Я Онович Ты. 3. Побег

Очередной пень с треском разлетелся сразу на три части, Я поднял свежие дрова с земли, кинул к нарубленным ранее и разогнул натруженную спину, морщась от боли в пояснице. Фонарь, водружённый Я на крышу сарая, горел всё тусклее и тусклее, я постоянно оглядывался, ощущая чьё-то присутствие. Иногда казалось, что чуть поодаль, за берёзами, что опоясали весь участок по периметру, кто-то ходит, перебегает от ствола к стволу, прячась в темноте. Я успокаивал себя, мыслями о том, что это, должно быть, соседские кошки, но вечный спутник мистического страха, холодок пробегал по его спине, а может это был всего лишь холод январского вечера.

Я взял берёзовый чурбак, который давно уже ждал встречи с холодным лезвием топора, водрузил его на обледенелую, должно быть до самой сердцевины промёрзшую колоду, занёс над чурбаком топор, и с силой вонзил его в дерево, издав нечленораздельный возглас. Небольшая трещина прорезала пень, начавшись в том месте, где вошёл топор и остановившись у крупного сука. ?Ну и пень, пень – так пень…? - стал напевать Я сквозь зубы, - ?Мне с тобой возиться лень…?

С этими словами он поднял пень с торчащим из него топором вверх ногами и обрушил его на колоду. Чурбак треснул и распался на две части. ?Ну и пень, пень так пень! Мне с тобой возиться лень. Ты тяжёл, ты суковат, но расколешься ты, брат!? - продолжал Я свою незамысловатую, сочинённую на ходу песенку, он разрубил каждую половину ещё надвое и удовлетворённо завершил куплет: ?Я работать не дурак – а в печку влезешь ты и так?.

Этой дурацкой песенкой Я подбадривал себя, но, видимо, способ оказался не самым удачным – чувство страха не проходило, Я оглядывался по сторонам всё чаще. ?Ладно. Ещё два пня – и всё? - решил он.

Когда с рубкой дров было покончено, Я, в несколько ходок, перетащил их в дом. Печка горела, но уже давно скучала по новой порции топлива, Я затолкал в её пламенеющий зев несколько наиболее крупных дровин, закрыл дверцу и поставил воду для макарон. Совершив эти нехитрые манипуляции, он решил вернуться к делу, начатому несколько дней назад: он хотел сделать книгу. Не написать, а сначала именно сделать. Я уже сделал небольшой деревянный ящик без крышки, одна из стенок которого откидывалась, чтобы можно было перелистывать страницы, которые потом наполнят этот ларец. Сейчас Я приступил к оформлению обложки, для неё он уже отодрал широкий ровный лист бересты от одного из чурбаков, что лежали в дровяном сарае. Аккуратно сняв верхний белый слой, я написал ровными незамысловатыми буквами чётко посередине листа имя автора: ?Я ОНОВИЧ ТЫ?. Вокруг надписи вскоре разросся витиеватый растительный узор. Я был доволен наброском, он положил бересту на доску, взял нож и начал резать по линиям.

Весь вечер Я посвятил этому занятию, глаза болели от напряжения и скудного освещения, пальцы, сжимающие нож костенели, но когда Я закончил, он остался доволен своей работой. Он наклеил бересту на доску, которую затем планировал приладить к ящику, в качестве крышки.

В первом часу ночи Я лёг в постель. Ночью, когда в доме гас свет, и прекращалась работа, Он чувствовал одиночество особенно остро. Это одиночество выливалось в безотчетный мистический страх, видения преследовали Я и были, настолько реальны, что я весь покрывался холодным потом и забирался с головою под старое ватное одеяло. Так было и в эту ночь. Вспомнив, что он забыл закрыть печную трубу, Я встал, включил свет и пошёл в печную комнату. Там он закрыл-таки печь и выпил воды. Вернувшись к кровати, я посмотрел в окно, и вдруг явственно представил чьё-то безобразное полуразложившееся лицо, прижавшееся к стеклу тёмного окна со стороны улицы, с разинутым и перекошенным в истошном крике ртом, чью-то когтистую серо-коричневую руку, в ужасных струпьях и язвах, скребущую стекло. Он пошатнулся и схватился за спинку стула, стоящего рядом с кроватью. ?Твою мать!? - вырвалось у него. ?Спокойно… спокойно… это я придумал сам? - успокаивая себя этой мыслью, Я выключил свет и забрался под одеяло.

Прямо перед кроватью в деревянном полу, покрашенном в бардовый цвет когда-то давно, и поэтому уже выцветшем, находился люк, который вёл в погреб. Раньше там хранили картошку, но теперь, должно быть, даже мыши не посещали его из-за отсутствия еды. Я смотрел на этот люк, и ему начало чудиться, что он медленно-медленно, со скрипом, приподнимается, чьи-то пальцы показываются из-под него, а затем вылезает и их обладатель – безобразное существо – голое,без каких-либо половых признаков, обтянутое светло серой пергаментной кожей, безмерно худое, с проступающими рёбрами и впалой грудью, выпирающими суставами, с несколько вытянутой назад лысой головой на тонкой удлиненной шее, отвисшими длинными руками. Лицо существа заслуживало отдельного описания: низкий лоб, огромные жёлтые глаза без зрачков, два отверстия – ноздри вместо носа, большой беззубый рот – щель без губ, никакой растительности – абсолютно гладкая поверхность.

Я сказал громко – ?Нет!?. Всё исчезло. Сердце билось так сильно и часто, что я отчётливо слышал его в тишине, пот покрыл всё тело. ?Это какое-то безумие? - успел подумать Я, прежде чем… существо появилось вновь.