Пеларгония опрометчиво сбрасывала со счетов. Разве есть разница, на какой фабрике создали эту отраву?!
Собственно, вопрос заключает в себе великое противоречие миров. В одном мире эта разница огромна, в другом ее не существует, равно как и радости от алхимического брака пива и воблы. И, наконец, еще одна деталь: я ведь не смогу поклясться на Библии в том, что Беломор Урицкого требовал именно дядя Паша, а не другой фигурант из моего генеалогического древа. Таково свойство воспоминаний из семейного альбома – что-нибудь обязательно перепутаешь, и породишь легенду. Быть может, так и родился таинственный Фемистокл? Впрочем, не о нем речь.
А еще у дяди Паши был кот, который любил посасывать его мочку уха, когда хозяин, лежа на диване, обдумывал очередную захватывающую речь. Паша был адвокат, и рано сгорел. Он говорил: «Как я от вас от всех устал!». И однажды устал насовсем. Но мы хранили память о нем. Точнее, мы пытались хранить свою память, а Пеля навязывала свою. Лет пять она утирала слезу о безвременно ушедшем, а потом как с цепи сорвалась, объявив, что женская ее судьба погребена под Пашкиной плитой, что она когда-то сделала огромную ошибку, и что теперь-то знает, как надо было жить. Неужели отравить бедного Пашу на заре супружеской жизни?! В ответ на провокации Пеля издавала обиженный клекот своим мясистым рубенсовским носом и шептала: «Чудовище, чистой воды чудовище…».
Конечно, чудовище, как же иначе. Об этом милом чудовище, которое дарило мне на Новый год вкусные подарки из привилегированного буфета исполкома, я вспоминала теперь с теплой слезой благодарности. Потому что Пеля Антоновна подсунула мне кое-кого почудовищнее своего покойного супруга. А именно - добровольно провожающего до метро припозднившихся подруг своих соседей. Миссия, не такая лакомая, как кажется на первый взгляд. По неведению я заведомо прониклась уважением к бесстрашному жертвенному рыцарю окраинной пятиэтажки, который бескорыстно провожает эксцентричных пелиных товарок. Одна директриса птицефабрики в широкополой меховой шляпе чего стоила. Директриса, надо заметить, давно была в отставке, а былое величие портит характер. Наверняка жертвенному оруженосцу доставалось турецким веером по носу, пока он вел венценосную даму темными дворами. Примадонна все никак не могла забыть личного шофера и прочие радости директорства, хотя распрощалась с ними лет дцать назад. Ну да бог с ней. Я ее и видела-то один раз в жизни. Зато с оруженосцем случай свел поближе.
А ведь когда этот добрый самаритянин явился на порог Пеларгонии, выглядел он совершенно безобидно! Примерно как засидевшийся в звании младшего научного сотрудника тихий ученый, лишенный карьерной хватки, но из тех, что дадут фору любому профессору. Немного застенчивый, добрый и улыбчивый. И как не растаять и не потерять бдительность под тихим лучом интеллигентного обаяния?! Моя бедовая тетушка резко выросла в моих глазах. Припасла такого редкого мужчину, да еще пытается столь ненавязчиво мне его всучить. Каково деликатное величие замысла! Впрочем, благодарно млеть мне было некогда.
- Вот, знакомься, это моя дорогая племянница Ника… - начала она церемонное представление двух сторон друг другу, которое моя память впоследствии гневно исторгла из себя. Осталось лишь язвительное прозвище для внутреннего пользования - Вампир Аркадьевич. Ведь, если вспомнить, даже в первые минуты нашего знакомства мой провожатый ему соответствовал. Он не пил мою кровь, зато ел мой мозг. Точнее аккуратно отгрызал по кусочкам, - интеллигент все-таки. Я-то полагала, что он из породы смущенных молчунов, и всю дорогу мы не пророним ни слова. Но скромник оказался на удивление болтлив, и тут же начал душить меня интеллектом, подлавливая на преступной необразованности. Ну вот не скажу я на вскидку годы правления Алексея Михайловича, в какой части Италии находится Верона и доказана ли теорема Ферма! Разве ж это преступление? Вампир Аркадьевич победительно шмыгал носом на всякий мой «пропущенный ход», и в итоге с неожиданно трогательной простотой пригласил меня на выставку осетинского оружия. Он вдруг оставил нарастающую было ученую спесь и шмыгнул носом уже с дружественной простотой. Из чего я немедленно сделала щадящий вывод: мой проводник от смущения выбрал несколько витиеватую форму завязать знакомство. И вовсе он не заскорузлый сноб. Посему, даже не успев подумать о том, интересуюсь ли я осетинским оружием, я вдохновенно закивала. И вскоре поплатилась за свою поспешность.
Первой глупостью с моей стороны было то, что я без колебаний дала Вампиру номер своего домашнего телефона. Он позвонил мне раз пятьдесят за день, чем вызвал тревожное недоумение домашних и полный упадок моих сил. До сего момента и понятия не имела, что ни к чему не обязывающей болтовней можно довести до нервного срыва. Вовлечение в разговор было плавным и занимательным, и я сама не замечала, как оказывалась вовлеченной в совершенно чуждую мне дискуссию. Например, о …- берегитесь тем с душком! – …нежелании современных женщин печь пироги и рожать детей. Я, сглупив, парировала в шутку, что куда опаснее противоположная тенденция, а именно растущее желание печь пироги и рожать детей среди мужского населения планеты. А уж что первично – нежелание одних или желание других – история рассудит. Главное, чтобы в результате этой неразберихи мы не вымерли бы, как мамонты. А в остальном… в общем, я решила вступиться хотя бы за тех своих подруг и знакомиц, что беззаветно следуют принципу добропорядочных бюргерш «киндер, кюхен, кирхен». Но Вампира Аркадьевича не убеждала статистика, его интересовали лично мои пробелы в женском предназначении. Что ж, детей у меня пока не было, а печь я умела лишь шарлотку и торт «Муравейник», в чем упражнялась крайне редко… Профнепригодность налицо! После первого же сеанса столь пристрастной телефонной связи меня душили слезы, к пятому разговору я уже успела раза два всплакнуть в плюшевый живот моего игрушечного жирафа, а к концу говорильного марафона накалилась до стадии Свободы на баррикадах с обнаженной грудью. И ведь если бы меня спросили, зачем я ввязываюсь в телефонные баталии, я не дала бы вразумительного ответа. Точнее, он был бы постыдно примитивен: Вампир Аркадьевич протягивал мне руку помощи, дабы вытащить меня из пут одиночества и кулинарного убожества. Он фактически делал мне предложение! Его послушать, так чего кота за причиндалы тянуть! Видишь приличную женщину – без промедления сделай ее счастливой! Попахивало, конечно, жириновщинкой. Но ведь знал, чем брать, шельмец! Предложение руки и сердца, даже сделанное самым абсурдным образом, заставляет внимательнее присмотреться к мужчине. И, вроде как, простить ему некоторые странности. Добра человек желает как-никак.
На выставку оружия я пришла истерзанной сомнениями. А Вампир Аркадьевич - в монгольской шапке со стразами. Бывает и такое. Он предупредительно взял меня под руку, наглядно демонстрируя поддержку и участие. Мне же, каюсь, хотелось сделать вид, что мы не знакомы. Но крепка вампирская ручонка! Вырваться было нереально, тем более, что мой спутник столь участливо справлялся о моем душевно-телесном континууме. Опять умничал! Я тем не менее решила держать марку и, глазом не моргнув, ответила, что континуум мой нынче претерпевает незначительные флуктуации, а так – со средним нулевым значением. Бессмыслица, как мантра, может подействовать успокаивающе на детскую психику. А Вампир Аркадьевич – сущий инфантил, раз носит такие шапки. Итак, от нарастающего чувства абсурда было не скрыться. Я с тоской огляделась вокруг. Не то, чтобы я противник музеев, но, полагаю, что ознакомительные встречи женщины и мужчины – другими словами, свидания, - должны проходить в менее академической обстановке. Возможно, и мой странный спутник в ином антураже заиграл бы выигрышными красками. Человек – он ведь собрание сочинений без оглавления, архив без описи, лазерный диск без обложки. Имеет не одну сторону и множество треков. The best перемежается в нем с второсортной продукцией. Есть хиты, а есть в нагрузку к ним бросовая попса. И ведь на каком месте нас включат – такими мы и предстаем перед любопытной публикой, и случается, что оставляем долгоиграющее впечатление. Только Создатель наш знает, сколько самых разных мелодий заключено в одной душе. Создатель-то знает, но молчит.
Моя дражайшая сестра, чье досье было подмочено работой внутренним рецензентом в издательстве, - в сущности, цензором, - сказала бы о моих несвоевременных размышлениях: «Реальность пнула грязным сапогом мою мечту в распахнутую грудь». Это цитата из одной прочитанной ею рукописи, одной из сотен. Будучи призванной нещадно отсеивать 99 процентов текстов, присылаемых в редакцию, сестрица моя одновременно жалела безвестных писак и с удовольствием смеялась над их перлами. Для чего создала специальную папку на своем рабочем столе, дабы сохранить самые яркие жемчужины стиля для потомков. Вышеприведенная цитата поразила ее не столько экспрессией, сколько наличием нескольких вариантов эпитетов. Предусмотрительный автор решил облегчить работу редактору и в скобках приписал: «Грудь распахнутая, но можно заменить на «доверчивая», а также «белоснежная»…». А также волосатая или силиконовая! – веселилась редакция. В общем, пассаж породил немало дискуссий среди тружеников издательского дела о том, есть ли вообще у мечты грудь и какого она должна быть размера и качества.
Итак, грязный сапог реальности прошелся и по моим тщедушным грезам. Прервать внутренние монологи меня заставил шум, который доносился со стороны гардероба. Вампир Аркадьевич терпел бедствие! На него напали хищные музейные старушки в вязаных жилетах. Причиной, как выяснилось, послужила его эзотерическая монгольская шапка. Нет, не надо думать, что головной убор подвергся нападкам идеологических противников. Просто моего храброго спутника попросили его снять при входе в культурное заведение. Но ведь это была не просто шапка, а магическая защита, о чем я узнала позже, а пока недальновидно недоумевала. Все произошло слишком быстро, так что анализировать было совершенно некогда. Вампир Аркадьевич, отбросив флер интеллигентности, вдруг почему-то несказанно обозлился на гардеробных жриц и смотрительниц из-за их безобидной просьбы. Казалось бы, просят тебя снять шапку – сними, как и полагается мужчине в помещении. Но, как пытался втолковать непокорный Аркадьевич своим обидчицам, подлинный воин не снимает шлем даже во сне. Тем временем маленькие, но вовсе не беззащитные, словно таксы, женщины музейного типа скапливались вокруг моего строптивого друга. И в этом зрелище было даже нечто мистическое – мудрейшие жрицы собираются ниспровергнуть чуждый культ! Одна из них, особенно распалившаяся от дискуссии даже попыталась подпрыгнуть и сорвать заветную шапку с головы врага. Вампир Аркадьевич, не рассчитав силу, грубо отпихнул ее от себя, и старушка оказалась поверженной на холодные каменные плиты пола. Это было уже опасно, так как любое падение для пожилого человека может иметь крайне нежелательные последствия. Но и превышение необходимых мер обороны со стороны моего приятеля я тоже могла понять: налетели все на одного! Я поняла, что пора бы мне и вмешаться, но в этот момент я увидела страшное: на нас надвигались уже не старушки, а весьма решительный, невесть откуда взявшийся старичок с… саблей! Осетинское оружие! – всплыла в моей голове тема выставки. Если оно пойдет в ход, то шутки кончились, и надо уносить ноги. Ну и времена вкупе со нравами – даже в музее не чувствуешь себя в безопасности…
Словом, в горячке я решила, что жизнь Вампира Аркадьевича возможно спасти только ценой оставленного трофея. И в результате что я делаю? Я прорываюсь сквозь толпу нападающих, срываю с Вампира Аркадьевича монгольскую шапку и… совершенно неожиданно для себя нахлобучиваю ее на одну из самых активных бабушек. Своего воина уже без шлема я со взыгравшей во мне богатырской силой выпихиваю прочь из музея. Последняя картинка этой потасовки, врезавшаяся в мою память, - смотрительница музея в роли последней супруги Чингиз-хана. Нечаянный трофей ей на диво пришелся к лицу…
Самсон из древнегреческих мифов вместе с волосами потерял свою легендарную силу. В арсенале Вампира Аркадьевича вряд ли были сверхъестественные способности. Но это не значило, что ему было нечего терять! Лишившись шапки, он сначала утратил дар речи, долго задыхался, а потом простонал: «Зачем?!». Так коротко и горько он выразил свое недоумение моему нелепому вмешательству в соревнование двух систем, как выражались в былые времена газетные передовицы. Я и сама уже пожалела о своей внезапной эквилибристике. Благие намерения привели меня в крайне неловкое положение. Оказалось, что монгольская шапка была подарком старого друга, заядлого путешественника, и много лет служила источником душевного равновесия, - в сущности, та же Самсонова грива, - пока не появилась я в роли коварной Далилы. Теперь дни нашего дорогого Вампира сочтены. Раскаяние мое было бездонным, хотя я не могла не задать мучившего меня вопроса о том, всегда ли экстравагантный головной убор столь незыблемо украшал голову борца с музейными ретроградами. Проще говоря: неужели за много лет никто никогда не попросил Аркадьевича снять эту идиотскую шапку в присутственном месте?
- Никогда! – одновременно мстительно и растерянно ответствовал мой кавалер.
У меня, конечно, еще оставались вопросы, но о них не могло быть и речи. Например, мне хотелось понять, зачем натурально монгольскую шапку, чуть ли не снятую с головы древнего кочевника, украшать пошлыми стразами? Или это часть магического декора, который и наделил головной убор той самой волшебной силой… Ответ знал только удрученный потерей Вампир Аркадьевич. Впрочем, удручался он подозрительно недолго, вдруг махнул рукой на неурядицы, вознамерившись подкрепиться. Тут начались мытарства почище музейных. Сначала мой спутник забраковал все встретившиеся нам кафе за взвинченные цены и никудышное меню. Я попыталась исправить положение, улегшись не волосатой и не силиконовой, но временно феминистической грудью на амбразуру и заявила: «Я угощаю!». Должна же я была компенсировать нанесенный морально-материальный ущерб! Вампир Аркадьевич отнесся к предложению с веселым интересом. Но позже я поняла, что некоторым людям важнее не исполнить намерение, а убедиться, что без их чуткого руководства все пойдет не так. И все послушно пошло не так, потому что я не умею экономить. Тем более, если хочу кого-то утешить. И ведь что интересно: моя расточительность огорчила не меня, а того, кто был ее объектом. Аркадьевич, оказывается, был жаден не только на свои, но и на чужие деньги. Его раздражали большие траты вообще, а не только опустошающие его кошелек. Он был вселенски скуп и с ненавистью смотрел, как за одним соседним столиком поедают фондю, а за другим откупоривают шампанское…
Это было восьмое по счету заведение, и далеко не самое дешевое. Но так всегда бывает с общепитом – привереды кушают втридорога. Надо было соглашаться на дешевый комплексный обед в кафе «Уют», но там Вампира Аркадьевича возмутило, что солянку готовят без каперсов… И действительно, какая может быть солянка без каперсов!
Он вроде клинически вменяем, - рассуждала я, следуя за своим изнурительным спутником. И мало ли я на своем веку повидала вредных мужчин, от которых окружающий мир скисал, как компот от гнилой ягодки. И все не устаю им дивиться, однако. День закончился не менее обескураживающе, чем начался. Вампир Аркадьевич, устав карабкаться по переулкам в поисках кулинарных канонов, поскользнулся и упал. Его страданиям не было предела, пока его телефон не разразился спасительным звонком друга. «Нас приглашают посмотреть на коллекцию кактусов, - с назидательным упреком промолвил мой кавалер, словно укоряя меня за что-то. Наверное, он ждал от меня подобного приглашения, а я не проявила себя достойным массовиком-затейником. Подумаешь, угостила блюдами сомнительного качества! А как же святой принцип лучшего подарка, что сделан своими руками… Тут сразу всплыли памяти все мои не испеченные пироги и пока не рожденные дети. На душе совсем потемнело. Но я пока держалась, не желая уходить в банальное недовольство первым свиданием, - пусть даже и свиданием происходящее назвать было сложно.
