Дорогой гость или накося-выкуси

Дорогой гость или накоси-выкуси.
Инда взопрели озимые, рассупонилось солнышко, расталдыкнуло лучи свои по
степу.Понюхал
старик Ромуальдыч свою портянку, и аж заколдобился...
(И.Ильф, Е.Петров)

-Японский городовой! - выругался Иван Тихоныч и смачно плюнул в пробежавшую мимо
курицу после чего глубоко затянулся из своей старой трубки. В ворота раздался
требовательный стук.
-Кого там чёрт несёт? Ефимка! Ефимка, открывай ворота, байстрюк! Не
видишь, стучат! Да где ты там делся? Спишь, шельмец?
Из-под шиворота колодца вынырнула лохматая голова с выгоревшими на солнце
волосами.
-Сейчас, дядьку! Сейчас! Бегу уже! - и Ефимка рысью помчался к воротам,
норовя увернуться от хозяйского сапога.
-Вишь, востроногий какой, - проворчал под нос Иван Тихоныч, - Однако,
посмотреть, кого там чёрт принёс.
С этими словами он повернулся в стороны ворот и замер от неожиданного
зрелища. Всё вокруг, казалось, замерло в месте с ним, и старый петух Петька,
пытавшийся исполнить очередную арию, и дворовая шавка по кличке Пирка,
подавившаяся на полулае, и старая трубка Ивана Тихоныча, выпавшая изо рта и
зависшая в воздухе.
-Японский городовой! - Только и успел сказать Иван Тихоныч, подхватывая
трубку и воцаряя на законное место. Он слегка погрешил против истины. Блистая на
солнце расшитым золотом тёнмаге и держа в руке остро наточенный мицуми, перед
ним стоял самурай. За спиной самурая стояла свита грозно сверкая глазами из-под
надвинутых на почти на самую переносицу фундоси.
-Адорога хреновата!-сказал самурай, кланясь Ивану Тихонычу.-Тояма-
Токанава!
-Дык... Эта... Хреновата... -подтвердил Иван Тихоныч, придя в себя,
поклонился, и обернувшись к дому, проорал:
-Матрёна! Куды делась, неуклёпая! Иди сюда, неси чего надо! Не видишь,
гости пожаловали!
Из дома выскочила Матрена, путаясь в кокошнике и неся полный кафтан
пенистого каравая.
-Не изволит ли господин...
-Тамагочи-сан! - рявкнул самурай
-Тамагочи...сан, -продолжил Иван Тихоныч, низко кланяясь, - испить с
дороги?
-Накося выкуси! - благодарно сказал самурай, отпив из кафтана глоток
размером с нехилый напёрсток. - А коси ка сено, сука!- Добавил он, кланяясь.
-Дык, накосили, вроде...- смущённо сказал Иван Тихоныч, -А не пройти ли
нам в избу? А то замолаживает уже, - добавил он, поглядев на солнце.
В избе самурай уселся на мягкий, набитый перьями ватанатси, не забыв сбросить с
плеч малиновый дзабутон. Свита уселась по углам комнаты, сложив свои мицуми на
коленях.
"А ведь чем-то его надо кормить"- подумал Иван Тихоныч, и извинившись, вышел из
комнаты.
-Акимка! - позвал он громко. С полога печки слез черноволосый парнишка
сверкая белоснежными зубами.
-Вот ты где, - проворчал Иван Тихоныч. - Ну давай, рассказывай, что там
эти азиаты едят.
-Дядька, да откуда мне знать? - Наладился реветь мальчишка.
-Откуда хошь! - Нахмурился Иван Тихоныч. Ты вон тоже азият татарского
звания, хоть и выкрест! Говори, чем гостя кормить?
-Катана в сметане! - улыбнулся татарка и, резко вывернувшись, скрылся в
поленнице.
-Катана-матана... Где я ему найду эту катану...-пробурчал Иван Тихоныч, и
схватив за ухо Ефимку, жующего жменю квасу, грозно сказал:
-А ну, живо мне на речку беги, да рыбы налови! Аль не видишь, гости у нас!
-Дядьку, да где я её... - заплакал Ефимка, подтянув на живот сползшую
кику. - Да я ж...
-Поговори у меня! - Рявкнул Иван Тихоныч. - Матрёна!
-Га!
-Ща Ефимка рыбы принесёт, гостям поджаришь! А сейчас закуску нам спроворь
какую ни есть! Да переодень уполовник, ходишь в грязном, как чумичка,
простимягспди!
Тем временем Иван Тихоныч вернулся в горницу к дорогим гостям.