Я напрягла все силы, чтобы разделить святое мужское увлечение кактусами. Говорят, оно попадает в пятерку самых популярных, вместе с футболом и рыбалкой, хотя и не афишируется с той же полнотой. Быть может, кактусы, колючие, но вместе с тем трогательные и загадочные растения, раскроют загадку неуспокоенной мужской души? Но как только я услышала, куда нужно отправиться за этой загадкой... Я, конечно, понимаю, что за Святым Граалем и не в такие места отправлялись, хотя и имею о тех исканиях смутное представление, но в сгустившихся сумерках дрейфовать в сторону станции с пессимистическим названием Сортировочная я была не готова. И мой непростой попутчик с увечьем неизвестной степени тяжести, похоже, мне этого не простил. Извинялась я горячо и долго, мечтая поскорее попасть домой. Особенно вспомнив о любимом детективе по телику, засмотренном до дыр, но при этом все еще милом сердцу. Да, вот она, вся тривиальность женской души, и никаких тебе тайн и кактусов! В общем, я спешно удалилась, полагая, что тема моего знакомства с вампирами закрыта. Но если бы от вампиров было бы так просто избавиться, мир не узнал бы массу захватывающих кровавых сюжетов.
Он, конечно, еще долго звонил мне, мой неловкий рыцарь в нелепом головном уборе. Друг с кактусами презентовал ему резную дубовую трость, дабы смягчить временную хромоту. И ведь подумать страшно, какой тут может случиться сюжет а ля «Ночь в музее», если вспомнить о переполохе с монгольской шапкой! Хотя на расстоянии Вампир Аркадьевич вспоминался даже симпатичным, и не беда, что немного утомительным. Ну… это если он не звонил раз пятьдесят на дню с критикой моего сидячего образа жизни. Я ведь работаю дома, расписываю шелковые платки и пытаюсь создать что-то по-возрожденчески захватывающее и новаторское. В общем, как говорил мой бывший муж, чтобы не остаться на всю жизнь кустарем-одиночкой, а хотя бы дотянуть до мелкого лавочника, надо каждый день экспериментировать. Вот я и экспериментирую. И доселе полагала, что так и надо, пока в мой рабочий процесс не начал активно вмешиваться этот бесцеремонный и вздорный эрудит с советами и поправками. О, избегайте людей с энциклопедическим образованием, они знают все и ничего! Я не последовала этому правилу лишь потому, что зыбкое чувство вины за неразделенное путешествие на Сортировку поколебало мой обычный полноценный отпор. Я даже собралась на выставку каллиграфии, - естественно в компании с главным консультантом по осетинскому оружию, восточным искусствам, а также единоборствам и заодно по сектору Газа, чего уж мелочиться. Не скрою, я опасалась предстоящего культпохода. Но случай уберег меня от него, точнее не случай, а примитивное самолюбие. Накануне мероприятия мой спутник по своему обыкновению названивал мне без устали, и домашние только знай поднимали бровь, но почему-то не протестовали. Понятное дело – решили не мешать моим налаживающимся сердечным делам. Как порой ошибочна и ущербна житейская логика! Когда эти самые сердечные дела надо в корне пресечь, пулеметы молчат, а когда, напротив, то… да что там поминать старое, тема-то вечная! В итоге я спаслась сама.
Все просто: мой дорогой Вампир известил, что хочет сделать мне неожиданный презент, но не знает, какой лучше. И потому без всяких церемоний решил со мной посоветоваться. По его мнению, это правильный и практичный подход. Я поддакнула, но вот предоставленный выбор привел меня в бешенство. Вампир Аркадьевич решил осчастливить меня… растаманским беретом, «который, впрочем, слишком молодежный и Вам не по возрасту» или шелковыми персидскими тапочками, «которые, похоже, слишком маленькие и Вам не по размеру».
- … просто подумал, что Вам как художнице надо преподносить стильные штуковины, - уж смущенно закончил мой благодетель.
- Как художнице… видимо, старой и большеногой художнице! – не вынесла я размерно-возрастной дискалификации. – Этакой Тулуз-Лотрекше, только без таланта пероисточника. В моих способностях Вы тоже успели усомниться, как я помню из наших разговоров. И я не знаю как насчет стильности ваших подарков, но что касается экономии, то вы на высоте. Наверное, беретом и тапками Вас снабдил тот же кропотливый краевед-галантерейщик, который расшил стразами незабвенную монгольскую шапку. Не сомневаюсь, что скоро он станцует для Вас, бряцая деревянными яйцами Фаберже.
Сама от себя не ожидала столь гневной отповеди. Но, как правило, если я делаю нечто, чего сама от себя не ожидаю, выясняется, что я права.

3. Жизнеутверждающая жвачка

- Больше не надо знакомить меня с мужчинами, которые неровно дышат к кактусам, а также к странным головным уборам и резным тростям, - заявила я Пеларгонии, когда она позвонила проведать меня.
- А… обожглась, - с едкой ухмылкой отозвалась старая интриганка. – Кто ж тебя просил продолжать знакомство с нашим чудаком, тем более, давать ему свой домашний телефон?
- Еще скажи, что ты без тайного своднического мотива призвала Вампира Аркадьевича провожать меня! – возмутилась я таким вероломством.
- Неужели ты полагаешь, что я буду сводить тебя с человеком, которого сама называю вампиром?! Я пригласила его, чтобы он проводил тебя до метро и не более. Ну что у тебя за ход мыслей, Ника! Просто ужас, куда катится моя репутация. И это так несправедливо… - всхлипнула Пеларгония.
- Тетя, хватит лицемерить. Вы даже не скрывали своего злорадства в голосе…
- Кукла моя, это не злорадство, это просто мой богатый жизненный опыт, который порой выглядит как мизантропия. Ну, хорошо, признаю, это была небольшая проверка, и она подтвердила некоторые подозрения по твоему поводу.
- Какие еще подозрения?!
- Приходи ко мне, узнаешь. Некоторые вещи невозможно объяснить по телефону.
И я пошла, хоть и с легким презрением к своему лихорадочному любопытству. Однако я была так уязвима после эскапад человека, что первый за год после моего развода сделал мне предложение. Слабость простительна. Более того, стремление прояснить, что за вредительские подозрения у Пели Антоновны насчет меня, заставило преодолеть страх. Ведь я могла нечаянно столкнуться на лестнице с Вампиром Аркадьевичем! Но столкнулась я совсем с другим персонажем. В сумерках я заметила, что у пелиного подъезда копошится примечательный персонаж. Он умудрялся даже в тусклом свете фонаря излучать бодрость и жизнерадостность, хоть и вид имел довольно бомжеватый. Грязная, с черными пятнами косматая дубленка а ля «рыбак 70-х», кроличья шапка, которую наверняка подбрасывали еще в честь полета Гагарина в космос – и широкое щербатое дно улыбки, обрамленное щетиной. Но глаза – глаза были благородны и глубоки, как у младенца Сикстинской мадонны.
Итак, пугающе трогательный господин гостеприимно распахнул передо мной дверь подъезда, и столь же радушно пригласил меня в лифт. Мое доверие к незнакомым мужчинам, даже гостеприимным, было близко к нулевой отметке, посему я вежливо отказалась от лифта и взгромоздилась на пятый этаж пешком. И там меня ждал конфуз в духе сказки о черепахе и зайце. Запыхавшись, я обнаружила у квартиры Пеларгонии все того же улыбающегося субъекта, который весело высказал недоумение моим отказом от услуг цивилизации. Но это еще цветочки, потому что через секунду он уже трезвонил в дверь моей тетушки, а она его спокойно впускала к себе. Вот не ожидала, что Пеля не чужда порочных связей! Впрочем, было бы неправдой сказать, что Пеларгония впускала гостя спокойно. Кем бы он ни был, у нее явно накопились к нему претензии. Признаком этого был появившийся в ее выговоре акцент. Он всегда был признаком тетиного волнения или недовольства. Это был сложноопределимый акцент, акцент как таковой, как мы его называли, - ведь происхождение тети – тайна нашего рода. И как будто бы вовсе она не с Кавказа, просто там ей было хорошо, и она вспоминает о нем с нежной слезой…
Сейчас же ей было не до ностальгий.
- Мераб, я ждала Вас весь день! – рокотала она на весь подъезд. – И только не надо мне жаловаться на занятость, оставьте эти песни для ваших воздыхательниц из ЖЭКа. Не так уж часто я Вас беспокою. С вашей безалаберностью скоро наступит новый всемирный потоп. У меня третий день течет кран, а подо мной живет соседка, настоящая змея. Она скоро мне предъявит огромный счет, и кто будет платить? Вы же знаете, раньше мне все чинил сын, но теперь, когда он так далеко… Господи, неужели нельзя было прислать вашего нового мальчика-таджика, он мне так хорошо в прошлый раз починил унитаз?! Зачем Вы сами-то явились?
- Соскучился, - последовал по-армейски краткий и обезоруживающий ответ.
Тетя негодовала. Я нерешительно вошла в прихожую, понимая, что баталия с Мерабом надолго. Так вот он какой, северный олень, о котором много лет наслышаны родные и друзья Пеларгонии. Непокоренный прораб Мераб. Когда-то тетя была старшей по подъезду. Занятие ей по темпераменту подходящее. Пеля находилась в вечной войне с жилконторой, и в эпицентре борьбы находился этот самый Мераб. Роль его, как всякого достойного противника, была неоднозначной. Конечно, чаще всего Пеларгония поносила его, на чем свет стоит, но спустя пару дней могла вдруг с жаром воспеть его золотые руки.
- Блеск и нищета великого Мераба! – не преминула я хохотнуть, когда золотые руки свершили свое дело, а псевдозолотые зубы улыбнулись на прощание, и все это великолепие в чумазой обертке удалилось. – Мы, преданные родственники, всегда полагали, что прораб вашей жизни, тетя, - это респектабельный начальник с барскими замашками. А оказалось, он обаятельный оптимистичный клошар. И это притом, что столько лет сидит на теплом хлебном местечке!
- Не береди душу, Ника, - глухо проворчала Пеларгония. – Спивается старая гвардия. Знавал он лучшие времена, здесь ты права. Жена от него ушла, теперь он неухоженный, одинокий… - проявила тетя благородную милость к падшим.
- Так его нужно женить на мне! Подсуетились бы, тетя, убили бы двух зайцев. Такой альянс плывет Вам в руки, и просится на брачную страничку в саму «Нью-Йорк таймс».
- Все шутишь над старой Ханумой, - зловеще усмехнулась Пеларгония. – А меж тем твоя тактика тоже не выдерживает никакой критики. Жалоба мне на тебя поступила, - и в глазах Пели Антоновны заплясали победные мстительные блики.
Вестимо откуда жалоба. Вампир Аркадьевич мутит воду. Переживает и кается, что сказал что-то не то, но ведь не со зла. Обидел нечаянно, ненамеренно, и теперь мучается от раскаяния. Но Пеларгония выразилась очень точно: его раскаяние - оно всегда стремительно оборачивается жалобой, а потом и жесткой претензией. Мол, что я такого сказал?! Мол, все это женские капризы… О моих давешних капризах теперь узнала тетя Пеля. Ее сосед, коего она полагала безобидной службой эскорта в местных масштабах, никак не ожидал, что его слова могут быть истолкованы в призме примитивных женских обидок про возраст и размер. Не поленился свет Аркадьевич – на то и Вампир - все подробно изложить: про сорванную экскурсию, про молодежный берет и маленькие изящные тапочки. Итог и вывод: изучайте мужскую психологию, в конце концов! Он, мужчина немолодой, бессознательно хотел меня состарить и утяжелить. Ведь молодая, легкая и шикарная барышня ни за что не согласится иметь дело со старым небогатым пеньком. То есть… он хотел меня искусственно состарить! Вот как едко пошутила жизнь надо мной.
- Тетя, ликуй, ты преподала мне великий урок. Больше не буду ускорять реку времени, - пообещала я, поискав глазами на столе что-нибудь вкусненькое. – Однако это извращение – желать состарить женщину.
- Еще не те извращения бывают, - ворчливо отозвалась тетя. – И кто тебя вообще просил входить с ним в такой тесный контакт и слушать его бредни?! Мне даже в голову не пришло, что ты будешь с ним шастать по выставкам. Я ж тебе сказала, что он – вампир, неужели этого предупреждения мало? А ты часами с ним говорила по телефону. Да это ж язву можно заработать!
- Но ты-то с ним как-то общаешься, тетя. Впускаешь в дом, можно сказать, нечистую силу.
- Нет, не пускаю. Он только провожает моих гостей. А в остальном я давно поставила его в рамки. У него лимит разговора – две минуты, и он об этом прекрасно знает. За две минуты вполне можно изъясниться по делу.
- И ты коварно не предупредила меня о правиле двух минут, - упрекнула я Пеларгонию, которая, вздохнув, начала метать на стол угощения из заветного буфета. Знала, мудрая фея, чем можно залакировать любые недоразумения.
Я с легким садизмом продолжила укоряющую речь о том, что наверняка тетины подруги хоть разок жаловались ей на обходительного поначалу, а последствии болтливого и вздорного Вампира. И как же она могла после этого…
- Нет! – вскричала Пеля с астматичным присвистом. – Никто никогда не жаловался, клянусь тебе! Впрочем, кукла моя, я упустила тот момент, что все мои подруги уже не в той поре, чтобы заинтересовать вампира. Молодежь ко мне давно не ходит, а зря! Опыт мой бесценный, как я вижу, не устарел. Взять хотя бы Вас, моя прекрасная леди. Честно говоря, я подозревала, что такие умницы-красавицы, как ни странно, могут плохо о себе думать. Настолько плохо, что принять нашего Аркадьевича за возможный объект желания и интереса.
- Ты намекаешь на мою низкую самооценку, - буркнула я, нервно набивая рот абрикосовым рулетом.
- Не намекаю, а говорю прямо. Знаешь, это все из-за женских компаний. В них я и сама порастеряла остатки своей, как ты выражаешься, самооценки. Свои вспушенные перышки… Эх, Ника, беги от женщин, они расскажут тебе, что шансов у тебя нет. Они утопят тебя в болоте безнадеги по части хорошей партии и счастливого брака. А это не более чем инстинкт самки по уничтожению соперниц. Да, можно наматывать на кулак сопли о высокой конкуренции, о том, что достойные мужчины перевелись, а если и встречается редкая птица, то ему подавай ноги от ушей 20-летней выдержки – и никак не старше. Вздор! – и выговор тетушки снова угрожающе окрасился знаменитым акцентом. – Одна моя добрая знакомая познакомилась с будущим мужем, когда ей было под пятьдесят, а дыра от переднего зуба была заклеена жвачкой.
- Тетя, мы об этом уже говорили, - деликатно напомнила я.
- Я тебе рассказывала о жвачке?
- Нет, о вреде женских компаний. Вот честное слово, с тех пор я не была ни в одной женской компании! А теперь можно я выйду за дверь и удовлетворю вредную привычку. Не вздумай настучать маме!
- Ты куришь?!
- Буквально одну сигарету в месяц. Да ее и сигаретой не назовешь, ею в ухе можно ковырять. Вон, смотри, какая тоненькая.
Пеля, конечно, разразилась ворчанием по поводу очередной никотиновой иллюзии. Она была права, но мне требовалась пауза. Я вдруг ощутила прилив тоски, словно смотрела на экран с выключенным звуком, а там оседал в руинах домик моей мечты. Внезапная хроника давнишнего землетрясения, возникшая из глубин подсознания, основательно меня подкосила. И поводом тому стала злосчастная дыра от зуба! Увы, такой уж у меня характер: пустяковая деталь может вызвать приступ отчаяния. Казалось бы, почему не порадоваться чьему-то счастливому витку судьбы, но нет! Ход моих мыслей стремительно приводил меня к выводу, что раз такой сюжет уже был, мне он не достанется. Бесполезно латать черные дыры жвачками, Господь не повторяется в таких импровизациях.
Стоит ли пояснять, что мне тоже было что заклеивать! Сразу вспомнился прораб Мераб, который являл свою щербатость миру с обаятельной мажорной бравадой. Могла ли я следовать его примеру? Вряд ли. Разве что отстрелить ту часть мозга, что отвечает за рефлексию и социальные условности. Я ведь не отношусь к тому разряду счастливчиков, у которых эта область атрофирована врожденно.
Похоже, наша полоумная Пеларгония права. Женские компании основательно навредили моей победительной уверенности в себе. Раньше мне и в голову не приходило сомневаться в том, что если надо, я выйду замуж и пять, и семь раз, и даже тринадцать, как мне нагадала одна моя знакомая учительница географии, искренне полагавшая, что Великобритания по-английски будет Великобритейшн. Не исключено, что и географию она знала столь же причудливо, как и английский язык, но гадала отменно. Словом, я вообще не понимала, почему столько шума из-за этого чудовищного свадебного савана, лживых поцелуев на публику и снайперской приметы насчет букета невесты. Лично я выходила замуж без всех этих утомительных и дорогостоящих глупостей, надев ностальгические синие ботинки моего старого приятеля и замотавшись в разноцветный палантин собственной росписи. Это была веселая реконкиста для всей нашей компании.
А после развода весь фарт улетучился. Подозреваю, что его сглазили те самые вредительские увещевания подруг. Дескать, хорошо подумай, прежде чем совершать чудовищный шаг в пропасть одиночества. Следующего раза может и не быть! Но почему? Да потому что. Тогда меня было не сбить никакими страшилками, я даже не сомневалась в своей замужеспособности. А ведь везение суть отсутствие невезения, отрицательного опыта, девственная вера в выбранный путь. Я не сильна в философии, но когда утрачиваешь легкость движения, поневоле начинаешь копаться в моторе. А это только начни… Помнится, такой же страшный опыт был пережит мной, когда мой компьютер впервые нахватался вирусов, и пришлось просто-таки попасть в зависимость от знакомого умельца, выпускника физтеха. Я мучила его вопросом, почему же раньше, когда я понятия не имела об этой жуткой виртуальной заразе, я жила себе преспокойно и лазила по Интернету, куда хотела. На это был мне простой ответ: «Ибо до поры до времени все мы не ведаем, что творим. Но когда-нибудь и где-нибудь с нами непременно что-нибудь происходит. Закон Мерфи». Вот и с любовью такой же Мерфи. Живешь-живешь с нею, а потом тебя атакует вирус судьбы, и ты уже сброшен с райского гамака безмятежности.
И уже не сможешь не думать про зубы, персидские тапки, про тридцать лет, пироги и про детей! На этой панической ноте соседская дверь на площадке отворилась и из нее с шумом вышла нетрезвая мужская компания. Я по нелепой кроличьей привычке хотела тут же улизнуть к тете, тем более, что на нервах закуривала уже третью «ковырялку для ушей». Но было поздно. Меня заметили и окружили назойливым приглашением на праздник жизни. В другой раз я бы искрометно отшутилась, но в свете последних событий решила: была-не была, кутну коротенько, минут на сорок, как говорится. Раз тебе не нравятся, дорогая Пеларгония, женские компании, я пойду в мужские!

4. О риске, подстерегающем добрую женщину, которая любит детей и стариков

Для освежающей неосмотрительности я придумала себе оправдания. Во-первых, если предлагают выпить за здоровье именинника, то отказывать нельзя. Во-вторых, племянница Пеларгонии в этом доме – лицо с дипломатической неприкосновенностью, как не преминули сообщить новые знакомцы. Кто ж не знает нашу дражайшую предводительницу! – и все такое. Много мужчин, наперебой предлагающих угощения и остроты, - неплохая программа на вечер. Хандра улетучилась, - значит, я на правильном пути! Шампанское мягко усыпляло мою бдительность, и не возникло даже вопроса, от чего здесь, не в самом заповедном месте на Земле, скопилось столько дефицитных особей мужского пола. Интерьер в «заповеднике» был спартанским, зато стол ломился от термоядерных мясных закусок. Хотя стол громко сказано – журнальный столик посреди комнаты. Мне благородно уступили место в единственном кресле и единственную бутылку Асти Мартини. Королевский подарок… Хозяином и виновником торжества был громогласный живчик с ранним брюшком и бакенбардами. Такие обычно сильно потеют. «Не мой тип», - отметила я мельком, но не придала значение первому впечатлению. Сколько раз именно те, кого я сходу списывала со счетов, искусно мстили мне за скоропалительность. И первая любовь, и бывший муж… да что там вспоминать!
А вот мой тип оставался до сей поры недосягаемым. Я называла его условно «английским» - он был замешан на героях тягучей и густой, как благородный портвейн, литературы манящей Великобритейшн. Что же до внешности представителей этого типа, то она неяркая и лаконичная, хранящая внутреннюю мощь. С такими мужчинами у меня ни одной мало-мальски интересной истории, кроме безответной влюбленности в тренера по плаванию. Впрочем, я ходила в секцию всего два месяца, а потом заболела ветрянкой. Оправившись, я обнаружила, что времена меняются, и тренера меняются вместе с ними. Тот, кто грел мне душу, исчез. Уплыл в нейтральные воды стоическим стилем баттерфляй. Молчаливый, бесстрашный и нежный.
Да, на заре пубертата я постаралась щедро наделить малознакомого мне человека всеми мыслимыми достоинствами. Здесь же, на случайном дне рождения, я вновь повстречалась с одним из вариантов моей англоманской мечты. Хью Грант с примесью Энтони Хопкинса. Но с очень небольшой примесью. Он был, конечно, гостем, а это значило, что вероятность нашей повторной встречи равна нулю. Не верилось, что он добропорядочный семьянин, но все же он вполне мог им быть, а потому лучше сразу выкинуть его из головы. Впрочем, именинник с зычным фельдфебельским тембром сделал все, чтобы отвадить от меня своих друзей, и «Хью Гранта» в том числе. Кому не знакомы такие маневры в компаниях: один из мальчиков берет на себя обязанность старшего брата и пресекает шуры-муры. Порой цель у него весьма благородная, - например, уберечь какую-нибудь барышню от чар местечкового Дон Жуана. Но мотивация моего нынешнего «покровителя» была мне не совсем ясна. Разве что он созвал к себе на праздник маньяков…
Вскоре все прояснилось: бедняга просто боялся гнева Пеларгонии, блюдущей мораль великовозрастной племянницы. Право же, как будто я несовершеннолетняя! Моя тетка, даже отойдя от дел, остается истинно старшей по подъезду, ей нужно присвоить это звание навсегда, как герою войны. На какое-то время меня этот факт даже развеселил. Но, так или иначе, мелочная опека привела к тому, что вечеринка быстро потеряла для меня всякий смысл. Ладно бы табу на приближение ко мне ближе, чем на метр, касалось всех, кроме «англичанина», но такая избирательность в тактике Больших братьев невозможна. Они очень хорошо предвосхищают искру симпатии и пресекают саму возможность флирта. Мне осталось внимать краснолицему самоуверенному господину, смачно хрустящему солеными огурчиками и активно навязывающему мне ломтик молочного поросенка. Другой фигурант, весьма надменный, назвался композитором, и презрительно фыркнул, когда я попросила сделать радио громче. Там играла моя любимая группа, но непризнанные композиторы не любят удачливых конкурентов. Я имела неосторожность намекнуть на это обстоятельство, из-за чего чуть было не разразился скандал. Хозяин дома встал горой за своего кореша, уверяя, что он самый что ни на есть удачливый композитор, знатный профессионал, и приложил руку к таким известным творениям как… далее пошло перечисление. Не дожидаясь момента, когда выяснится, что спесивый рокер дает уроки самому Элтону Джону, я поспешила распрощаться. С меня хватит. Эти песни мне знакомы. Недаром известный афоризм гласит: хочешь испортить вечеринку – пригласи на нее гения. «Англичанин» проводил меня грустной улыбкой. Он, слава богу, не принимал участия в дебатах.
Пеларгония встретила меня пасьянсом. Не повернув даже головы в мою сторону, она процедила:
- Сколько можно дымить! Тебя не было целый час.
Что-то в ее голосе заставило меня насторожиться. Впечатление было такое, что она, как кукловод, все про меня знает. В том числе, и где я сейчас была. И это ее извечное «кукла моя»… Неужели я настолько предсказуемое и ведомое существо?! Сейчас я опровергну все ее нежизнеспособные теории о браке и семье.
- Знаешь, дорогая Пеля, я поняла, что все твои соображения об отношениях полов грешат неправильными обобщениями. И потому не работают. Во всяком случае, со мной. Женские компании, не женские… вот я сейчас побывала в мужской компании. И ничего! Встречу, которая повлияет на всю жизнь, невозможно запрограммировать или магически притянуть, предварительно изнурив себя позитивными установками. Ах, все вокруг клевещут на действительность, а я возьму и покажу всем высший пилотаж. Потому что я верю, что все получится, хоть я и беззубая 80-летняя старуха! Знаю я тех, кто увлекается подобными тренингами. Посещают их годами, молодятся и бодрятся, а воз и ныне там. Я их спрашиваю: может, следует сменить тактику? А они мне в ответ: нет-нет, все вот-вот произойдет, просто надо «завершить гештальт». Это у них слово такое заветное. Не спрашивай меня, что это такое, лучше я тебе дам книжку, сама прочитаешь. Да, и я попадала в их сети, но только до групповой терапии у меня дело не дошло. Скептицизм помешал. Я полистала агитки и убедилась, что мне никогда не закончить этот их гештальт. Потому что за одним гештальтом начинается новый гештальт, и нет им конца-края. Потому что сама жизнь – это гештальт, и я вовсе не тороплюсь его заканчивать! Впрочем, зачем я забиваю тебе голову терминами, которых сама не объясняю.
- Представь себе, я имею представление, о чем ты говоришь. Кто-то мне этой шелухой уже пытался забивать голову. Но, кукла моя, причем же тут мои неправильные обобщения, как ты изволила выразиться?
- Притом, что я сейчас увидела целое сборище мужчин, и поняла, что количество не всегда переходит в качество. Решила поверить тебе, когда ты говорила, что мужчин полно. Их и правда полно. Но принцип как в анекдоте про старого и молодого быка, не работает. «Не суетись, сейчас спустимся и оприходуем все стадо» - помнишь?
- Милая моя, я никогда не предлагала тебе манипулировать стадами, - хохотнула Пеларгония, по-прежнему не отвлекаясь от пасьянса. – Я же не пастух, право слово. А насчет той компании, в которой ты побывала, я тебе объясню. Я ж слышала краем уха, куда ты намылилась. Неправильной дорогой идете, товарищи! Это ж Генка с четвертого этажа. Закоренелый холостяк. И друзья ему под стать. Типичный неликвид по части брака. Хотя на первый взгляд приличные парни.
- Между прочим, этот Генка тебя побаивается. Даже отвадил от меня всех своих холостяков, чтобы не пострадала честь племянницы Пеларгонии!
- Я тебя умоляю! – усмехнулась тетя. – Он не за твою честь беспокоился, а оберегал своих дружков. Чтобы не дай бог не поймали их в брачные сети. Так делают все холостяки, когда им уже за сорок. А иначе кто останется играть в их песочнице? Другими словами, кто будет выпивать с ними за гладильной доской перед телевизором?
- За гладильной доской? Там нет никакой доски!
- Значит, убрал перед днем рождения. Обычно он по вечерам за нею трапезничает и смотрит криминальные сериалы. Скажу тебе, что Гена душевный парень. Не ленивый, отзывчивый. Помогал мне передвигать мой любимый ореховый буфет, еще кое-что по силовой части. Но это вечный мальчик. Если ему и нужна семья, то только для того, чтобы занять в ней место ребенка. Явление не редкое, но уникальность Гены в том, что он осознал свою инфантильность и смирился. И не морочит голову женщинам. Живет, как живется.
- И не грустно ему одному, что ли?
- Когда грустно, он зовет своих друзей-охламонов на трехдневную попойку или едет на рыбалку. Великий дар имеет гуляющий сам по себе. Мало кому удается.
- А естественные потребности, пардон?
- Находит приключения, когда надо. Ника, я свечку над ним не держу. Представь, что у человека сбой в программе взросления. И ему, как в одном советском стихотворении, никогда не будет шестьдесят, а лишь четыре раза по пятнадцать. Ему не грустно! Разве подростку грустно без жены?! Нет, пожалуйста, можно с ним сойтись. Будешь хоть на свежем воздухе бывать – он не то, что нынешние компьютерные игроманы, по выходным может и на лыжах поехать кататься. Плов умеет делать не хуже, чем я. Прекрасный вариант для паузы между мужьями. Но не более.
- Тетя, ты говоришь о человеке, как о курсе оздоровительных процедур.
- И, заметь, не самое плохое сравнение! Большинство мужей в обозримом мною пространстве – сплошной удар по женскому организму.
Однако мне-то понравился не «оздоровительный» Гена, а его «англоподобный» приятель. Пеларгония только отмахнулась. Мол, оставь пустые надежды. Ей-то что: к ней на днях должен был приехать настоящий англичанин. Сын тети Пели, мой неугомонный кузен, проживавший в Англии, заслал ей на побывку своего коллегу. Пеля Антоновна любила гостей, но данная перспектива вызывала у нее тревогу. Не то чтобы она была против англичан, тем более, что ожидаемый господин происходил из России и не забыл родной язык. Но на Пеларгонию возлагалась не только гостеприимная, но и просветительская миссия:
- Мой сынище забыл, что его мать старая больная черепаха. Он предлагает мне скакать по музеям и театрам, сопровождая его резвого приятеля. Я ничего не имею против, но буду ли я в состоянии? У меня давление и суставы! И захочет ли мальчишка погружаться в нашу культуру в компании со старой перечницей? Вопросов масса.
«Мальчишка» был моего возраста. И я была уверена, что Пеларгония вопьется него сводническими коготками. Вот теперь такая перспектива меня даже согрела. Но никаких намеков на нее не последовало. Вместо этого тетка деловито спросила, есть ли у меня на примете мастер, реставрирующий старинные фотографии. У меня был на примете такой мастер, и, увы, он являлся моим бывшим мужем. Он фанатично любил свое фотографическое ремесло, а, признаться, недооценивала его значимость. Муж говорил: «Подумай только, я хочу сделать серию, которая запечатлеет моменты счастья. Просто разных людей в состоянии пика блаженства!». Я говорила, что идея красивая, но трудно исполнимая. К сожалению, он начал с меня, пытаясь запечатлеть мою скромную персону в экстремуме эйфории. В результате счастье омрачалось невольным позированием и спорами. Потому что он думал, что у меня счастье, а я всего лишь наелась персикового желе. Оно имеет свойство поднимать тонус. Еще одно мое обманчивое свойство: близкие часто принимают мою экспрессивную драматургию тела за пограничные состояния. И муж попался в ту же ловушку. Но я-то боролась за то, чтобы правда жизни стала правдой искусства. Дура! Помалкивала бы лучше. Потому что нашлись более сговорчивые персонажи.
Дело прошлое. Я строго спросила у Пеларгонии, зачем ей фотомастер. Она с жаром принялась рассказывать о своем ветшающем архиве, оставшемся от предков, о том, что хочет превратить некоторые старинные снимки в портреты, и даже пообещала, если все выйдет удачно, поведать мне ту самую тайну рода! Я со скрипом согласилась дать телефон бывшего супруга.