В комнате было тихо. Свита заморского гостя сидела скрестив ноги непонятным
образом, зорко глядя по сторонам. Сам Тамагочи-сан сидел, полузакрыв глаза, и
как будто молился какому-то японскому богу.
-А как там у вас погоды в Японии стоят? - спросил Иван Тихоныч, что бы
просто начать разговор. Не любил он сразу приступать к делу, считая это
бусурманским обычаем. Нет, Иван Тихоныч сперва предпочитал поговорить о том, о
сём, выпить с собеседником немного ароматного первача, и уж потом, когда
собеседник перестанет соображать, начать разговор о делах. В свою пользу,
разумеется.
-Погодато хреновато! - вежливо улыбнулся японец. И, подумав, спросил:
-Сукасено встога сбито?
- Да уж давно уже, -ответил Иван Тихоныч. Опосля сеностава и сбито.
Аккурат на сеностав-то стога и ставили, тогда и сбили. "Однако, бусурман,-
подумал Иван Тихоныч,-сразу к делу. Нетерпится ему, вишь..."
Тем временем в горницу вошла Матрёна, неся запотевший на льду кистень самогона и
полный обух кислой капусты.
-Не вернулся там Ефимка-то? - спросил её Иван Тихоныч.
-Да прибёг уже, оглашенный, куда денется-то. И рыбы принёс полную оглоблю.
На кухне жарят уже, с картошечкой.
-Это хорошо, -сказал Иван Тихоныч.-Ступай! Нет, погодь. Серафиму найди,
скажи, когда рыба зажарится, пусть сюды несёт. Да чтоб как положено огурчики
там, помидорчики, а не как тогда, когда генерал-губернатора принимали: Огурцы
принесли, а самогон забыли. От ить страму-то!
-Скажу, батюшка, скажу,ужо всё как есть скажу, - затараторила Матрёна и,
кланяясь, вышла из комнаты.
-Ну вот, теперь всё как положено, - произнёс Иван Тихоныч, разливая
самогон по стаканам.
-О!Сакэ, сакэ! Обрадовано затараторил японец.
-Какие тебе ещё саки? - обиделся Иван Тихоныч. - Хороший самогон,
правильный. А жёлтый, так на рисовой шелухе чистили потому что. Обижаешь,
Тамагочи-сан. Ну, по первой за встречу.
И они посидели немного, потом ещё немного... Потом в горницу вошла
Серафима, неся полный ухват жареной рыбы с картошкой. Из-под крышки ухвата шёл
удивительный, обоняющий ноздри запах...
-Сукасима!- Обрадованно закричал самурай при виде дворовой девки. -
Вхатесука!
-Ты, Санёк, полегче малось, не гони лошадей-то, -проворчал Иван Тихоныч, -
И не сука она, а девка моя дворовая. Хотя, да...где-то и сука.
Гости увлечённо кушали рыбу палочками, вызывая этим немалое удивление
Ивана Тихоныча. Сам Тамагочи-сан не только ел рыбу, но и пытался угощать
пристроившуюся к нему на ватанатси Серафиму, что было весьма затруднительно
делать, поскольку левая рука японца находилась где-то глубоко в складках
Серафиминой двуколки. Серафима закатывала глаза, хихикала и изредка повизгивала.
-Ты не боись, Тама-Гоша-Тута-Саня, - басил Иван Тихоныч, - сена мы тебе
нагрузим, полный сарафан двухосный, вот те крест! И возьмём недорого, в накладе
не останешься.
-Японец весело улыбался и часто кивал, продолжая исследовать Серафимину
двуколку, что ей весьма нравилось. Наконец, опустошив тарелку, он сказал:
-Хотюписа, Хотюкака!
-Нужник во дворе,- объяснил Иван Тихоныч. - Ефимка! Проводи!
.............
На следующее утро гости уехали, захватив с собой полный сарафан сена. Иван
Тихоныч пересчитал выручку за сено, порадовался про себя, что здорово нагрел
японца. "Однако, Серафиму наградить надо. Без неё б выручка меньше была б, -
подумал Иван Тихоныч, - дать ей пятак на новую двуколку, взамен той, что японец
порвал...Эх, грехи наши тяжкие..."
-Япона мать! - Добавил он вслух. Тут же раздался стук в ворота.
-Ефимка! Открывай, чёрт, где ты там прячешься!
-Бегу, хозяин! Уже открываю!
"Кого там опять чёрт принёс, - подумал Иван Тихоныч, - Пойти глянуть..."
И обомлел. За воротами стояла молодая узкоглазая женщина с ребёнком на руках.
-Асамато Ясуко!-произнесла она и поклонилась...