- Только звони сама! Скажи, что ты моя тетя, этого будет достаточно. Меня в процесс не вплетай. И, прошу тебя, никаких интриг!
- Какие могут быть интриги, - возмущенно подняла бровь Пеларгония. – Делать мне нечего…
Ей, может, и нечего, хотя теперь, ознакомившись с плотным графиком моей тетушки, я не рискнула бы уличить ее в безделье. Она договаривала о поставках свежей кабанятины от знакомого охотника, готовясь к встрече с заморским гостем. Она покрывала морилкой, а потом отдавала многодетным соседям свой любимый комод. Она надвязывала рукава к меховому дубленому жилету для своей бедной родственницы-студентки. И, конечно, кряхтя и грохоча, ворочала банками со своими шикарными консервами в подкроватных закромах. Надо же было понять, что она отправит ненаглядному сыночку в сырой Йоркшир, а что прибережет к его приезду. Пока Пеларгония в поисках маринованных кабачков взмывала вверх филейными частями, мое самолюбие слегка корчилось от ноющей тревоги. Ведь под моим диваном одна пыль. Смогу ли я хотя бы годам к пятидесяти домовито закатать двадцать банок лечо, помидоров и охотничьих салатов? Нельзя же годами потчевать семейство сезонной отмазкой в виде малосольных огурчиков, которые только и умею делать. И зависит ли счастье человеческое от умения работать лобзиком или квасить капусту?
Свой внезапный философский дискурс я обрушила на тетушку, которая на сей раз не спешила с категорическими афоризмами. Я не стала цитировать ей Вампира Аркадьевича с его демографически-кулинарными требованиями к женскому населению. Мелковат источник. Чем крупнее, тем милосерднее. Вот Достоевский ничего не требовал, только подтверждал, что семейная жизнь для женщины есть рабство. Пеларгония с великим соглашалась, но как-то нерешительно:
- Ну что ты меня терзаешь. Процитируй ты мне о женском рабстве в семь утра лет двадцать пять назад – я, расчувствовавшись, горячо расцеловала бы все собрание сочинений Федора Михалыча. Надо собирать ребенка в школу, нестись на работу, варить, жарить, пассировать, стирать, гладить… терпеть, все терпеть! Я сказала бы тебе: да, рабство! И посильно счастлива та, что переносит это рабство с наименьшими потерями. Лучше всего, если у нее восемь рук, чтобы все успевать, а также умение между делом связать шарфик пальцами ног. Теперь я далека от той милой мирской суеты… и продолжаю суетиться! Я рабыня и в рабстве помру. А вообще для меня классики – как хорошая еда, для каждого свое время суток, - неожиданно закончила Пеларгония. – И вообще, чего-то ты скисла после этих соседских парней. Чем они тебя обидели, признавайся!
- Клянусь, они не виноваты. Просто всколыхнули ощущение того, что никого я не найду. Или все повторится, как с первым мужем. Я неудачница.
Я и вправду вдруг ясно ощутила, что все мои пытливые попытки в ближайшее время ничем хорошим не увенчаются. Наступила холодная пауза. В резонанс с погодой, с поганым ветром, от которого вымерзает душа. А еще я-таки ждала от Пеларгонии хотя бы надежды на этого русского йоркширца. А, может, девонширца, - мне-то пока без разницы! Но кем бы он ни был, сей незнакомец преобразился в моем сознании в символ всего нездешнего и лучшего. Видимо, хороши для нас те, кто там, где нас нет. А тетушка так и не поманила меня «аглицким» знакомством. Глупо, но мое самолюбие было уязвлено. Пытаясь урезонить противоречивую натуру, я напоминала самой себе, как сопротивлялась теткиному сводничеству. И не без удивления обнаружила, что сама Пеларгония пока палец о палец не ударила ради благой цели «погулять на свадьбе богатой племянницы». Неуклюжие шаги на тернистом пути к счастливому союзу я совершала исключительно по собственной инициативе. Пеля Антоновна только распаляла меня разговорами, создавая себе руководящий ореол. Или я сама возвела ее на пьедестал? Или во всем виноваты семейные легенды о напористой доброй фее, которая обеспечивает свою родню жизненными благами на добровольно-принудительной основе? Я запуталась.
- Ника, надеюсь, ты знаешь, что слова «неудачница» не существует?
С этим напутствием я возвращалась домой. Памятуя о том, кто может стать моим провожатым, я поторопилась ретироваться. Только Вампира Аркадьевича не хватало! Пеларгония, конечно, закудахтала про темные дворы, которые одинаково опасны и в семь вечера и в двенадцать ночи. Пришлось вызывать такси. Но даже вызов такси у Пеларгонии превращается в маленькое шоу. Она потребовала, чтобы водитель поднялся к ней в квартиру, чтобы убедиться в его благонадежности и порядочности. Потом она мучила его страшными историями о маньяках, потом спустилась вниз и записала номер машины. Спрашивается, зачем она заставляла несчастного подниматься к ней? У меня только один вариант ответа: чтобы измученный водитель разговорился со мною во время нашей дороги домой. Я долго извинялась за тетю, а он проявлял благородную терпимость к бдительности старой гвардии. А потом добрый самаритянин вдруг предложил мне… вакансию сиделки!
- Сразу видно, что у Вас есть опыт общения с пожилыми людьми. У меня большая проблема с тещей. Она не то чтобы больна. Разве что на голову, - усмехнулся таксист. - Жена не может с ней быть постоянно. Там никакого особого ухода, просто раз в день укольчик внутримышечно, а основная задача – поговорить с бабулькой. Она вроде вашей тети – такая же шабутная. Ее забалтывать надо. Старикам в первую очередь требуется внимание. Выслушать, поговорить, поохать…
- Со мной бы кто поохал! – вырвалось у меня. Вероятно, я была не готова к жертвенной миссии. Не хватало мне еще одной Пеларгонии, со всеми ее минусами, но без ее плюсов! Я даже забыла поинтересоваться ценой вопроса. Ух, какой же махровой эгоисткой я себя почувствовала… Дети, пироги, а теперь еще и старики – я катастрофически не втискивалась в типаж хранительницы очага. Этот корсет был не для моих размашистых мослов, о чем я не преминула поведать таксисту. Захотелось хоть кому-то покаяться. «Меня даже замуж никто не берет. О какой бабульке может идти речь!»
- Вы правы, барышня, Вам скорее дедулька нужен! – развеселился мой доброжелатель. – Шучу, барышня, не обижайтесь. Мне просто смешно вас слушать. Да вам стоит только свиснуть – и очередь из женихов выстроится. Молодая, симпатичная…
- Да таких симпатичных и помоложе толпы ходят! Покажите мне, с какой башни надо свистеть, чтобы увидеть очередь хотя бы из дедулек!
С дедульками я, конечно, погорячилась. Но до чего ж мне надоели безответственные клише про «молодую-симпатичную», и про то, что стоит только… - и выстроится мифическая очередь! Именно лживые упрощения задачи вгоняют меня в ступор. И отпугивают удачу. Проверено на собственном опыте. В итоге я пообещала моему новому знакомому найти такую же порядочную и бестолковую – в отношении мирских благ – особу. Которая только и мечтает стать сиделкой. Водитель в качестве ала-верды заверил, что как только на горизонте появится такой же порядочный – но отнюдь не бестолковый! – мужчина, он тут же меня с ним познакомит. Довольные друг другом мы расстались, обменявшись бессмысленными телефонами. Поделом тебе Пеларгония, ты вовсе не единственная поисковая система!



5. Замуж или в гроб

Нет слова «неудачница». Я целую ночь посвятила этому не вполне грамматическому нюансу. Меня страшно огорчало, что в мужском роде слово вполне себе жизнеспособно. Дискриминация, однако. Мне стало жалко мужчин, хотя именно в состоянии жалости я склонна к опасным поступкам. Меня влекло любимое развлечение людей, оказавшихся в нейтральной полосе – ни белой, ни черной. Это развлечение – распутывать клубки старых связей. Звонки не другу, но старому приятелю. Приятелю особого рода, с которым могло бы что-то получиться. Или даже получалось, но птица удачи вдруг саркастически по-вороньи гаркнула и истерично захлопала крыльями, испортив наметившуюся идиллию.
Скорее всего, проблема крылась не в птице, а в моей недальновидности. Я была небрежна и не распознала знаки судьбы. Не вчиталась в человека, сочла его неудачником! Далее по классическому сюжетному стереотипу должна бы последовать антитеза: … а теперь он нефтяной магнат! Нет, не то: у магнатов семейная жизнь на тройку с минусом. Не магнат, а владелец безобидного малого бизнеса типа «эксклюзивные канцелярские товары», и главное – у него прекрасная супруга, трое детей, экологичный деревянный особнячок на берегу озера… Хватит, а то я устану убеждать себя, что мне просто не спится, и я рухну в хандру! Потому что мне не просто не спится, а вспомнился вполне конкретный «неудачник». Даже не хочется считать, сколько лет назад это было. Лет семь, наверное. Я уже была знакома тогда со своим будущим мужем, который теперь бывший. Можно сказать, я сделала выбор в пользу фотографии. А Сергей был художником. Попробовал бы кто среди художников того времени найти «удачников»! Фотографам везло чуть больше.
Тут на меня напал соблазн крамольных молитв. Типа: Господи, ну, пожалуйста, сделай так, что Сергей ныне тоже одинок и не против пересечься со мной. Меня бы согрела даже одна ни к чему не обязывающая встреча. Надо же размочить нулевой счет за прошедший год одиночества! Хотя психологические книги советуют не ставить себя в зависимость от символов и примет. Потому как сие есть позиция жертвы. Ой, да что они понимают в живом процессе истории души!
И меня разморили приятные грезы вперемешку с отрывочными воспоминаниями. Сережа научил меня разным тонкостям ремесла, а я тогда не придавала этому большого значения. И зря. Вглядываясь теперь в мое окружение, я более не нахожу бескорыстных учителей. Тем ценнее становилось для меня то недолгое знакомство. Сережа помнился долговязым и скуластым астеником. Его азарт спорщика сглаживался меланхоличной иронией. Критический настрой смягчался снисхождением к женскому творчеству. Он был самолюбивым и ранимым, но свои убеждения отстаивал насмерть. Так, собственно, что меня не устраивало?! Просто возмутительная глупость с моей стороны. Наверное, он мне показался талантливым и невезучим. А это сочетание сложно пережить не только самому творцу, но и его близким.
Тем же вечером я ему позвонила. Моя прыткость объяснялась тем, что я просто не верила, что старый телефонный номер еще актуален. Меж тем мне ответил знакомый голос. От неожиданности я трубку бросила, и еще пару дней готовилась к разговору. Я бы готовилась еще месяц, но испугалась промедления – вдруг именно в эти дни Сережа переедет или сменит номер. По закону подлости и не такое бывает. И я лихорадочно искала повод для звонка, а попутно всплывали сопутствующие истории. Помнится, он рассказывал о своей старой подруге со сложной судьбой, которая после развода мыкалась с ребенком по съемным комнатам, и денег не было совсем, и жить было трудно, и, кажется, она тоже занималась росписью по текстилю и прочими прикладными радостями, вкупе с матрешками. Однажды, въехав в очередную коммунальную халупу, она сказала: «Все, с меня хватит. Отсюда – только замуж или в гроб!».
И вот теперь я ее понимаю, хотя и не мыкаюсь по углам. Интересно, она выполнила собственный ультиматум? Очень скоро я об этом узнала.
Как это часто бывает после затянувшейся подготовки, я выступила сумбурно и без должного напора. В который раз убеждаюсь: отношения мужчины и женщины целиком во власти импровизации. Никакие домашние заготовки не работают. Действуй либо на моментальном драйве, либо забей на это мероприятие. Я же начала смущаться, путаться в междометиях и самим тоном беседы доказывать, что слово «неудачница» все-таки существует. Несла пургу вроде «…чувствую себя так, будто заклинила кнопка паузы и никак не могу ее отжать». Сергей реагировал на мое уныние с подозрительно бодрой отстраненностью. Типа: да-а, брось, у всех сейчас заклинила кнопка, ты не переживай, будет и на твоей улице пень гореть. Непринужденный, будто вчера расстались. Никакой заминки или хорошо скрываемого трепета.
Как предлагать встречу, если ни одна дверца в волшебных часах не открылась? Я не нашла ничего лучше как… поинтересоваться приработком. Не могу сказать, что тема не актуальна. Но нельзя мешать деньги с амурными делами. Во всяком случае, при наведении мостов после долгой разлуки. Мовэ тон. Но за неимением лучшего меня понесло на эти галеры!
- В моих палантинах и платках даже в Госдуме ходят, - вдохновенно выложила я запасной экзотический аргумент. – Но в последнее время спрос немного упал. Только праздники спасают положение. Наверное, мне снова пора замуж, - силилась я пришучивать над собой, давясь внутренней лихорадкой. – Помнишь, ты рассказывал про одну свою подругу, которая сказала: «Замуж или в гроб»? Так она правильно рассуждала. Задачу надо ставить перед собою жестко.
- Согласен. Она своей цели достигла. И теперь моя жена. Ника, а что ты там говорила про Госдуму? С этого места поподробнее, плиз. Может, чего и замутим.
«Подавись ты своей моральной победой! И пусть тебя самого от этого мутит», - подумала я. Тоже мне достижение – жениться! Моя первая реакция на услышанное оригинальностью не отличалась. Я была уязвлена и обескуражена. Почему-то я никак не ожидала, что Сережа, во-первых, обрел подругу жизни, а, во-вторых, поведет разговор в победительном тоне. Обычная ошибка – недооценивать противника. Тем более друга. Тем более бывшего.
История с Госдумой давно выветрилась у меня из головы. Но в свое время она приласкала мое профессиональное самолюбие. Мои изделия – товар специфический. Это тончайший шелк, который я окрашиваю в самые разные цвета – так, чтобы переливы тонов радовали и лелеяли глаз. Цветовая гамма на каждом платке или палантине получается индивидуальной, повторить ее невозможно. Впрочем, эти мотивы - для романтических и утонченных натур. Для натур поконкретней я создаю графический рисунок – цветочки, листики, жонглирую стилизациями на восточные темы – сакуры и прочие китаянки. Спросом пользуются псевдокопии классических картин, что я не очень люблю и, признаться, не совсем умею. Но порой приходится напрячься. А вот продавец из меня патовый, так что отдаю на реализацию в салоны или – что лучше – энергичным коробейникам, которые и снег зимой продадут. Одна из таких продавщиц долго радовала меня своими успехами. Она-то и проникла однажды в Думу накануне Нового года, отыскав себе проводника. Слуги, а точнее служанки народа, пусть и не столь многочисленные, оценили отвагу моей лазутчицы. Торговля прошла бойко, и, помнится, мы даже отметили это событие, гогоча и воспевая шишечки и ангелочков, - полюбившиеся думским матронам неприхотливые принты.
Но почему мои успехи на ниве думских заседательниц заинтересовали Сергея? Мой угрюмый вопрос породил целый фонтан подробностей о его лучезарной супруге, - мягко говоря, излишних. Но я стойко вытерпела, тем более, что мне посулили серьезный коммерческий интерес. Воистину, нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется! И ведь от предложения было не отвертеться. Итак, смешно сказать, я была приглашена Сережей для делового сотрудничества с его женой. Доигралась!
Увернуться от предложения означало струсить. Поэтому я решила выглядеть хотя бы в собственных глазах храброй портняжкой и отправилась в гости в некогда знакомый дом. Сережина супруга оказалась… душкой. Придраться было не к чему, увы. Стремительная, доброжелательная, улыбчивая, без церемоний и лицемерных масок. Без лоска, без макияжа, без причесона – с таким же, как у меня, тощим пучком, который я называю «Прощай, Софи Лорен». Ведь это она говорила, что от прически зависит, как пройдет день, а, в конечном счете, и вся жизнь. Ну не поддаются мои волосы взбиванию, начесу и прочей парикмахерской дисциплине, у них не итальянские корни, увы! Барышни со схожими проблемами всегда вызывали у меня как минимум сочувствие…
Пока я анализировала зависимость судьбы человека от волосяной луковицы, Ирина быстро перешла к сути вопроса. Подход у нее был деловой и четкий. В другой раз я бы ликовала, найдя такого компаньона. Нынче трудно найти коллегу-единомышленника, который предлагает стоящее дело, а не сомнительную авантюру. И вот я его, точнее, ее нашла. Ирина предлагала кое-что свежее. У нее на примете была одна знакомая, которую она называла предводительницей. Дама ни много, ни мало собиралась делать политическую карьеру. Первые шаги были сделаны – она уже просочилась в администрацию таежного поселка, но, как говорится, королевство маленькое, разгуляться негде.
- Кем там командовать – тремя лесорубами и пятью медведями?! Сама понимаешь, - рассказывала Ирина, потчуя меня невкусным покупным рулетом. Должна я была все-таки найти хоть какой-то изъян в Сережиной жене, - зря ли баловала меня Пеларгония смачными виртуозными кулебяками.
Итак, Предводительница недолго дирижировала таежной фауной. Путем изобретательных ходов и интриг она продвигалась по карьерной лестнице, и каждый ее следующий шаг был теплее предыдущего. В том смысле, что она выбирала населенные пункты все южнее и южнее. В планах у предприимчивой леди была собственная партия, - впрочем, она не была аксессуаром первой необходимости. Слишком дорого содержать. Ей все никак не удавалось придумать свою фишку: за что она будет бороться, кого клеймить, стоит ли сходить налево или качнуться вправо, или важно просто верно выбрать союзников, договорившись о финансовых потоках. Короче говоря, я мало что смыслю в политтехнологиях, потому не слишком вслушивалась в планы деятельной матроны. Хотя мне, как выяснилось, в этих планах была отведена роль поважнее, чем у медведей далекого поселка. Мои палантины должны были стать частью сногсшибательного имиджа нашей новой Анжелы Дэвис. Конечно, если они окажутся достойными почетной миссии.
- Представь, возможно, твои изделия войдут в историю, как коса Юли Тимошенко! – вещала Ирина. – Кто знает, куда повернется история. – Дамочка с амбициями и с мужниными деньгами. Этого вполне достаточно, чтобы наделать шума. К тому же она щедро платит. Я знаю, что говорю, - писала ее портрет на заказ. Хочешь, покажу?
Ирина принесла папку с фотокопиями своих работ. Я уже приготовилась завидовать Ириным успехам в живописи, - ведь она, насколько помнится, занималась прикладными промыслами, а теперь пишет картины. Даже если это заказная попса, все равно ее статус выше, чем мой. Вот так я умею внезапно принизить себя, хотя еще пару минут назад мой душевный тонус был бодрее молодой рыси. Пеларгония права – все это гримасы самооценки. Эта вездесущая самооценка, наконец, заметила, что вокруг одни деловитые энергичные жены, а достойные мужи поголовно заняты. Яд женских стереотипов снова ударил мне в голову.
Но что я увидела! Предводительница была изображена… на коне и в монгольской шапке! Столь сокрушительное дежа вю чуть не стоило мне жизни – я поперхнулась постылым рулетом, а когда прокашлялась, только и прошептала:
- Что с ней?
Ирина быстро просекла, о чем я, и толково разъяснила, откуда дровишки. Предводительница хотела себя попробовать в имидже… сибирской царицы. Благодатная тема. Что касается монгольских атрибутов, то это, скорее, вариации художницы на тему вечного бренда Чингизхана. А чего готовому бренду зря пропадать?! И вообще, тиранический воин, раз ты напал на Русь – пусть тебе аукается, будем тебя использовать и в хвост, и в гриву. Мы на это побольше моральных прав имеем, чем небезызвестная немецкая поп-группа, распевающая залихватский а ля рюс. Предводительнице собственный воинственный габитус на коне понравился. Она даже повесила монгольский портрет в своем кабинете, знаменуя рождение нового имиджа.
- Однако, что же получается – аллюзия на новое Иго? Кого привлечет такая политическая платформа? Да и стратегия женской агрессии – довольно скользкий путь, - попыталась я по-умному донести свои опасения.
Но Ира только рукой махнула: дескать, не бери в голову. Наше дело маленькое – угодить женщине с необычными запросами, а там хоть трава не расти. Пускай поиграет в азиатскую Маргарет Тетчер, нам не жалко. «Мне еще портреты членов ее семьи нужно писать, - призналась Ира. – Надо и тут сбацать какой-нибудь опрокидон сознания. Ну а ты ей покажешь свои шелка чудные, - глядишь, она и тебе заказ сделает. Цену проси любую. За ценой она не постоит, для нее главное – изюминка.
Если честно, то мне была бы понятнее перспектива искать изюминку для дамы… с той же косой вокруг головы, нежели для амазонки в монгольской шапке. Вампир Аркадьевич и здесь подгадил с трагикомическими ассоциациями. Но профессионалу личные неурядицы не помеха. Для повышения градуса настроения я даже брякнула, что знаю, где достать «такой же халатик, только с перламутровыми пуговицами», - то есть такую же шапку, только со стразами. Ирина обещала подумать над интересным дизайнерских решением. Надеюсь, она не всерьез.
А что же Сергей? Ничего. Типичный неликвид по части брака, как выразилась бы тетя Пеларгония. Осторожно спросил, не надо ли меня проводить до метро. Я вежливо отказалась, ибо с некоторых пор провожатых опасаюсь.
Через несколько дней мы с Ириной отправились к Сибирской царице. Я несла с собой свои «чудные шелка» в пакете, а Ирина уговаривала меня не волноваться. Я и не волновалась, удивляясь слегка ее опеке. Но потом я поняла причину. Предводительница оказалась очень холодной и неприятной особой. Мне попадались всякие покупатели и заказчики, но сравнить ощущение от представшей передо мною ведьмы смогу только со вкусом протухшего салата Оливье. Не знаю, как Ирина умудрялась непринужденно щебетать с этой мегерой утренней зари. Утренней, потому как особа непременно требовала на заказываемых картинах изображения восходящего солнца. Знаем мы эти фэншуйские принципы: восход – хорошо, закат – плохо. Знаем, но молчим: лично мне вообще говорить расхотелось. По-моему, взгляд Предводительницы убивал все полезные бактерии в радиусе километра. Куда там летальной капле никотина, а также отечественным антибиотикам!
Одному Богу известно, что будет, если такой особе попадут в руки скипетр, мантия и держава. Это и впрямь Чингизхан вкупе с Иваном Грозным! Одно утешало – с ее пожеланиями разобрались быстро. Мегерка хотела оживить свой образ ореолом семейственности, - так и выразилась. И потому мне было поручено изобразить на шелке ее мужа, сыновей и братьев. «Просто клан Сопрано какой-то», - поглумилась я, когда барыня на минуту отлучилась из кабинета. Ира ответила мне тревожной полуулыбкой, которую можно было бы толковать как тень предчувствия. Но я не удосужилась.
На образцы моих изделий Предводительница едва взглянула. И вообще уделила мне немного внимания. Что в данном случае меня только обрадовало, как если бы, упавши в Амазонку, я была бы проигнорирована стаей крокодилов. Мне были переданы какие-то фотографии, и сумбурно объяснено, кто есть кто. Ну, сыновья понятно – они еще подростки. А вот в братьях я немного запуталась, а потом еще всплыла фигура отца. Переспрашивать по несколько раз я постеснялась. Не хотелось выглядеть кулемой перед монструозной воительницей. Хотелось приосаниться, стать смышленой и схватывать на лету. Вот я и схватила, полагая, что думать особенно не о чем. Буду действовать по кровавому принципу одного Папы римского, который, отдавая приказ уничтожить секту альбигойцев, провозгласил: «Убивайте всех, Бог разберет, где чужие, а где свои». Что только не придет в голову, когда приходится общаться с власть предержащими! В общем, я решила: нарисую всех, а там Бог разберется.
На обратном пути я поймала себя на том, что завидую Сибирской царице. Окружила себя мужчинами, родными и надежными, и в ус не дует. Вот кому совершенно незачем изнурять себя женскими компаниями. Прилежный апологет принципов Пеларгонии, однако. По словам Ирины, таково кредо Предводительницы: женщина-полководец и ее воины. Воины, естественно, мужскаго полу, а она в образе зрелой Жанны д’Арк. Но рыба бывает только первой свежести! – хотелось мне крикнуть со своей галерки для бедных. Зрелая девственница - абсурд, потому как это либо уже не девственница, либо старая дева. Хотя какое мое дело. Буду создавать свой маленький шедевр – групповой семейный портрет, дабы воительница закуталась в своих мужчин в минуту женской слабости. Чтоб у нее таких минут было побольше!
Я засела за работу одновременно с неуверенностью и энтузиазмом. Новая задача всегда горячит кровь. Я корпела целыми днями, в бесконечных эскизах выстраивая композицию, и почти выпала из жизни, не считая фонового бормотания телевизора. О чем я думала? О том, как уеду к морю и заживу в уютном доме под сенью цветущих яблонь и вишен. Эркер, светло-оранжевые шторы, большой овальный стол в гостиной, на котором вместо строгой сервировки рубенсовское буйство натюрморта – фрукты, сладости, грецкие орехи и… брауншвейгская колбаса! Незатейливые мечты, зато правда. Но главное в них – абстрактно большая и не менее абстрактно счастливая семья. Я выбрала даже породу будущей собаки – бернская овчарка, что было следствием не столько кинологических знаний, сколько тактильно-цветовых предпочтений. Длинношерстная, бело-черно-оранжевая и добрая! Собака спасателей. От собаки фантазия плавно переходила к окрестным соснам, бабочкам и попугаям, а потом опять приводила меня в мой чудесный дом. Смешно, но я даже знала, что будет нарисовано на крышке унитаза. Какую угодно деталь своей будущей идиллии воспроизводило мое воображение, но только не семью как таковую. Почему?! Наверное, подходя к трепетно-главному судьба хочет оставить таинство выбора за собой. Пусть входит в моду метод визуализации мечты, который требует: нарисуй себе провизорски точную картину желаемого – и оно сбудется. Может, кому и подходит столь прагматичный метод, но не мне. Пускай я скромный ремесленник, но рисовать будущих детей в лубочном духе типа «дочка пусть каштановая и с веснушками, а сын слегка волнистый шатен» мой третий глаз отказывается. Даешь простор божественному сюрпризу!
Пока я творила в силу данных мне способностей, домашние деликатно обходили меня стороной. Не могу на них пожаловаться, они у меня шелковые. Сплошной шелк везде! Мама сочувствующая, интеллигентная, отчим, вразумляющий логикой, спокойный и дружественный. Памятуя о вспышках гнева, которыми я грешу в момент напряженной работы, он подарил мне старый башмак, чтобы можно было по-хрущевски отвести душу. Правда, трибуну ООН мне заменяет старая совковая тумбочка, но пока она справляется со своей «высокой» ролью. Словом, у меня замечательные предки. Сплошной шелк и шоколад. А счастья нет.
Насколько мои близкие замечательные, я в очередной раз убедилась, когда однажды вечером ко мне заглянула мама и спросила: «Ника, он плачет уже вторые сутки. Что нам делать?». Я долго не могла справиться с изумлением, когда до меня дошло, что происходит. Пока я творю, мои родные сдерживают натиск Вампира Аркадьевича! Вот он, истинный родительский героизм… Мне стало стыдно за счастливое неведение, и я вытрясла у мамы все подробности.
- Ты же сказала нам категорически – тебя не подзывать, когда звонит этот странный человек. Вот мы и выкручивались. Сначала срабатывали отговорки, что тебя нет дома. Но ведь не может же тебя никогда не быть! Потом я объясняла, что у тебя срочная работа, что ты не настроена на общение, и даже мы не разговариваем с тобой сутками, - мама вздохнула и с невесомой грустью в голосе напомнила: - Тем более, что это правда.
Правда – момент принципиальный. Ложь, даже во спасение, давалась матушке с большим трудом. Отчима же просто раздражали трусливые маневры, он искренне не понимал, почему взрослому мужчине невозможно объяснить, что названивать нам не нужно. И однажды он решил поговорить с ним по-мужски. Если бы я знала о его намерениях, то костьми бы легла, чтобы отговорить. Разумные методы с сумасшедшими не работают. Но иных безумцев сразу не распознаешь, особенно под запекшейся коркой эрудированности и дежурного набора хороших манер. Вот и мои родные никак не могли взять в толк, с кем имеют дело, потому безуспешно взывали телефонного террориста к здравому смыслу. И тогда он стал бить на жалость, то есть рыдать. Рыдал он очень эффективно, - не с отчимом, конечно, а лишь заслышав в трубке голос моей маман. Только в этом случае, конечно, мужские слезы могли иметь столь грандиозный успех. С мамами же все проще: если ее дочурка одним-единственным походом в музей сумела уделать всмятку сердце благородного дона, значит, броня крепка и танки наши быстры. Материнская гордость сметет на своем пути все, и первой поверженной кеглей окажется банальная логика. Мама сдалась и внутренне завибрировала робким вопросом «а если это любовь». Вибрировала она, впрочем, звонка до пятидесятого. Потом поняла, что это не любовь, а диагноз. Но тогда с беднягой надо что-то делать!
- Мама, отключаем телефон! – вопила я в ужасе. – Меняем номер!
Отчим только вздыхал. Если бы я его не знала, как облупленного, я бы подумала, что он мечтает меня сбагрить Синей Бороде. Но он просто думал, что делать. И додумался, конечно, светлая голова-золотые руки-доброе сердце! Надо нажаловаться Пеларгонии – ведь это она, кажется, сыграла роль Пандоры, неосторожно приоткрывшей сосуд с неприятностями. Я бросилась к телефону.

6. Бренд атакует

- Знаешь, а мне твой прошлогодний муж понравился, - услышала я в трубке знакомый тембр. – Во всяком случае, он не чудовище, как я подозревала. И если он тебя не бил, то мне не совсем понятно, зачем ты разбрасываешься такими мужчинами. Какое-то пораженчество! Он ведь сейчас один…
Пеларгония в своем репертуаре. Прошлогодний муж! Еще бы назвала его просроченным. И вообще при чем тут муж, когда мы подвергаемся атаке маньяка! Сбивчиво изложив наши треволнения, я ожидала получить в ответ действенное сочувствие. Но вместо этого услышала:
- Милая моя, у каждой приличной женщины есть свой маньяк. Или когда-нибудь был. Это как маленькое черное платье, как обручальное кольцо, как три дня на диете, как купание голышом, как измена, как конфуз в критические дни, как с утра не вспомнить, как здесь оказалась… - словом, все то, что хоть раз было в жизни.
- О, тетя, и у тебя было такое пикантное утро? Ну-ка, с этого места поподробнее, пожалуйста!
Пеларгония величественно закашлялась, дабы не снижать градус откровения к банальной «клубничке»:
- Нет! – отозвалась она после укоряющей мое легкомыслие мейерхольдовской паузы. – У меня не было такого утра. Но я пока не теряю надежды его пережить. Когда-нибудь. И если тебе кажется, что я стара для подобных приключений…
- Нет, не кажется, не кажется! - поспешила я заверить тетушку, в чьей речи послышалась скрытая угроза и даже мелькнул фирменный акцент. – Послушай, но вот если бы ты смогла как-нибудь укротить разбушевавшегося Вампира, от которого житья совсем не стало, то мы тебе памятник поставили бы. За свой счет! Спасти нас можешь только ты. В конце концов, он давно служит у тебя в провожатых. Стоит тебе пригрозить – и он уймется.
- Детка, с маньяками все не так просто, - тетушка неожиданно обмякла, что мне совсем не понравилось. Боевой дух быстро испарился, и на смену ему пришла растерянность. Уж если сама Королева интриги капитулирует, - тогда пиши попало!
Конечно, не в ее правилах оставлять родных и друзей в беде. Но как-то слишком быстро Пеля Антоновна перевела тему, - и выбрала беспроигрышный вариант. О том, как грустит мой бесценный бывший муж. Какой еще бальзам лучше успокоил бы мою мстительную натуру! Тем более, что я как раз полагала, что мой «фотограф счастья» вовсе и не грустит, потому что ему есть с кем коротать вечера. И сие предположение подкреплялось неумолимыми свидетельствами очевидцев, - из тех, кому можно доверять. А еще голос из глубины комнаты, когда бывший звонил мне, как ни в чем не бывало, с расспросами о какой-нибудь ерунде. Так мы сохраняли цивилизованный статус хороших знакомых, которые если надо, непременно помогут друг другу… - в ерунде помогут точно.
Лживые приличия, черт бы их побрал! Да я была готова смерчем ворваться в его логово, где до сих пор красуются мои вазочки для фиалок, кухонные полотенца с моей вышивкой – один из неудачных дизайнерских опытов, - и даже моя любимая круглая сушилка «для шнурков». Так ее называл муж: на самом деле, очень удобная штука для сушки мелко-интимных предметов туалета. Бог с ним, – сушилка не главное, но она почему-то всегда вспоминалась мне в минуту хандры как символ утраченных матримониальных иллюзий. И вот там, где еще не остыли мои потуги свить гнездышко, жил бестелесный женский голос. Именно его бестелесность одновременно тревожила и… помогала ранам затягиваться. Зрительный раздражитель куда более ядовит для моей художественной натуры, чем акустический. Голос – слишком хрупкое основание для терзаний. Испытывать к нему неприязнь – то же самое, что ревновать к привидению.
И потому Пеларгонии ничего не стоило устранить призрачную помеху. Убедить меня, что никакого голоса нет вовсе, что он – случайность, галлюцинация, миф. Не скрою, я приободрилась. И даже рыдания Вампира Аркадьевича отошли на второй план. И пусть мой душевный тонус был приподнят благодаря низменному собственничеству. Вреда от этого никому, а польза налицо. Во всяком случае, для моего рабочего процесса – он пошел куда энергичней. На будущем семейном портрете Предводительницы проступали лица ее мужчин-воинов. Ее величественного клана. Ее любимых мужчин. Делая наброски на бумаге перед тем, как перенести на ткань, я успела горячо полюбить идею «охранного палантина». Я влюбилась в безмолвных натурщиков, глядящих на меня с фотографий. И даже их пренеприятная «королева-мать» уже не казалась мне мрачной амазонкой в эпатажном головном уборе, который сродни английской булавке в печени. Впрочем, английская булавка – это я о другом. Это о таинственном английском госте Пеларгонии, которого она не спешит выставлять на брачную витрину.
Любовь к созданию рук своих – без нее у меня творить не получается. Признаю за собой мелкое тщеславие, хотя оно - выражение элементарного принципа бытия. Даже мусор, выброшенный с любовью, благотворнее влияет на круговорот веществ в природе, чем мусор, с которым расстались без доброго посыла. Впрочем, ни к чему словоблудствовать, когда занимаешься ответственным делом. Завершив которое, я почувствовала себя адептом, гордо провозглашающим семейные ценности. Причем провозглашающим силой искусства, а значит, самым доходчивым и достойным методом.
Бред величия длился от силы час-полтора. Но за сие короткое время я сумела стать звездой нашего местечка, как выражается мой отчим. Готовое изделие было представлено матушке. А уж она после полуобморока восторга пошла с палантином в народ. То есть к соседям. Ей непременно хотелось поведать людям, какая у нее гениальная дочь и какое чудо она создала. Воодушевленные наглядной пропагандой семейных ценностей, многие захотели «точно такую же накидушку». Матушка, неожиданно оказавшись неплохим торговым агентом, мягко констатировала недостаточную покупательную способность желающих, даже сочувствовала ей. Такое сочувствие некоторые азартно отвергали, и выказывали готовность к разорению во имя высокой идеи. Что за трогательные у нас люди! Столь жаркая востребованность в среде народных масс подняла мою самооценку на опасную высоту. Пеларгония предостерегала меня от «нижней планки», а я не любила и «верхние скачки», потому что любые крайности чреваты откатом в противоположном значении. Словом, все складывалось подозрительно хорошо.
И вот мы с Ириной торжественно шествуем к нашей грозной заказчице и по дороге беззаботно болтаем о всякой ерунде. Ирина уже фантазирует на тему целого потока состоятельной клиентуры в мой огород, потому что самый лучший пиар – это сарафанное радио. Мне было сложно представить, что Предводительница будет рекламировать мои изделия своим подругам-кумушкам. Поместить ее в бытовой антураж, - например, нашего подъезда и вчерашней триумфально-местечковой презентации, - я была не в силах. Тем более, когда, заходя в офис, мы услышали, как гиперборейских размеров господин на повышенных тонах говорил по телефону. Вроде бы ничего особенно и нас не касается, но мне стало не по себе.
- Михалыч, что ты орешь как африканский слон накануне случки! – Предводительница бесцеремонно одернула своего громкоголосого коллегу. – Так, что у вас, барышни?
Как можно в контексте слонов перед случкой должным образом представить хрупкое художественное творение?! Такое обращение выбило меня из колеи, и я беспомощно посмотрела на Ирину. Она держалась как ни в чем ни бывало, и делала мне ободряющий знак извлечь палантин на свет божий. С ее помощью я развернула шелковое полотно, чтобы его будущая хозяйка увидела групповой портрет во всей его полноте.
- Посмотрите, какая красота! – заворковала Ирина. - Такая замечательная идея – вся семья… Да это же оберег! Я сама хочу такой же платок. Мне это напомнило фильм «Граффити». Вы не смотрели? Сюжет прост, как все гениальное. Молодой парень, художник, попадает в…
Я была потрясена тем, как жена упущенного мною Сережи лихо отворила потайную дверцу моей души. Ведь именно главного героя «Граффити» мне хотелось искусственно состарить! В свое время я кричала на всех перекрестках о том, как близка мне идея фильма. Однако я ни разу не вспомнила об этом, когда расписывала палантин! Вот что с нами делает подсознание… или Тот, кто знает тайный смысл всякого движения кисти. Не будь рядом Предводительницы, мои глаза увлажнились бы слезой благодарности Ирине за тонкое совпадение восприятий.
Но не судьба была вкусить мне возвышенные трепетания! Потому что суровая Сибирская цирюльница явно не интересовалась отечественным кинематографом, точнее его тонкой прогрессивной прослойкой. Ее волновало что-то совсем другое в моем рукоделии. Она всматривалась в семейный портрет – и на лице ее проступал ужас, словно она получила черную метку. Немая сцена длилась недолго. Окинув меня взглядом Горгоны-недоучки, она отозвала Ирину в свою комнату для переговоров. Я же осталась в полной растерянности среди сновавшей туда-сюда секретарской свиты. Никто не заметил моего смятения. Никто, кроме громогласного господина, который, пережевывая кусочек буженины, бесцеремонно уставился на мое произведение. Я не нашла ничего лучше, как послушно продемонстрировать и ему результат своего труда. Сначала он в знак изумленного одобрения покачал головой, а потом… едва не поперхнулся, выпучив глаза в непонятном для меня саркастическом экстазе. Не успела я спросить, в чем же дело, как мужчина, столь же бесцеремонно, как появился, исчез в комнате дл переговоров. Через несколько минут я услышала его вопль: «Лучше бы она нарисовала меня!».
Дальнейшее, как пишут в хрониках, помню как в тумане. Ирина вышла из переговорной с лицом человека, которого несправедливо обвинили в осквернении картины Рембрандта. Сквозь зубы велела мне собираться. Палантин было приказано оставить и быстро следовать за ней. Я даже оскорбиться не успела таким обращением и затребовать свой законный гонорар. Но когда мы вышли на улицу, я в очередной раз убедилась, что многие знания – многие печали. Лучше бы мне было оставаться в неведении! Оказывается среди сыновей, братьев и мужа Предводительницы на моем полотне красовался и… ее любовник! И ведь, к моему стыду, нетрудно догадаться, как это могло получиться. Я не слишком внимательно слушала, кто есть кто на фотографиях, кто старший сын, а кто младший брат, - а про кого и вообще умолчали. Я решила изобразить всех, а там Господь разберется. Вот он и разобрался!
Торопливые оправдания еще никого не спасли, но я все равно пыталась. Дескать, странно, что такой скользкий персонаж как любовник мог затесаться в семейный круг, - и, надо сказать, неплохо там себя чувствовать! И хотя бы ткните мне в него пальцем – ведь с виду-то они все как будто родственники. Я ведь некоторым образом художник и на лица у меня глаз заточен. И вообще, почему я отвечаю за чужие грехи?! Ирина нехорошо молчала. Она олицетворяла собой постулат «клиент всегда прав». Я поклялась никогда больше не стремиться туда, где мне было хорошо. Как говорится, зарекалась ворона дерьмо клевать…
Нетрудно догадаться, кому я позвонила после оглушительного фиаско. У кого я попыталась искать сочувствия. Конечно, у родственной души, у человека, который многому меня научил в моем деле, и не только. Помнится, он требовал от меня спокойствия в минуту подобных провалов, приводя примеры гениев, которых признали лишь после смерти. Все это так, но ведь я не гений и мне не свойственно такое величие духа. Поэтому мне в момент попрания моих творческих идеалов необходим звонок другу. Даже если этот друг по совместительству бывший муж. Я чувствовала себя вправе – согласно шпионским сведениям Пеларгонии я не должна была потревожить его вновь обретенное с кем-то счастье.
Как бы не так! Голос, тот самый женский голос встал преградой на пути к моему утешению. Такой голос бывает у учительниц младших классов, и грех было тревожить обладательницу положительных вибраций. Чтобы не тревожить, я сказала, что не туда попала и положила трубку. Залившись слезами, я придумывала изощренные пытки для моей лживой тетки, которой зачем-то понадобилось кормить меня пустыми надеждами. Последней и самой отчаянной моей фантазией был дамский короткоствольный пистолет, который я прикладываю к тетиному лбу и требую от нее раскрыть пресловутую тайну рода. Вот тут-то и раскрылась моя меркантильная натура – мне вдруг стало жаль старушку, потому что пронзительно захотелось ее яблочного пирога с корицей.
Раздавленная треволнениями, я три дня рыдающе хандрила, одновременно ненавидя и жалея себя. Постыдно жаловалась маме которая, как всегда, оказалась на высоте. Они с отчимом высмеяли всех сущих предводительниц, запутавшихся в адюльтерах, и предложили мне принять заказы от честных и благодарных жителей нашего дома. Оказывается, намерения некоторых из них заказать мне семейные портреты на шелке были вполне серьезными. И потом не все жаждали портретов, кому-то хотелось просто птичек, рыбок и прочих материально доступных радостей. Скоро весна, в конце концов. Весне дорогу! Пришлось мне садиться за работу, хотя рука еще подрагивала от дурных ассоциаций – особенно, что касалось групповых портретов. Нет-нет, да проступит на домашнем фото призрак Дона Карлеоне с его особым пониманием семейных традиций.
- Безобразие, что эта дама не заплатила ни копейки. Надо потребовать деньги за работу, - подбадривал меня отчим. – И если она не довольна результатом, почему тебе не вернули платок с любовником как некачественный товар?
- Наверное, потому что это компромат, - вздыхала я.
- За компромат надо было просить двойную цену!
Я бы предпочла не оглядываться назад. Действительно, все вышло сумбурно и бездарно. Я должна была проявить твердость, но эффект неожиданности парализовал логику. Ладно, забыли. В конце концов доля моей вины в случившемся тоже есть.
И потянулись дни в трудах, которые вознаградили меня долгожданной народной похвалой, залакировавшей пережитый ужас. Пеларгонии я решила объявить временный бойкот. И ни слова ей о конфузе с Предводительницей. Не хочу насмешек!
Отчим, однако, не расставался с идеей возмездия. Он настаивал на том, что я должна научиться добиваться справедливости, особенно если речь идет о сильных мира сего. «Я бы понял твое всепрощение, если бы речь шла о немощной пенсионерке. Но зажравшаяся тетка на лошади, да еще и с властными амбициями! Кого ты жалеешь?!».
- Да я не жалею ее, а боюсь! – отнекивалась я. – К тому же Ирина мне давно позвонила бы, найди она малейшую возможность вызволить мой гонорар.
- Ошибаешься! Сам собаку съел на этом интеллигентском заблуждении. Никто за тобой с вознаграждением бегать не будет, тут не Швейцария. У нас нет человека – нет проблемы. Молчишь, не требуешь своего – кобыле легче. Как говорится, бей первым, Фредди! Иначе всегда будешь ходить в обиженных. Учись отстаивать свои права.
Я определила себе срок: вот сделаю еще парочку палантинов и с десяток шарфиков, и продам хотя бы половину, и вот тогда, с реваншем за плечами, я позвоню Ирине. Чтобы голос не давал предательскую слабину, дух надо укрепить успехом. Но разве в нашем мире можно безмятежно отдаться любимому делу – так, чтобы тебя несколько дней никто не тревожил…

7. Ранение, нанесенное английской булавкой в стоге сена

Во-первых, трезвонил Вампир Аркадьевич. Все реже и реже, потому как изобретательность его иссякала. Остались лишь протухшие наживки вроде ишемической болезни сердца и обострения холецистита. Засим последовали детские хитрости по выманиванию меня из дома: мол, прохожу мимо вас, может, вы выйдете ко мне на пару минут, и я сумею реабилитироваться? Бог мой, какая высокопарность! Я долго извинялась, ссылаясь на срочную работу, и манкировала приглашением. После чего следовала атака иного смысла: не кладите трубку, умоляю, вы – единственный человек, с кем я могу поговорить сейчас и довериться, и выплакаться, - и далее в том же ключе. Эта песня нам уже была знакома, на нее мы не клюем. Очерствели!
Но залатаешь одну дыру – открывается другая. Однажды раздался совсем другой звонок. Именно в тот момент, когда мне порядком надоели телефонные истерики, и я подумывала над тем, как бы смыться в девятнадцатый век, когда никакого трезвона, и окладистый камердинер встречает неугодных гостей: «Барыня-с нездоровы».
Обо мне вспомнил таксист, с которым мы совершили легкомысленный условный ченч: я ему сиделку для тещи, он мне – достойного мужчину. Но, видимо, шутят физики и армянское радио, а у таксистов все всерьез! Я пришла в крайнее замешательство, и поспешила отбрехаться: мол, не стоит беспокоиться, у меня нет на примете ни одной приличной сиделки, и посему принять от вас такой ценный дар, как претендента на мои руку и сердце, я не вправе. Таксист смущенно пояснял, что сиделку уже нашел, а хорошего знакомого девать некуда. Вот прямо так и сказал! И без лишних реверансов озвучил анкету кандидата с серьезными намерениями. Он из столичных предместий. С жилплощадью. Инженер. Был женат, разведен, имеется дочь от первого брака. Порядочен, честен, любит собак и кроликов. В нашем городе – в длительной командировке. Сам знакомиться стесняется. На встречу принесет паспорт.
Брр! Кролики, паспорт… Еще мне было предложено взять с собой на встречу доверенное лицо, если у меня есть справедливые опасения по поводу будущей встречи. «И простите меня, Ника, за такое вторжение в частную жизнь», - вот так деликатно была завершено это импровизированное неканоническое сватовство.
Можно считать это абсурдом, но я решила принять это приглашение. А что? Хоть прогуляюсь, а то скоро совсем склеюсь в позе Фриды Кало. Надо же иногда отдыхать. Что я, раб лампы? И потом: это будет моя первая классическая встреча только с одной стопроцентной целью найти мужа. Все прочее было всего лишь неумелой игрой в иллюзию случайного знакомства. А теперь все не по-детски.
На роль провожатого после недолгих колебаний была выбрана моя сестра. Ее редакторский глаз должен был сразу отмести негодный вариант. Она долго не верила ушам своим. От потрясения она стала постыдно косноязычной для филолога и двадцать семь раз повторила: «С ума сошла», - я подсчитывала, чтобы не огорчаться от прочих обидных нареканий. Конечно, она мне добра хотела, и боялась за меня, и рисовала апокалиптические картины того, как два маньяка собираются насиловать и расчленять мою несчастную тушку. Ладно, ее можно понять. Возможно, я на ее месте реагировала бы так же. Главное, что она согласилась. Правда, с условием, что мы не подойдем к страшному дяде ближе, чем на десять метров в людном месте. А еще она возьмет мужа, который будет тайно наблюдать за нами из укрытия, и чуть что - вызовет наряд ОМОНа. Да вызывайте, кого хотите, подумалось мне, - если уж теперь без спецслужб и телохранителей нельзя и воздухом подышать.
Встреча была коротка. Мой коварный зять решил сидеть на шухере дома, а не в пределах досягаемости объекта, как порядочный телохранитель. Зато наш заботливый товарищ Бонд всучил супруге газовый баллончик. От сознания столь крепких тылов сестрица выглядела важной и чопорной, как никогда. И с первых минут встречи заявила нашему визави, что ему придется потерпеть ее присутствие в непосредственной близости. Отсаживаться за другой столик она не собирается. Кстати, кафе тоже выбирала моя дорогая защитница. Она руководствовалась неведомыми мне принципами безопасности. Дескать, именно из этого места удобнее дать деру в случае чрезвычайной ситуации. Не иначе, как моя сестрица перед встречей прошла курс молодого спасателя!
Хотя наш претендент даже обрадовался такому повороту. Это был худощавый мужчина, просто и аккуратно одетый, с легкими порезами на щеках от тупой бритвы. Видимо, брился впопыхах. Он был похож на преподавателя факультатива. В этих педагогах на частичных ставках есть непередаваемый налет деловитой романтики. Всегда хочется спросить, куда они спешат и что делают вне вузовских стен. Пожалуй, этот человек, представившийся Анатолием Петровичем «или просто Анатолием», являл собой тип мужчины-отца. Ответственный и надежный. Он сразу сообщил, что нынешняя ситуация для него немного дикая, что вот его паспорт и рабочее удостоверение, а «всю эту канитель придумал его друг». Сестра моя приняла вид неподкупной сотрудницы органов госбезопасности и принялась разглядывать документы, изредка поверх очков зыркая на Анатолия Петровича. А он только улыбался в ответ и предложил нам сделать заказ, ни чем себе не отказывая. Я сразу вспомнила Вампира Аркадьевича и инстинктивно принялась себе во всем отказывать. Наш «просто Анатолий» просек маневр и заказал нам пирожные и банановый кофейный микс. «Должно быть вкусно», - смущенно объяснил он свой милый произвол, который мне, конечно, понравился.
Далее без лишних лирических отступлений наш кандидат в женихи пояснил, что у него есть престарелая матушка, которой требуется уход. И его предприимчивый друг таксист начал склонять его к поиску порядочной женщины, которая смогла бы одновременно ухаживать за больной и скрасить одиночество Анатолия. Не секрет, что многие девушки, приезжающие в столицу, испытывают материальные трудности, и порой такой вот прозаический вариант решения проблем кого-то вполне устраивает. Но, конечно, он понимает, что в данном случае обратился не по адресу.
- Зачем же тогда вы устроили эту встречу? – строго спросила Анатолия Петровича моя сестрица.
- Так друг настоял. Он всегда стремился мою жизнь устроить. Шабутной человек. Я, чтобы отделаться, обещал, так сказать, отметиться… встречей с вами, - сказал он, смотря на меня извиняющимся взглядом. – Друг сказал, что вы произвели на него хорошее впечатление. Я пытался объяснить, что вам-то такой вариант абсолютно не подходит. Вы же в столицу не стремитесь, правда?
Не успела я открыть рот, как меня опередили:
- Все может быть, - заявила моя несносная сестра. – Сами понимаете, неисповедимы пути. И спасибо вам за честность.
Я было тоже собралась пространно благодарить этого симпатичного мужчину за честность, тем более, что он мне с каждой минутой нравился все больше и больше. Но поведать ему о своих чувствах мне не дала моя непреклонная телохранительница. Она едва позволила мне доесть лакомый десерт, а потом выспросила у Анатолия все сущие координаты. На всякий случай. Вдруг я подумаю-подумаю и приму его предложение. Не знаешь ведь, как жизнь повернется.
- Надеюсь, у вас там, в Подмосковье, хорошие условия?
Анатолий Петрович поднял грустные серо-голубые глаза на мою сестру:
- Не знаю, - он пожал плечами после короткой паузы. – Как говорится, хорошему человеку везде плохо.
На сем мы простились. Выйдя из кафе, сестра глянула на меня с прищуром и велела следовать за ней со словами: «Хватит ловить рыбку в мутной воде. Я сейчас покажу тебе, как надо искать мужчин. А поухаживать за немощными свекровями еще успеешь. Когда совсем ничего не получится. Этак лет через пятнадцать».
Нечего сказать, утешила. На сем моя неугомонная родственница не остановилась. Она притащила меня к себе и со мстительным рвением макнула головой в сайты знакомств. Я догадывалась, что этим неминуемым сюжетным ходом завершится день. Сопротивляться веяниям времени бесполезно. Лучше расслабиться и получить удовольствие от человеческой комедии. И мы получили, обхохотавшись до памперсов. На персонаже по имени Николай Огурец, 26 см, силы оставили меня. «Кому не слобо со мной на Силигер?» - вопрошал жизнерадостный и прекрасный идиот в тельняшке с веслом в руках. Позировал он на фоне «Ягуара», видимо, демонстрируя свое неувядающее благосостояние.
- На Силигер – только на «Ягуаре»! – веселилась сестрица. – И чтобы не меньше 26 сантиметров! Вот чума.
- Так ведь огурец, а не какой-нибудь стручок бобовый. Нет, дорогая с меня хватит огурцов и прочих овощей.
- Погоди, это у нас была разминка. Мы сейчас пойдем охотиться на иностранную дичь. В конце концов, каждая приличная женщина хоть раз искала себе партнера в интернете! – разошлась сестрица.
Но я уже собиралась домой. На сегодня хватит откровений. Отважная, однако, категория – эти приличные женщины! И маньяков на скаку остановят, и с Огурцами разными водят знакомства. Готова признать себя неприличной, чтобы миновали меня сии чаши. Эх, Анатолий Петрович, похоже вы единственный душевно здоровый мужчина на этой планете. Без чужих «Ягуаров» на заднем плане, без 26-ти сантиметров, но с престарелой мамой и любовью к кроликам. Зато честно.
Через три дня я выгуливала тетю Пеларгонию по маленькому скверу рядом с ее домом. Шел трогательный в своем единоборстве с наступающей весной нежный мартовский снег. Пришлось прервать бойкот, потому что я соскучилась по старухе. Несмотря на то, что она обманщица! С ее сумасбродством жизнь кажется не столь безнадежным мероприятием, как в компании с некоторыми куда более перспективными персонами. Пеля Антоновна успела уже несколько раз покаяться мне в бессовестной лжи, но я не услышала более вразумительного оправдания, чем:
- …пойми, я хотела тебя тонизировать, взбодрить. Сама же говоришь, что воспряла духом. О, это важное подспорье для женщины – бывший муж на свободе! Исчезает эта гонка самолюбий, которая чертовски мешает создать новый брак. Откуда же мне было знать, что ты станешь ему названивать с проверками?! Я представляла ваши нынешние отношения куда более отстраненными. А ты, оказывается, все еще держишь его в утешителях! Это неправильно, поверь мне.
Логика моей тетушки такова, что любой свой ляп она обратит на благо общего дела. Но надо отдать ей должное - Пеларгония виртуозно утешила и поставила жирную точку в истории с Предводительницей. Она была наслышана о ней от моей матушки, пока я в добровольном затворничестве не подходила к телефону.
- Ты, наконец, вызволила свой законный гонорар у этой горгульи?
- Как тебе сказать… история провисла многоточием. Когда я собралась с силами и позвонила Ирине, та была, как ни странно, искренне рада меня слышать. Кричала, мол, как хорошо, что я объявилась, потому что мой номер она потеряла… - в общем, все, что говорят в таких случаях трусливые люди. Оказывается, после моего конфуза стан Сибирской царицы потрясли сенсационные события. Она сбежала с тем самым любовником, которого я опрометчиво изобразила на палантине. Сбежала, наплевав на политическую платформу и электорат. И, что характерно, домочадцы как будто не очень расстроились. Зато ее бывший штаб в панике – ведь она напророчила им большие оклады и премии, а сама смылась. Так что компенсировать мне мои затраты пока некому. Есть одно утешение – Предводительница смылась, прихватив любовно созданное мною семейное полотно. На самом деле оно ей приглянулось, вот только мне с того фига с маслом.
- Детка, возможно, ты избавила целый регион от новой тирании. Все-таки прекрасно, что изуверская дама раздумала идти во власть, - неожиданно резюмировала тетка.
- Прекрасно, только я здесь при чем? Или мой палантин возымел на женщину магическое действие?
- Может быть. Во всяком случае, она внезапно осознала свое истинное место в истории. Я бы на твоем месте воспарила над землей от гордости.
- М-да. Как говорил Ницше, все, что не убивает, делает меня сильнее.
- Шел бы он лесом, твой Ницше, - возмущенно крякнула Пеля. – Неужели, чтобы быть сильнее, надо все время находиться при смерти?!
Пеларгония в тот день была необычно тревожна. Во всех ее афоризмах сквозила отчаянная нота. Ее как будто что-то беспокоило. Она бросала на меня долгие пытливые взгляды и несколько раз повторила, чтобы я помнила: моя старая тетка всегда готова придти мне на помощь. У входа в подъезд мы встретили почтенного прораба Мераба. Нельзя было не отметить, что бедолага выглядел куда более ухоженным, чем в нашу прошлую встречу. Он назвал нас прекрасными дамами, а Пеларгония, невзирая на любезности, строго спросила, добыл ли он для нее таинственный сантехнический гель. Мераб взял под козырек – он, собственно, ради этого презента с самого утра дежурит у тетиной квартиры, а она где-то пропадает. «Идем, хоть поешь у меня», - отозвалась Пеларгония со снисходительной нежностью.
У меня тоже потекли слюнки в предвкушении гастрономических радостей. И прошел бы этот визит для меня вполне безмятежно, несмотря на скрытые настроения, если бы не одна деталь. Раздался звонок, который привел Пеларгонию в трепетное волнение. Тот самый английский гость! Он успел уйти в нижние слои моей памяти, хотя смутно бередил мое самолюбие. Но теперь у него появилась возможность нанести моей гордости открытый удар. Предыстория такова: англичанин Миша, русского происхождения, прибыл уже две недели назад и поселился в отеле. Он не рискнул стеснять Пеларгонию, и соизволил нанести визит лишь однажды. Ни о каких совместных культурных мероприятиях, которых опасалась тетка, и речи не шло. И вот теперь дорогой гость намеревался торжественно отобедать у тетки в нынешнюю пятницу.
- Ума не приложу, чем его угощать. Ест он мало и странно. Вообще, как мне сыночек мой живописал, у них в Англии еда довольно гнусная. Если живешь в провинции, за сметаной и кефиром приходится в Лондон ездить. Ну что за жизнь!
- Не все же такие любители кисломолочных продуктов, - попыталась я защитить Туманный Альбион.
- Да, нашему гурману трудно привыкать к заморским выкрутасам, - вступил в разговор Мераб. – У меня один приятель, любитель русской домашней кухни, уехал в Америку. Давным-давно это было. Так он до сих пор страдает. Знаешь, говорит, все есть в этой Калифорнии, но как вспомню про мамино малиновое варенье, про наш винегрет – слезы наворачиваются!
- Уж винегрет и в Америке, наверное, можно настрогать, - возразила тетка. – Или там не выращивают свеклу?
Пока шли кулинарные прения, мне удалось выловить крупицы важной информации. Этот Миша в наших краях очень занят. И не только работой – у него, оказывается, здесь полно родни. И все хотят его на ком-нибудь женить. Просто рвут на части смотринами. Поят вожделенным кефиром и потчуют капустными пирогами. Так что Пеларгония ввязалась в нешуточное соревнование. Она ведь не единственная в наших краях кухонная мастерица. Но самое возмутительное, что тетка успела познакомить популярного Мишу с какой-то 40-летней девицей! С некоей дамочкой, бывшей сослуживицей, у которой скудная и печальная жизнь. И общие искусствоведческие интересы с английским гостем. Якобы! Чистой воды прикрытие! Выходит, у меня не жизнь, а вечный праздник, и потому я не удостоюсь чести поднести щедрую кринку со сметаной дорогому аглицкому прынцу!
Хорошо, допустим, я по некоей веской причине была лишена права первой ночи. Допустим, 40-летняя сослуживица Пеларгонии – местная затворница Рапунцель, которую злые силы держали в заточении до перезрелости, выпуская на коротком поводке в офис. Где сугубо женский коллектив, так что ловить нечего. Словом, я вполне допускаю, что есть более нуждающиеся в теткином сводничестве обездоленные барышни. Но имею я право хотя бы взглянуть на пресловутого Мишу?! Однако Пеларгония не приглашает меня на званный пятничный обед. Ей как будто даже в голову не приходит. Черт побери, она собирается искать мне мужа? Где ее давешние благие намерения?!
Я поняла: дело нечисто. И тогда у меня родился план-перехват.

8. Перышко

Я решила явиться к Пеларгонии в пятницу без приглашения. Решительно и нагло, во всем блеске. Она ведь сама сказала, что всегда готова придти мне на помощь. Вот и пусть приходит! А уж в чем мне эта помощь потребуется, я придумаю. Конечно, мне не свойственны подобные вторжения в чужую частную жизнь. Но бывают моменты, когда надо выйти за рамки свого обычного поведения, иначе закиснешь. Я и так подзадержалась в странной серой полосе, когда любое действие упирается в унылое резюме «По вашему запросу ничего не найдено». Лучше пережить несколько минут неловкости, чем застрять в монотонной тщетности движения. Терпеть не могу, когда судьбу заедает на одной ноте. Впрочем, такое со мной впервые, оттого я и иду на крайние меры. Даже покупаю синюю тушь для волос, чтобы выкрасить тонкую прядь…
Последнее, конечно, было перегибом с моей стороны, но хорошо еще, что я не купила зеленую. Изредка мне хочется похулиганить, но в данный момент нельзя было переусердствовать в бодиарте. Такого добра и в Англии выше крыши, а надо явить собой аутентичную местную натуру. И тогда я бросила весь мой изобразительный посыл на новый шелковый шедевр. В мечтах я эффектно дарила Пеларгонии палантин, на который перенесла бы давнее семейное фото: дядя Паша, мой ехидный братец о двенадцати годах и цветущая тетушка с развевающимися кудрями. И английский Миша падает лапками кверху. Варвара-искусница! Однако ввести гостя в культурный шок мне не светило. Просто я не успевала до пятницы. Пришлось довольствоваться платочком с китайским соловьем. И презреть синюю тушь. Чтобы компенсировать эти пробелы, я нацепила три маминых перстня и обвешалась бирюзовыми бусами. Окончательно превратившись в матрешку, благоухающую духами «Сальвадор Дали», я ринулась в бой за счастливый вираж судьбы.
Мне показалось, или я увидела вспышку радости в глазах Пеларгонии при моем появлении? В следующее мгновение она изобразила удивление и как будто неохотное гостеприимство, но это был уже другой кадр. Пока я, снедаемая любопытством, сбрасывала излишки волнения в прихожей, мое ухо уловило знакомый тембр. Неужели сантехнический гель – столь ценный материал, что Мерабу было позволено здесь поселиться? Более того, ему впору организовывать ВИА «Поющие прорабы». Да, Мераб напевал прекрасную мелодию, и даже делал робкие попытки аккомпанировать себе на тетином расстроенном фортепиано! Исполнял он далеко не дворовый репертуар, а романс из оперы «Любовный напиток». Итак, прораб музицировал, Пеларгония плела какую-то интригу. А где же Михаил из Брайтона, не путать с Брайтон-бич? Не было Михаила.
Опять обман. Я не выдержала и залилась вовсе не декоративными, а вполне настоящими слезами. Похоже, мне уже серьезно не везет, но почему? Виновата во всех моих неурядицах… тетя! Она злая фея, которая камуфлируется под разбитную добрую волшебницу. Эмоции были через край, хоть я и знала – через час пожалею о сказанном. Но все равно разразилась бессвязным обличительным монологом. О том-де, что Пеларгония старая обманщица и развлекается, как жестокий эстет, прикалывающий живую бабочку к шляпе. Конечно, это весело – ссыпать людишек, как насекомых, в общую банку и смотреть, что будет. Особенно, если наобещать им с три короба. И это обращение «кукла моя» - вовсе не традиция, а зловещий намек!
Пеларгония на все обвинения скорбно безмолвствовала. Как же сие было не похоже на ее привычную боевую прыть! Я-то полагала, что она будет лепить горбатого и делать вид, что не понимает, от чего меня пробила истерика. Но тетя высокохудожественно молчала. И вышла величественная сцена: я рыдаю и обвиняю, Пеларгония беззвучно, с искренней печалью принимает мои наветы, а Мераб продолжает тихим фоном напевать оперную классику. Прямо ранний Франко Дзефирелли! Я умолкла, потому что испугалась. Потому что если тетка молчит, значит, все и вправду плохо.
- Пришла пора открыть тебе тайну рода, - наконец, отозвалась Пеля Антоновна. – Прости, что долго не решалась. Тема для меня не самая легкая.
- При чем сейчас эта тайна? У нас в роду у каждой пятой женщины венец безбрачия? – попыталась я неловко пошутить, хотя сердчишко нехорошо запнулось. Не люблю я истории о проклятьях и порче, даже когда они меня не касаются, а здесь-то керосином запахло.
- Только умоляю, тетя, хватит играть в партизанов, давай по-честному и без патетики. Лично мои тайны весьма тривиальны – я просто обиделась на тебя за то, что ты не хочешь знакомить меня с этим англичанином. А сама я, как оказалось, не умею находить стоящих мужчин. В крайнем случае, стоящий мужчина приглашает меня быть не женой, а сиделкой для больной мамы. Непруха мохровая. И ведь отвязаться от этой мысли теперь не могу. Что у нас в роду за гниль? Насколько я знаю, женщины вполне удачно выходят замуж! Одна я как белая ворона.
Я покосилась в сторону комнаты. Мераб в той же позе. Поет, ничего не слышит. Или притворяется? Пускай! Теперь о моем позоре узнают в местном ЖЭКе. Родовые тайны нынче в моде.
- Что касается женщин нашего рода, тут еще копать и копать, - задумчиво произнесла Пеларгония. – Насчет себя, девочка, успокойся. Ты приобрела бесценный опыт. А то, что ты забрела не туда – иначе и быть не могло. Девица сама не способна на правильный выбор. Я в этом не раз убеждалась. От того в старинные времена женихов и невест подбирали родители или родственники.
- Ой, оставь исторические речи! Лучше скажи, почему же ты тогда не подключилась к моим поискам, а только тренировала свою едкую риторику по поводу моих неудачных опытов?
- А я подключилась. Только до поры до времени это не должно было быть заметно, иначе я спугнула бы удачу. Но моей тактике не хватило последовательности. И все потому, что я, Никуся, всю жизнь хочу сделать ближних счастливей, чем они есть. И одновременно страшно боюсь им навредить. Все дело в истории моего отца.
Глаза Пеларгонии увлажнились. И я, так и стоя в прихожей, наконец, узнала тайну рода. Отец Пеларгонии был потомственным аптекарем. Фармацевтом-энтузиастом, человеком до болезненности порядочным и одновременно пытливым экспериментатором. Более всего его с научной точки зрения интересовала… радость человеческая. Ее биохимическая формула, и как в ней сочетаются гормоны разные, и надо ли сосуды расширять или сужать, и прочая биологическая казуистика. Создать стройную теорию этот замечательный самоучка не успел. У тетки чудом сохранились отцовские записи, и она мечтала, чтобы компетентный и дружественный ей человек разобрался в них. Наука, конечно, с тех пор ушла вперед и сильно поднаторела в создании антидепрессантов и прочих увеселительных таблеток, но Пеля Антоновна, как раз с этим была не согласна:
- Да, сейчас всего полно, так ведь сплошная липа! Или наркота. А папенька мой что-то проинтуичил. Может, он и не Менделеев, но Ломоносов точно. Только не шел никуда пешком. Его посадили, и сгинул он в тюрьме.
- Тридцатые годы, насколько я понимаю? А формальный повод?
- Донос, конечно. По легенде, которую рассказывала мне мама, папочка мой осчастливил одну даму. Она была одинока, и приходила в аптеку посудачить. Это был небольшой город, все друг друга знали, - в общем, южная идиллия. Женщина громко жаловалась на одиночество, и папа ей присоветовал одно самодельное зелье. Уж я не знаю, что он там намешал, но той женщине помогло. То есть она, понимаешь, расцвела. Наверное, начала источать нужные флюиды. В общем, кавалеры к ней потянулись… Видишь ли, насколько я понимаю, мой отец считал, что женщине для обретения подходящего партнера нужно… уметь получать удовольствие от соединения с миром. Не ждать мужчину с просительной тоской, а нести в себе изначальную самодостаточную гармонию. Ну, тогда на слово оргазм особо никто не напирал, как ты понимаешь, и до меня дошли сплошные эвфемизмы. Но понять, о чем речь мы с тобой в состоянии, правда?
Я кивнула, и тут меня осенило:
- Скажи-ка, тетя, речь не о той самой вытяжке из синей бородавки?
- Оставьте меня в покое с этой вытяжкой! – отмахнулась Пеларгония. – Это придумал твой отчим, чтобы насмехаться надо мной. Опорочил мой личный рецепт, который вовсе не из бородавки, а из березовых почек. Широко известный настой. Но там есть еще кое-что, и вот это уже мое ноу-хау. Как ни крути, а я дочь своего отца.
- Так кто на него донес? Какие версии? Неужели стервоза, которой он помог?
- Нет, мама подозревала, что совсем другая. Которая, прослышав о чудо-лекарстве, стала слезно умолять отлить и ей бутылек. Мама вспоминает, что отец до хрипоты ее предостерегал о всяких возможных последствиях. Средство непроверенное, и, как говорится, что русскому хорошо, то немцу смерть. Но та повисла мертвой хваткой, слушать ничего не хотела. И папа дал слабину. Нет, ничего трагического не случилось, просто ей не в коня корм. Другой организм – другая реакция. По-моему, ее прослабило и все. Дама оскорбилась. А та, первая, счастливица, ходит, хвост распушила, и одним своим видом донимает… Нравы простые, расправа недолгая.
Идеи у прогрессивного фармацевта были, прямо скажем, несвоевременные. Ему бы на полвека позже родиться! Не судьба. Пеларгония вздохнула и пригласила меня в комнату. Там на почетном месте теперь красовался портрет, искусно преобразованный из старого фото моим бывшим супругом. У меня дыхание перехватило – отец моей тетки, мой троюродный дедушка, являл собой тот самый «результат», к которому мне так глупо хотелось состарить молодого актера. Вот он, мой идеальный образ! И далеко ходить не надо.
- Ну, голуба моя, теперь таких не делают, - вздохнула тетя Пеля. – Но мы тебе еще подберем достойного. Я тронута. У тебя хороший вкус. К сожалению, он не играет нынче никакой роли. Там, где ты ищешь, твоего идеала и конь не валялся. Хотя ты на верном пути – исследуешь мужчин методом отсева. Ты полагала, что твоя назойливая тетка выпустила поводья? Не-ет, не на ту напала. Я контролирую ситуацию. Прости меня лишь за мою нерешительность. Ведь унаследовав от папы участливость, я одновременно опасаюсь последствий моих вторжений в чужие судьбы. Памятуя о том, как был наказан мой бедный родитель. Ох, Ника, каждый наш неправильный шаг в настоящем будет отдаваться тяжелым эхом в будущем. Например, в виде какой-нибудь подагры, - и это в лучшем случае! Но во избежание хождения по порочному кругу родовые нарывы надо вскрывать.
- Какая мудрая мысль, Пелюша, - вдруг отозвался Мераб, прервав свой дивный напев. – Теперь, девушки, давайте покушаем, а то подагра разобьет меня. И познакомь меня, наконец, с красивой девушкой!
- Эта красивая девушка – моя племянница, старый волокита! А этот старый волокита, дорогая Ника, мой будущий муж.
Есть ли предел родовым тайнам! Меня сейчас разорвет на части от зависти. Даже старушка Пеларгония нашла мужа, пока я делала одну осечку за другой. Играючи, между делом, моя тетушка нашла себе мужа, не выходя из дома. А я?!
- Вот это новость, тетя! – только и сумела пробормотать я с плохо скрываемым отчаянием.
- Девочки, пока вы секретничаете, я вас ненадолго покину, - церемонно сообщил Мераб, нащупывая в кармане пачку папирос.
- Ага, испугался! – хохотнула Пеля Антоновна. – Вот, кукла моя, учись, как надо ставить мужчин перед фактом.
Дождавшись, когда прораб вышел подымить, - и я его понимаю, сама бы сейчас составила ему компанию! – тетя примирительно взяла меня за локоть.
- Не застывай в позе медузы Горгоны. Да, тридцать лет я отвергала его ухаживания, а теперь решила, - почему бы и нет. Мне уже терять нечего, и урон от этого предприятия не превысит выгоды.
- Выходит, раньше ты брезговала прорабами?
- Его недавно повысили. Он нынче не прораб, а главный инженер.
- Это, конечно, меняет дело!
- Язвишь. А между тем я это делаю во многом ради тебя. Чтобы грамотно выдать тебя замуж, я и сама должна быть при муже. Принцип сапожника без сапог здесь не работает. Чтобы перетянуть тебя на солнечную сторону бытия, я и сама должна лежать на солнышке. Когда мы кому-то помогаем, мы непременно и сами должны остаться в выигрыше, иначе провал предприятия гарантирован. Так устроены мировые потоки энергии.
- Прямо аюрведа какая-то. Это у тебя, наверное, наследственное, - вырвалось у меня, хотя я тут же пожалела, что затронула больную тему. Но тетка пропустила колкость мимо ушей:
- Серьезно тебе говорю: либо выигрывают обе стороны, либо никакая. И вообще, с чего ты взяла, что мне больше делать нечего, чем искать тебе партию? Мне теперь забот хватает – Мераба надо откормить и сделать из него приличного мужчину. Я решила разыграть с тобой «брачную» карту, потому что знала, что ты втянешься, как мышь в пылесос. Будешь поначалу морщить нос, но поведешься. И рада, что не ошиблась в твоем детском азарте. Я верила, что ты клюнешь на эту наживку с сегодняшним ужином и придешь взглянуть на этого вьюношу из Англии, хоть я пока и не решила, стоит ли он нашего внимания. Мутноват!
- Что значит «наживка»?! Ты опять наврала мне, и на самом деле Михаил сегодня к тебе не собирался? Но я же слышала своими ушами…
- Остынь. Он действительно обещал придти, но вчера вечером позвонил с извинениями, что никак не сможет. Мы решили перенести его визит. И это очень кстати, девочка моя. Мне надо над многим поразмыслить. И как только я вынесу свой вердикт, ты будешь приглашена официально, - Пеля многообещающе подмигнула. – Ах, Ника, мы все мечтаем о проводнике в счастливую страну. И этой чепухой старые развалины вроде меня пробуждают к себе интерес. Стала бы ты ко мне ходить за здорово живешь! А если бы я еще уныло и однообразно, как другие старухи, проповедовала радость бытия. Мол, деточка, самая основная наша обязанность – вкусно прожить нынешний день, и нет важнее дела на Земле. Да, я знаю, что это так, и речь, как ты догадываешься, не только о пище насущной. В сущности, более ничему жизнь меня не научила, но сухая проповедь не работает. Мы все как дети, истина для нас должна сопровождаться аттракционами и угощением, иначе полезная философская клетчатка плохо усваивается.
- И что же, по-твоему, я хорошо усваиваю предмет? – мне пришлось идти ва-банк, потому что я до сих пор чувствовала в тетиных речах подвох.
- Главное, что ты не ждешь судьбу за печкой. Я в тебе не ошиблась! Невозможно осчастливить инертную холодную девицу, которая ждет, что ей поднесут суженого на блюде в виде сборной модели. Если бы ты просто принимала мои хлопоты, как должное, я бы палец о палец не ударила. Но ты проявила правильную активность и примчалась ко мне сегодня. Это был в некотором роде тест на перспективность. Уж поверь, я знаю в этом толк – сколько раз обжигалась. Многих кумушек я пыталась вдохновить, чтобы они сменили климактерическую тоску на полнокровную жизнь. Некоторые брыкались, но вскоре начинали пассивно ожидать от меня чудес, словно от фокусника. Более того, обижались, если мои потуги не приносили им ожидаемого результата. Все им было не так, а я немедля записывалась ими в неугомонные идиотки. Смею надеяться, что ты меня к таковым не причисляешь. И потому… нам пора подкрепиться, не так ли?
Идея была поддержана единогласно. Пеларгония была в ударе, и дело не только в гастрономических высотах. Она проявила чудеса красноречия и риторики, ей вторил Мераб, я же умудрилась напиться изысканным белым вином, которое наш главный инженер нежно называл «кружевным». Раньше я пьянела только в компании сверстников, но, видимо, на меня возымели действие эпикурейские установки Пеларгонии и торопилась со вкусом прожить нынешний день. Опомнилась я, когда за столом начался спор о футболистах. Тетя лихо заявляла, что «о заоблачных гонорарах этих мальчишек все врут, и приписывают для красоты три нуля». Потому что если сказать правду об их зарплате, то интрига заглохнет. И любой среднерукий бизнесменишко скажет: мол, подумаешь, я и сам столько за день зарабатываю. И чары рассеются. Большие деньги – большая игра. И чем дворовый футбол отличается от мирового? Только деньгами!
Но Мераб не желал, чтобы чары рассеивались. И я его понимаю. Меня тоже настигли чары, хотя совсем не футбольные. Впрочем, если копнуть глубоко, то они были из того же первобытного источника. Человеку порой необходимо иррационально верить в то, что чей-то большой выигрыш принесет и ему перышко удачи.
- Когда же свадьба? – игриво шепнула я Пеларгонии, прощаясь.
- Все в свое время, - загадочно стрельнула глазами тетя. – Ждите моих сигналов.
И я, наконец, уехала домой без пелиной опеки. Но это не значило, что она упустила меня из поля зрения. Она, как опытный царедворец, выдержала паузу, после которой я снова оказалась в ее гостеприимном доме. Так и растолстеть недолго! Но пришлось презреть опасность – Пеларгония анонсировала долгожданного английского гостя. Видимо, он тоже прошел все мыслимые тесты на перспективность. Но еще в прихожей я заслышала целый гул голосов. «Спокойно! – шикнула на меня тетка. - В большой компании флюидам легче созреть».
Мои флюиды моментально созрели, когда я услышала бархатный смеющийся мужской голос, который воспевал прекрасную хозяйку и ее необычное имя. «Это еще что! Вот у моих друзей на даче жили сестры-опоссумы Маракуйя и Черимойя!».
- Это кто сейчас сказал? – я за рукав тетку.
- Не скажу! Вот проходи и сама узнаешь.
Поистине скучна была бы наша жизнь без благодетелей. Скучна и безмятежна.


Москва, 2010